Полярный Урал

Отчет с комментариями

о велосипедном походе пятой категории сложности по Полярному Уралу. Август 2005

Посвящается харьковским велотуристам

Роману Гнатышину и Григорию Сердюку

Такой велопоход нам не приходилось делать. В нем мы выложились полностью, без остатка. В этом одном походе было все, что встречалось в ранее пройденных сложных маршрутах – и суровость гор, и большое количество бродов через бурные реки, как на Памире, труднопроходимость дорог, и болота как на юге Коми АССР, и огромные безжизненные, пустынные пространства, как на суровом плато Устюрт, между Аралом и Каспием. На эмоциональном уровне были, конечно, спортивный азарт и даже гордость что не каждый велотурист может совершить подобное, но самое главное – было понимание цели: нужно было впервые пройти спортивный велопоход высокой категории сложности по Полярному Уралу и сделать для себя, и возможно последующих групп вывод, о принципиальной возможности проведения велопоходов в этом регионе, который до сих пор для нас, велотуристов, являлся «белым пятном» на карте нашей бывшей страны. Но не станем забегать вперед и начнем все сначала.

А начало было, впрочем, обычным, если не считать зимних, долгих, частых, безрезультатных вглядываний в карту СССР с одной лишь только мыслью – вопросом: «Куда идти в поход в этом году?». На этот вопрос с каждым годом отвечать нам все сложнее и сложнее. Более 30 лет путешествий на велосипеде по стране, оставляют мало шансов на нехоженый район и интересный маршрут. Кроме того, проводить ежегодно походы в желаемых, но удаленных от Украины регионах стало довольно накладно материально, не говоря уже о том, что, чтобы попасть во многие из них нужно решить массу дополнительных вводных, от загранпаспортов, виз и местной валюты, до транспортировки велосипедов, таможенной бюрократии и специальных разрешений на местах. Учитывая все это, взгляд на карту в нынешнем году ограничился исключительно Европейской частью СНГ, что значительно сузило возможности выбора маршрута, так как вся Европейская часть СНГ от Прибалтики до Урал и от Хибин до Кавказа за многие годы объезжена нами практически полностью.

Количество карт на столе увеличивалось, время шло, а решения не было. И вот, однажды, при очередном просчете вариантов, и анализе приобретенных маршрутов по Уралу, взгляд остановился на той его части, где сочетание велосипеда и возможностей для его применения казались несовместимыми – Приполярный и Полярный Урал. Любой велотурист взглянув на карту может убедиться в этом сам. Но, тем не менее, чтобы получить аргументированный ответ на вопрос: «А почему нет?», было решено подробнее изучить велотуристские возможности этих самых северных частей уральских гор. Хотя, если честно признаться, было больше познавательного интереса, чем надежды на возможность проведения велопохода в этих районах.

Уже с первых страниц немногочисленной туристской литературы по Приполярному и Полярному Уралу, стало понятно, что это не места для единичек и двоек, и, как говорится, не для слабых. Все пройденные и предлагаемые туристские маршруты, во-первых, как правило, водные и лыжные, или комбинированные – пеше-водные. Чисто пешеходных походов очень мало. Во-вторых, походы в основном сложные, четвертой и пятой категории, а в-третьих, упоминания о каких-либо велосипедных маршрутах естественно отсутствуют вообще, что говорит о том, что еще никто не пытался «кататься» здесь на велосипедах. Последнее обстоятельство, с одной стороны, указывало на то, что если поход состоится, то будет полностью первопрохождением, а с другой стороны требовало еще более детального и тщательного изучения района. Началась серьезная азартная работа, в процессе которой возрастало желание увидеть эти редко посещаемые туристами суровые края.

Через некоторое время, когда были перебраны сотни журналов, десятки отчетов и книг, получена информация из Интернета, посланы письма на места и получены ответы, выслушаны рассказы туристов побывавших на Полярном и Приполярном Урале, желание увидеть все своими глазами усилилось настолько, что не поехать туда было бы просто преступлением. Поэтому и решение могло быть только одно – едем! Едем, даже если придется большую часть маршрута велосипеды вести или тащить на себе. Нас настолько заинтересовала и заинтриговала необычная природа тундры, что мы были уже согласны на все. С этого момента, круг абстрактных проблем сузился до вполне конкретной задачи – найти такое количество участков, чтобы можно было составить из них логичный маршрут, соответствующий нормативам велосипедных маршрутов пятой категории сложности. Но и эта задача оказалась не простой. В велопоходах, основным протяженным препятствием являются естественно дороги, а здесь дорог, в нашем обычном понимании, очень мало. Чаще всего в литературе и на картах о дорогах на Полярном Урале было написано – «тракторная или ворга». И то и другое для нас было загадкой. Самые труднопроходимые дороги, которые нам попадались в ранее пройденных походах, были зимники в глухих таежных лесах и так называемые овринги в горах Памира. Овринги – это узкие тропы из хвороста или плоских камней, закрепленные вдоль отвесной стены и висящие, как правило, над водой, для того чтобы можно было пройти прижим. Теоретически тракторную дорогу можно конечно представить, а вот воргу даже при хорошем ее описании представить трудно, потому что это исключительно местное явление и поэтому ее нужно только видеть. Хотя характеризуется она довольно просто, ворга – это оленья дорога, по которой пастухи ездят на нартах и ежегодно перегоняют стада оленей. Но велосипед, если отдаленно и похож на оленя, все же менее приспособлен для таких дорог, что стало ясно только на месте. (Рис.6) А вот еще одна необычная характеристика дорог: в условных обозначениях одной из карт, некоторые дороги были со следующей аннотацией – движение автомобилей возможно со скоростью не более 10 км/час. Одним словом многие вопросы, касающиеся дорог, оставались неясными до того дня, когда мы выгрузились из вагона поезда Симферополь – Воркута, на крохотной станции Сейда, за, почти сотню километров до столицы Полярного Урала – Воркуты.

Сразу нужно сказать, что уже на ранней стадии изучения предполагаемых регионов путешествия, когда, как уже упоминалось, рассматривали два варианта – Полярный и Приполярный Урал, последний был исключен как менее приспособленный, или даже вовсе не возможный для проведения велопоходов, ввиду почти полного отсутствия каких-либо дорог. Поэтому вся дальнейшая работа и подготовка велась по Полярному Уралу.

И так, Полярный Урал, станция Сейда и наконец-то настоящая тундра, которая поглотила нас с первых же шагов от небольшой платформы. Как мы и предполагали «пятерка» началась с этих первых шагов, без подходов и раскачки. Несколько десятков метров грунтовки от станции, внезапно закончились и перед нами встал не радостный выбор – дальше идти по высокой насыпи железной дороги ведущей к цели нашего маршрута в Воркуту, или по еле угадываемой, заросшей низкорослой полярной растительностью тракторной дороге, пролегшей в стороне от насыпи на небольшом удаленном от нее. Здесь и произошло знакомство с первой тракторной дорогой, количество и разнообразие которых, затем составило основу нашего маршрута. В дальнейшем их состояние варьировалось от хорошо выраженных в горных массивах, до полностью исчезающих в болотах тундры.

Первые попытки протащить велосипеды по тракторной дороге не увенчивались успехом, и уже вскоре нам пришлось выбраться на насыпь железной дороги и, время от времени, пропуская грузовые составы вести велосипеды по шпалам. К концу первого ходового дня мы все же преодолели около 30 км. На завтра до станции Хановей, откуда начинается нормальная дорога, т.е. по которой можно ехать, оставалось еще 20 км тундры. Вечером, у небольшого ручья, умудрившись собрать немного дров, развели костер. Варили кашу, нарезали украинское сало и переваривали впечатления первого дня похода.

В легких сумерках, еще довольно белой ночи, на фоне обступившей нас бесконечной тундры виднелись, такие маленькие отсюда, горы, протянувшиеся с севера на юг, на сотни километров. Нам хотелось поскорее приблизиться к ним, ощутить их, побороться с ними. Но до этого дня предстояло еще около 200 километров , вдоль таких манящих, неясных очертаний хребтов, на вершинах которых местами блестели на солнце белые шапки снега. Но, как сказал известный комедийный киногерой: «Торопиться не надо!», ведь и здесь, на открытых всем ветрам просторах тундры, нам пока что достаточно трудностей и экзотики. Проходимость тундры, не смотря на ее низкорослость, настолько сложна, что если нет хоть мало-мальски «натоптанного» следа, то и соваться в эти карликовые дебри полярной ивы, березки и ольхи, с велосипедами, лучше не стоит. В этом мы уже убедились, когда кое-где пытались пройти напрямик в надежде сократить расстояние, а при этом теряли время и понапрасну растрачивали силы.

Но вернемся к первым впечатлениям. Благодаря многомесячной разработке района, особых неожиданностей не предполагалось. Сказано: «Все познается в сравнении», вот и нам предстояло все увиденное просто сравнивать с тем, что было раньше и теми описаниями, которые мы читали в разнообразной литературе при предпоходной подготовке. Самой популярной и в то же время самой информативной была, пожалуй, книга из серии «По родным просторам» А. Кеммериха под названием «Полярный Урал», из которой мы получили основные ясные и подробные сведения, приворожившие нас к этому северному краю. Его описание, приведенное в этой маленькой книжице не может оставить равнодушным человека понимающего и любящего природу, ведь она на Полярном Урале, не смотря на то, что сурова, действительно уникальна и по-своему прекрасна. Ее разнообразие в этих широтах поражает – таежные и тундровые пространства Печорской и Западно-Сибирской низменностей, горная область в 25000 кв. км., бурные и полноводные реки, низвергающиеся водопады, хрустально-чистые озера, пышные горные луга и оленьи пастбища, белоснежные ледники, вечная мерзлота и голубые наледи, бесчисленное количество непуганой дичи, рыбы в реках и озерах, моховые болота и изобилие грибов и ягод, белые ночи, необыкновенные цвета неба, непостоянство погодных условий, полярный день и полярная ночь, экзотическая самобытность аборигенов-оленеводов и конечно же изумительное северное сияние, и все это – Полярный Урал.

Первое географическое описание и карта Полярного Урала были составлены в 1850 году. Освоение края, начавшееся более 150 лет назад, по сути, продолжается до настоящего времени. Значительная часть территории Полярного Урала и по сей день совершенно не населена, слабо изучена в природном отношении и сравнительно редко посещается туристами. В горной области постоянных поселений нет, лишь летом в горах можно встретить временные, нередко заброшенные базы различных экспедиций и чумы оленеводов. На огромных пространствах тундры, так же, на сотни километров нет человеческого жилья.

К сожалению не все красоты Полярного Урала нам предстояло видеть. К примеру зимние пейзажи – полярные ночи, полярное сияние, многокилометровые сугробы сквозь которые как в лабиринте пробираются железнодорожные составы, снегозадерживающие шестиметровые заборы у крохотных железнодорожных полустанков, снежные лавины, невероятные морозы, зашкаливающие за минус 50, ураганные западные ветры, скорость которых в горах достигает 50 – 60 метров в секунду.

Большую часть времени заполярье живет зимой. В горах, к примеру, зима держится девять месяцев. Только в июне начинает сходить снег, а уже в начале сентября вершины хребтов одеваются снежным покрывалом. Октябрь – глубокая зима с частыми метелями, ветрами и морозами. Но и летом нужно быть начеку. В описании погоды в аномально жарком для Полярного Урала 1957 году, была не менее аномальная фраза: «…стояла сильная жара, за все лето не было ни одной метели». С середины мая начинаются белые ночи, в тундре и в горах еще завывают метели и только в июле наступают теплые дни. К середине месяца на равнине сходит снег, и после короткой весны приходит такое же короткое и позднее лето. В начале августа ночи становятся темней, ежедневно день убывает на тринадцать минут, а уже в конце месяца нередки ночные заморозки. Летняя погода на Полярном Урале не постоянна: теплые солнечные дни в течение нескольких часов могут смениться ненастьем и резким похолоданием. Словом климат не как у нас, а резко континентальный.

Следующим утром рассвет мы проспали. Не потому что поздно был объявлен подъем, а потому что рассвет, без всякого на то разрешения, наступил посреди ночи. И когда мы выбрались из палаток как это обычно в шесть ноль – ноль, солнце уже стояло непривычно высоко. Видя такой непорядок, руководитель похода сразу же объявил первый указ для дежурных: впредь в оную рань солнце так высоко не поднимать. Но, не смотря на его указание, а также старания дежурных и главного синоптика группы отвечающего за всю погоду на маршруте, солнце каждое утро продолжало вставать по законам белых ночей. Нам оставалось к этому только привыкнуть, быть довольными тем, что оно регулярно появляется там, где ему положено появиться – на востоке, да еще перевести часы на местное время.

Сегодня событием дня должно быть знакомство с главным городом края, центром Печорского каменноугольного бассейна – Воркутой. Первые поселения русских на Печоре и Оби появились в конце XV века. В последующее время много людей спасалось в этих краях от рекрутчины, царского гнета, крепостной зависимости и религиозных гонений. Первые известия об ископаемых богатствах Уральского Севера относятся к XVII веку, и планомерное их освоение началось лишь в начале ХХ столетия. В частности на Полярном и Приполярном Урале найдены богатейшие месторождения каменного угля, горного хрусталя и многих редких металлов. Одним из первых покорителей Заполярья и открытых там месторождений, в 50х годах прошлого века были репрессированные заключенные, в том числе политические. Сколько их погибло в суровые зимние морозы, в бесчисленных зонах и лагерях? Но это совсем другая история. Мы же возвратимся к так сказать нашим «оленям», т.е. к великолепной панораме Воркуты расположившейся в огромной пологой котловине, хорошо просматриваемой с вершины сопки, на которую нас привела, даже не верится, асфальтовая дорога. Город как на ладони. Центральная его часть, через которую протекает река Воркута застроена архитектурными постройками Сталинских и Хрущевских времен, а на окраинах, как и в большинстве наших городов, высятся современные многоэтажки. В радиусе примерно двадцати километров вокруг Воркуты, расположились угольные шахты, у многих из которых возвышаются конуса терриконов, четко вырисовывающиеся на плоской, однообразной поверхности тундры. Вокруг каждой шахты, как правило, ютится рабочий поселок, одноименный с названием шахты – Северный, Воргашор, Октябрьский, Мульда и т.д. Дороги идущие от Воркуты к этим поселкам и шахтам образуют два полукольца северное и южное, которое в последствии соединяются в кольцо. Проехав по этому кольцу и объехав город, мы убедились, что Воркута действительно самый большой город края, и крупный центр угольной промышленности Европейского Севера. Появился он в начале 30х годов, когда в районе реки Воркуты были найдены месторождения каменного угля, и если честно признаться, то он не так уж велик, но нам понравился, очевидно, потому, что не предполагали что он может быть таким чистым, уютным и приветливым. А, припомнив наш Донецк, можно предположить что чистота и аккуратность – тенденция каждой угольной столицы.

