О высшей школе

Александр Скалон,

Смоленский гуманитарный университет, Смоленск

«Вся научная работа, по самой сути своей, связана со свободным суждением свободной человеческой личности и, как мы знаем из истории научного знания, она творится только потому, что ученый в своих исканиях идет по избранному пути, не считая равноценными своему суждению ничьи мнения или оценки»^[1].

В.И.Вернадский.

Проблемы и риски развития России - с точки зрения высшей школы

Проблемы, с которыми столкнулась Россия, с точки зрения высшей школы, имеют одним из базовых оснований дефициты социального опыта, часть из которых можно компенсировать. Высшее образование является важнейшим компенсаторным механизмом потерь 20-го столетия, когда из развития страны были исключены целые слои населения. Но такая задача налагает на систему образования особые требования, не умещающиеся в прокрустово ложе «болонского процесса». Модернизацию страны необходимо начинать с высшей школы, вернув в нее фундаментальную науку, создавая классические университеты, что пока не получается.

Пореформенная Россия уже достаточно давно не испытывает прямой военной угрозы. Ее место заняла скрытая и явная «ресурсная» война, но это «сражение» идет в течение всей человеческой истории. Пока, и это давно не новость, Россия проигрывает. Эта тема обсуждается политиками, звучит с трибун крупных конференций, напрашиваются уже некоторые решения, разрабатываются основательные стратегии. Но есть совокупность проблем, довольно широко обсуждаемых, которые представляют серьезную опасность для страны, только вступающей в когнитивную эру в период «турбулентного состояния» (А. Гранберг) экономики. И эти проблемы не только далеки от решения, но предлагаемые пока пути решения создают проблемы еще большие, если не ведут к катастрофе.

Это проблемы вызванные дефицитом и грубыми искажениями социального опыта (далее: СО) под воздействием событий далеко не только 20-го века. Фокусом, ключевой точкой понимания этих проблем автор считает высшую школу (далее: ВШ), где они принимают выраженные и болезненные формы^[2].

Высшая школа или университет?

Переходная экономика это не только момент перехода на новые пути развития, но и редкий шанс, в диагностических целях, оценить ранее пройденный путь. Большинство проблем нашей страны коренятся в особенностях пройденного ею пути, уходя в далекое прошлое. В первую очередь это проблемы институционального характера, бывшие предметом обсуждения в образованном обществе на протяжении всего 19-го века (упомянем только этапные имена тех, кто мыслил программно и системно: М.М.Сперанский, Б.Н.Чичерин, К.Н.Леонтьев, а в естественных науках наследовали им Д.И.Менделеев и, ближайший к нам, В.И.Вернадский). Советский период не дал имен ученых способных подхватить традицию системного взгляда на образование, свойственную нашей ВШ 19-го века, а те, что пытались это сделать либо не публиковались, либо исчезали. Власть явно и недвусмысленно боялась независимой и потому - критической, нелицеприятной и непредсказуемой научной мысли, а появление в науке идеологически правильных «выдвиженцев», политизация науки и возникновение партийных карьерных лестниц в научном сообществе породили до сих пор неизжитые феномены, одним из которых являются Министерство образования и Академия наук, органы призванные управлять наукой в интересах государства. Следует задать вопрос: если система оказалась в катастрофически неэффективном состоянии, нет ли в том вины системы управления? Нужен серьезный исторический анализ причин и масштабов произошедшего (и уже есть такие попытки как со стороны историков, так и научного сообщества)^[3].

