Яцукевич Надежда Васильевна

Яцукевіч Надзея Васільеўна, настаўніца, 1928 года нараджэння, прыехала ў вёску па размеркаванні з Ленінграда ў 50-ым годзе.

Уроженка Тверской области после окончания института имени Герцена в Ленинграде волей судьбы была заброшена в Западную Беларусь, в маленькую деревню Полочаны. Можно сказать,что я сама определила этот путь. Распределительная комиссия предложила выбрать место назначения, и мы с подругой назвали этот край, о котором, собственно, ничего и не знали, как и о других местах. Все-таки не север, не Дальний восток. Вручено направление конкретное: Молодечненский район. Вот и предстала я перед заведующим облоно 15 августа 1950 года. «Поедете в Ошмяны, в педучилище?» – «А мне все равно». Написан приказ. Я уже на пороге. И тут звонок. Меня возвращают. Мой земляк, который работал секретарем райисполкома, попросил направить меня в Молодечненский район, чтоб опекать в случае чего. Ну а РОНО посылает в деревню Полочаны. Здесь создается вторая в районе средняя школа. Первая – Лебедевская. И на печати было обозначено «Школа №2 Молодечненский район».

Восьмой, десятый классы только укомплектовывались. В этом проблем не было, все учащиеся Полочанского «куста» из Лебедевской школы пришли к нам. Пришли из деревень Хожево, Хохлово, Городилово, Белые, Демеши. Одни ходили пешком 5-10 километров туда и назад ежедневно, кто-то устроился на квартиру, потом создали интернат. А десятый не собрался. Все решили окончить школу у своих учителей.

Деревня.

И вот я с чемоданчиком книг еду на газике к месту назначения – 12 километров от Молодечно. По дороге к сельсовету вижу несколько домов. Думаю: «И это вся деревня?» Домов десять. Некоторые из них представляют печальное зрелище. Крыши соломенные, крылечки покосились, выступают на самую дорогу. Улица узенькая, как они устояли до сих пор? Отмечаю несколько добротных домов, но таких мало.

Меня привели в так называемую школу, здание непонятной архитектуры, с балконом, который завис на полуразрушенных колоннах. Семь классных комнат, одна из них на балконе, куда ведет чердачная лестница.

Директора нет. Сижу в кухне его квартиры и разговариваю с родственницей: «Что, это и вся деревня?» – «Да нет, есть еще улица к вокзалу, пара заулков. Домов около тридцати. Я смотрю в окно: купы деревьев, кустов сирени, а домов не видно. Где же деревня? Тоска сжала сердце, хотелось плакать. Куда ж я залетела, где я буду жить? Ну да ладно, три года как-нибудь, а там домой.

Но вот пришла жена директора и пионервожатая, которая вернулась с сессии из Ошмян. «Пошли ко мне, место найдется». Вышли на перекресток. Вся деревня просматривается. Не густо! Дома стоят вдоль железной дороги. С другой стороны тянется болото.

Мне отпустили временно спальное место, окружили вниманием и заботой. Деньги кончились, подъемных не давали. Спасибо учителям, которые поддержали меня в тот трудный час, кормили меня белорусскими блюдами. Не все душа принимала, но я была рада, всё пробовала.

К вечеру пошли знакомиться с деревней. Вокзал. Буфет. Это уже хорошо, можно утром уехать в Молодечно, вечером возвратиться. Библиотека и клуб в убогом деревенском здании рядом со школой. Дальше через лог казармы, набитые людьми как тараканами. Это бывшие паробки пана. И называлось это место двор. В малюсеньких комнатках жили семьи, а то и по две. У всех помногу детей. А вот в магазин ходили в соседнюю деревню Лапинцы. Названия соседних деревень меня занимают: Лапинцы, Черепы, Оборок, Кобылки, Быки… В них такие же почерневшие хаты, на некоторых еще солома. Между деревнями на взгорке церковь с разрушенным куполом и запущенными захоронениями. Позже я узнала, что места здесь покупались состоятельными людьми. Но теперь могилы в плачевном состоянии. Рядом пасутся лошади. На церковище дети гоняют мяч. Сюда мы забрели с военруком пострелять из мелкокалиберки. Вездесущие дети были свидетелями того, как я «сняла» ворону с покосившегося креста. Ее притащили в школу и орали: «Н.В. ворону застрелила!» Я для них уже стала авторитетом.