Мы почему-то не очень торопились, выезжая из города. (Рис17). Может быть, потому что после него намного дней уходили в безлюдное пространство. Тем не менее, сроки расписаны, погода благоприятствует, время терять нельзя и мы прибавляем ходу. Но не тут то было. То ли Воркута теперь не хотела отпускать нас, то ли просто нужно было добавить воспоминаний о ней, но проезжая уже последний шахтерский поселок у нас произошла поломка, и не какая ни будь – (подкрутить, подкачать), а довольно серьезная, которая вполне могла поставить под угрозу срыва весь поход. И этот злой рок постиг не кого ни будь из участников, а руководителя Олега Владимировича Кривошеева. Поломка расстроила его очень сильно, потому, что как военный человек он привык к порядку, а данная нештатная ситуация портила настроение и отвлекала от полноценного отдыха. Мы, конечно, шутя говорили о том, что ему, как полковнику вообще нельзя бегать и ездить на велосипеде, потому что в мирное время это вызывает смех, а в военное панику, но поломка нас действительно огорчила. Разломался один из запрессованных подшипников в кассете каретки. Специфичность узла и всего велосипеда говорила о том, что наши шансы на ремонт почти нулевые. И это в начале похода! Только чудо могло нас спасти и как это ни удивительно, оно произошло. Состоялось оно из ряда последовательных удач. Первая, это конечно то, что поломка произошла именно здесь, в городе, вторая – в одном из магазинов удалось уговорить разукомплектовать подходящий велосипед и продать нам нужные запчасти, третья уда-

ча – в гараже одного из воркутинских АТП в нашем распоряжении оказалось все нам нужное для ремонта – тиски, токарный станок, сварочный аппарат и т.д., четвертая – это люди, с сочувствием и пониманием отнесшиеся к нашей проблеме и всячески помогавшие нам. Чтобы провести эту операцию по спасению велосипеда, а заодно поднятию боевого духа руководителя, пришлось устроить базовый лагерь на окраине Воркуты. На ремонт ушло почти сутки времени, тем не менее, мы считаем, что нам все же здорово повезло, и везение с тех пор еще не раз выручало нас в дальнейшем.

Дорога до заброшенного поселка Хальмер – Ю проложена по старой железнодорожной насыпи, с которой давно уже сняты рельсы и только кое-где под колесами велосипеда еще виднеются остатки полусгнивших шпал. Вдоль дороги иногда попадаются лежащие на обочине ржавые исковерканные железнодорожные вагоны. Левый горизонт до краев заполнен тундрой, а на правом по-прежнему голубеют горы.

После Хальмер Ю мы должны сменить направление движения с северного на восточное и по старой тракторной дороге подойти к горам. Проехав от Воркуты несколько десятков километров, встретили расположившуюся на обочине кавалькаду из тринадцати квадрациклов и двух огромных джипов, у которых вместо колес были установлены оригинальные системы траков. Побеседовав с участниками необычной экспедиции, мы выяснили, что сборная группа мотоциклистов из разных городов России и несколько американских путешественников – экстремалов, решили пройти на своих транспортах по тундре, к побережью Карского моря. На маршруте группу сопровождают два гусеничных тягача. Их назначение – перевозка снаряжения, вытаскивание и буксировка застрявших, а так же как говорят туристы – лыжники – тропить лыжню. Пожелав друг другу удачи и распрощавшись с коллегами, мы двинулись вперед и к вечеру, с большой осторожностью преодолев полуразрушенный мост через левый приток р. Воркуты, остановились на ночевку на его высоком берегу. (Рис.19).

Поздним вечером, уже засыпая в палатках, мы услыхали в ночной тишине приближающийся рев двигателей. Когда мы вышли из палаток то увидели невообразимо грохочущее, приближающееся к мосту знакомое автомотошоу, феерически мерцавшее разноцветными огнями и светом фар на фоне темно-синего неба. Эту картину мы наблюдали снизу вверх, так как находились внизу у реки. Ничего не скажешь, красивое зрелище. Кавалькада приблизилась к мосту и остановилась, а ГТСы поехали вниз к реке, к броду. Длина общего пролета моста приблизительно 80 метров , высота над рекой около 20 метров . Состояние его ужасное. Уложенные на трухлявые старые шпалы доски, во многих местах «живые», а кое-где вовсе отсутствуют и доски, и шпалы. На наш взгляд мероприятие по преодолению моста, да вдобавок в темноте, получается опасное и здесь уже не до красоты, которую мы наблюдали, как в кино. Человек с мегафоном и фонариком осторожно перешел по мосту на противоположную, нашу, сторону и в мегафон дал команду ожидающим с включенными двигателями транспортам: «Первый пошел!». Первый квадрацикл медленно «переступая» с доски на доску, со шпалы на шпалу благополучно прошел мост. За первым также, по одному, прошли все остальные квадрациклы и два джипа. Вобщем, все обошлось и, собравшись вскоре вдоль дороги, уже на нашем берегу, процессия продолжила свой путь в окружавшую темноту ночи. На наш взгляд не совсем веселое слово «процессия» здесь вполне уместно, потому что совершенно не понятно, почему нужно было такой особо опасный участок проходить ночью, при свете фар. Думается, что даже возможное отставание от графика движения не может в таких случаях служить оправданием. Но, в конце концов, это не наши проблемы и нас это не касается. Мы остались довольны потрясающим зрелищем, завершившим наш очередной ходовой день и компенсировавший нашу неудачную первую рыбалку. Еще раз, успокоив штатного рыболова Олега Ковалева тем, что первый блин комом, что рыба есть и она не может не есть, а значит, когда-нибудь клюнет, мы снова разошлись по палаткам и наконец-то уснули.

Утром опять проснулись от шума двигателей. По мосту, в сторону Воркуты ехали два «караката». Каракатами местные жители называют мотоагрегаты на базе мотоциклов, водруженные на четыре огромные автомобильные камеры, которые усилены ленточным бандажом из толстой резины. Нам уже приходилось видеть их раньше, и мы думаем что эти «монстры» пожалуй, самый лучший вид транспорта для тундры.

Вскоре каракаты исчезли из виду, уехав в сторону города, а мы, свернув бивак, продолжали свое удаление от него. Во второй половине дня, сопровождавшее наш путь однообразие тундры оживилось. На горизонте появились очертания небольшого городка. Впереди, слева от дороги были видны несколько пятиэтажных жилых домов, а по правую сторону возвышались две башни и терриконы уже не действующих заброшенных угольных шахт. Въехав в городок, мы были обескуражены тем, что уточнить наш дальнейший путь просто не у кого, вокруг нас стояла угнетающая, и как нам показалось зловещая тишина. Гробовое молчание и никаких звуков. Хотелось как можно скорее уехать из этого мертвого города. Тем не менее, вокруг можно было наблюдать признаки былой жизни – в домах окна застеклены, кое-где видны занавески, на улицах по-прежнему стоят дорожные знаки, во дворах частных домов разбросана домашняя утварь. Такое ощущение, что люди ушли отсюда совсем недавно, но ушли они отсюда уже несколько лет назад, когда были закрыты шахты. Шахты закрыли, и умер шахтерский городок, превратившись в урбанистическое кладбище. Мы, конечно, знали, что он заброшен, но то, что мы увидели на месте, не могли бы даже предположить.

Так и не встретив ни одного человека, покидаем этот город – призрак. Сориентировавшись по карте и выбрав на местности одну из слабовыраженных уходящих в сторону гор тракторных дорог, сразу же попадаем в болото. (Рис.21). Нужно придерживаться, местами еле уловимых признаков дороги, потому что продираться через волнистую тундру, обступившую нас и поросшую густым ковром из полярной ивы, березки и ольхи, вообще невозможно. До реки Кары, за которой высоко над горизонтом стоят хребты Оче-Нырд и массив Борзова, сорок километров. Теперь хребты будут нашим ориентиром. Петляя между многочисленными небольшими озерцами, красивыми, но как будто не живыми, подобие нашей дороги временами поднимается на небольшие возвышения, временами спускается в заболоченные низины, где снова пропадает, и нам снова приходится отыскивать ее. (Рис26). Анализируя обстановку делаем вывод – о езде на велосипедах нужно забыть как минимум на ближайшие несколько дней. А тем временем вокруг нас то, к чему мы еще никак не можем привыкнуть – тишина. (Рис.2).

Кара появилась внезапно, на дне глубокого русла, с крутыми, почти отвесными берегами. (Рис.22). Это самая большая и многоводная река из впадающих в Байдарацкую губу Карского моря, типично горная, с бурным течением, порогами и водопадами. От места нашего подхода к Каре до слияния Большой Кары с Малой Карой, один из наиболее сложных и трудных участков. В отдельных местах русло реки суживается до нескольких десятков метров, иногда загоняя нас в бурлящий поток, а четыре километра глубокого с отвесными стенами каньона, приходится преодолевать то, опускаясь к самой кромке воды, то, поднимаясь на высокие прижимы над рекой. (Рис.1). Никаких признаков какой-либо дороги здесь уже нет. Лишь изредка внезапно появляется что-то наподобие тропы, очевидно звериной, и также внезапно исчезает. Идем вдоль реки, по целине. Скорость движения сильно упала. Переместив рюкзаки с велосипедов на себя, превращаемся в туристов пешеходников. Кстати это нас ни сколько не огорчило, потому что мы были просто очарованы окружающей красотой постепенно поглощающих нас гор.

Трехдневный путь от Хальмер – Ю до озера Малое Щучье велосипеды пришлось вести, впрочем, как и предполагалось. Техническую сложность этого участка составили броды и болота. Бродов через большие и малые левые притоки Кары, каждый день было не менее полутора десятка, а самый значительный из них был через Малую Кару. (Рис28). Между бродами мы регулярно попадали в болота. На Полярном Урале вследствие неглубокого залегания вечной мерзлоты, топкие болота почти отсутствуют, но идти с велосипедами по этим, как говорят ненцы «мягким местам», не очень то легко. Ноги, конечно, были постоянно мокрые и просыхали только лишь ночью в спальном мешке, что приносило хотя бы временное приятное ощущение сухости, а утром нужно было снова надевать мокрую и холодную обувь. Походные неудобства, и порой даже серьезные тяготы неизбежны. Ради чего мы готовы сознательно испытывать их? Можно, наверное, долго философствовать на эту тему, но, очевидно, правильно будет, если этот вопрос каждый решит для себя сам. И, скорее всего, однозначного ответа не будет. В настоящем спортивном туризме, как правило, люди любознательные, непоседливые, увлеченные, одержимые благородными целями и идеями. Им чужды пустые, амбициозные дискуссии, необязательность, разболтанность. В любом походе, даже самом простейшем, могут возникнуть ситуации, когда потребуются полная самоотдача и спокойствие, когда нужно проявлять решительность, смелость, упорство. Именно в такие моменты закаляется характер, проверяются моральные и физические возможности конкретного человека, воспитывается чувство долга и взаимовыручки. И, возможно, именно в такие моменты, просто человек, становится действительно настоящим человеком. Все вышесказанное, да еще любовь к природе и стремление к активному образу жизни очевидно и не позволяют нам променять Полярный Урал, мокрые ботинки и пробитые колёса, на «матрасный» отдых на «югах» или на диване у телевизора. (Рис.3)

Горы встретили нас хорошей погодой. Это, скорее всего, исключение, чем правило. Здесь, в горах, температура воздуха редко поднимается выше +15⁰С, слоистые облака часто низко нависают над хребтами, закрывая вершины. По нескольку дней подряд может моросить дождь и дуть холодный, порывистый северо-западный ветер. Возвраты холодов летом на Полярном Урале случаются довольно часто, но особенно резкие перемены погоды бывают в горах, где в любое время логично ожидать сильного похолодания и даже обильного снегопада. Необычайно своеобразна, бывает погода при пересечении главного водоразделительного хребта: иногда к западу от него и над ним самим висят темные облака, идет холодный дождь со снегом и бушует сильный ветер, а на восточном склоне стоит солнечная погода. Нередко летом в горах проносятся снежные бураны, и тогда пейзажи становятся однообразно белыми, зимними.

Характерной особенностью этой северной части Полярного Урала является исключительно глубокое расчленение хребтов и массивов сквозными поперечными долинами, и в связи с этим незначительная высота перевалов. Абсолютные высоты большинства перевалов через главный водораздел, не превышает 300м. над уровнем моря, а в то же время относительные высоты хребтов вблизи перевалов достигают 1000м.

В горах важны не только трудности преодоления вершин и перевалов, но и радость общения. За время похода бывает, случаются открытия новых, интересных качеств твоих спутников, встречи с туристами из других городов, знакомства с местными жителями. Сейчас же, за три дня пути, мы не встретили ни одного человека, и лишь на четвертый день, разведя у реки обеденный костер, мы были приятно удивлены, когда увидели приближающихся к нам людей. Оказалось это два ненца – оленевода средних лет. По погоде одеты в плащ-накидки, а из снаряжения у них были лишь котомки за плечами, небольшие шесты в руках и охотничьи ножи на поясе. Поприветствовав путников, мы пригласили их с нами пообедать. Мы были обрадованы встрече с первыми людьми в горах, но, к сожалению, общение с ними получилось хотя и откровенным, но немногословным. Причиной тому было неумение пастухов разговаривать по-русски. Самыми понятными словами из произнесенных ими были «гости», да еще «чум» и «спасибо». Нам удалось понять, что они идут в гости, в стойбище оленеводов, которое находится где-то впереди, в направлении нашего движения. Если учесть то, что со своей стороны мы тоже ненецкий язык в школе не изучали, можно представить, как мы с ними объяснялись, когда хотели выяснить подробности о нашем предстоящем пути. Тем не менее, общий язык был найден. С помощью жестов, а главное с помощью общих, как для них, так и для нас топографических названий и наименований мы почти все выяснили. Попив чаю и поблагодарив за обед, ненцы попрощались и уже через несколько секунд проворно скрылись в зарослях ивняка.

К вечеру, обогнув очередной отрог, во все больше сужающейся долине Кары, справа по ходу, под горой, метрах в трехстах от нас, мы заметили стойбище из трех чумов. Возле чумов угадывалось оживление, и слышался лай собак. Очевидно, там нас тоже заметили. А впереди, перед нами, на расширившейся между высокими вершинами массива Борзова и хребта Изья-Хой пойме реки, паслись тысячи оленей. В лучах предзакатного солнца они паслись, неспеша перемещаясь, и казалось, будто вся долина потихоньку шевелится. Картина великолепная. Мы стояли, смотрели и пытались выразить ее словами. Ничего не говорил только лишь Валентин Сенченко. Ему не до слов, он наш фотограф. Пытаясь поймать в объектив последние лучи заката, он, бросив около нас свой велосипед, с невероятной скоростью перемещался от одного ракурса к другому, почти беспрерывно нажимая на спусковую кнопку фотоаппарата. Кстати, если чувства, бесконтрольно переполняют эмоции, то фотопленки может не хватить, как это случилось у нас на первой половине пути. Но в этот момент о пленке никто не думал, да и, сейчас, пожалуй, не жалеем. Мы были заворожены пейзажем и были рады тому, что, с тех пор как пошел отсчет времени похода в горах, пейзаж наконец-то оживился, и мы почувствовали здесь себя гораздо уютней.

Подъехавшие к нам на нартах, запряженных шестерками оленей, пастухи к нашей радости, вполне сносно заговорили на русском языке. Они рассказали, что до Малой Кары, вдоль которой начинался подъем к перевалу на Малое Щучье озеро, осталось 20 километров, но идти придется по-прежнему по «мягким местам». (Рис.4 и 5).

День был на исходе, солнце уходило на покой. В горах оно прячется быстро. Можно было, конечно, согласиться переночевать в стойбище, но мы уже стали отставать от графика, и командир предложил пройти еще несколько километров. Не смотря на искушение, познакомится с самобытной культурой национальных меньшинств, мы его поддержали. В конце перехода, преодолели последний на этот день брод через небольшую речушку и разбили лагерь на ее берегу.