Но вот что примечательно: идея «централизации науки», а на деле - централизованного контроля над ней, принадлежит вовсе не большевикам, как можно слышать сегодня от сторонников реформы системы образования. Известно, что В.И.Вернадский вступил в резкий спор с ключевыми идеями (автором которых считают тогдашнего министра образования А.Н. Шварца) нового (подан в Думу в 1908 году) законопроекта о высшем образовании. «Они пытаются превратить университеты в лицеи»,— писал Вернадский, отзываясь на законопроект, замысел которого заключался в сосредоточении всей научной деятельности в Академии наук, а в высших учебных заведениях — только преподавания. В лицеях научная работа не ведется — пишет ученый. — Это значит сделать ученого-преподавателя рядовым учителем, работающим по спущенным из министерства планам и инструкциям. Суть университетской жизни — в общении ученого и студента, в искании научной истины. И потому помогающая этому процессу академическая свобода, пишет Вернадский, не пустой звук и не каприз независимой личности, а самая насущная необходимость.^[4]

Еще четче и гораздо более жестко и прямо высказался С.Ю. Витте: «…тот, кто сам не прошел курса в университете, не жил в университете, тот никогда не в состоянии правильно судить о потребностях университета, тот никогда не поймет, что означает «университетская наука», т. е. не поймет разницу между университетом и высшею школой».

Здесь надо сделать особое и важное примечание: С.Ю. Витте^[5] и значительная часть современных ему отечественных ученых, специалистов, профессоров четко разделяла высшую школу и университет. Цитируем далее: «…разница между университетом и школою заключается в том, что университет живет свободной наукою. Если университет не живет свободной наукой, то в таком случае, он не достоин звания университета. Тогда, действительно, лучше уже обратить университет в школу, потому что школа все-таки тогда может давать деятелей с определенным запасом знаний, между тем как университет без свободной науки не даст людей ни с большими знаниями, ни с большим научным развитием»^[6].

Смещение понимания университета, как ученого сообщества ориентированного на свободный поиск истины и образование, в сторону школы, как профессионального сообщества ориентированного на передачу имеющегося знания с целью дисциплинирования и специализации молодого ума, свидетельство патологического недоверия власти к результатам развития и применения критического разума, имеет смысл целиком политический, о чем осторожно писал Вернадский, адресуясь к перепуганным террором и первой русской революцией властям. Витте, со свойственной ему желчностью и с высоты своего положения, практически не обиновался, прямо именуя инициаторов перевода университета в школу «теми, кто не прошел курса университета» - намек на глубокое невежество реформаторов (придворной камарильи, как выражался автор) более чем прозрачный. Не премину напомнить, что С.Ю. Витте называл своим учителем Д.И.Менделеева, точка зрения которого на роль Академии наук и университетов была сформулирована не менее четко^[7]. Как видим, спор давний, в очередной раз выигранный властью, которой нужна руководящая сила, планирующий, направляющий и контролирующий орган^[8], но не научное (независимое, жестко и публично конкурентное) сообщество, привлеченное к продвижению и воспроизводству актуального научного^[9] знания. Научное знание далеко от ортодоксальности, критически нацелено на обнаружение и обнародование ошибок и заблуждений, вызывающе дискуссионно, независимо в своем стремлении к обнаружению истины. Это не могло нравиться ни имперскому истеблишменту, ни сугубо ортодоксальным иерархам и активистам любых конфессий, равно как не могло не внушать опасений пришедшим к власти идеологически озаренным, не менее ортодоксальным революционерам. Так или иначе, но власти стремились подчинять, ограничивать, направлять и управлять развитием знания и образования. Именно для этого создавались и приспосабливались структуры подобные Министерству образования, Госкомитету по науке и технике и Академии наук. В СССР существовала целая литература, посвященная управлению наукой.

Постепенное разделение академической (фундаментальной) науки и ВШ - и есть одна из самых болезненных ее проблем, начиная от тотального падения качества образования и заканчивая отдаленными эффектами в развитии страны. Налицо типичная ошибка плохого менеджмента - подменить эффективное (гибкое, адаптивное, но сложное, требовательное к компетенциям) управление и самоуправление - централизованным (жестким, ригидным, зато нетребовательным к компетенциям управляющих) давлением. Одна из главных проблем неэффективного менеджмента - стремление избежать личной ответственности - когда на каждую проблему создается комиссия и вопрос или умирает сам собой, или забалтывается до утраты к нему интереса. Но, в точном соответствии с законом Паркинсона, комиссия не исчезает, а фиксируется и начинает сама искать себе работу и создавать проблемы, которые призвана «решать».

