Антонович Любовь Михайловна

           – Я помню войну. Очень хорошо помню. Я слышала, каким тоном люди говорили, что началась война. Я видела лица близких при этих словах. Я понимала, что случилось непоправимое, страшное, то, из-за чего жизнь перестанет быть беззаботной и счастливой. Но я и думать не могла, что будет то, что произошло. Что половина моей семьи будет убита фашистами. Это был первый день войны…

Затем в Восточной Пруссии погиб отец, Михаил Дмитриевич Денисов, потом пришла похоронка на старшего брата Григория, который сразу после школы ушел на фронт и вскоре погиб в Крыму – остался в памяти молодым безусым юношей с открытой улыбкой.

          Когда началась оккупация, в Некрашовке почти никого не осталось – все перебрались в землянки и лесные курени, где выживали кто как мог. Мама взяла коровку в лес, может быть, это и помогло не умереть с голода, – вспоминает Любовь Михайловна. – Страх был, конечно. Не человеческий такой, а животный. Бывало, прячемся в землянке, мы, дети, плачем, нас утешают. Мол, скоро все закончится и будет снова прежняя жизнь. Мы верили этому и успокаивались. А самым страшным был голод. И на это никакие слова не действовали. Есть хотелось так, что ни о чем другом не думалось. Это совсем не похоже на то, когда просто проголодался. Это непрерывная медленная пытка, которую, кажется, скоро не сможешь выдержать. Это сон, в котором невозможно забыться, потому что снится, что хочется есть. Это поиск сурепицы, или, в лучшем случае – брюквы, мерзлой картошки, чтобы не умереть. Голод для меня страшней войны. А война страшна для меня по большей части из-за голода. Я боюсь и того, и другого. Не дай Бог пережить это снова.

          Летом 44-го тетя, сестра мамы, забрала нас в Добрынь, где я и пошла в школу. Жили бедно, скитались по пустующим хатам. Затем окончила 7 классов и поступила в открывшееся в Калинковичах сельскохозяйственное училище на зоотехника. Однако доучиться и получить профессию не пришлось – нечем было платить за съем квартиры (общежития в ту пору не было). Пришлось вернуться в Добрынь и пойти работать. Сначала почту носила, потом на спиртзаводе работала в винном цеху, затем в Даниловке на теплицах трудилась. Здесь же вышла замуж за своего Андрея, с которым вырастили троих деток. Вот так и живу до сих пор в родительском доме одна. Уж лет двадцать, как не стало хозяина, затем похоронила сыночка Анатолия. Дочки, Мария и Рая, спасибо им, приезжают, навещают, к себе зовут. Но лучше, чем в своей хате, нигде места нету. Летом тут благодать – природа, кусочек своей земельки. Внуки, правнуки иногда заглядывают – у меня 5 внуков и 12 правнуков!