По ходу нашего продвижения было очень много ягод морошки и черники. Особенно вкусна и интересна морошка. Растет в самых заболоченных местах, отдельными небольшими полянками, за период вегетации несколько раз меняет свою окраску, сначала она зеленая, потом красная, и наконец, когда созрела – желтая. Часто спрашивают, какой у нее вкус? Но ответить на этот вопрос невозможно. Вкус ее своеобразный, ни на какой не похож и, поэтому, словами трудно его передать. Если морошкой мы лакомились вдоволь, то о чернике и говорит нечего. Она себе место не выбирает как морошка, ее просто везде полно.

Но особенно много в этом году грибов, и об этом говорили все кого мы встречали. В некоторых местах чтобы установить палатки, нужно было освободить площадку от грибов. Но вот там, где есть оленьи пастбища, грибов мало, потому что, оказывается, олени поедают их с удовольствием. Грибы с местными названиями типа – голыши, красноголовки и т.д. были похожи на наши обычные боровики – подосиновики и подберезовики. Удивляло то, что они росли не в привычном для нас лесу, а в заболоченной тундре, даже в горах, и то, что ни один гриб, из собранных нами, не был червивым. Старые грибы попадались, но с червями нет. Наверное, для них здесь климат не подходящий. Конечно, удивляло и то, что в горах грибов было не меньше, чем на равнине. Из-за обилия грибов, пришлось вносить коррективы в рацион питания группы. Мы так часто стали готовить грибные блюда, что Олега Ковалева, как завхоза, с одной стороны радовало, а с другой, как нашего медика настораживало. У него начали появляться сомнения в правильности комплектации медаптечки. Кроме всего, из-за «подножного корма» наши рюкзаки не уменьшались в весе. Экономия экономией, но употребление грибов пришлось упорядочить, а позже мы и вовсе ими насытились и перестали готовить.

Утро. В горы медленно, нехотя вползает рассвет. Что нам преподнесет наступающий день. Сегодня мы меняем азимут, и вместо восточного направления резко сворачиваем на юг. Нам нужно подняться по ущелью, вдоль Малой Кары и перевалить к Малому Щучьему озеру. Если мы это не сделаем, то останется совсем мало шансов, чтобы войти в график. Брод через Малую Кару оказался первым серьезным на нашем маршруте. Однако перешли уверенно, не теряя времени, отчасти, потому что он был хорошо выражен и его не пришлось долго искать. На противоположном берегу обнаружили признаки ворги. Идти стало легче и это нас приободрило. Иногда ворга терялась в бесконечном нагромождении валунов, попадавшихся на пути, но, пройдя их, мы снова легко находили ее. По всему видно, что по ней довольно часто ездят оленеводы на нартах. Вдоль ворги, в низкорослой растительности, часто попадаются отбеленные солнцем и дождями остатки оленьих рогов. По мере подъема, заболоченность становилась меньше и в связи с этим скорость нашего движения немного возросла.

Погода стояла хорошая. Нам на встречу плыли пушистые кучевые облака. Между ними светило солнце. Температура воздуха вполне комфортная для движения – +17. слабый встречный ветер как будто не предвещал никаких сюрпризов. К концу дня, в верховьях Малой Кары мы уперлись в крутостенный цирк, с небольшими ледниками в верхней его части. Из него вытекает Малая Кара. Перед цирком, слева по ходу, просматривается небольшая, но достаточно хорошо выраженная седловина – это и есть наш перевал. К нему, от реки, 50 метров подъема по вертикали, а высота перевала над уровнем моря всего 464 метра. На севере Полярного Урала менее высокие и более пологие перевалы, чем в южной его части.

Переходя перевал, мы пересекли условную границу между Европой и Азией и теперь продолжим наше путешествие по Азиатской части материка. Но это знаменательное событие, в полной мере прочувствовать нам не удалось. Выйдя на седловину, мы сразу почувствовали, как нам в лицо подул сильный, шквальный ветер. Решив, что это обычная для перевалов «труба», тем не менее, поспешили вниз, к уже видневшемуся озеру. Но погода все же стремительно ухудшалась на глазах. Небольшой кусочек неба над нами, зажатый между окружившими нагромождениями хребтов, в короткий срок заволокли тяжелые серые тучи. Близлежащие вершины уже почти не просматривались, а вскоре позади нас исчезла во мгле и седловина перевала. Нам снова повезло, мы успели перевалить и сориентироваться при спуске к озеру. Начинало темнеть. Пошел сильный холодный дождь. Ветер усилился до штормового. Нужно было срочно останавливаться. Но где? На этом, северном краю озера, упершегося в широкий, с плоским дном цирк, совершенно не за что спрятаться – растительности нет, больших камней нет, никаких выступов и никаких уступов нет. Ветру кроме нас и наших велосипедов больше не за что зацепиться.

С трудом, преодолевая силу встречного ветра, продолжаем спуск в направлении озера, присматривая место для палаток. И вдруг тропа круто, чуть ли не вертикально, обрывается метров на 8 – 10 вниз и мы оказываемся у основания высокого уступа протянувшегося поперек всего ущелья. Эта огромная ступенька похожа на конечную морену бывшего ледника. Здесь ветер так же хозяйничает во всю, но, все же, упираясь в стену морены, не так сильно пронизывает как наверху. Отсюда, до озера, осталось несколько десятков метров, но идти дальше нет никакого смысла, и мы останавливаемся.

Об установке палаток на камнях, при сногсшибаемом ветре можно было бы написать отдельный миниочерк. В нем можно было бы рассказать подробно: как при этом нужно следить за всеми вещами, когда открываешь рюкзак, чтобы достать оттуда палатку и комплектацию, как развернутая палатка превращается сразу в парус, который стремится вырваться из рук и улететь, как еще до установки постараться впихнуть рюкзаки в палатку, чтобы ее раньше не унесло, как затащить в нее валуны, чтобы растянуть и укрепить днище, как расположить велосипеды вокруг палатки и, привязав к ним оттяжки, придавить их большими камнями, как нужно выскакивать из палатки ночью под дождь, чтобы опять принайтовить оторвавшийся тент, как в грохочущей скатами, пытающийся сорвать с места и улететь палатке, поужинав холодной сухомяткой – попытаться все-таки уснуть. Вобщем, эта ночевка стоила как минимум половины нашего дневного перехода.

Озер на Полярном Урале очень много. Они, несомненно, очень сильно украшают суровый северный пейзаж. В горной области их более 3200. основные из них и наиболее крупные – Большое и Малое Щучьи, Оче – Ты, Большое и Малое Хадата – Юган – Лор, Усва – Ты. Мы запланировали посетить Щучьи и Хадатинские озера. Большинство горных озер ледникового происхождения и расположены в троговых долинах рек. Большое и Малое Щучьи – самые крупные озера тектонического происхождения. Они возникли в результате заполнения поверхностными водами тектонических впадин. В речных долинах много пойменных озер, а на заболоченных перевальных седловинах – небольшие озера термокарстового происхождения, образовавшихся в результате оттаивания мерзлого грунта и заполнения понижений водой. Большое Щучье озеро самое глубокое и полноводное на Урале. Зажатое между тысячеметровыми вершинами оно имеет длину 13 километров . При ширине в один километр, глубина его достигает 136 метрам . Крутые склоны хребтов местами почти отвесно подходят к воде. Найти здесь ровную площадку для палаток так же сложно, как и раздобыть топливо для костра.

Каровые озера, такие как Очки, Подкова, Мертвых Комаров и другие, расположены более высоко. Они красивые, но не обитаемые. Рыба в них не водится, растительности никакой нет. Только весной и осенью на них останавливаются на отдых перелетные птицы – гуси и утки.

На прилегающих Западно-Сибирской и Печорской низменностях, так же имеется огромное число озер. Особенно они многочисленны в бассейнах рек Щучьей, Кары, Усы. Это преимущественно небольшие озера с малыми глубинами и низкими заболоченными торфяными берегами. В низовьях рек Войкара, Харбей, Собь, Щучья, Ланготюган довольно много крупных лесных озер, которые служат местом гнездования водоплавающей птицы.

Малое Щучье озеро, к северному краю которого мы вышли, протянулось широкой рекой на 8 км . Оно, так же как и Большое Щучье заполняет тектоническую впадину, но глубина его значительно меньше. Расположено оно на 80 метров выше Большого Щучьего, на 270 метрах над уровнем моря. Растительность вокруг озера бедная – травы, мхи, лишайники, и только в устьях впадающих ручьев невысокие кустики полярной ивы и березки.

На следующий день, вчерашняя, вечерняя непогода осталась только в памяти. С утра, хотя и было пасмурно, но дождя уже не было, а ветер стих настолько, что мы даже без труда разожгли примус, даже не окутывая его стеклотканью. Прикинув убытки от ночного катаклизма, которые состояли из порванного тента на одной из палаток и унесенной куда-то одной накидки от дождя, мы, однако с хорошим настроением свернули лагерь и вышли на маршрут. Впереди нас раскинулась спокойная, зеркальная гладь озера. Путь вдоль него по восточному берегу каменист, но идти легко. Иногда появляются признаки дороги, по которой можно даже ехать. Расстояние от воды до борта склона всего два – три десятка метров, временами оно сужается до одного метра, и тогда мы несем велосипеды над водой, по большим выступам, оставшимся в воде после осыпи. Время от времени из под ног, неожиданно взлетают небольшие птички. Отлетев в сторону озера, они резко падают вниз и скрываются под водой. Нас это заинтересовало, и одного такого нырка мы прождали около 5 минут, но он так и не вынырнул. Вот такой водолаз!

До половины пути вдоль озера дорога пролегала в основном полого, но потом все чаще стали попадаться подъемы, спуски и прижимы с перепадом до двадцати метров. За оставшиеся несколько километров до окончания озера, они успели нам надоесть. Казалось, что им не будет конца. Взбираешься на бугор, думаешь, что вот это уже последний и вдруг на гребне обнаруживаешь впереди спуск и начало следующего подъема. В результате путь, на который рассчитывалось потратить два часа, мы преодолели почти за четыре. Но, в общем, все же прогресс есть. После нескольких предыдущих пешеходных дней, сегодня мы уже ехали на велосипедах, что давало надежду на то, что мы пройдем маршрут все же в запланированные сроки.

Дойдя до южной оконечности озера, проходим еще ниже вдоль вытекающей из него р. Малой Щучьей. Миновав устье правого ее притока – полноводного ручья Глетчерного, бродим Малую Щучью и выходим на ее высокий правый берег. Ручей Глетчерный, берет свое начало в узком, пятикилометровом ущелье, из второго по площади и самого длинного (2,2 км.) на Урале ледника – МГУ. К сожалению, за недостатком времени, запланированные экскурсии к ледникам МГУ и ИГАН, нам пришлось отменить. Но в обоих случаях, благодаря хорошей погоде, удалось видеть их снизу. (Рис18).

Далее, до впадения Малой Щучьей в Большую Щучью, ущелье, расставшись с озером, расширяется и постепенно переходит в просторную платообразную долину. Река, протекающая слева от нас, временами исчезает из виду в глубоком русле, и вскоре и вовсе уходит в каньон. А наш спуск, полого траверсирующий правый склон долины, представлен в виде уже неплохо накатанной дороги, лишь местами, попадающий в болотистые мочажины, которые приходиться обходить то с левой, то с правой стороны.

Когда оставалось ехать совсем немного до развилки на Большое Щучье озеро, невдалеке слева мы увидели стойбище оленеводов, состоявших из двух чумов. (Рис.7). Идущую от них женщину, рядом с которой шла девочка лет девяти, мы попытались руками позвать к себе. Это удалось, и когда они подошли к дороге, мы, подъехав к ним, передали привет от встречавшихся нам оленеводов за перевалом. К нашему счастью женщина заговорила по-русски, и, поблагодарив за привет, пригласила нас в чум выпить чашку чаю. Было время обеда, и мы с удовольствием согласились.

Войдя во внутрь, со всех сторон обтянутого оленьими шкурами конусообразного сооружения, чувствуешь себя в нем вполне просторно и в тоже время уютно. В круглом, разделенном на функциональные зоны помещении угадывались хозяйственная часть, спальная, детская, место для приготовления пищи, в виде небольшого столика на коротеньких ножках, а прямо, напротив входа в чум, располагался даже небольшой иконостас с православными иконами, и различными амулетами, охраняющими чум от несчастий и злых духов. Слева от входа, на оленьих шкурах сидел мужчина-ненец, муж пригласившей нас женщины. Он занимался изготовлением лассо из оленьих жил, для заарканивания оленей в стаде. Мужчина встретил нас радушно, и чтобы внутри чума стало свободнее, убрал ветровые распорки из бревен средней толщины, которые были установлены из-за бушевавшего и здесь, предыдущей ночью ветра. Распорки, упираясь одним концом в землю, а вторым в противоположную по диаметру верхнюю часть чума, придают крепость и жесткость всему сооружению. Пол помещения земляной, а вокруг по периметру разложены шкуры, над которыми на деревянных перемычках со свисающими с них металлическими крючками развешена домашняя утварь. Высота чума в центральной, самой высокой части, четыре метра, свет проникает сюда только через дверь и дымовое отверстие над очагом. При переезде с одного пастбища на другое чум разбирается, укладывается на грузовые нарты и перевозится на новое место. Сборка и разборка его занимает в среднем по четыре часа.

Если бы мы не посетили стойбище пастухов и не познакомились с необычным для нас укладом их жизни, то мы бы, как и раньше, до сих пор считали, что они здесь, вдали от цивилизации, живут как минимум в начале прошлого века. Почти двухчасовая беседа развеяла наши ошибочные представления о быте, нравах и культуре жителей отдаленных национальных окраин, жизнь которых неразрывно связана с тундрой и оленями.

Сразу нужно отметить, что любоваться стадом пасущихся, разнообразных по расцветке, а так же по размерам и форме шикарных рогов изящных животных это одно, а содержать, выхаживать, беречь его, это тяжелый круглогодичный труд. Как правило, две, три семьи объединяют свои стада и пасут их сообща. Такие совместные стада могут насчитывать 5 – 7 тысяч голов. В течение сезона приходится несколько раз перекочевывать с пастбища на пастбище. В начале лета оленей пасут на западном склоне Полярного Урала и в широких межгорных долинах, а в конце августа, с наступающим похолоданием, стада пригоняют на восточный, более теплый закрытый от холодных ветров склон, где они и зимуют.

Организовывая свой полевой быт в стойбищах, ненцы и ханты закупают продукты питания на сезон, зимой в чумах настилают деревянный пол, приобретают бензиновые электростанции, оборудуют электроосвещение, устанавливают телевизоры и нагреватели. Сообща приобретают несколько бочек топлива – бензина. Часто олени заболевают, повреждают себе конечности застревая между камней или разбивают копыта добывая ягель из под наста в гололедицу, при этом их приходится лечить, для чего нужно иметь запас различных лекарств.

Очень много хлопот, особенно зимой, в пургу, доставляют волки, которые неотступно следуют за стадом и всегда находятся где-то рядом, поэтому стадо нужно постоянно стеречь и ружья всегда должны быть наготове.