Продолжая знакомство с деревней, подошли к больнице. Десять мест и еще четыре для рожениц. Врач с высшим образованием, медсестры. Это хорошо! Познакомимся! Условия здесь примитивные, холодно, сыро. Вскоре я испытала это на себе – рожала дочь в комнате, стены которой были в инее. Недаром такая высокая детская смертность. За три года умерло у учителей четыре ребенка. Хорошо, что ее скоро закрыли. Из культурных учреждений были маленькая библиотека и клуб. Заведующий клубом шестнадцатилетний парень. Умеет играть на гармошке.

Вот и все.

Школа.

С пятнадцатого августа по первое сентября прибывали молодые учителя с высшим образованием. Стало веселее. Собирались в учительской. Все шутили, смеялись. Я же мало что понимала (говорили на белорусском языке), но смеялась со всеми.

Мне дали восемнадцать часов. Это ровно на 570 рублей, 300 из которых я платила за квартиру со «столом».

Поехала на конференцию, где насмеялась от души. Заведующий РОНО критиковал учителей, «гультаёў» и пьяниц. Собрались в одной школе Кабан, Баран, Козел и Бычок. Пили безбожно. Гнать бы таких из школы, но заявлений пока не поступало. Один учитель проводил уроки в начальной школе, сидя на печи. В первом ряду сидел любитель спиртного, в ногах у которого стояла бутылка. Узнаю и про свою школу. Директорша приняла на работу в сорок пятом году молодую учительницу и объявила детям: «маладой настаўніцы» нечего есть. Надо ей принести кто что может. Принесли, кто сальца, кто пару яичек, кто молока. Собрала она друзей и на славу погуляли. “Маладой настаўніцы” там не было. О, нравы! Пережиток прошлого.

Вот такие были кадры. Но потом началась «чистка». Открыли учительский институт в Молодечно. Кто хотел работать в школе, пошли учиться. А с пьяницами шла бесконечная борьба. И ею занимались преимущественно женщины, их жены.

Директором у нас был участник войны Алфименков Алексей Николаевич. Мой первый директор. Всего за мою работу сменилось пять директоров. Но первого всегда вспоминаю с благодарностью. Был тактичным, немногословным, требовательным, никогда не делал разносов. Он молча глядит на тебя, потом махнет рукой, мол, что с тебя взять. И это было больнее всяких слов. А попадало нам чаще всего за работу с населением. Школа была и политическим, и культурным центром. Директор собирал нас каждое воскресенье в 10 часов. Читал нам установочную лекцию на животрепещущие темы, и мы тут же собирались и шли в деревни, на хутора. Первый раз я пошла за шесть километров с его женой. Этот «поход» меня так «уничтожил», заставил переоценить свое достоинство. Я ничего не сказала. Моя напарница говорила с людьми, а я думала, смогу ли я вот так когда-нибудь общаться с этими людьми легко, непринужденно. Как она хорошо знала их, понимала, как умела вызвать интерес к тому, о чем говорила. Вот эти походы мы иногда и пропускали. А отчитываться надо в понедельник.

Да! Институт дал хорошую теоретическую подготовку, учил методике. Но в воспитательной работе с детьми и с населением мы были профанами. Тут для меня открылся второй институт.

Мой первый день знакомства с учащимися. Первый урок в девятом классе никогда не забуду. Вхожу в класс в ожидании подростков, перед которыми я буду выступать. Обвожу глазами «детей». Один сидит в гимнастерке, портупея на нем. Да! Дальше вижу совсем взрослых крепеньких пареньков, чувствую, с определенным жизненным опытом. Душа похолодела, в пятки ушла. Руки трясутся, чуть совладала с собой. Начала знакомиться. Этот парень в портупее оказался старше меня и глядел на меня с особым интересом. Что ж… Молодая, симпатичная. Потом на вечерах играли в почту, и он мне писал записки. Дети писали мне от его имени, ему – от моего. «Выйди на крылечко!» Ухаживания не получилось. Дистанция была сохранена.

В общем, класс состоял из взрослых людей. Учеба их откладывалась в годы оккупации. Теперь они с жадностью учились, кропотливо и добросовестно работали.