Нарастающая таким образом самодовлеющая сложность системы управления в принципе расходится со сложностью управляемой системы и решаемые ею проблемы столь же расходятся с реальными проблемами объекта управления. В попытке преодолеть нарастающее противоречие высший эшелон власти неизбежно пытается «восстановить» управляемость (известная попытка создания «вертикали власти») и это приводит к необходимости создания новых звеньев, структур, процедур, валовому росту отчетности, которую никто не в силах даже просто прочитать, не то чтобы осмыслить, и, в конечном итоге, новому витку роста численности и сложности аппарата управления. Усилия «управляющих» повысить «управляемость» - это не что иное как система с положительной обратной связью, что, пока не происходит катастрофа (кризис/катарсис), повышает издержки (цену) управления до неприемлемых величин. Система стагнирует и порождает многочисленные артефакты, одним из которых представляется повальное бегство дееспособных ученых из страны.

Потребность концентрации полномочий власти, до полного единоначалия, ведет, как известно, к радикальному упрощению управляемой системы, а неизбежно нарастающая сложность общества вступает в болезненное противоречие с падающей эффективностью управляющего усилия. В конечном счете кризис становится неизбежным. Его мы сейчас и наблюдаем.

Через высшую школу в будущее

Основным инструментом решения глубоких российских противоречий, если обойти стороной их институциональные и политические аспекты, как прерогативу власти, является ВШ^[10]. Она единственная сочетает освоение и генерацию новых знаний с формированием новых «действующих лиц», со временем образующих новое поколение лиц, принимающих решения (ЛПР), являющихся носителями новой парадигмы развития общества. Она же дает кадры для общеобразовательной школы - нуждающейся в модернизации не меньше, если не больше остальных образовательных учреждений. Только ВШ может служить площадкой для интенсивного взаимодействия гуманитарного и естественного знания в рамках междисциплинарных методологических схем и проектов, формировать носителей новых гипотез, очерчивать и структурировать конфликтные гносеологические области недоступные узко специализированному знанию, давать уникальные кадры экспертного сообщества. Можно представить себе ВШ как ведущего агента модернизации общества, но это будет только полуправдой. Необходима еще одна сторона процесса: производительные силы, стремящиеся освоить/капитализировать человеческие ресурсы и получить временный выигрыш (сверхприбыль). Но это будет реально только когда производители будут находиться в жесткой конкуренции за ресурсы, как сырьевые и энергетические, так и за человеческие.

К сожалению, все рассуждения о «модернизации» на основе «опережающего» научного потенциала - не более чем благие пожелания. Как мы видим, отечественная ВШ планомерно и неукоснительно производит прекрасные рабочие кадры… для зарубежных работодателей.

Когнитивная экономика - это синтез достижений индустриальной эры, колоссального научного потенциала и информационных технологий, обеспечивающих немыслимые скорости, формы и качество обмена информацией/знаниями. И формировалась эта новая экономика прежде всего в высшей школе, а точнее - в университетах, с ярко выраженной научной составляющей^[11].

* * *

Автор давно убежден в том, что только трезво оценив историю болезни, можно поставить правдоподобный диагноз и предложить эффективное лечение. Проблемы, мешающие развитию, нельзя ни отбросить, ни забыть, чтобы начать жить с «чистого листа». Нам надо четко понимать, что предстоит сделать нашей ВШ, с какими проблемами ей приходится иметь дело. Попытки свести все к «проклятым либералам» и не менее «проклятым коммунистам» - не решают проблемы. Надо понимать, что российским проблемам - не первый век, что именно на последние сто - сто пятьдесят лет пришлись самые печальные события. Но если в царской России институциональные проблемы и ригидность власти вели к издержкам политического и экономического характера, не задевая существенно основ жизни населения, а направленные на развитие страны реформы медленно, но осуществлялись, то пришедшие к власти левые радикалы терпением и благомыслием не отличались. Страна была подвергнута реформам не имевшим никакого, даже приблизительного экономического смысла^[12] для России, имея целью Мировую революцию. Переворот этот имел самые тяжелые последствия.