Кроме охоты и рыбалки, а также материальной поддержки от государства в виде небольшой зарплаты, основные средства к существованию дает в первую очередь стадо. Мясо сдается в местные перерабатывающие организации. Из шкур женщины шьют легкую, теплую одежду и обувь, к слову сказать, не дешевую, но очень красивую. К этому ремеслу девочек приучают уже с детства. Хозяйка чума, в котором мы обедали, показала нам несколько своих изделий. Это была зимняя обувь в виде высоких, выше колен, унт, по-местному – кисы. Красота неописуемая. Мужские и женские кисы – они отличаются друг от друга филигранностью исполнения. Женские кисы всегда более разноцветные, со многими мелкими вставками при вышивке узоров и требуют гораздо больше времени для изготовления. Мужские – также красивые, но проще по орнаменту и цвету. Позже, в Салехарде, мы смогли видеть их разнообразие в историческом музее. Нитки для шитья также дает олень. Их скручивают из оленьих жил и делают веревки, ремни, упряжи и т. д. За молодыми рогами оленей – пантами приезжают заготовители и закупают их для изготовления лекарств. Иногда они привозят взамен продукты и промышленные товары, организовывая своеобразный товарообмен.

И, конечно же, олени, незаменимое средство передвижения в этих краях. Нарты, с упряжью из шести оленей могут с большой скоростью двигаться как летом, так и зимой, как в горах по курумам усыпанным обвалившимися со скал камнями, так и по равнинным пространствам тундры. Нарты, оказывается, также бывают мужские и женские. Если мужские ездовые выглядят в виде простых саней на деревянных полозьях, то, такие же, но женские нарты имеют надстройку, похожую на кибитку, покрытую оленьими шкурами. Делают нарты из березы, скрепляя все соединения прочными кожаными ремнями. При таком креплении, проверенном веками, нарты становятся в одно и то же время и прочными и мягко амортизирующими на камнях и неровностях.

Все взрослое население стойбища разделяется только на две группы – женскую и мужскую.

Первая группа занимается хозяйством и детьми, а вторая – охотой и стадом. С первого взгляда это похоже на первобытное распределение обязанностей. Несмотря на значительно поднявшийся культурный уровень оленеводов, это действительно так, и ничего изменить нельзя. В этих условиях сама природа расставила всех на свои места. Если женщинам свойственны здесь терпеливость и спокойствие, то мужчина в той же мере должен обладать силой и выносливостью, чтобы он мог целый день бегать за оленями или сутками бродить по горам в поисках отставших от стада животных. С детских лет всему этому учат природа, нравы и традиции.

Тем не менее, все же многие дети, повзрослев, расстаются с кочевым образом жизни, уезжают в города и остаются там. Но, как мы поняли, на оленеводстве это пока не отражается, потому что семьи, как правило, большие, и иметь в семье восемь, девять детей это просто нормально. К примеру, у пригласившей нас в гости семье, семь детей. Трое меньших из них, два мальчика и девочка, живут с родителями в тундре, два средних сына в Лабытнанги, в интернате, а две старшие дочери учатся в институтах, в Санкт-Петербурге. Не смотря на большую удаленность, друг от друга, все они постоянно поддерживают связь, созваниваются, приезжают в гости. Интересно, что даже сюда, в самую, что ни на есть, глушь, приходят письма, передаваемые от чума к чуму, от стойбища к стойбищу. Кроме того, у этой семьи, как впрочем, и у многих оленеводов, есть квартира в Салехарде, в которой могут жить их дети, или родственники, пока семья на пастбищах с оленями.

Ну, вот мы и пообедали. Оленина олениной, а сало есть сало, без него наши велосипеды не заводятся. Попив чая и угостившись печеньем, мы в свою очередь угостили детишек конфетами и диковинкой для здешних мест – грецкими орехами. Хозяева, уже не молодые люди, унаследовавшие ремесло от своих родителей, много лет прожившие в тундре, на прощание сказали нам, что они очень часто встречаются с туристами, но туристов на велосипедах на Полярном Урале они видят впервые. Вообще, оленеводы, как мы заметили, не смотря на свою непосредственность, не очень-то удивляются туристам, они к ним привыкли как к своим оленям, ну а к нам, туристам с «железными оленями» они проявляли живой интерес.

Выйдя из чума и взявшись за велосипеды, мы мимоволи распугали близ пасущихся пугливых оленей. Лишь олени, запряженные в нарты, спокойно лежали невдалеке, отдыхая и негромко похрюкивая. Кстати, это действие у оленей, действительно напоминает хрюканье свиньи. На прощание традиционная фотография на память, запись адреса по которому можно прислать снимок и полные новых, свежих впечатлений, мы продолжили свой нелегкий путь. (Рис.8).

От стойбища до места поворота на Большое Щучье озеро нам оставалось всего несколько километров. Место оказалось знаковым. Отсюда, от этого перекрестка, дороги расходятся в пяти направлениях, включая ту по которой мы приехали. На северо-запад – дорога к озеру Усва-Ты, а от него ворги приведут в Воркуту, на юг – к Хадатынским озерам и далее к железной дороге в поселок Полярный, на юго-восток, вдоль реки Щучьей дороги выведет на строящуюся Трансямальскую магистраль, и наконец, дорога на север – это наши 10 километров радиалки на Большое Щучье озеро. Отсюда, с высокого отрога водораздела Щучьей и Хадаты далеко просматривается широкая долина крупнейшей реки восточного склона Полярного Урала – Щучьей, длина которой 585 километров. Вытекает она из юго-восточного конца Большого Щучьего озера.

Свернув в направлении озера, вскоре подъезжаем к крутому спуску в сильно разветвленное устье Малой Щучьей, впадающей в этом месте в Щучью. Это устье вполне можно было бы назвать дельтой, потому что при взгляде на него сверху, хорошо видно как река перед впадением разделяется на множество рукавов расходящихся классическим веером. При переходе через Малую Щучью вброд, на протяжении 300 метров мы насчитали одиннадцать рукавов. Глубина всех проток разная, от 30 см до – выше колен. Солнце уже спряталось за нависающий над нами западный хребет, стало холоднее и как нам не хотелось, не мочить ноги в конце дня, но все же пришлось. Не ночевать же прямо здесь, не дойдя до озера каких-нибудь несколько километров. По пути, преодолев еще один брод, через ручей Приозерный, засветло и без приключений мы все же добрались до южной оконечности озера. Здесь, на пологом мысу, у места, где из озера вытекает Щучья, стоит старый балок (фургон) на колесах, в котором мы и разместились.

Большое Щучье озеро, несомненно, красивее Малого Щучьего. Его водная гладь протянулась почти на 13 километров с северо-запада на юго-восток. (Рис.20). Находясь всего на 190 метрах над уровнем моря, с запада и востока его обрамляют крутые величественные хребты, пики которых достигают высоты 1200 – 1300 метров над уровнем моря. С круто спускающихся к озеру каменистых склонов стекает 12 ручьев в него впадающих. Вода в озере холодная, при ее температуре 10 – 14⁰ по Цельсию, а воздуха 15 – 17⁰, купаться в нем могут только редкие желающие. При этом обязательно нужно иметь ввиду, что уже в 50 метрах от берега очень большая глубина.

Зато рыбачить с успехом может любой. Сюда приезжают заядлые рыбаки не только из близлежащих районов, но и из дальних городов, таких как Пермь, Киров, Екатеринбург. А поймать на озере можно пыжьяна, налима, щуку. Это утверждают местные рыболовы, но нам удалось полакомиться только самым, что ни есть, деликатесом – хариусом. Рыба семейства лососевых. Поймав несколько штук вечером, Олег Ковалев предварительно выпотрошив, засолил ее в целлофановом пакете. К утру «селедка» с нежным мясом хариуса была готова к употреблению.

На берегу озера, в этот раз мы оказались не одни. Когда мы подъехали, на противоположном берегу Щучьей уже стояли два чума и большая армейская палатка. Как выяснилось позже, сюда из фактории Лаборовой, на гусеничных тягачах привезли группу школьников – детей оленеводов, чтобы несколько дней они отдохнули в горах, перед началом учебного года.

Фактория Лаборовая – это своеобразная столица оленеводов и охотников Полярного Урала, расположенная в 80 километрах от истока Большой Щучьей, на левом возвышенном берегу Щучьей. В этом поселке есть магазин, пекарня, почта. Отсюда оленьи тропы (ворги) расходятся во все стороны к оленьим пастбищам в горах и к станциям на Северной железной дороге. Отсюда также можно легко добраться до Лабытнанги и дальше до Салехарда. Фактория – это база, которой в Лаборовой заведует известная в округе Анна Петровна. Ее хорошо знают не только оленеводы и охотники, но и туристы которым довелось побывать в поселке. Не раз она выручала их то ли провиантом, то ли приютом, то ли просто добрым советом. Многие называют ее «хозяйкой тундры». Мы узнали о ней из Интернета при подготовке путешествия. На многих туристских сайтах упоминается ее имя.

Наш маршрут не пролегал через Лаборовую, но судьба все же свела нас с Анной Петровной на Большом Щучьем озере. Оказалось, что она приехала вместе со школьниками, чтобы отметить свой день рождения здесь, в кругу оленеводов, в самом сердце Полярного Урала. Об этом мы узнали после того, как руководитель нашего похода был приглашен именинницей в их лагерь и вернулся оттуда с большой картонной коробкой, наполненной всяческими угощениями. В ней были яблоки, персики, виноград, огромных размеров арбуз, конфеты, печенье, апельсины, бананы, куриные яйца, хлеб, сыр и еще разного понемногу. Мы были, конечно, ошеломлены и обрадованы одновременно. Такая существенная прибавка к нашему рациону потребовала корректировки графика движения, потому что увезти все это завтра утром, с собой, было немыслимо! В связи с этим «экстремальным обстоятельством» было решено дневку сделать здесь, на Большом Щучьем озере, вместо Большого Хадатынского. Тем более что дневка, по графику совпадала с запланированной датой, а по месту ее, мы отставали всего лишь на один день.

И вот, с утра – дневка. А дневка, как говорится, везде дневка – отдых, ремонт и профилактика велосипедов, приведение в порядок снаряжения и экипировки, рыбалка, экскурсии на близлежащие сопки. Меня, как штурмана группы, интересовали дороги, их состояние, условия прохождения, уточнения картографических данных, ориентиры и привязка их к местности. В этом мне были очень полезны общения с водителями вездеходов, а так же оленеводами, приезжавшими на нартах с разных сторон, чтобы поздравить «хозяйку тайги», тем более что по-русски они говорили вполне сносно.

Погода способствовала дневке, хотя кратковременно набегали тучи, проходил непродолжительный дождик с налетающим порывам ветра и становилось холодно. Но вскоре все заканчивалось, так же внезапно, как и начиналось, и почти каждый раз после этого над озером, соединяя противоположные берега, повисала яркая радуга, а то и две. Такое чудо приводило в полнейший восторг всех присутствовавших на озере. Конечно, радуга всегда выглядит красиво, но, кроме того, еще более эффектно выглядели горы находящиеся позади нее, и раскрашенные во все ее цвета. Казалось что горы не настоящие, а сказочные. Такими разноцветными горы мы видели впервые.

В нормальном походе дневка заканчивается на следующее после нее утро. А у нас как раз поход нормальный и после утренних, обычных походных процедур мы уже на маршруте. Снова проходим знакомый брод через Малую Щучью – дубль два, только в обратном направлении. Подъем к известному перекрестку и радиалка закончилась.

Очередной этап нашего пути, протяженностью около 200 километров , должен завершиться на станции Полярной, железнодорожной ветки Сейда – Лабытнанги. На этом участке нам предстоит преодолеть три водораздела – между реками Щучьей и Большой Пайпудыной. Водоразделы являются отрогами Главного Уральского Хребта, вдоль которого мы будем продвигаться. Все перевальные седловины водоразделов заболочены и труднопроходимы, тем не менее, здесь уже есть четко выраженная вездеходная дорога, которая по мере продвижения к поселку Полярному должна улучшаться. Высота перевалов небольшая, в среднем 400 – 600 метров над уровнем моря.

Начинаем подъем по левому берегу левого притока Щучьей, реке Нгода-Яха. Дорога позволяет ехать, но подъем оказался прижимом и привел к спуску к реке, которую пришлось переходить вброд несколько раз. Река небольшая и мелководная, иногда удавалось переходить ее, не замочив ноги, по выступающим из воды валунам. Но, вот последний брод, и тракторная дорога, перейдя в очередной раз на левый берег, стала набирать высоту, а река вскоре исчезла из вида, продолжая течь в параллельном дороге неглубоком каньоне. Встретились мы с ней только перед самой седловиной, где она была уже небольшим ручейком, вытекавшим из маленьких, разбросанных по кулуару озер, похожих на большие лужи. На водоразделе дорога временами уходит в болота. Приходится их обходить, ближе к боковым краям седловины. Нас это нисколько не огорчает, потому что из-за участившихся болотистых мест, последние несколько сот метров подъема, мы все равно ведем велосипеды.

Спуск нас порадовал. Типичная горная дорога, вдоль текущей справа от нее реки Воргашор. Река и дорога должны вывести нас к руслу Большой Хадаты. На полпути, на спуске, встретили поднимавшихся нам на встречу двух рыбаков. Всю свою поклажу они тащили за собой на двухколесных тачках. Оказалось они сами издалека, из Перми. Ездят каждый год сюда на рыбалку. Неделю рыбачили на Хадатинском озере, теперь меняют дислокацию и перебираются на Щучьи озера.

Один из них, который постарше, рассказал нам, что каждый год, на протяжении 23х лет, он проводит здесь свой отпуск. Ему нравится Полярный Урал своей первозданностью, необитаемостью и покоем. Трудно с ним не согласиться. Ведь даже мы, пройдя лишь чуть больше трети маршрута, уже убедились в том, что Полярный Урал идеальное место для отдыха от суеты мирской, для уединения и медитации. Здесь ты можешь побыть наедине с природой и с самим собой столько времени, сколько пожелаешь. И никто не сможет тебе помешать, потому что те кто мог бы помешать, в эти безлюдные пространства не забредают.

Мы ощутили также, что в своем величественном покое Полярный Урал, похож на Памир. Только характер у него, более норовистый, чем у Памира. Он не любит шутить, и к себе требует серьезного отношения. Он не любит суеты и желает рассудительности во всем. Он может устроить сюрпризы в виде дождя, снега, или просто затяжного ненастья. Но он никогда не сделает это исподтишка или нарочно, потому что любого, кто решился померяться с ним силой, он уже на подступах, самой суровостью природы, предупреждает, что все будет нелегко и что ко всему нужно быть готовым. Он предлагает равные возможности и честную борьбу. И если ты, при подготовке путешествия, изучив все его приемы, тщательно подготовишь свои контрприемы – у тебя есть шансы победить. И, когда, познав крутой, но правильный характер Полярного Урала, ты поймешь и признаешь его, вы навсегда останетесь с ним друзьями.

Большая редкость встретить человека знающего Полярный Урал как свою квартиру. Конечно же, сверяем карты, и узнаем у рыбаков подробности о том, что ждет нас впереди. Самый главный вопрос, волновавший нас – состояние брода на Большой Хадате. Многим группам из-за большой воды, и в связи с этим, невозможностью переправиться через Большую Хадату, приходилось идти в обход Хадатинских озер, что удлиняло путь на несколько дней. Эта ситуация была предусмотрена в нашем запасном варианте, но уж очень не хотелось им воспользоваться. К счастью рыбаки нас успокоили. Вот уже неделю над озером стоит хорошая погода и поэтому вытекающая из него Большая Хадата достаточно мелководна и реально перебродима. Это наша очередная удача, потому что брод через Хадату рассматривался как один из нескольких самых серьезных и опасных. Да и время на его обход не хотелось терять.