В младших классах картина была удручающей. Дети так плохо одеты, обуты. Одежка с плеча старших, вконец изношена, залатана. Книги в торбочках. Мальчики – ни дать ни взять подпаски… Когда мы после ставили «Сын полка», Ваню Солнцева одеть пастушком не было проблем. А сахарок, который я ему дала для игры, он хотел мне вернуть. У меня душа заныла.

С уроками все шло нормально. Но, как я уже сказала, школа была культурным центром. Ведь в деревне не было ни радио, ни света. Только в школе был батарейный радиоприемник. Надо заполнять этот вакуум. Мы, молодые, взялись за работу. Оказалось, что я лучше всех пела, имела какой-то опыт со своей школьной поры. Активная была, во всех кружках участвовала. Собрали хор. Разучила песни, которые исполняли в институтском хоре. Потом взялись за пьесы. Все в один голос: «Павлинку» будем ставить, «Нестерку»… Но вот беда, руководитель драмкружка белорусского языка не знает. Читать не умею. Мои «артисты» с радостью обучали меня белорусскому, упиваясь успехом.

Поставлена «Павлинка», сделали «Нестерку». Сами «артисты» захотели показать работу населению.

Набилось народу полный клуб. Яблоку негде упасть. Дети играли с таким подъемом… Потом пошли с этой работой по деревням. Пешком по шпалам, по снегу. Возвращались довольные, даже счастливые.

Так и сложилось, что ни один вечер в школе не проходил без населения. Собирались заранее, занимали места. Так вся культурная работа переместилась в школу.

В клубе организовывали самодеятельность. Собрались учителя. Создали учительские коллективы и тоже ездили, ходили по деревням. Играли в обыкновенных сельских избах. В одной деревне ставили «Нестерку». Сцена за столом. Пьют, закусывают. Бабка-хозяйка глядела – глядела, пошла в кладовку, взяла сыр творожный и на доске несет его на «сцену». Плюх на стол – и к зрителям. Никто не смеялся над ее поступком.

За первые годы утрясали вопрос с кадрами. Поменяли директора. Стала работать Котова В. И., математик с высшим образованием. Трудно стало с нею. Она заносчивая, а мы категоричные. Пошли конфликты. Меня назначили в завучи. Контакта нет. Пришлось ее убрать. А новый директор оказался с еще более тяжелыми пороками – любитель выпить. Труднее стало бороться с пьянством.

А школа росла. В 1952 году открылась вечерняя школа, пять комплектов.

*** Деревня изменилась. Снесли самые страшные лачуги. На их месте и школа, и сад, и дом культуры. Жаль только, что все это «западает», рушится, не служит людям. Сад потихоньку растаскивают. Не работают спортзалы. Течёт крыша школы. Колхоз, на территории которого находиться школа, в лидерах в районе. Есть конеферма, оборудованная прекрасно.

Миллионы затрачены на подготовку ипподрома к соревнованиям высокого класса. А вот на голову детей течет, течет. И спортом им заниматься негде. Спортзал в аварийном состоянии вот уже несколько лет.

Деньги, деньги, деньги… Их нет для школы, для бани, для детсада.

Зато подведен газ. И радостно сознавать, что это оказалось по карману многим жителям деревни.

Когда-то, в 50-е годы мы в школе проводили учет роста благосостояния жителей деревень Полочанского сельского совета. Вели статистику.

Были такие графы: сколько в деревне велосипедов, стиральных машин, радиоприёмников, машин и т.д. Сколько построено новых домов… От пятилетки к пятилетке. Появился свет, радио. Росло число велосипедов. Машина же долго была одна. Подарок американского дядюшки родственника. В семидесятые годы добавилась графа: сельхозтехника. Люди стали приобретать мини трактора и всякие «прилады» к ним. Появились машины легковые, даже теперь и маленькие автобусы. Выросли новые улицы красивых домов для колхозников. Это, конечно, здорово.

Изменился и состав руководящих работников. Если по началу в 50-ом году у председателя был один счетовод, то теперь целая «армия» специалистов сельского хозяйства. И почти все выпускники нашей школы. Ещё бы! Ведь колхоз вырос, в него влилось столько хозяйств, до самого Молодечно!

Сколько нужно техники, механизаторов, разного уровня учетчиков и распределителей и т.д.