Демографическая катастрофа. На первое место по влиянию на другие проблемы, сложности и ресурсоемкости следует поставить проблему демографическую. Она является прямым следствием самой впечатляющей социальной катастрофы в истории человечества - по мнению специалистов-демографов Россия (СССР) потеряла с начала 20-го века в войнах, революциях, тюрьмах и лагерях от 60-80 до 100-110 миллионов человек (счетные оценки прямых или физических потерь) и, в общей сложности, недосчиталась от 120 до 180 миллионов человек (минимальные демографические потери, рассчитанные по темпам роста населения)^[13]. Очень трудно, если возможно вообще, оценить генетические потери нашего общества (отбор шел на выбывание физически лучших - армейские призывы; а также наиболее активных и самостоятельных, в основном, мужчин фертильного возраста). Сегодня мы испытываем уже вторую, после Отечественной войны, волну негативных последствий демографического кризиса и когда они «затихнут» - сказать сложно.

Деформация социального опыта. Прямо связана с этой проблемой другая, менее яркая, меньше обсуждаемая, но от того не менее острая проблема - это системный, глубокий и длительный дефицит социального опыта и знаний (человеческого капитала) в обществе. Остановимся на ней несколько подробнее, поскольку именно в ней мы видим корни многих сегодняшних проблем России, а также средоточие основных грозящих ей опасностей.

Суть проблемы сводится к тому, что в процессе последовательного уничтожения очагов потенциального сопротивления в обществе, большевики в первую очередь отбирали по социальным признакам (классовым, используя расплывчатое общее определение «буржуазия», а затем еще более расплывчатое - «классовый враг») ту часть российского населения, которая сосредоточила в себе важнейшие достижения многовекового развития страны:

• профессионалов в управлении - от государственных чиновников всех рангов, генералов и офицеров, до служащих земств - все отбирались и уничтожались списочно и поименно, а с ними исчезал безвозвратно уникальный опыт государственного управления и организации общества;

• профессоров и преподавателей - по приблизительным оценкам историков только за первые два года советской власти были уничтожены, выехали в эмиграцию или бежали на юг с белыми около 60 тыс. профессоров и преподавателей высшей и средней ступени образования. Это была одна из самых тяжелых интеллектуальных потерь страны, если принять во внимание, что один профессор способен обучить за годы работы до 3000 студентов, около 20-30 аспирантов и выпустить примерно 200 трудов на самые актуальные темы современной ему науки;

• журналистов и оппозиционно настроенных публицистов, способных ясно выражать мысли и влиять на общество, выступая публично. Мало того, что были закрыты все газеты не контролируемые властью, но была организована поименная охота на известных противников левых и радикальных течений, уничтожавшихся бессудно, под абсурдными предлогами, на месте ареста^[14];

• духовенство - по самой минимальной оценке, более 6000 священнослужителей погибли мученической смертью. Власть справедливо рассматривала православную церковь как важнейшую опору морального сопротивления насилию, но вместе с ней была ликвидирована нравственная и культурная роль церкви, а народу показаны образцы непомерной жестокости и цинизма;

• носителей культуры - дворянство в целом, интеллигенция, все не успевшие эмигрировать выдающиеся деятели в сфере науки, права, техники, искусства, журналистики подвергались шельмованию и уничтожались, либо принуждались к сотрудничеству на условиях власти, как В.И. Вернадский;

• предпринимателей - особыми указами преследовались не только крупные капиталисты, часть которых успела бежать за границу, но даже мелкие ремесленники и лавочники - сначала их грабили, а потом физически уничтожали и, что особенно странно,

• квалифицированных рабочих и наиболее успешных крестьян, которых никак нельзя отнести к буржуазному классу.