Не частые и непродолжительные встречи с людьми в горах и приятны и полезны. Мы в свою очередь рассказали рыбакам о том, что по дороге на Щучье озеро осложнений у них так же не предвидится, и о том, что хотя рыбалка на озере у нас была не очень клёвая, тем не менее, привередливый деликатес – хариус, ловится.

Перед выходом Воргашора к Большой Хадате его ущелье расширяется и резко заканчивается. Нашему взору предстала обширная пойма долины Большой Хадаты, зажатая между мощными хребтами (Рис.11).. При ширине от 2 до 3х километров и длиной до 4 километров , она была больше похожа на кулуар. В самом центре расположилось становище из двух чумов, а за ним, под правым ее бортом, то разбиваясь на мелкие рукава, то собираясь в один мощный поток виднелась река. Вправо вверх, извиваясь и пересекая многочисленные каменистые, сухие русла ручьев, оставшихся от растаявших снегов, просматривалась наша дорога к озеру. Само озеро еще не видно, но уже виден ледник Иган и самая высокая точка хребта Изья-Хой, обрамляющего озеро с юго-запада, вершина Хаар-Наурды-Кеч – 1242 метра над уровнем моря. Гребни хребтов, обступившие долину и озеро, иззубринами и острыми шпилями явно альпийского характера напоминали Кавказ. Местами на них еще лежал снег. (Рис.9). Слово «красота» кажется уже заезжено в нашем рассказе, но без него не обойтись и здесь, ведь действительно красиво. Подножья хребтов, пологие и широкие склоны, представляют хорошие оленьи пастбища. Непередаваемую оригинальность представшему пейзажу придали пасущиеся олени, заполнившие всю долину, насколько можно было видеть. Такого большого количества оленей мы еще не встречали в пути.

Преодолев несколько сухих, заполненных разной величины валунами русел, а так же три полноводных ручья, вытекавших из узких ущелий левого борта долины вдоль которого проходила дорога, мы довольно рано поднялись к озеру. В 16:00 мы уже размещались в одном из пустующих домов бывшей научно-исследовательской станции Института географии АН СССР, на живописном северо-восточном берегу озера, полное название которого Большое Хадата-Юган-Лор. Раньше на станции весной, летом и осенью кипела жизнь, проводились научные исследовательские, а теперь она пуста, и живут в ней редкие рыбаки и туристы, о чем свидетельствуют иногда забавные надписи на стенах неплохо сохранившихся помещений. Хочется отметить тот факт, что, очевидно, потому что сюда случайные люди не попадают, все помещение довольно в опрятном состоянии. Актов хулиганства и неприличия, как во многих туристских районах массового посещения, не наблюдается.

Теперь, отсюда, с высокого вала отделяющего озеро от долины, хорошо было видно и то, и другое. В очень живописном месте расположилось стойбище оленеводов, мимо которого мы проехали два часа назад. Далеко внизу, на широко выдающемся мысу, на высоком месте над рекой стояли чумы. Вокруг них виднелись разбросанные нарты, между чумами и нартами, играя, бегали дети и белые собаки. Собаки у ненцев – длинношерстные лайки, большие помощники. На них легли обязанность охраны стада оленей от волков, помощь при ловле оленей для запряжки, а также для загона отбившихся в стадо. Иногда собаки сопровождают нарты при переездах по тундре. Тогда они бегут рядом и при этом, к сожалению, наносят большой урон всему живому, попадающемуся на пути. Они то разорят гнездо и съедят все яйца, то поймают какого-нибудь птенца, то погонятся в траве за утятами, которые еще не могут летать.

Как уже упоминалось, остановились мы рано, вечер только приближался, и нам удалось увидеть работу оленеводов не то что вблизи, а непосредственно вокруг нас, потому что олени были повсюду. Они паслись вверху по склонам, внизу у реки, вокруг домов, где мы остановились. (Рис.10).

Ближе к вечеру пастухи стали собирать стадо. Усевшись на нарты и вооружившись длинным, метра в четыре, шестом-хореем, которым погоняют оленей, они на большой скорости носились, то бесшумно по болотам, то со скрежетом по камням. При этом нарты, то высоко взлетали вверх, перепрыгивая через препятствия, то резко падали вниз, исчезая из виду в каком ни будь понижении. Если из-за какого-либо препятствия нельзя было подъехать к оленям, пастухи спешивались, оставляя нарты. И тогда нужно было видеть как энергично, и быстро действовали обычно спокойные ненцы. Трудно даже представить себе, что можно так быстро бегать по каменистым курумам и вязким кочкам, покрытым травой и карликовой березой.

Одиноких, заблудившихся оленей ловят, при помощи длинного аркана с петлей на конце. По нашему – лассо. Бросание аркана – любимое занятие молодых ненцев. Начиная с детского возраста, при всяком удобном случае они тренируются в бросании аркана.

В тундре нет диких оленей. Но домашний олень дает возможность человеку существовать в суровых условиях севера. Без оленя тундра была бы более пуста и менее доступна. Оленям не надо заготавливать корма, они питаются разными растительными кормами, а также ягелем – оленьим лишайником, который зимой они добывают из под снега, разгребая его копытами. Летом грибы дают им белковую пищу. Кроме того, известно, что олени едят мелких грызунов, таких как пеструшка – лемминг, которые обильно населяют тундру. А сама оленина является любимой пищей ненцев. Они ее варят или едят сырую – так называемую строганину. В этом они схожи со многими северными народами.

Озеро Большое Хадата-Юган-Лор последнее большое озеро на нашем пути. Расположенное между высокими хребтами оно протянулось почти на 6 километров с запада на восток. С западного края, протокой длиной 1 км. озеро Большое Хадата-Юган-Лор соединяется с Малым озером Хадата-Юган-Лор, протяженностю 5 км. Малое Хадатинское озеро состоит из двух соединенных 100-метровой протокой плесов. Оба озера богаты хариусом и пыжьяном. С хариусом нам и здесь повезло, а вот пыжьяна так и не удалось попробовать.

Жаль расставаться с совершенно неописуемой, особой красотой озерных мест. Брод через Большую Хадату нашли быстро, вода чуть ниже колен, течение 1,5 м/сек. Перешли без проблем. Во время перехода, духам Полярного Урала была принесена в жертву моя фляга для воды. Она оказалась пустой, поэтому ее легко смыло из флягодержателя, и унесло. Большая Хадата короткая, но полноводная, порожистая речка, она дает сток Хадатинским озерам и многочисленным ледникам в высокогорной части Полярного Урала. (Рис.29).

Сразу от реки начинается пологий подъем на перевал. Есть дорога, по которой можно ехать, но тундра постоянно присутствует, а болота встречаются на любой высоте. Поэтому едем не все время, иногда приходится искать исчезнувшую в болоте дорогу. Иногда некоторые участки так круты, что с нашими перегруженными велорюкзаками ехать совершенно невозможно. Вдоль дороги, в нескольких километрах друг от друга, в пределах видимости расставлены 2 – 3х метровые вешки. Это зимние указатели дороги, но и летом по ним очень удобно ориентироваться. Как правило, после тяжелого подъема на велосипеде, спуск дает моральную компенсацию, заключающуюся в удовольствии и физическую разгрузку. Но не на этот раз. На этот раз мы действительно узнали, что такое тракторная дорога в горах.

Грунтовая дорога на спуске, изъеденная размывами многочисленных ручьев, по ней текущих, бесхитростно и незамысловато, как говорится «в лоб» спускались в долину, при этом крутизна ее было не менее 35⁰. Спускаться на велосипеде опасно. Тормоза зажаты, колеса не крутятся, а велосипед ползет вниз. Вот и пришлось на спуске идти пешком, и при этом не-запланировано потерять время. Но зато вид с высоты перевала на открывшуюся долину Ланготюгана был изумителен и порадовал. На любование видом также ушло время и Ланготюган мы переходили, когда солнце уже спряталось. Но благодаря остаткам белых ночей темно становится по-прежнему поздно.

Палатки установили невдалеке от реки. С вечера поднялся ветер, стал накрапывать дождь, который продолжался всю ночь. Ужинали в одной из палаток. Полакомились засоленным хариусом, причем некоторую часть его отложили на завтрак, но на утро оказалось, что оставленная селедка куда-то исчезла. При проведении расследования по факту исчезновения продукта питания, все рассмотренные версии не дали никакого результата. Загадка так и не была разгадана и была списана как очередное жертвоприношение ненасытным духам Полярного Урала.

По пути от Ланготюгана до верховья Большой Пайпудыны перевальный взлет отсутствует. Дорога петляет по высокогорным увалам, то, взбираясь на них, то, спускаясь в понижения. Время от времени каменистые россыпи сменяются тундровой растительностью, что сказывается на скорости нашего передвижения. По травянистой тундре, даже совсем ровной, ехать гораздо труднее.

К полудню распогодилось, но от ночного дождя тундра пропиталась влагой, и наши ноги снова были мокрыми. Когда мы сверху увидели Большую Пайпудыну солнце стояло еще высоко. Своими, уже не согревающими лучами, оно освещало раскинувшуюся перед нами продольную долину, шириной в 4 километра . Из-за большой ширины долины, хребты с ее боков Харбейский и Большой Пайпудынский, казались не очень большими, не смотря на то, что отдельные их вершины достигали высоты под 1000 метров . Отсюда, от истоков Б. Пайпудыны долина хорошо просматривалась далеко вперед, где через 50 километров заканчивалась, уперевшись в величественный массив Рай-Из. Справа внизу, на противоположном берегу реки виднелась хорошая насыпная дорога. К этому месту, где раньше был мост, а теперь брод, мы продолжили движение, преодолев дополнительно еще несколько ручьев, - левых притоков Б. Пайпудыны. В своих верховьях Б. Пайпудына питается очень большим количеством ручьев, стекающих как с западного, так и с восточного склонов. Переходили мы их легко, но, судя по руслам, они не всегда такие смирные и при известных обстоятельствах легко превращаются в труднопреодолимые бурные потоки. Интересно разнообразие их названий – Обрывистый, Золотой, Мраморный, Развильный, Перевальный, Снежный и т.д.

И так, моста нет. Об этом было известно заранее, и брод не был для нас сюрпризом. Но при подходе к нему дорога раздвоилась и вошла в реку в двух местах, в пределах видимости. Обследовали оба варианта. Выяснилось, что в любом из этих мест придется замочить не только колени. Известно, что любые броды нужно преодолевать в обуви, но не всем известно как это нужно делать с велосипедом. Вкратце, это выглядит таким образом. Конечно, в первую очередь все зависит от характера реки, ее глубины, скорости течения, ширины, состояния дна, крутизны берегов. При выборе места брода первым решается вопрос о возможности преодоления без снятия велорюкзаков с велосипедов. В этом случае получается наименьшая потеря времени, за счет ненужного снятия и последующего крепления велорюкзаков на багажнике, во-вторых, река переходится за один раз, а в-третьих, загруженный рюкзак является хорошей дополнительной точкой опоры, что делает преодоление более безопасным. Если же глубина такая, что может промочить велорюкзак расположенный на велосипеде, а скорость течения небольшая, то рюкзак переносится на себе, а велосипед проводится по дну и так же используется как опора. При большой глубине и сильном течении приходится переходить брод в два приема, и при этом отдельно переносится велосипед и рюкзак. Это вызвано тем, что при сильном течении из-за большой «парусности» велосипеда его сносит, что может стать причиной потери равновесия и последующего падения, поэтому в таких случаях велосипед также нужно переносить над водой, что не всегда возможно сделать совместно с рюкзаком. Но в случаях, когда при большой скорости течения глубина все же не очень большая, то велосипед и рюкзак вполне можно перенести одновременно. Если же река оказывается не бродимой, то в таких случаях используются обычные туристские способы преодоления водных преград, от перил до навесных переправ, что случается редко в велопоходах, но все же случается.

В Большой Пайпудыне течение спокойное, русло извилистое, а дно из разной величины валунов, как и во всех горных реках Полярного Урала. Брод оказался не сложным. (Рис.27). Лишь в одной струе понадобилась взаимопомощь, и именно в ней мы до пояса промокли. Перебравшись на противоположный берег, удалось собрать дров и развести костер для обогрева, подсушки и приготовления обеда. Ветер, не смотря на то, что был не сильный, тем не менее, насквозь пронизывал мокрую одежду, и только высокая насыпь дороги спасала нас от него. Больше спрятаться было негде. Еще в первые дни похода, я решил, было считать все преодолеваемые нами броды, но уже на пятый день, когда счет перевалил за восемьдесят, и стало ясно, что их еще будет и будет, пришлось оставить эту затею.

После обеда ехали по отличной грунтовой, широкой дороге на высокой насыпи. Не ехали, а почти летели. Дорога пустынна. На всем ее протяжении (50 км.) не повстречался ни один человек, ни одна машина. Попадались только лишь зайцы, перебегавшие через дорогу, которые удивляли своей непугливостью и любознательностью. Выскочив на насыпь, они останавливались, долго смотрели на нас, очень близко к себе подпускали и после этого, как-то нехотя, убегали в кусты. Кроме зайцев, невдалеке от дороги, заметили оленя очевидно заблудившегося. Сопровождала нас, вдоль дороги, по-прежнему невероятная тишина, нарушаемая лишь журчанием попадавшихся ручьев.

В долине Пайпудыны, пейзаж оживляло редколесье, состоящее из лиственницы и березы, с примесью ели. С продвижением на юг растительность становится разнообразнее и богаче. Чем ближе к Оби, тем чаще в Зауралье встречаются участки тайги и смешанных лесов. На европейском склоне верхнюю границу леса образуют редкие березовые и лиственничные рощицы, чередующиеся с кустарниковыми зарослями полярной березы, ивы, богульника, голубики. Лес поднимается до высоты 300 – 500 метров над уровнем моря, причем на европейском склоне граница леса, метров на 150 ниже, чем на азиатском. На восточной стороне северной части Полярного Урала вполне можно обходиться без примуса. На поиски дров и хвороста для растопки костра много времени не понадобится.

За несколько километров до поселка Полярного переходим крупный правый приток Большой Пайпудыны – Малую Пайпудыну. Как и на Большой Пайпудыне рядом с бродом просматриваются остатки моста. За бродом характер дороги не меняется, лишь в кустах по обочинам появляются ржавые остовы разнообразной техники. На скорости въезжаем в пустой, безмолвный населенный пункт. Проехав по нескольким улицам, между рядами одноэтажных деревянных зданий, мы не увидели признаков жизни. Административные корпуса, жилые дома, гаражи, детский садик, школа – все было пусто. Найти людей оказалось не просто. Услышав шум двигателей, доносившийся с противоположной стороны поселка, мы устремились туда. Как выяснилось там, в нескольких бараках расположилась биологическая экспедиция. В большом деревянном сарае работал дизель, около него мы увидели человека. Это был дизелист. Парень оказался словоохотливым, поведал все, что знал о прилегающих к поселку местах и посоветовал зайти в управу экспедиции, которая расположилась тут же, на противоположной стороне улицы. Там подтвердили то, что дорога от Полярного до станции Собь, проходит между железной дорогой и рекой Собь. По ней, якобы, до станции Харп ездят грузовики. Мы остались довольны такой перспективой дальнейшего продвижения и, сделав отметку в маршрутке, заночевали в одном из помещений пустующего детского сада.