Их ряды выросли. Опять же выпускники нашей школы заявляют о себе, как большие мастера своего дела прославляют колхоз на всю республику. Слава рукам, что пахнут хлебом?

И все этапы роста колхоза прошли через всю жизнь, отозвались каким-то образом в душе, запечатлевались в памяти. Да не только в моей жизни все отозвалось эхом и в судьбе каждого жителя деревни. В 51 году я вышла замуж за местного. Перестала собираться домой, в Тверскую область, как говорят, пустила корни и приросла. Родила дочку, привезла маму на время, как думалось, а оказалось, потом – навсегда. Вырвала её из родных мест «с корнем». Поначалу она скучала, языка не понимала. Трудности донимали. Но постепенно для нас с ней здесь все стало своим: и достижения и трудности. Они были везде.

Где жить? Школа беспомощна в предоставлении жилья. Платили квартирные, но где та квартира?

И вот нашлась лачуга с окнами на уровне земли, с полом, который состоял из редко закрепленных досок. Но была большая печь. Пекла мама хлеб. Печеного нам не давали. Просто его в Полочанах не было. Только в Молодечно, куда мы ездили изредка поездом, ходили и пешком. Остальные продукты привозили из Минска: крупа, макароны, масло и т.д. Спали на таких же топчанах, которые поразили в первые дни. И диван стоял такой же самый из деревянных реек, как стояли в парке. На нем «разместилась» моя дочь. Спала полгода, потом посчастливилось купить железную детскую кроватку с сеткой. О! Это был шик, предмет нашей гордости. Но и без деревянной «колыски» мы не обошлись: скоро родилась вторая дочь. Света, конечно, не было. Был приемник. В этой лачуге мы проживали 2 года. Потом перешли в освободившуюся частную квартиру с более цивилизованными условиями. Нормальный пол, окна, коридорчик, хорошая плита. Остальное как в деревне.

И мама стала привыкать. Усвоила немного язык. Уже со смехом вспоминала, как пришла соседка за «начоўкамi». Они стояли перед нею, а мама сказала , что у нас нет, мы хозяйство не ведем, зачем нам ночевки. А у нас на Руси ночевками называли небольшую деревянную посудину, почти плоскую, с двумя ручками, для просеивания зерна. «Зерно полоть» - такое назначение ее. Соседка в недоумении ушла и удивилась маминой жадности.

В 1952 году построили новую школу. Мы еще были второй средней школой района. Учащихся было много. Стало просторно. Но все еще с лампами керосиновыми. Старую школу приспособили для жилья, дали учителям, но я в их число не попала. Только в 1958 году я перебралась в переоборудованный под жилье класс. Уже было электричество. Хоть и лежаки страшные были через всю комнату, и переборки из досок – ополок, и печь «глинобитная», нам было здорово. Маме нашелся отдельный уголок. Сюда мы уже не взяли топчанов, которые нам сделал завхоз школы. Купили железные кровати и, «Ура», настоящий диван с подлокотниками-катушками, стулья и пошло понемногу.

А в 1967 году это убогое жилище немного преобразили: сняли лежаки, переложили печи, стенки штукатуренные сделали, полы перестелили. Мы были довольны.

Но дети росли. Было тесно. Надо было строить жилье, но денег не хватало.

Школа же не заботилась. Когда приезжали выпускники, удивлялись, что мы живем как бы в прошлом веке. Инженер-архитектор Стужинский В., наш выпускник, предлагал директору сделать бесплатно смету жилого дома для учителей, но… Нам не везло с директорами. Они были разные в работе, но в отношении обеспечения учителей жильем были одинаковыми. Учителя жильем обеспечены. Я поработала с пятью директорами. По работе мне, как организатору, легче всего было с Садовским В.В. Но это в работе. А как устроен учитель и т.п.? Да и сам он жил на квартире у хозяйки. Питался более чем скромно, не пил, ни в каких праздничных мероприятиях не участвовал (не складывался) и потихоньку построил себе жилье в городе. Наш вопрос отодвинулся еще дальше. Так мы и «застыли» на одной точке. Вот сейчас зашла дочка, рассказывает: «Идут два школьника маленьких, смотрят на наш убогий дом и говорят, что здесь кто-то живет, наверное. Один отвечает, что это «престарелый дом». Да здесь живут ветеран войны, ветеран школы и одна семья учительницы 43-х лет. Наше убогое жилище рядом с сельским советом. Но теперь это никого не волнует. Каждый борется за жизнь как может. Нам уже не до борьбы, близок конец. Зачем нам теперь жилье?!

