Случай
СЛУЧАЙ
На улице шипенье шин, шорох листьев, лёгкое дуновение слишком тёплого ветерка. Ползут, ползут по ярко-голубому небу молочные завитки облаков, обуреваемые жаждой закрыть солнечный диск, спрятать его от завистливых глаз людских. Знойно шевелится воздух над асфальтом, рядом буйно чахнет трава, оберегаемая крикливым транспарантом «По газонам не ходить!», бьются в стёкла одуревшие от жары мухи, рвёт сирень в неположенном месте невысокий гражданин в чёрном костюме, пугая ранних бабочек и воровато озираясь по-, над- и за-. Мирно бредёт ничья, судя по всему, собака, выкинув изо рта бледный и потный язык. Лежат в дрёме майские жуки, отдыхают от ночных похождений.
- К обеду время, к обеду.
Небрежно игнорируя весь этот летний пейзаж, красиво и сосредоточенно работая локтями, плавно передвигая джинсы с надписью «Спорт» - если смотреть со спины, надпись будет справа и немного ниже пояса, - в сандалиях на пыльну босу ногу бежит интересный парень, лихо засучив чуб, щедро растущий из-под не очень в современных условиях модной кепки. А бежит он не забавы какой-то ради-для, но даже отнюдь и нет, потому что загляни мы сюда любопытным глазом секундой-другой пораньше, так заметили б, как остановил он свою бортовуху, славное послевоенное чудо – машину ГАЗ-51, покрутил носом, разворачивая ноздри в сторону кузова, бросил туда молниеносный взгляд молодых карих глаз и рванул осмысленно от шестицилиндрового семидесяти-лошадино-сильного друга.
Бежать ему недалеко – до ближайшего кювета, и, пока недалеко бежит он, вьётся, струится над кузовом всё более явственно сереющий дымок, и грустят, тоскуют в кузове газовые баллоны, тесно прижатые друг к другу, не зря опасаясь за свою судьбу.
И вот полыхает, взрываясь, оставленная бортовуха, а парень смотрит из придорожной канавы, философски жуя травинку, сознавая, что нерядовой случай подарила ему жизнь, что будет о чём рассказать внукам и правнукам – в будущем, корешам в гараже – сегодня же, ну и, конечно, симпатичной девушке Люсе – после ближайшего субботнего многострадального индийского фильма – для создания нужного настроения.
- Трофимыч на вчерашней политинформации точно говорил: опять бытие определило сознание, диалектический материализм, кровь-из-носу. А пить вчера зря бросал – всё равно права гавкнулись.
Пугнувшие понапрасну тягостной для уха мощью гудков две пожарные машины с бодро-брезентовыми людьми приехали раньше уполномоченных принимать решения о дорожно-транспортных происшествиях, которые появились вместе с человеком, имевшем самое непосредственное отношение к тонкому искусству – фотографии. Это своё отношение он и продемонстрировал, умно освещая магниевой вспышкой чёрно-бурые железки. Главный среди пожарников, не в состоянии скрыть гордость победителя, пришедшего первым, - не бросайте, мол, словечки – спят, как пожарные, - мы, мол, тоже, кроме домино, когда надо и где надо можем, мол, блеснуть выполненным долгом и обострённым чувством ответственности, - подошёл к старшему блюстителю дорожного порядка; стоял, смотрел за действиями фотографа.
- Фотография – это, прежде всего, голос добросовестного свидетеля, повторяющего, хотя и не всегда слово в слово, сказанную жизнью фразу, капитан. Возьмём ли мы первую фотографию Нисефора Ньепса, снятую из окна мансарды во Франции много лет назад, или сработанный на высшем уровне современной техники вчерашний фотоснимок космического спутника, в обоих изображениях мы найдём одно качество – объективность. Не так ли, капитан?
Человек в синем фирменном пиджаке с четырьмя золотистыми звёздами на каждом плече, выслушав, приоткрыл рот и поглупел глазами, что моментально снизило его профессиональную значимость.
Двое его подчинённых тем временем истово орудовали рулеткой, пытаясь замерить тормозной путь бывшей славной бортовухи. Глядя на них, капитан подумал с завистью: «Подкован, подлец… Нисефора Ньепса, кровь-из-носу… Досуг велик, литературку почитывает», и сказал, чтобы потом перейти к актуальному и более знакомому лично ему вопросу вооружения автоинспекции пластиковыми жезлами, лёгкими, долговечными и гигиеничными в обращении; заготавливая такой переход, сказал солидно, претендуя на осведомлённость:
- С фотобумагой перебои…
Но не успел он выждать небольшую паузу приличия, потому что не выпустил жар-птицу инициативы из своих рук брандспойнтных дел мастер.