В свое время, до распада Союза, поселок Полярный, или по-другому Разъезд 110 километр Северной железной дороги, был базовым поселком научно-исследовательской станции на Хадатинских озерах. Здесь были зимние квартиры сотрудников станции и их семей. После закрытия станции, ушли и люди из поселка. Сейчас здесь базируются редкие экспедиции, да наезжают местные предприниматели, чтобы разобрать то, что еще не разобрано и вывезти его в Харп.

Участок от Полярного до станции Собь действительно начался неплохой дорогой. Но через два километра она стала ухудшаться, а вскоре и вовсе начала исчезать. Исчезать стала не в болоте, к чему мы уже привыкли, а в воде, в русле Соби, по которому действительно время от времени проезжали «КамАЗы» и «Уралы». Сначала было интересно смотреть на то, как они не сбавляя скорости, едут по реке, поднимая с обеих сторон фонтаны брызг выше кабины. Иногда они пересекали реку и ехали по противоположному галечному берегу. В общем, вчера мы рано обрадовались. Ни то, что нам рассказали ботаники, ни указанная на карте дорога, мягко говоря, не соответствовало действительности. Левый берег реки, к которому мы прижимались, когда шли по воде, был заросшим деревьями с густым подлеском. Идти по нему не представлялось возможным. Но когда глубина у берега стала выше колен, мы настолько устали и промокли, что решили выбираться на железнодорожную насыпь, которую было видно с реки, так как она проходила выше русла. С трудом преодолев разделившую полотно и реку чащу, и пройдя по шпалам еще несколько километров, развели костер. Короткий привал на обед и отдых.

Река Собь – один из крупнейших притоков могучей Оби. В Полярном она протекает в нескольких сотнях метров от станции и в этом мете уже пригодна для сплава. Несколько групп водников мы наблюдали с высоты, идя по железной дороге над рекой. От станции Собь и почти до Харпа, долину реки сжимают крутые склоны гор. Правый берег обрамляют склоны массива Рай-Из, левый, отроги Харбейского хребта, – все более уменьшающиеся по высоте по мере приближения к Харпу. Прежде чем открыться в сторону Западно-Сибирской низменности, ущелье настолько сужается, что местами превращается в каньон. По берегам – лиственничный и еловый лес. Река весело бурлит на порогах, вода с шумом разбивается о камни. Она как будто знает, что это ее последние шалости и уже через десяток километров она станет серьезной равнинной рекой с медленным, спокойным течением, широким руслом, местами с крутыми берегами.

Когда мы вышли к станции Собь, на ней стоял поезд, состоявший из четырех вагонов. В составе по одному вагону были: почтово-багажный, магазин, плацкартный и купейный вагоны. Этот поезд местного назначения – Воркута – Лабытнанги, ходит один раз в день и кроме, перевозки пассажиров, отоваривает разъезды и мелкие станции от Сейды до Харпа, на которых нет магазинов. При этом он может стоять на станции столько времени, сколько это нужно для продажи товаров, поэтому график его движения приблизительный. К его приходу люди собираются на станции заранее. Даже оленеводы приезжают из тундры на нартах за продуктами. В общем, магазин как магазин, только на железнодорожных колесах. Кстати, грибники, которые стали попадаться нам вдоль железной дороги, рассказали, что этот поезд может остановиться в любом месте между станциями, чтобы высадить или подобрать рыболовов и грибников.

От станции Собь, как и от Полярного, вначале была неплохая дорога, пролегавшая рядом с железкой. Проехав по ней, мы надеялись, что по мере приближения к Харпу она будет улучшаться. Но нас постигло такое же разочарование, как и у Полярного. По этой дороге, очевидно, ездят только на вездеходах при ремонте линии электросвязи, над которой она проходит, и поэтому ее справедливей будет назвать просекой, заросшей болотной растительностью, чем мало-мальски дорогой. Когда нам это стало понятно, мы снова вышли на железнодорожное полотно, по которому и дошли до … кладбища, на окраине Харпа, откуда уже можно было ехать.

При въезде в Харп заморосил мелкий, но густой дождь. Харп оказался не то маленьким городком, не то большим поселком. Это первый, более мене крупный населенный пункт в 235 километрах на восток от Воркуты. Получили и распределили засылку. За ее доставку хочется еще раз сказать – «спасибо» хорошим людям, которые запросто, честно и бескорыстно могут помочь другим.

В Харпе дороги асфальтированы, и наша радиалка в 60 километров до Салехарда представлена в виде прекрасной трассы, что для нас казалось чудом в этих местах. Моросящий дождь не прекращается, низкая облачность закрыла от нас массив Рай-Из, но сегодня мы едем не к нему, а от него. Отъехав по мокрому асфальту за пределы городка, останавливаемся в лиственном, заросшем мхом лесу и с трудом, под дождем разводим костер. Сухостой есть, но насквозь пропитан водой, и чтобы его разжечь используем, как растопку, бензин для заправки примуса. Примус не разжигали, потому что нужен был костер, для хотя бы кое-какой подсушки вещей.

От Полярного до Харпа чуть больше 40 километров. Из них на велосипедах проехано процентов тридцать, остальные пройдены пешком в равной степени по полотну железной дороги и рядом с ним, по появляющимся и пропадающим дорогам и тропам. Вести велосипеды по шпалам, конечно, получается быстрее, чем по тропам с непредвиденным набором мелких препятствий, но устаешь не меньше. Надоедает монотонность и постоянное перескакивание велосипеда с одной стороны рельс на другую. А делать это нужно потому, что в местах, где между шпалами недостаточная или отсутствует подсыпка гравия, получаются глубокие ямки, по которым трудно вести велосипеды. Кроме того, велосипеды, попадая в эти ямки, сильно бьются колесами, а это при загруженном багажнике ослабляет натяжку спиц и их нужно время от времени проверять и подтягивать. Иногда откосы насыпи становятся широкими и хорошо утоптанными, тогда удается проехать по ним на велосипеде, но, как правило, не далеко, и не долго. Сегодняшний участок мы прошли за день, но при этом нужно учесть, что темп продвижения был интенсивным и без потерь ходового времени. Привалы производились строго по часам, а обед был сокращен до полутора часов.

Ходьба по шпалам располагает к размышлениям. Вспоминается прочитанное из истории строительства этой железной дороги. Идея прокладки пути из района Воркуты от станции Чум, Северо-Печорской железной дороги до поселка Лабытнанги родилась не сама по себе, а в контексте разработки более грандиозных планов. В конце Великой Отечественной войны, руководством страны, стала рассматриваться идея создания Трансполярной магистрали – самой грандиозной в мире, которая бы из Европейской части СССР пролегла через всю Сибирь до Чукотки, на Колыму и Камчатку. Весной 1949 года было начато строительство пути от Салехарда до Игарки протяженностью 1236 километров. Этот участок рассматривался как начальный этап великой Трансполярной магистрали. Уже в 1952 году, в небывало короткие сроки, было открыто рабочее движение от Салехарда до Надыма, а в следующем был запущен восточный участок в район Игарки. Но судьба магистрали сложилась таким образом, что сразу после смерти Сталина, ее строительство прекратилось так же быстро, как и началось. Стройка века была забыта и заброшена. В связи с торопливостью при выполнении работ и досрочностью рапортов о сдаче объектов, страдало качество строительства, и поэтому оставленная магистраль быстро саморазрушалась. Насыпи проседали, откосы размывались, рельсы со шпалами затягивались в болота, мосты не выдерживали половодья. На покинутой трассе жизнь замерла – были брошены дома, лагеря, люди уехали, все опустело.

Что касается дороги, по которой мы идем, то она была связующим звеном между европейскими железными дорогами и будущей азиатской магистралью. В декабре 1948 года, не смотря на тяжелейшие климатические условия, она была сдана первой в рабочую эксплуатацию. Ее сразу же стали использовать как грузосборную дорогу для доставки необходимой техники и оборудования для строительства Трансполярной магистрали. А в 1955 году, 192 километра этой дороги от Чума до Лабытнанги были приняты в постоянную эксплуатацию. Интересно, что при доставке грузов на магистраль, летом с Лабытнанги до Салехарда, через Обь действовала паромная переправа, а вот зимой составы шли по путям, проложенным прямо по льду реки, усиленному сваями и деревянными лежнями.

От Харпа до Лабытнанги 60 километров отличного асфальта. Вот только с погодой не повезло – по-прежнему моросит дождь. Едем с удовольствием, но мокрые. В Лабытнанги (в переводе с ненецкого «семь лиственниц») долго не задерживались. Город небольшой, особых достопримечательностей не имеет. В процессе поиска Главпочтампта успели объехать его половину, а вторую половину проехали, когда выезжали к паромной переправе через Обь. На почте отметили маршрутку, а Ковалев позвонил в Харьков и поздравил дочь с Днем рождения. Пробыв половину месяца наедине с природой, мы отвыкли от шума городов и их суеты, поэтому старались долго не задерживаться в них. Это же касается и Салехарда, который расположен на противоположном, правом берегу Оби. (Рис 25 и 13).

Ширина Оби здесь доходит до пяти километров. Проблем с паромом не оказалось вовсе. Ходят они по расписанию через каждые 30 минут. Пассажиров перевозят бесплатно, что нас, конечно же, удивило, а плату берут только лишь за автотранспорт. Сойдя с парома, до Салехарда нужно проехать еще 15 км. Невдалеке от причала, справа у дороги на высоком насыпном холме высится огромный бетонный мамонт. Очевидно, в натуральную величину. Этот памятник установлен как символ Сибири и как напоминание о том, что именно в Сибири, в вечной мерзлоте, были найдены хорошо сохранившиеся ископаемые останки настоящего мамонта.

Салехард (до 1935 года – Обдорск) столица самого крупного в мире газодобывающего района – Ямало-Ненецкого автономного округа. Город расположен на высоком берегу реки Полуй при впадении её в Обь, а название его переводится как «город на мысу». Интересен своей необыкновенной архитектурой объединяющей в себе современный дизайн и народные традиции. А еще уникален тем, что расположен точно на линии Северного Полярного круга. Свидетельствует об этом специальный монумент, состоящий из двух огромных полуколец, расположенных параллельно друг другу, сквозь которые проходит невидимый меридиан – Полярный Круг. Салехард – единственный город на планете расположенный на широте Северного Полярного круга.

Заложенный в 1595 году русскими казаками, Обдорский острог столетиями был форпостом Российского государства на его северном пути к Тихому океану. В Салехарде стоит посетить Окружной музейно-выставочный комплекс имени И.С. Шемановского, который в 2006 году отмечает свой 100-летний юбилей. Музей создан на основе – «Хранилища коллекций по этнографии инородцев Тобольского Севера» - организованного в 1906 году, настоятелем Обдорской духовной миссии игуменом Иринархом (И.С. Шемановским).

Экскурсионная дневка с накатанными туда и обратно 120 километрами закончилась на месте нашей предыдущей ночевки, на окраине Харпа. Вечером полакомились запеченными на костре небольшими щуками. Олегу Ковалеву удалось поймать их одиннадцать штук, пока ждали паром на Оби. Завтра начинается заключительная часть нашего Полярноуральского маршрута, и мы снова погружаемся в неторопливый мир почти нетронутой природы. Что нас ждет впереди? Впереди северный край южной части Полярного Урала известный под названием Массив Рай-Из. Это самый высокогорный район на нашем пути. Перевалы здесь достигают высоты 700 – 800 метров , а отдельные вершины поднимаются выше 1200 метров над уровнем моря. Еще нам предстоит перейти вброд две серьезные реки – Собь и Усу и преодолеть приличный участок волнистой тундры.

Плотный утренний туман постепенно сменился низкой облачностью, так и не открыв для нас панораму Массива Рай-Из. На автозаправке уточнили дорогу. И вот опять удача. Оказывается, через р. Собь есть хороший мост, о котором мы даже не обнаружили никаких сведений при подготовке похода. По мосту, через реку проходит так называемая технологическая дорога, по которой грузовики возят породу с хромитового рудника, расположенного на плато Рай-Из в Харп, на дробильный комбинат. Проезд какого либо другого транспорта по этой дороге запрещен, о чем гласит вывеска и шлагбаум перед мостом, но на нас никто не обратил внимания, так же как и на грибников шедших из Харпа в лес, на противоположную сторону Соби. Лес в долине Соби и ее правого притока р. Енга-Ю довольно густой, состоящий в основном из лиственницы и березы, и больше похож на тайгу.

Подъем, вначале пологий, начался сразу от моста. Грунтовая дорога широкая, но мокрая и грязная, ехать не легко. К тому же грузовики проезжающие мимо нас в обе стороны с интервалом

3 – 4 минуты, хотя и сбавляют скорость, прижимаются к обочине, но все же забрызгивают глинистой жижей. Сначала мы как-то старались уберечься, но, даже не предполагая что такая обстановка будет сопровождать нас до конца дня, вскоре перестали обращать на нее внимание, потому что все равно быстро промокли и перепачкались. С набором высоты лес постепенно стал редеть, и когда мы выбрались на водораздел, отделяющий Собь от Енга-Ю, ландшафт уже напоминал горную пустыню. Слева, внизу раскинулась широкая, безлесная долина р. Енга-Ю. По ее пойме извилистой лентой пролегла наша пройденная дорога к перевалу Геологов. Ближе к обеду, облака на некоторое время разошлись и кроме самой долины, на противоположном ее конце мы успели увидеть ближайшую к нам вершину – Черную ( 1022 метра ). Это было, пожалуй, последнее, что мы успели увидеть в этот день. После обеда, состоявшегося прямо у дороги, на одном из ручьев впадающих в Енга-Ю, начался крутой серпантинный подъем на перевал. Снизу хорошо было видно, как дорога резко исчезает из виду в стоящих над плато облаках, а вскоре, по мере нашего подъема облака поглотили и нас. И без того мокрые, мы попали в капель, от которой спастись было невозможно. Она окутала нас полностью. Дорога ухудшилась, все чаще стали появляться большие лужи, заполнявшие всю проезжую часть, видимость снизилась до десяти метров. О приближении автомобиля узнавали по реву двигателя, а их включенные фары появлялись не раньше, чем за 20 метров . Кратковременные остановки и привалы не давали отдыха, так как с набором высоты становилось холоднее и мы, промокшие от пота и от осадков снаружи, быстро замерзали. Поэтому, не смотря на усталость, нужно было двигаться.

Это было не классическое, не по правилам взятие перевала. Всем известно, что перевалы штурмуются с утра, чтобы за день успеть перевалить. Мы же подходили к перевалу уже под вечер, да к тому же в тумане. Но у нас были вполне обоснованные причины так поступить. Во-первых, если остаться ночевать на середине подъема в палатках, то особой разницы уже нет, что здесь, что наверху, во-вторых, при ухудшении погодных условий мы всегда можем быстро спуститься на любой из машин, постоянно снующих мимо нас, а в третьих – мы знали что на перевале есть вахтовый поселок, где в балках живут водители грузовиков, и там же расположились геологи, у которых мы надеялись остановиться и получить информацию о предстоящем спуске с перевала. Последнее было необходимо, потому что при почти нулевой видимости, никакое ориентирование с компасом и картой спуститься с плато не помогут. Да и небезопасно это.