Не хочется кончать на печальной ноте. Несмотря ни на что, мы радуемся за тех, кто живет по-человечески, кто, приходя с работы, пыльной, тяжелой, может помыться в ванне, без особых хлопот натопить жилье газом, отдохнуть в отдельной комнате. Вставши утром, открыть кран, набрать воды, зажечь газ и быстро приготовить еду. Радуемся, что многие механизаторы имеют машины, хорошо одеты. Последний раз была на отчетном собрании колхоза в 2003 году. Приятно было посмотреть на лучших представителей хозяйства: молодые, красивые, нарядные, ведут себя с достоинством, свободно высказываются, критикуют руководство. Это приятно отметить.

Но многое еще надо в себе преодолеть. Еще не решаются голосовать по зову сердца под острым взглядом председателя колхоза. Больше еще критики «в кухне», чем на собрании. Критиковать, тем более голосовать против – можно лишиться рабочего места, а где тут еще устроишься, да и жилье еще не приватизировано.

Живем надеждой на то, что будет достойное народа руководство, а отдача не заставит себя ждать.

Первые годы работали только с книгой, еще доска и мел.

Широко использовали в своей работе тот факт, что Янка Купала работал в 1905 году на Бровере. В школу приезжала его жена тетя Владя. Так она нам представилась. Она брала с собой поэтов, известных и молодых. Встречи с ними стали традицией. А когда установили мемориальную доску, на Ивана Купалу, стали устраивать большие торжества. Приезжало много почетных гостей. Много славных людей было гостями нашего скромного клуба и школы. Бывал часто кавалер ордена славы Лука Антонович Сильванович, Сергей Иосифович Притыцкий, участники штурма Берлина, бывшие узники.

Постепенно создавали базу. Технические средства, которые теперь не используют: радиолы, патефоны, графитовые пластинки. Какая радость была, когда в 1960 году приобрели диаскоп, наконец киноаппарат. Радиофицировали школу в 80-х годах.

Теперь все это вчерашний день. Компьютеры, музыкальные центры, пианино… Кабинеты обеспечены наглядностью.

Только спорт, наперекор всей стране, западает в смысле оснащения снарядами. Лыжи, снаряды, мячи и т.д. всего этого критически мало. А главное – нет помещения. Но героическими усилиями Шалимы Б.И. школа неизменно стоит в лидерах района по спорту.

Но несмотря на скромность оснащения школы, мы выпускали достойных глубокого уважения людей, отличных специалистов. Среди них герой соц. труда Дзержинский И.И., генерал советской армии Гончарик С., преподаватель Высшего военного училища им. Баумана, 6 кандидатов наук в разных отраслях. Наши выпускники работали за рубежом. Более 5 лет отработала в Африке Алфименкова Р.А. Больше 30 лет работала в Польше Доманская Л.А., преподавала русский язык. Награждена там многими почетными званиями и Золотой медалью. Наши выпускники возвращались в родные места, в родную школу, в свою больницу, в родной колхоз хорошо подготовленными специалистами. И немало мы обязаны им теми успехами, к которым пришло наше хозяйство, школа, больница, колхоз.

Построили новую школу, но и там света не было. Под высоким потолком мерцала керосиновая лампа, еще одна, на столе учителя. И какой же была радость, когда в деревню пришло радио. И дали свет. Где-то в 54 году, в 53 году, когда хоронили Сталина, только у нас был приемник на батареях. Набилось народу полно. Все рыдали.

Работа вошла в определенный ритм. Прибывали молодые специалисты в школу. Проблем стало меньше. Появились грамотные хоровики. Стало веселее. Часто собирались всем коллективом, подружились с медиками. Мои планы, уехать домой отставлены. Вышла замуж, родились дети. Мама приехала сюда. И я стала гражданкой Беларуси.

В 50 года в. д. Полочаны был колхоз имени Янки Купалы. В него входили д. Черепы и Лапинцы. Председателем был уважаемый Траскевич Владимир Иванович. Ни одной машины, ни трактора. Поля оббегал председатель пешком. Лошади были заняты. Урожайность по тем временам была неплохая – 14-15 ц\га.