- Однако трудно отрицать, капитан, некоторое качественное преимущество фотопапир ОРВО бром-дубль-вэ, раз уж речь зашла о бумаге, дубль-вэ-эн-один, нормаль, глосси, извините, что по-английски, сингл-вейт над ФОХАР, бромосеребряной, нормальной, бэ-эн-триста-одиннадцать, раз уж речь зашла о бумаге, капитан. Кстати, в этой связи, как вы оцениваете ленинградскую, унибром, глянцевую, тонкую, белую, контрастную номер пять, ГОСТ десять тысяч семьсот пятьдесят два тире шестьдесят четыре?
Капитан снял фуражку и вытер платком нежно подстриженную голову. Газон волос, обещавший блестящее будущее, чуть шевельнулся, как бы торопя с ответом. «Сдавать стал, - решил капитан. – Вчера в кроссворде седьмой по среднегодовому сбросу приток Оби не распознал…»
- «Зенит» сегодня со «Спартаком» играет, - торопливо, по-щенячьи визгливо и угоднически крикнул он вдогон уходившему пожарному, надеясь лицом. Но – пожарные машины тронулись, шевеля синими огнями, и скрылись красными стрелами в жёлтом летнем зное, а звуки ревунов ещё долго стелились в дрожащем над асфальтом воздухе.
Оторвёмся от сомнительной ценности диалога, оставим на некоторое время капитана, дадим ему отдохнуть от яркого собеседника, встанем незримо за спиной его соратника по культу внутренних дел, молодого лейтенанта, с важностью отбирающего показания у незадачливого погорельца, извлечённого из нечистой канавы со скрывающим её суть названием кювет, куда, как известно, забросил его рок событий, и стоящего теперь навытяжку перед протокольной авторучкой, затравленно глотая слюну и вздрагивая кепкой при каждом глотке.
Обозначенный выше лейтенант упорно думал, обозвать ли шофёра гражданином – на всякий пожарный, мыслил он, вспоминая брезентовых ребят, - или, без всякого пожарного, оказать доверие, обозвать товарищем. Официальная сухость настаивала на первом, всепрощение и коммуникабельность молодости – на втором. Сомневался лейтенант, рассматривая путевой лист, и вдруг выпалил для самого себя неожиданно:
- Ну рассказывай, друг!
Вышло хитро, двусмысленно: как бы по-отечески подбадривающее-покровительственно, но и, в то же время, с издёвкой, в общем, не-разбери-пойми.
- Чё рассказывать-та еду я в норме ну чуть клапана стучат трезвый понятное дело на повороте сбавил за деревьями не видно прижался вправо гляжу девки на великах штаны в обтяжку ну я понятное дело высовываюсь и так для проформы вворачиваю куда едете на велосипеде да с таким тендером понятное дело поддай газу меня не возьмёте очень соскучился девки по велику якобы покрутил башкой чувствую гарь какая-то ну кричу девки крУтите аж штаны дымятся а сам замечаю в кузове дымок вроде в заднее стекло глянул тоска по родине к обочине подал а в кузове горит понятное дело…
- Как успехи, лейтенант? – спросил подошедший капитан, по-видимому отошедший от предыдущей маленькой, вот бы точнее сказать, если и не конфузии, то уж и не виктории.
- Статическое электричество, товарищ капитан, ясно, как божий день, накопление заряда, всё равно что суконкой эбонитовую палочку, товарищ капитан, - наморщив лоб, старательно, нараспев произнёс лейтенант, силясь сдержать радость от своей начитанности.
Капитан нервно моргнул.
- Я думаю, вы тут без меня справитесь, - кисло сказал он, подавленно вздохнул и направился к автобусной остановке.
- Куда вы, товарищ капитан?
- Ах да, ах да, - задумчиво встрепенулся тот, перекладывая уже поднятую ногу по направлению к машине цвета шведской хоккейной сборной…
- Эти рожи пьяные, шоферюги, - причитала тётка в собравшейся по случаю случая толпе, - всех бы посажала. На той неделе у магазина с подружкой стою, ждём – хлеб свежий привезти должны, - так эта морда бандитская, харя пьяная, хлеб перевозит, к магазину поворачивал - и в столб фонарный.
- Не дождалась, значит, хлебушка, - заржал рядом стоящий паренёк.
- Ентот тверёзый, - возразил старичок с ватообразной бородой, - вишь, минцанер грит, искра просклизнула.