Помнится, как однажды в пешеходном походе по Крыму, на Ай-Петринской яйле нас накрыл туман и нужно было спуститься с нее на побережье по, так называемой, Екатеринской лестнице – единственному возможному спуску с яйлы, по узкому ущелью. Выйдя из леса на гребень, нужно было решать, в какую сторону следует идти влево или вправо. Никаких ориентиров не видно. Решили идти вправо, и вскоре наткнулись на хорошо протоптанную тропу, ведущую влево и вниз, в крутой овраг. Обрадованные верности нашего выбора начали спуск. Вначале уверенно шли по тропе, потом стали осторожно передвигаться, потому что спуск стал чересчур уж крутым, и нужно было придерживаться то за кусты, то за камни. Когда тропа скрылась за боковым уступом и там закончилась, мы стояли на краю внезапно открывшейся перед нами почти километровой бездны. Выбираться обратно наверх оказалось гораздо сложнее, но когда мы это сделали, то облегченно вздохнули, осознав, что были в нескольких шагах от трагедии. Тропа оказалась обыкновенной обманкой, на которую очевидно попадалась не одна группа. Вернувшись назад на гребень яйлы и, пройдя по ней еще пару километров вперед, мы вышли на аналогичную тропу, но на этот раз оказавшейся верной, и по которой благополучно спустились в Форос.

Таким образом, исходя из соображений безопасности и учитывая факт первопрохождения, мы не могли позволить себе риск поиска в густейшем тумане спуск с плато, которое с юго-запада обрывалось многометровыми, почти отвесными стенами в долину реки Макар-рузь. Единственный безопасный путь, который у нас был в этой ситуации, это путь назад. Но он означает конец похода и непрохождение маршрута, что уж очень обидно, ведь большую часть его мы уже сделали, не смотря на все трудности. Мысль о возможном отступлении угнетала в душе каждого из нас, и мы молча упорно пробирались сквозь туман к нашей надежде на лучшее и к встрече с геологами.

Геологи жили в балке, рядом с которым они устроили и нас. Это были в основном молодые ребята, и только одному из них, начальнику партии, на вид было лет шестьдесят. Он много лет работает на Массиве Рай-Из и потому отлично его знает. За чашкой кофе, которым нас угостили, мы внимательно изучили пятьсотметровку геологов и узнали наше завтрашнее будущее. Начало спуска нам пообещали показать, а что касается тумана, то здесь, на перевале Геологов, на высоте 720 метров над уровнем моря, уже месяц не видели солнца, и такая погода в этом месте не редкость, а обычное явление.

Нам снова сопутствовала удача. Мы не напрасно торопились на перевал. Завтра, рано утром, геологи уезжали вниз, в Харп и мы вполне могли разминуться и не разузнать о спуске ведь водители самосвалов, приехавшие сюда на заработки, как выяснилось из разговоров с ними, не имеют ни малейшего представления об окружающей местности.

Спуск оказался не намного легче подъема. Тракторная дорога, пробитая в горах, в отдельных местах имела уклон в 35 – 40⁰. Кажется, что строили ее побыстрей и покороче. Временами она превращалась в русло очередного ручья. Когда нас подвели к началу дороги, по-прежнему стоял густой туман и поэтому, в дальнейшем, единственным ориентиром была сама дорога у нас под ногами. Придерживаться ее, идя по ровному плато, было сложно, так как она иногда растворялась в тумане среди камней и грязи. Но когда начался явный уклон, то стало легче ориентироваться, а когда мы опустились метров на 300 по высоте и вышли, наконец, из облаков, то увидели оставшуюся часть спуска в узком и глубоком кулуаре. Захватывающее зрелище – короткие серпантины дороги, расположившиеся один над другим, напоминали ступени огромной лестницы. (Рис.23 и 24).

Два часа спуска пешком и мы на берегу реки Макар-Рузь, которая своей глубокой долиной отделяет массив Рай-Из от главного уральского хребта. Соединяет их лишь только километровая седловина Собского перевала. Река Макар-Рузь берет начало с перевала Собский и имеет длину 48 км . Если пойти по ней вниз, то можно, обогнув массив Рай-Из с юго-востока, выйти к реке Енга-Ю вдоль которой 22 км . до Харпа. На противоположном берегу, почти напротив места нашего спуска, есть ущелье ручья Кузь-Ты-Вис, впадающего в Макар-Рузь. Восьмикилометровый подъем вдоль него выводит к перевалам на запад, к истокам рек Елец и Степ-Рузь. Мы же сворачиваем на северо-запад и начинаем подъем вдоль реки, к перевалу Собский, соединяющий верховья рек Макар-Рузь и Собь.

Погода немного улучшилась, даже несколько раз показывалось солнце, тем не менее, его снова закрывали тучи и нам опять приходилось надевать накидки от дождя. Что поделаешь, середина августа, в горах начинается осень. Нам было немного жаль, что, преодолев массив Рай-Из, мы его не увидели. Не увидели также перевал, который прошли, не увидели плато, и карьер рудника, где добывают хромовую руду, не увидели открывающиеся на восток просторы Западно-Сибирской низменности, и не увидели высочайшую вершину Полярного Урала – двуглавый Пай-Ер. Но стоит ли печалиться о второстепенном, если в главном все нормально? Конечно же нет. А главное, это то, что поход продолжается, идем по графику и поэтому настроение в группе бодрое. Думается, что, и вчерашняя русская баня с веничком у вахтовиков, придала нам сил и энтузиазма.

С перевала Геологов до Собского перевала, весь путь нас провожали три лайки, увязавшиеся за нами с самого верха. Мы пытались отогнать их назад домой, но это не удавалось, и они по-прежнему бежали невдалеке. Даже броды их не останавливали. А когда останавливались мы, они подходили и, отдыхая, ждали нас. Так продолжалось до самой седловины перевала, откуда они наконец-то повернули назад. Убегая, собаки останавливались, оборачивались и смотрели в нашу сторону, может быть, прощаясь, а может быть, надеясь, что, так же как и они и мы пойдем обратно.

Но мы, если уж раньше не вернулись, то сейчас это тем более невозможно. Впереди спуск по каменистым курумам с последнего перевала на маршруте. Ущелье Соби в истоках узкое, с крутыми берегами, поэтому дорога густо усыпана камнями разной величины, которые скатываются с обоих склонов. Вымываемые дождем они то и дело грохотали то впереди нас, то сзади. Когда ущелье расширилось, свернуло на северо-запад и, показался выход в предгорье, нас застал сильный дождь. Пришлось доставать палаточный тент и укрываться им, а чтобы не терять время в ожидании, когда он закончится, решили пообедать под тентом, в сухомятку. Когда дождь стих, невдалеке от нас, поперек ущелья повисла двойная радуга, и мы имели возможность еще раз убедиться в том, какое это чудесное явление – радуга в горах.

По мере выхода из гор небо становилось яснее, а вскоре, с высоты предгорья мы увидели раскинувшуюся на запад тундру. Вдалеке, внизу, как игрушечная, пролегла железная дорога, а на ней приютилась крохотная станция Полярный Урал. Сегодня нам нужно к ней спуститься, но дорога стала уходить в противоположную сторону, и пока неизвестно куда. Делаем разведку. Разведчик Сенченко, он же фотограф, докладывает: дорога за очередным бугром уходит вправо вдоль массива Рай-Из к станции Полярной. Теперь нужно выбирать – или идти по дороге до Полярной, а потом по железке к Полярному Уралу, что легче, но получается значительный круг, или напрямую, через тундру 8 километров , но сразу к Полярному Уралу. Если учесть что уже здесь, в предгорье, Собь, через которую нам нужно переходить достаточно полноводна, а поэтому на равнине перейти ее будет сложнее, то нужно идти к Полярному Уралу. Так и решили. На границе гор и тундры начинаем переходить вырвавшуюся из ущелья Собь. Этот брод занял у нас больше времени, чем какой либо из предыдущих, только на подход к реке и поиск места переправы потребовалось около часа. Много времени ушло на подготовку – снятие рюкзаков с велосипедов, переодевание, упаковку вещей и тщательную проверку всех креплений и завязок. Маршрут брода был выбран по косой линии под углом 45⁰, к руслу вверх по течению, и длиной 80 – 90 метров . Не смотря на то, что шли мы по наиболее разветвленному участку русла, сильное течение в некоторых местах старалось сбить с ног. В холодной воде, стекавшей из-под снежников, ноги мерзли, поэтому для их согревания приходилось делать промежуточные остановки на островках. Некоторые участки челночным способом переносили по очереди, с острова на остров, рюкзак и велосипед, мне же удалось вместе с рюкзаком и велосипедом первому выбраться на противоположный берег. До окончания переправы я наблюдал за остальными, чтобы в случае необходимости помочь или указать более мелкое место, так как сверху хорошо было видно реку.

Выйдя на берег и перебравшись на пойменную терассу, группа стала приводить себя в исходное положение. Осмотрев местность, ни дороги, ни тропы поблизости, я не обнаружил. Пока группа собиралась, командир попросил меня посмотреть, нет ли дороги выше по склону, на надпойменной террасе возвышавшейся невдалеке. Отойдя от группы я стал пробираться вверх, сквозь тундровые карликовые заросли, в сторону возвышавшейся впереди горы Шлем. Подножье ее северного склона плавно переходило в бесконечную тундру. Выбравшись на вторую надпойменную террасу, дороги там я не обнаружил и решил пройти еще чуть-чуть выше. Сзади, внизу, была хорошо видна Собь и на ее берегу наши ребята. Сделав десяток шагов вперед, вверх по склону, я вдруг заметил впереди у основания горы движущиеся силуэты. Их было трое. Вначале я, конечно, обрадовался, потому что это могли быть туристы, местные жители или геологи, у которых можно было бы проконсультироваться, и поэтому шел, не отрывая глаз от этой группы, чтобы не потерять её из виду. Но когда по мере моего приближения, силуэты стали более различимы, а один из «геологов» встал на четвереньки и быстро забегал, я вдруг все понял – я же иду прямо на медведей. Двое взрослых медведей стояли во весь рост, а между ними бегал третий, поменьше – медвежонок. Как видно, медведи меня, идущего прямо на них человека, заметили раньше, чем я их, и как это присуще медведям, поднялись на задних лапах в предупредительную позу.

Считается, что если близко встретился с медведем, то нельзя отходить, повернувшись к нему спиной, а нужно пятиться. Но я считал, что расстояние между нами достаточно большое и повернувшись начал спускаться обратно к группе. Беспокоило только одно – как медведи отреагируют на мою красную ветровку, и поэтому мне пришлось все время оглядываться и наблюдать за их действиями. К счастью ни я, ни моя штормовка их не интересовали, и они по-прежнему оставались на своем месте. Вернувшись к группе, я доложил, что дорогу не обнаружил и добавил, что уходить отсюда нужно немедленно. На вопрос: «Почему?», я указал на три фигуры под горой.

Медведь по своему красивый зверь и, как правило, добрый, но уже вечереет и нужно быть осторожным, ведь ночевка на территории «хозяина» тундры может быть непредсказуема. Считается, что летом, когда в тундре достаточно пищи, медведь равнодушен к человеку. Но все же это дикий зверь и невозможно предугадать его намерения. К примеру, очень опасен так называемый «прирученный» медведь, стоит ему хотя бы раз получить еду от человека, он будет желать получать ее постоянно. При этом он может нападать на людей, отнимать пищу, разрушать палатки, дома. Встреча с таким разбойником очень рискованна. Не менее опасна – встреча с медведицей с медвежатами, а также с брачующимися парами. А вообще-то, говорят, что на Полярном Урале медведи не пуганы и поэтому миролюбивы. Однако, не смотря на это, мы живо сворачиваемся и уходим из их владений.

Оставшиеся километры пути сегодняшнего дня, пролегли вдоль Соби. Сначала шли напрямик, вернее пробирались по тундре, без каких либо признаков на улучшение ситуации. Но вот попадаем случайно на слаборазличимую, но все же тропу. Отличается она лишь поблекшим цветом низкорослой ольхи, в сравнении с остальной яркой зеленью тундры. Идти по ней, пожалуй, только морально легче.

Когда мы спустились к озеру, у станции Полярный Урал, солнца на небе уже не было и начинало темнеть. Все очень устали, поэтому поужинали быстро, и в лагере наступил долгожданный отдых и отбой. Завтра снова нас ждет дилемма: или тундра, или шпалы.

Подходя к озеру, мы нечаянно пересекли незаметную границу между Европой и Азией и поэтому утром проснулись уже в Европе. Неприметный обелиск, обозначающий эту границу, расположен в 500 метрах восточнее станции. Станция – это три домика и несколько вагончиков. Два дома – это старая и новая строящаяся станция, а в третьем, живет дедушка-сторожил, к которому мы обратились за разъяснением дорог, указанных на наших картах. После выяснения подробностей и непродолжительных дебатов, из двух вариантов были выбраны снова шпалы. Вчерашняя тундра настолько утомила, что предпочтение железке было отдано единогласно. Но, как уже показала практика, выбор этот тоже не ахти как хорош.

На сегодня задача – как можно ближе подойти к станции Елецкой. Планируем как минимум сорок километров, при этом двигаться нужно интенсивно и без потерь времени. Нам нравится, что мы в графике и поэтому подъем и выход ранние. В шести километрах от станции протекает река Елец – левый приток Воркуты. Свое начало она берет с главного водораздельного хребта, близ перевала Макар-Рузь, до которого вверх вдоль реки 24 километра . В семи километрах от своего истока Елец вырывается из гор и превращается в равнинную реку, но здесь в предгорьях все еще бурную и порожистую. Река сопровождала нас до самого поселка Елецкого, и мы были этому рады, потому что она оживляла и украшала сегодняшний унылый и однообразный участок маршрута, шумя слева от нас внизу, в глубоком ущелье. А справа от железки, в среднем в 3 – 4 км , параллельно ей прилегала тракторная дорога. Если бы мы шли по ней, то нам пришлось бы пересечь десять бродов через правые притоки Ельца, но теперь все их мы переходили по мостам.

Чем дальше мы уходили на запад, тем меньше становились горы позади нас. Оглядываясь назад, мы понимали, что это последний прощальный взгляд на Полярный Урал. Кто знает, удастся ли в жизни повидать его хребты еще один раз. Кажется, что за двадцать дней мы нашли с ним общий язык и даже подружились, поэтому и грустно, и трудно теперь расставаться с ним. Он научил нас спокойствию, выдержке, обязательности, и благодаря ему мы, как будто стали чуть-чуть мудрее.

Поселок Елецкий – самый крупный между Сейдой и Лабытнангами. Здесь есть даже железнодорожное депо.

Но самое главное то, что здесь не надо долго искать людей и узнать о лучшей дороге на Воркуту беспроблемно. Чуть западнее, за поселком, река Уса впадает в Елец, и здесь ее можно перейти по железнодорожному мосту, но дорога вдоль нее старая, заброшенная и заросшая по которой давно уже никто не ездил. Тракторная дорога, по которой можно, как нам сказали, проехать, начинается прямо от поселка и брода за ним через реку Лек-Вож, широкую, но мелководную, в месте брода – 30 – 40 см глубиной. Решаем ехать по этой дороге. Неплохая грунтовка, но в тундре от заболоченных мест спасенья нет, поэтому часто ноги, естественно, снова мокрые, в связи с чем, на мелкие броды уже не обращаем внимания и проходим их, не сбавляя темп.