Прислали нового председателя Макаренко. Затем влился в хозяйство колхоз «17 сентября», Оборок. Председателем стал Ю.Ю.Кашевский.

Ушли нелепые законы в прошлое. Появилась возможность и улучшить жильё и преобразить свой быт. Без изменения все было лишь у алкоголиков и лентяев. Пришла цивилизация в деревню. Построили дороги. Боты перестали быть повседневной обувью. Я раньше ездила покупать боты, так как без них передвижение в деревне сильно усложнялось. Теперь же можно ходить хоть на шпильках. Радоваться нужно. Но вот мне, пенсионерке, отдавшей почти сорок лет школе, радоваться совсем неохота.

Цивилизация прошла мимо нас, учителей. Доживаем мы в доме, который дышит на ладан. Скоро ему исполнится 100 лет. В нем нет никаких удобств. Газ проводят, но это нам не по карману.

Помыться негде. Был рывок вперед. Была прачечная, комбинат, баня, спортзалы в клубе и школе. Что мы имеем на сегодняшний день? Школа течёт. Старую растащили. Разбирают детский сад. Закрыта баня и прачечная. Недолго музыка играла. Хоть бы не повторилось Краснополье.

Остаётся гордиться конюшней, и ипподромом, на преобразования которого были потрачены миллионы. Радоваться за механизаторов, специалистов колхоза, которые получают новое жилье. Об учителях некому думать. Мы вроде, как и не причастны ко всему этому, хотя кадры колхоза прошли прежде всего нашу школу, и мы приложили немало усилий для подготовки их к плодотворной деятельности. Мы здесь чужаки. Когда приезжают наши выпускники на вечера, стыдно приглашать домой. Обидно! Но мы не унываем.

Мы жизнь прожили в коммуналкеМы здесь семьёй живём большой.Хоть без удобств, конечно, жалко,Но, право. Здесь нам хорошо. С утра пораньше перекличка,Планёрка, к вечеру отчёт.Напоминает электричку,Неумолимо жизнь течёт. Завидуют подруги мне,Что я не знаю одиночества.Действительно, как свет в окне,Соседство наше, наше общество.

*** Учителя жили и работали в тесном контакте с колхозом. Народ требовал от нас конкретного практического участия в работе.

Настенных газет было мало. Беседы не очень-то способствовали темпам посевной уборки. Поэтому мы шли на работу во время отпуска. Жали серпами, вязали лен, стлали и поднимали. Помогали, вместе с учениками убирали картошку

Я работала агитатором во 2-ой бригаде у Доманского Матвея. Сетовал он мне, что обмолот затягивается. А чем я помогу? В колхозе своей техники нет. Всё в МТС.

Сидим однажды в клубе. Смотрим фильм. События достигают наивысшего напряжения. Открывается дверь, и Матвей ищет меня среди зрителей. 10 часов вечера. Я выхожу к нему. Агитатор, помоги. Дали из МТС трактор с молотилкой на одну ночь. Как людей собрать? Я иду в будку к механику. Фильм прервался. Включился свет. И я обратилась к зрителям, рассказала зрителям о проблеме, затем попросила пойти к молотилке. Иду я, идет мой муж (тоже учитель), мои соседи. Кто с нами? Робко стали подниматься с мест один за одним. Да что там, пошли все.

Перешли железную дорогу. Залопотал трактор. Расставлены люди. Пошла работа. Задорно и весело…

К утру закончили обмолот. Бригадир прикинул урожай.

Центнеров по 11 будет. Неплохо. Теперь даже не верится. Уставшие, пыльные, но счастливые шли домой. Была оказана реальная помощь бригадиру, бесконечно благодарному нам.

Вот у меня агитатор! – хвастался бригадир.