Важнейшим и критическим признаком отбора была активность, наличие собственной позиции и принципов, критический взгляд, независимость суждений, смелость публично выразить свое мнение, желание и воля защищать собственные интересы, говоря другими словами - базовые признаки индивидуализма и сознания собственной значимости. Таким образом в течение почти полувека (считая по демографическим критериям, по 25 лет на поколение, два поколения попали под террор) страна испытывала «отбор наоборот».

Результатом «отрицательного» отбора стали огромные лакуны в наследуемом социальном опыте, глубокие диспропорции в социальной структуре общества, нарушения социальной мобильности (как вертикальной, так и пространственной). Утрачены прежде всего передававшиеся внутри семьи семейные и родовые традиции; культура поведения, речи и делового общения; утрачены образованные веками сословные ценности, против которых особенно ополчилась новая власть, и ценности общенациональные (вспомним знаменитый «великорусский шовинизм», обвинение в котором стало политическим ярлыком и приводило к расстрелу); утрачены профессиональные навыки и деловая этика, те самые неписанные законы, на которых стояла, стоит и стоять будет любая экономическая система любой страны.

В нормально развивавшемся государстве именно этот слой социального опыта отвечает за адаптивные реакции и резистентность общественного организма, обеспечивает фундаментальные условия для производства национального экономического продукта, именно он принимает на себя тяжесть экономических, экологических и политических кризисов и формирует адекватный ответ на них. Жалкие попытки заменить утраченную деловую этику «Кодексом строителя коммунизма» не породили ничего, кроме нескольких горьких анекдотов.

И нет ничего удивительного в том, что когда перед Россией (СССР) встал тяжелый вызов технологического и экономического соревнования на выживание, экономика не выдержала. Проблема была не в «навязанной нам гонке вооружений», которая стала стимулом к мощному развитию США^[15], а в полной неэффективности самой концепции отечественной экономической системы, в порочной ориентации на внешние по отношению общества цели. Ложность идеи, на которой строились общественные отношения в стране, стала особенно очевидной когда на фоне строительства БАМа, гигантских расходов на космос и «торжества» мелиорации, хлеб и корма приходилось покупать на нефтяные деньги, сформировался четырехмиллионный слой бомжей, а для обеспечения советских женщин нижним бельем пришлось создавать специальную комиссию ЦК КПСС.

По различным данным от 70 до 80% экономического потенциала страны работало на оборону и вооружение, а это единственный вид продукции общества в принципе предназначенный только для разрушения. Такого соотношения, таких целей и такой стратегии не может выдержать никакое общество, никакой ресурсный потенциал, никакая экономическая система. Отсюда понятно, почему все потребности обычного гражданина удовлетворялись по «остаточному принципу», если конечно что-то оставалось. Очереди за мылом и спичками, карточки на продовольствие возникли не в 1992, как иногда это пытаются представить, а перманентно присутствовали в нашей стране с февраля 1917 года. Повальное пьянство, фрустрация, воровство, разрушение трудовой этики, экологические катастрофы и тотальное падение производительности труда стали естественным следствием такого положения вещей.

Деформация производственной и пространственной структуры государства. Отсутствие частной собственности на ресурсы, рынка ресурсов и механизмов сравнения эффективности ресурсопользования (прежде всего - конкуренции за ресурсы) в течение исторически длительного периода жизни общества привело к возникновению еще одной проблемы, сложность и глубину которой нам еще предстоит измерить. Размещение крупнейших предприятий страны, да и само их возникновение сразу в гигантских формах, подчинялось в первую очередь политическим приоритетам и военно-стратегическим критериям, причем эффективность ресурсопользования стояла на одном из последних мест в этом списке. Более того. Даже строительство городов с населением в сотни тысяч человек (Нижневартовск, к примеру) подчинялось задаче освоения определенного ресурса или работе одного крупного предприятия (Новокузнецк, Рубцовск). Прямая зависимость города от предприятия привела к образованию в России нескольких сот городов-ловушек: исчерпание месторождения, смена приоритетов (с черной на цветную металлургию, к примеру) ставит их население на грань выживания.