При броде равнинных рек есть своя специфика – они не так быстры, как горные, но, как правило, имеют большие глубины, поэтому основным волнующим нас вопросом был вопрос о состоянии брода через Усу вблизи Воркуты. В Елецком мы на него не смогли получить ответ – очень уж редко ездят по этой дороге в Воркуту. Все предпочитают ехать туда по железной дороге, и даже автомобили перевозят на платформах, если уж очень нужно. Но зато местные шоферы говорили о том, что дорога нас выведет к плотине гидроэлектростанции на Усе, которая находится несколько дальше, чем брод, а там уже асфальт. Два возможных варианта переправы вселяли надежду, что все будет хорошо, и эти последние 60 км мы начали бодро. Дорога шла по волнистым увалам тундры и позволяла ехать, а мы, соскучившись по езде на велосипеде, с удовольствием нажимали на педали. Справа, в синеве, тянулись горы, где в проходе между хребтом Ния-Хой и кряжем Манита-Нырд приютилось несколько чумов.

Все шло хорошо, даже погода наладилась, но только лишь до обеда. Вторая половина дня была полной противоположностью первой. Сначала испортилась погода. Низкие кучевые облака закрыли небо, и заморосил дождь. Он становился то сильнее, то слабее в зависимости от плотности проходивших над нами облаков. И без того сырая дорога стала размокать и ухудшаться, ехать становилось все труднее и труднее. До этого мы были мокрыми только снизу, теперь начали промокать сверху. За несколько километров до уже показавшейся Усы, отломался задний переключатель скоростей, на одном из велосипедов. Поломка оказалась довольно серьезной, и сначала все приуныли. В процессе ремонта, путем проб и ошибок, проблема была решена и поломка устранена, а полтора часа времени, к сожалению, было потеряно. Отсутствие солнца на небе предполагало ранние сумерки, и мы торопились, чтобы успеть пересечь Усу сегодня. (Рис.16).

Очередной неожиданностью для нас стало то, что дорога вывела нас не к плотине, как мы предполагали, и которая уже была хорошо видна, а к широкому, метров в 250, глубокому руслу реки. Ближняя к нам часть русла была сухой и туда круто спустилась наша дорога, где растворилась в разномерном хаосе валунов. Сама река протекала одним рукавом, под высоким противоположным берегом. Пройдя сухую часть русла и, выйдя к реке, на противоположной ее стороне мы увидели человека с удочкой. Это был второй человек, которого мы встретили за этот день. Первым был молодой ненец, несшийся на нартах нам на встречу с такой скоростью, что когда он остановился около нас, олени не просто легли отдыхать, а почти упали.

Перекрикиваясь через реку, рыболов, предупредил, что здесь глубоко и перейти невозможно, посоветовал пройти вниз по руслу реки метров 500, туда, где река разбивается на рукава и где мельче. Кроме этого мы у него выяснили, что дороги к электростанции нет, а только лишь четыре километра тропы по верху, вдоль реки, а до Воркуты отсюда всего восемь километров. Последняя информация не согласовывалась с данными на карте, по нашим вычислениям это расстояние гораздо больше. Но с другой стороны, не доверять местному вроде бы нет причин, да и мало ли как пролегает дорога по тундре и как она нарисована на карте. В общем, кажется, все, что нужно выяснили и потащили велосипеды по сухому руслу реки в указанную сторону. Хочется поскорей переправиться на противоположный берег, где есть заросли ивняка и развести костер. На нашей стороне дров нет. 500 метров давно закончились, спидометр показывает, что прошли уже 1,5 километра , но брода все еще нет. Пройдя еще метров 300, мы увидели впереди движущиеся фигуры. Продолжая идти вперед, решили, что это рыбаки, но когда подошли поближе, то разглядели, что это снова были медведи. Их было двое, и они резвились на нашем берегу, как раз очевидно у брода.

Вот мы и уперлись. Дальше нельзя, назад не хочется, а сумерки близятся. Но делать нечего, ведь решение может быть только одно – идти назад и там искать брод. Возвращаемся по надоевшим валунам те же два километра. Пройдя к исходной точке, просматриваем выход автомобильной колеи на противоположном берегу реки. Ведь если дорога спустилась в русло, значит должна из него где-то выйти. Рыболова, ошибившегося с расстоянием до переката, уже нет, а жаль, можно было бы ему, что ни будь сказать о бесцельно пройденных четырех километрах по бездорожью.

Рекогносцировка с высокого берега над рекой, позволила все же найти маршрут прохождения машин через реку. Брод оказался длинным и пролегал под очень острым углом к реке. Определить его, находясь внизу, у воды, было невозможно. Начинаем разведку. «Полковник водолазной службы», он же руководитель (Рис.14), надев резиновое спецснаряжение, потихоньку побрел по реке. А в это время, сверху, по руслу реки навстречу ему начал надвигаться туман, и на расстоянии 100 – 120 метров от нас, через несколько минут, поглотил его. Полковник скрылся в тумане, который появился как-то внезапно и теперь, в связи с этим, во-первых, явно разрушились наши планы пройти брод сегодня, а во-вторых – не было видно Олега и мы, естественно, беспокоились. Хорошо, что течение не очень быстрое, но глубина, хотя и предполагается небольшой, все же неизвестна. Около пятнадцати минут мы напряженно всматривались в белую пелену, пока наконец-то не услышали явное шлепанье шагов по воде. А вскоре появился сам Олег, и мы вздохнули, притом два раза – один раз от радости, что он благополучно вернулся, а второй – от грусти, после того как мы увидели, что он мокрый почти до пояса. Это значило что местами глубина такая, что если вести велосипеды по дну, то они скроются под водой по самый руль и седло, а нашему невысокому завхозу вообще придется перебираться почти вплавь. К тому же общая длина брода, включая промежуточный островок на середине, составляет приблизительно 250 метров .

Ну, вот на сегодня кажется все. Разведку сделали, наработались хорошо, а награды никакой – брод в тумане переходить нельзя, одежда мокрая, дров нет, костра не будет, примус надо разводить под дождем и к тому же где-то рядом бродят медведи. А ведь как неплохо начинался день. Ну да ладно, мы можем вполне гордиться за сегодняшние почти шестьдесят километров по тундре, которые были не из легких.

По палаткам барабанит дождь. На ужин собрались в одной. Планируя завтрашний день, предполагаем, что от дождя, вода в реке может подняться. Утром нужно будет проверить уровень. Рассматриваем еще одно предложение – пройти четыре километра по тропе до плотины, а оттуда до Воркуты хотя и дальше на двадцать километров, но зато уже по асфальту. При этом отпадает проблема с бродом. Но сегодня уже поздно и нужно спать, а утро вечера мудренее и поэтому окончательное принятие решения оставляем на завтра.

Утром горизонт прояснился, туман исчез, в просветах перисто-слоистых облаков просматривалась голубизна. Как будто вчера и ночью никакой непогоды и не было. Настроение, естественно, улучшается, и мы решаем идти к плотине ГЭС. Последним доводом послужило то соображение, что не помешает знать и этот вариант пути на Воркуту. Кстати вода в реке поднялась незначительно.

Очередная еле заметная узкая заросшая тропинка ведет нас высоко над рекой. Когда мы прошли уже четыре предполагавшиеся до плотины километра, и стало хорошо видно здание над ней, мы поняли, что и здесь, как и вчера, когда мы ходили к перекату, расстояние как минимум в два раза больше чем нам говорили. Это было некстати, потому что расчеты времени на сегодняшний день начинали подвергаться сомнению. Постепенно увеличиваем темп и стараемся исключить всякие задержки.

Наконец подходим к плотине. И что же мы видим? Видим небольшое подпруженное плотиной водохранилище, красивый мощный водопад слива с белопенными бурлящим потоком внизу и, о ужас – саму плотину, которая не сплошная, и не соединяет берега, а доходит только лишь до середины реки, зажатой в этом узком месте между двумя отвесными скалами. И здесь, в этом месте, как и на всем протяжении реки, вдоль которой мы шли к плотине, ни малейшего намека на возможность брода.

Этот тупик похлеще наших вчерашних мытарств. Нам просто не верилось, что можно вот так влипнуть. Кстати, теперь стало вполне ясно, почему дорога вчера вывела не к плотине, а свернула к броду. А на противоположной стороне, от плотины действительно начиналась хорошая асфальтированная дорога, на которую мы смотрим через речку почти с отчаяньем, не веря тому, что придется снова идти по тундре восемь километров назад, к разведанному броду. Но другого выхода не было.

Сегодня последний день похода по графику. Мы сначала отставали, потом вошли в него, шли четко день в день, и теперь обидно будет, если вовремя не успеем добраться до Воркуты, хотя она совсем рядом. Такое ощущение, что тундра и Полярный Урал, начиная со вчерашней поломки велосипеда, не хотят расставаться с нами и отпускать.

Мы мужественно возвращаемся по восьмикилометровой тропе к броду. По дороге два раза спускаемся к реке и обследуем замеченные сверху перекаты, но, увы, они только сверху кажутся безобидными, а при приближении к ним становится ясно, что перейти невозможно – большая глубина и сильное течение. Через два с половиной часа подошли к броду возле нашей ночевки. Всего на «экскурсию» к плотине и обратно ушло пять бесцельно прожитых часов. Решили, перейдя брод, на противоположном берегу пообедать. Изменение погоды после обеда в худшую сторону становится правилом. Вот и сейчас с запада начинают надвигаться низкие слоисто-кучевые облака, значит, опять будет моросить.

Раздеваемся до пояса снизу полностью, оставляем только обувь. Вещи и все что может быть смыто течением – насосы, фляги, велокомпьютеры, инструмент снимаем с велосипедов и перекладываем в велорюкзаки, которые одеваем на себя. Подготовились тщательно, и нужно сразу сказать, что брод прошли без чрезвычайных приключений. Вначале первым шел руководитель, по выбранному им вчера маршруту, а мы все двигались цепочкой за ним, ведя велосипеды по дну. Угол перехода был настолько острым, что больше пришлось идти вдоль реки против течения, чем поперек него. Самого низкого по росту поставили вторым, а когда вышли на более глубокое место, то прикрыли его от напора воды, расположившись чуть выше по течению. Велосипеды действительно почти полностью ушли под воду. Когда глубина и течение уменьшились, мы пропустили фотографа вперед, для того чтобы он с берега сфотографировал форсирование брода и нас пока мы в одежде над водой. (Рис. 15).

Благополучно перебрались, брод закончился, но начался дождь, и одевать пришлось нашу полусухую одежду на мокрое тело. От брода, в сторону города уходит тракторная дорога. Если верить что до него восемь километров, то обед можно отложить и пообедать в сухом месте, хотя бы на вокзале, к которому мы стремимся, так как наш поезд отправляется сегодня вечером, а следующий только через сутки. Так что торопиться есть смысл и мы продолжаем ехать дальше без обеда. В качестве допинга получаем от завхоза конфеты и печенье.

Но торопиться в тундре, так же бесполезно, как отправляться в путешествие на велотренажере – колеса крутятся, а стоишь на месте. Вначале, более менее неплохая дорога, вскоре превратилась в заезженный болотистый тракт шириной до сорока метров. О езде снова пришлось забыть, как и мечтать о восьми километрах до Воркуты. Километраж оказался снова в два раза больше и то только до нормальной дороги, по которой нужно было ехать еще четыре километра до города. Эта «нормальная » дорога оказалась технологической грунтовкой, как на массив Рай-Из, по которой ездят только огромные карьерные «Белазы» и возят на станцию белый гравий, от которого мокрая от дождя дорога как будто залита известковым молоком. В виду отсутствия на наших велосипедах грязевых щитков, приходится ехать очень медленно, чтобы не забрызгать велосипеды и рюкзаки, ведь теперь уже точно понятно, что на поезд мы успеваем. Дорога привела к вокзалу и городу с тыла, со стороны тундры, откуда нормальные люди не появляются. Перейдя через железнодорожные пути, мы очутились на вокзале.

У выезда из тундры на технологическую дорогу все же сделали перекус, а уже на вокзале попили горячего чаю и переоделись в чистое и сухое, почувствовав непередаваемое приятное ощущение от сухости одежды. Без проблем взяли билеты и через три часа уже около полуночи сидели в вагоне отъезжающего поезда Воркута – Симферополь. Отметив окончание похода уральскими пельменями с пивом, крепко уснули под стук колес.

Поход закончился на платформе в Воркуте так же резко и внезапно, как и начался с платформы в Сейде. Немного грустно. Мы полюбили Полярный Урал, жаль покидать его и гостеприимных людей. Двадцать дней прошло, и завтра снова замелькают в вагонном окне привычные пейзажи средней полосы, мы будем уже вспоминать замечательные горы, просторы тундры, разноцветье радуг и суровую красоту. В душе мы все еще будем в походе, с нашими неизменными велосипедами.

И вот здесь, хочется несколько слов сказать о нем, о велосипеде, и почему мы так его любим. Сначала он был роскошью и дорогой игрушкой для избранных, потом стал средством передвижения «широких масс», потом из него придумали спорт и только мы, велотуристы разных поколений воодушевили его и сделали универсальным средством удовлетворения духовных, физических и эстетических потребностей. Мы любим и ухаживаем за ним как за любимым домашним животным, он член нашей семьи, он друг и попутчик, он наш мир в котором нам легко и свободно, он, в конце концов, очевидно, наша настоящая, параллельная нашей обычной жизни жизнь. Ни в коем случае не обижая остальные виды туризма и имея за плечами многолетний туристский опыт, должен сказать, что только благодаря велосипеду и велотуризму можно совершать удивительные по разнообразию походы и за один поход несколько раз побывать в различных климатических, географических и административных зонах, преодолев при этом до полутора тысяч километров. Мы путешествуем на велосипеде по родному краю, проезжаем бесчисленное количество городов и населенных пунктов, покоряем высокогорные перевалы (самый высокий 4670 м .н.у.м.- пер. Лянгар-Кутал на Памире), опускаемся на 137 метров ниже уровня моря (впадине Карагие на Устюрте), взбираемся на вулканы Камчатки, бродим по болотам Приуралья, объезжаем вокруг Байкала, пробираемся таежными зимниками и выходим к морям, тараним безжизненные пески пустынь Кара-Кум и Кызыл-Кум, посещаем тысячи природных, исторических и иных познавательных экскурсионных объектов. Можно еще перечислять и перечислять все то, что проехано и видено, но, кажется, что из того, что уже сказано специалист оценит, а всякий поймет масштабы возможностей при путешествии на велосипеде. Ну и как же его за все это не любить?

При составлении отчета о совершенном путешествии последний раздел гласит так: «Выводы и рекомендации».

Так вот, в итоге нашего путешествия мы пришли к одному выводу и одной рекомендации – кто не был еще на Полярном Урале, начинайте собираться, обязательно поезжайте и посмотрите. Не пожалеете.

Краткие сведения об участниках похода:

1. Ковалев Олег Владимирович: г. Харьков. Обязанности в группе: завхоз, медик, рыбак. Как завхоз – если захочет, то может, как медик – может, если захочет, как рыбак – по погоде и по настроению.

2. Сенченко Валентин Евгеньевич: г. Харьков. Обязанности в группе: фотограф, зав примусом, эвакуатор. Как фотограф – экспрессивен, как зав примусом – недоучен, как эвакуатор – прекрасен, если не суетится.

3. Безуглый Анатолий Васильевич: г. Харьков. Обязанности в группе: штурман, синоптик, ремонтник. Как штурман – родился таким, как синоптик – сделали таким, как ремонтник – и умрет таким.

4. Кривошеев Олег Владимирович: г. Харьков. Обязанности в группе: руководитель, начальник, полковник. Как руководитель – уже вполне, как начальник – уже привыкли, как полковник – уже в отставке.