Много было проблем с кадрами в колхозе. С ростом хозяйства потребовались грамотные агрономы, животноводы, экономисты. Выпускники нашей школы шли в колхоз. Кадры колхоз растил из своих. Ликвидировали МТС. Стали приобретать технику. Стали ремонтировать дороги. Засыпали колеи, колдобины. Стали ходить машины. Грузотакси. Какое счастье! Залезешь в грузовую машину, кузов под брезентом. Скамейки. И всего-то за 20 минут до Молодечно и обратно. Комфорт! А-то ведь раньше ходили пешком за продуктами. На попутной, то со скотом машина, то с мукой, с удобрением. А тут, по расписанию. Своих машин ни у кого не было. Велосипеды и те редкость. Потом появилась первая машина. Американские родственники купили. Теперь трудно посчитать насколько деревня разрослась. Домов, может, 100 уже. Дворовые переселились в деревню, им помогли построить дома. Хозяйство раскинулось аж до Молодечно. Сколько земли! Сколько надо техники, чтобы её обрабатывать! Сколько механизаторов! Изменилась политика колхозов. Стали строить жильё для колхозников. И хозяйство пополнилось молодыми механизаторами и животноводами.

И годы становления остались в памяти. Правда, отдельно взятые периоды жизни не забудутся. Слава богу, в прошлом, тяжелейшая кампания – подписка на заем. Проходила она в мае. И праздник нам был не в радость. Потому что с 1 по 10 мая нам надо было распределять огромные суммы займа среди населения. Сами подписывались на оклады. Один вносили сразу, а второй отчисляли помесячно. Вот за эту компанию всё сближение с родителями, с колхозниками откатывалось назад. Мало где встречали спокойно. Прятались от нас, уполномоченных по подписке. А мы оставляли школу и шли ночью, будили людей, навязчиво и напористо входили в дом, поднимали всех и вымогали определенную для этого двора сумму. И нас проклинали вслед и даже грозились застрелить. Но не выполнить плана подписки мы не могли. Позади остались и позорные налоги с яблоньки и с курицы, не говоря уже о коровах и свиньях, вырубленных садах и курах под печью.

Мешала работать и детская зависимость от колхоза. Если ученик был сыном или дочерью колхозника, то как бы он хорошо не учился, он не мог получить справки, отстранения от колхоза. Без нее не принимали документов в ВУЗ. Наша задача была в том, чтоб уговорить детей остаться в колхозе. Как мы могли их уговорить, когда председатель колхоза своих отправлял на учебу, колхозная элита получала такие справки. Некоторые дети перебирались к родственникам в город после 8 класса, там прописывались и шли дальше.

*** Посещая учащихся на дому, мы увидели удручающие картины. Как правило, это были помещения, заставленные от самого порога топчанами в виде большого ящика на ножках. В ящиках солома, покрытая домоткаными постилками. Как правило, это были кровати. Редко где были кровати со спинками. Вдоль стен размещались скамейки. У более-менее состоятельных были железные кровати и «диваны», по сути те же скамейки, только с деревянной спинкой и подлокотниками. У некоторых они были сделаны из деревянных реек, как в парках. Столы большие, длинные, как правило, без клеенок. Время от времени грязь соскабливали ножом. В некоторых хатах не было пола.

Мы на селе были проводниками политики советской власти. А эта политика была такой непредсказуемой! Тут отдали в колхоз инвентарь, лошадей, вывезли мужиков. Прошло 1-2 года, взялись за их семьи, многодетные семьи. Жили все в постоянной тревоге «Кого ж следующего?».

Однажды ночью меня разбудил многоголосый плач хозяйской семьи. Через минуту у моей кровати стояли на коленях, простирая ко мне руки, кричали: «Скажите, кого? Вы же знаете!» У сельсовета стояли с вечера подводы. Но я никогда не сталкивалась с такой ситуацией. Я ж с востока, «советская». Должна была знать, кого этой ночью будут вывозить. Но, увы, и нам не все можно было знать! За мной пришли в 5 часов утра. «Идите в школу, готовьте документы на школьников таких-то!!» В этот раз вывозили две семьи. У одной отец был осуждён на 10 лет. Трое маленьких детей. Мать больная. Одна подвода на вещи. Собраться к обеду. Было 5 утра. Вторая семья в полном составе. Вывозили за то, что отец попал в конце войны в английскую армию Андерса.

Зрелище было печальное. Деревня собралась, как собираются проводить в последний путь. Понимания такой «операции» не было.