Отдельно следует отметить, что эффективность равнинных водохранилищ или крупных мелиоративных проектов никогда не оценивалась с учетом потерянной продукции занятой ими навечно плодородной земли, точно так же, как не включается в цену производства атомной энергии цена возникших ущербов (в том числе - причиненного Чернобыльской аварией и другими, предшествовавшими ей), стоимость хранения и контроля (около 3 лет для короткоживущих; до 150 - 6000 и более лет для долгоживущих изотопов) радиоактивных отходов и разборки отслуживших свой срок АЭС, с дезактивацией их «горячего» оборудования (около $1 млрд. на станцию).

Равным образом, никто не может оценить каких масштабов катастрофа заложена на дне Баренцева или Охотского моря, где захоронены без какой либо дополнительной защиты отработавшие реакторы подводных лодок и не пригодившееся химическое оружие военных времен.

Эта тема достаточно широко освещена в отечественной литературе, добавим только, что влияние этого обстоятельства на потенциальную конкурентоспособность отечественной продукции немаловажно. Чтобы сформулировать адекватную стратегию развития страны, отдельного региона или района, необходимо понять, как скажутся на экономике страны и отдельных территорий эти «скрытые» ущербы и опасности (оценить риски). Мы пока даже приблизительно не знаем, каковы их масштабы и сроки влияния на экономику России.

Подводя короткий итог: на перспективах развития России и ее регионов лежит дополнительная нагрузка, цена которой может оказаться очень высока. Если не исследовать вопросы экологической безопасности, не составлять кадастра «горячих» точек, не организовать скрининг потенциальных аварий, качество жизни населения страны, как важнейшая цель развития, да и сама жизнь миллионов людей, может оказаться под угрозой. Это как раз тот случай, когда профилактика в сотни и тысячи раз дешевле лечения неожиданной болезни.

Деградация природной среды. Это направление в меньшей степени связано с демографической проблемой, но прочно коренится в потере преемственности социального опыта и неэффективности и порочности экономической системы. Примеры дикого и варварского обращения с доставшимся нашей стране природным потенциалом перечислять нет необходимости. Напомним только, что и катастрофа Байкала, и Чернобыль, и волжские мертвые моря - это прямое следствие изначально, с «Наброска плана научно-технических работ» В.И. Ленина, принятой на вооружение жесткой, технократической стратегии развития, цели которой были очень далеки и от экологоприемлемости, и от простого человеколюбия (которое автор «Набросков» называл слюнтяйничанием).

Примеры технократического подхода в изобилии можно встретить в любой современной развитой стране. Особенно типичен хрестоматийный образ США, где война с природой велась самыми современными средствами. Но, в отличие от СССР, Америка быстро научилась считать прибыли и убытки и уже в 1905 году Теодор Рузвельт обращаясь к нации заявил: «Мы должны или охранять природу, или умереть». Экономика, а точнее - осознание нарастающих снежным комом рисков и ущербов, заставила США сначала идти на компромиссы, а затем и экологизировать производство все убыстряющимися темпами. И что интереснее всего, в основе многих американских разработок лежат идеи российских ученых, от В.В. Докучаева, до В. Леонтьева.

Отечественная экономическая машина была лишена важнейшего ценового регулятора. Лишенная сигналов отрицательной обратной связи она оказалась нечувствительна к развитию катастрофических ситуаций. Даже такие сильные факторы как аварии с человеческими жертвами (Кыштымская трагедия, Чернобыль, химические аварии и пр.) не влекли принципиальных изменений в стратегических ориентирах и средствах развития. Отмеченное многими исследователями «запаздывание» решений в плановой экономике, по мере ее усложнения и перехода на развитый индустриальный уровень превратилось в тормоз, а затем в реальности воплотился предсказанный еще в тридцатых годах (Л. Мизес, 1994) результат - запаздывающее (а затем и фиктивное) планирование стало разрушать экономику, а с ней -ресурсную среду и человеческие отношения. Еще печальнее то, что возникли целые кластеры «ученых» обслуживавших интересы власти, сознательно лгавших обществу на любую тему, от проблемы Байкальского целлюлозно-бумажного комбината, до основ так называемой политэкономии социализма. Поэтому странно удивляться тому, что сегодня налицо целые коллективы специализирующиеся на изготовлении фальшивых диссертаций, дипломных и курсовых работ, а фальсификация науки достигла высот невозможных в просвещенном обществе.