- Троих увезли, погорели. Чёрные все, страсть, а один дышал так: а-хы, а-хы, - слышался строгий шёпот в другом углу.
- Искра-а, - сказала тётка старичку. – Пьют как черти, в башке у него искра, дедушка, а милиция, чё ж она скажет, она за показатели борется. У соседа моего в воскресенье гулянка была, дружок ему морду и набил, не знаю, чего у них промеж себя вышло, а жена вызвала участкового, он приехал и говорит, ну, вы здесь люди свои, договоритесь, зачем вам нужно, дело такое, милиция… туда-сюда и уехал. А ты, дедушка, - искра-а…
- И-и, милая, у мне анбар в двадцать седьмом годе сгорел, мине же и посадили. Молонья вдарила, он и сгорел, значит, от искры…
- Сгорел амбар-то, дед, значит, - опять хохотнул парень.
- Куды ж ему , сердешному, деться, сгорел, красавец, от искры…
… Толпа, плавно регулируя свой количественный состав, продержалась до отъезда всё замерившего, изучившего обстановку, снявшего пенки показаний коллектива автоинспекции.
День между тем перевалил на свою вторую половину. Деревья с паутинкой грязи на листьях тщетно надеялись на вечерний дождь. Собака с выкинутым языком, сомкнув тяжёлые веки, привалилась к столбу, дремавшему перед вечерней осветительной работой. Солнце убавило свою ярость. Ветерок стих, отдыхая. Только малоразличимые в травяных дебрях муравьи прежней утренней рысью деловито спешили по своим кооперативным делам. В небе прожурчал самолёт, перебираясь в дальние страны…
… А вечером незадачливый шофёр, парень в кепке и штанах «Спорт», говорил застольному случайному дружку, стоя в ближайшей закусочной:
- Дядь Вась этот шибко очень тожа грамотный военный дядь Вась говорит электричество статистическое вопиющее дело дядь Вась на этого лейтенанта государство сколько ухандокало ведь даже страшно подумать.
- Бываить, - веско произнёс дядя Вася, отчётливо захмелевший. – У меня практикант, с ПТУ прислали, ключ одиннадцать на тринадцать кудый-то забельшил, сукин сын, а так ничего пацанёнок, шустрый, так что – бываить.
Жёлтый таракан аккуратно ходил вокруг тарелки, стараясь не замочить тонкие ножки в пивных пенных отложениях.
- Мы дядь Вась с тобой налог платим чтоб значит в надежде на всемирное существование а государство дядь Вась вместо противопоставления агрессивному НАТО фиги под нос протрачивает наши трудовые вот на таких вот хмырей кровь-из-носу.
- Бываить… Ты рыбки спробуй, натуральная… Одиннадцать на тринадцать, Федя, это я тебе скажу, дефицит.
- У него ж дядь Вась китель казённый с пуговками блестящими бензин дармовой и на дороге он всегда деньжат срубить может даже хоть и с меня а у меня весь бизнес канистру толкнуть.
- Четырнадцать на двенадцать – пожалста, ванадь…дьевые есть. Одиннадцать на тринадцать – это нет. Но самое милое дело – накидные. Накидной ключик, Федя, вот вещь, достойная понимания.
- А как случилось я стекло опустил беломорину изо рта швырнул а она стерва в кузов напрасно старушка ждёт сына домой так что если б не этот фуражкин околыш апрЕ-демЕ щупать бы мне твои накидные.
В неуютном помещении с одноногими непривычно высокими мухоморами-столами подвально застоялся запах дрожжей. На неубранных с обеда столах, сдвигая останки недоеденного, недопитого, пролитого и уроненного, на столах, усеянных шестиногими с крыльями, ютились многочисленные посетители, стремясь замкнуться в интиме партнёров среди стынущих там и сям сосисок. Прочный и равномерный гул, создававший привокзальный фон, часто взрывался обронённой ложкой с ритмично затихающим стуком, колокольчиковым лязгом разбитого стакана или отрывистым лаем кассирши, заставлявшим всех вздрагивать испуганно. Подвернув выше локтей халатные рукава, уборщица мастерски-халатно развозила шваброй сырые опилки по серым плиткам пола, задевая носки ботинок и гнутые ножки стояков, собирая с пола пустые бутылки. Сибирский кот, лежавший в углу, сонно поглядывал на неё чуть приоткрытым глазом.
- Должны ЗИЛ дать, завгар давно грозился. А горело здорово, дядь Вась, сплошной Плайя-Хирон.
- Бываить… Об себе не позаботисси, никто об тебе не подумает никогда.
Комментарии можно оставить в блоге.