Слава Богу, одна семья вернулась через 5 лет. Какие испытания пришлось там пережить – не хотелось им рассказывать. Только теперь мы узнали, как они выжили, брошенные в голой степи Казахстана. Ни воды, ни жилья, ни топлива. Вода только из арыка. А хлеб – его надо было заработать у казахов. А работникам-то по 12 лет старшим.

А о второй семье никто никогда вестей в Полочаны не получал.

Попозже вернулась еще одна семья из раскулаченных.

Трудно было убедить людей в преимуществе колхозов, когда за работу получали одни «галочки». Хорошо, если дадут по граммов 200-300 на трудодень. За весь год заработок приносили на плечах. Налегали на своей усадьбе . Ну и тут «доставали» налоги. Платили за все, наверное, только за «дым» не платили. Как у Радищева. У кого труба выведена, платил налог, а если по-черному топилось, освобождались. Изобретательный был Н.С.Хрущев. Своей политикой давёл до запустения. Налог на свиней, овец, коров, кур, яблони. «Где что взять!? Что ж детям-то дать?» А налоги были непомерные. Растили свиней, в подпечье продавали мясо, за эти деньги покупали в магазине масло, окрашивали морковным соком, чтоб нельзя было узнать, что масло из магазина, и сдавали государству кур «свели». А если для маленьких детей оставляли 1-2 курицы, то держали их под печью.

Стали вырубать сады. Налог надо было сдать деньгами. Но не все могли продать яблоки надо для этого везти их в большой город.

Трудно было и председателям колхоза и сельского совета. Сельским советом руководил хороший добрый человек, но без образования (4-5 класс). А секретарь даже имя-фамилию грамотно не мог написать. Они председателю колхоза были слабые помощники. Помогали собирать эти многочисленные налоги.

Председатель колхоза Макаренко из сил выбивался, чтоб остановить утечку рабочих рук. Судился с людьми, возвращая в принудительном порядке в колхоз. Но некоторые уезжали в Карелию, Казахстан в качестве переселенцев по приглашению властей. Некоторые там так и остались. Большинство возвратилось в родные места, когда уже увидели, что жизнь изменилась в лучшую сторону после смещения Хрущева.

Люди стали заводить свиней, коров, некоторые уже держали по две коровы. Собирали копейку к копейке и строились. Так в 70 годы «двинулся» в деревню панский двор. Хоть и не роскошные дома построили. Но было своё подворье, жили отдельно, своей семьёй, хоть и большой, многолюдной. Появились первые домики для специалистов колхозов. Все любовались домом Станевич Н.А., хотя теперь он среди многочисленных домов для колхозников со всеми удобствами в двух уровнях кажется совсем рядовым.

Построил себе дом и председатель Кашевский Ю.Ю. И он также нам казался дворцом, теперь же обыкновенный, просто добротный дом.

*** Да, уже наши годы сочтены. Но и к молодым отношение такое же. Завидуют учителям соседних школ, где в свое время директора хлопотали о квартирах . И доживают пенсионеры в квартирах теплых, со всеми удобствами.

Да чего уж там. Не получилось тогда, не видать нам благ и сегодня. Таскаем воду, хорошо хоть с колодцами проблем нету, возимся с печами, с торфом, с теплом и всякими другими проблемами. Надежд нету ни на что.

Уйдем с надеждой, что нашим внукам, что-нибудь перепадет. Дай бог! Дай бог! Мало оснований для этого.

Спасибо моим выпускникам, которые меня не забывают. Среди них много пенсионеров. Они навещают меня, помогают и морально и материально. Живу, опираясь на соседей, которые мне еще ни разу ни в чем не отказали. И не оставят меня до конца. В школе коллектив обновился, никто нас уже не знает. Связь и помощь прервалась с уходом с поста Хурсана Вл. Вл, который опекал нас, решал наши проблемы оперативно.

Уже в школу не хожу на вечера, не могу и не хочу, в последний раз мы с подругой, тоже учительницей-пенсионеркой, были оставлены в дверях уборщицей, которая со смущением заявила, что посторонним вход запрещен.

Мы шли на вечер вручения аттестатов. Не на огонек! Директор спросила: Кто вы?

Нельзя посторонним! И все-таки мы попали в зал, после того как пояснили кто мы.

Это был последний визит. Всему свое время. Но в наше время учителя пенсионеры были всегда почётными гостями.

Времена меняются. Дай бог, чтобы к лучшему!