Как нам представляется, ВШ самой сутью своей призвана стать центром, опорной точкой реформирования страны. Рассмотрим эту проблему на примере природопользования, системообразующего процесса в любой стране.

Концепция системного ответа на экологические риски

Экономический рост для России и регионов, ее составляющих – сейчас и на среднесрочную (10-15 лет) перспективу - категорический императив. Экономический рост необходим по многим широко известным причинам, и едва ли не главная – в том, что бедное государство разрушает имеющихся у него природных ресурсов больше, а получает от них меньше, чем богатое. Но не менее категорична необходимость экологизации развития России и, в значительной мере, снижения уже имеющейся нагрузки на природные системы. Нельзя ли найти в этом внешне противоречивом положении конструктивное начало?

Да, можно. Это осуществление экономического роста исключительно экологически приемлемыми средствами. Тенденции мирового экономического процесса указывают на высокую эффективность капиталовложений в экологизацию технологий; производство высококачественной экологичной техники и технологий, экологически чистой продукции. Этот фактор делает «экологичную» стратегию развития привлекательной и перспективной сферой для капиталовложений. Но следует принять во внимание, что подобные результаты наблюдаются только в высокоразвитых рыночных системах, в условиях интенсивной конкуренции, отбора по эффективности (качеству) и жесткой элиминации производителей не отвечающих условиям рынка.

Таким образом, первая и главная опасность саморазрушения нашего общества может быть преодолена только за счет качественного экономического роста; продуманным, без рывков и отступлений переходом на нормальные экономические рельсы; государственной заботой о возвращении населению уверенности в будущем и мощной многолетней образовательной программой, нацеленной прежде всего на восстановление утраченных деловых навыков (и создание навыков экологических), что возможно только и исключительно в рамках и при содействии ВШ.

Но надо ясно отдавать себе отчет в том, что, будучи реально поставлена и оснащена инструментами ее исполнения (соответствующее законодательство, нормативы, полномочия для контролирующих органов, адекватное давление на предпринимателей), экологизация станет серьезным тормозом темпов развития страны, по крайней мере на первых этапах адаптации к ней хозяйствующих субъектов. Это не только неизбежное расходование значительных средств на реализацию всех установлений: рост расходов на деятельность ответственных институтов власти, затраты на реорганизацию производства и приобретение новых технологий, но и косвенные расходы, выражающиеся в основном в росте стоимости транзакций (это явление аналогично езде на автомобиле с включенными тормозами). Все это так или иначе войдет в цену продукции и может сделать ее на длительное время неконкурентоспособной по отношению к продукции зарубежных производителей^[16]. Иными словами, расплачиваться придется потребителю и он сделает выбор не в пользу отечественной продукции. Это серьезный риск и на него необходимо идти. Нашим союзником здесь может стать уже имеющийся правовой инструментарий стран-членов ВТО и, в первую очередь, Евросоюза. Но здесь необходимо отказаться от порочной практики слепого переноса правовых инструментов и процедур из полутысячелетней рыночной среды Европы в Россию, где право на частную собственность было признано за гражданами всего два десятилетия тому назад.

Ясно, что попытка жестко (как это иногда предлагают экстремисты от экологии) сменить курс развития нереалистична и просто опасна. Необходима политика «мягкого вытеснения» неэффективно хозяйствующих субъектов, устаревших производств, опасных технологий, некомпетентных руководителей.

И здесь у России огромное преимущество, даваемое Историей один раз: мы знаем в принципе что и как надо делать и, начиная рыночное развитие практически с чистого листа, имеем в виду лучшие образцы «расширенного экономического порядка» (Хайек, 1992), прошедшего через горнило экологического кризиса и получившего иммунитет к самым опасным его проявлениям^[17].

Вряд ли могут оправдаться надежды сторонников «государственного попечения» экономики на то, что созданием очередных властных структур (как водится - «центральных», «единых и сильных») можно решить эту проблему. Решить проблемы сохранения природной среды, не имея сильных рычагов влияния на экономическое и политическое поведение субъектов права, невозможно. Рыночная экономика, жесткая конкурентная среда, широкое распространение потребительских стандартов качества и демократическая организация общества дают нам такие рычаги - надо только научиться ими пользоваться. ВШ способна в значительной степени помочь решить эту проблему. Между тем в наших вузах исчезают курсы экономической и социальной географии, социальной экологии, региональной политики и основ природопользования. Чтобы восстановить их необходим запрос на выпускников подобной специализации, что возможно только если эти проблемы станут в центр внимания региональных и федеральных властей, крупного бизнеса.

Дело это очень небыстрое, но так или иначе, все эти задачи на федеральном уровне осознаются и понемногу начинают осуществляться. К сожалению, на региональном уровне далеко не все губернаторы, а с ними и чиновники согласны с этой логикой. Время открытого саботажа реформ прошло, но зато мы имеем дело с другим поворотом этой же темы: затягиванием, промедлением и фальсификацией результатов.

Неконкурентные капиталы, чаще всего возникшие во времена лихой горбачевской «приватизации», органически сроднены с властью, и иногда именно этой властью и являются. Отсюда возникла реальная опасность что неэффективные капиталы будут толкать власть на неэффективные (и антиэкологичные!) действия. К сожалению, их самоубийственность становится понятна слишком поздно.

Нужна большая политическая воля и мудрость, чтобы понять эту проблему и противостоять различным отраслевым лобби и группам влияния (М. Олсон, 1998) в осуществлении эффективной региональной политики. Правда, надо заметить, что рыночная экономика сама уже расставляет точки над i - неконкурентные капиталы в силу некомпетентности их хозяев быстро меняют своих владельцев и становятся «конкурентными», но это тоже не быстрый процесс.

Ключевые действия

Необходимы реальные и решительные шаги по проведению экономической реформы, в основе которой следующие ключевые действия:

• радикальное сокращение числа функций, носящих экономический характер, находящихся в компетенции власти (тема неоднократно серьезно обсуждалась на семинарах в ВШЭ, проводимых под руководством Е.Ясина. Прекрасный пример ВШ как экспертной площадки, осталось только добиться умножения такого образца за счет региональных университетов);

• приватизация функций, которые могут быть отчуждены без потерь для безопасности государства, причем начало этому процессу положено на муниципальном и региональном уровнях (например, ситуация с ЖКХ постепенно нормализуется);

• открытая обсуждению и критике экономическая политика поддержки предпринимателей; свобода торговли, защита рынка и конкуренции; охрана прав собственности (в поиске перспективных направлений и обсуждении недостатков ВШ незаменима);

• создание гибких и поощрительных правовых условий для эффективного ведения хозяйства в условиях жесткой конкуренции извне и не только в индустриально-технологических центрах (без консолидированного экспертного сообщества, способного авторитетно сообщить свое мнение региональной власти, эта проблема не решается);

• щадящая элиминация слабых хозяйств, вытеснение с рынка производителей некачественной продукции, освоение высвобождающихся трудовых ресурсов в критически важных направлениях развития за счет переподготовки кадров (в связке «фирма-ВШ»);

• эффективные федеральные и региональные нормы поощряющие и поддерживающие экологически приемлемые формы природопользования (источником и критериями которых должны быть региональные экспертные сообщества ВШ);

• разумное зонирование территории и законодательное исключение налогообложения для земель защитного назначения (лесополосы, живые изгороди, кулисы и пр.), включая, может быть, всю получаемую с них побочную продукцию; жесткое наказание экологических нарушений, таких как пожоги и весенние палы, распашка лесополос, браконьерство, нарушение заповедных и заказных режимов природопользования (ВШ именно то место, где может быть организовано обсуждение таких проблем и налажен общественный контроль);

• введение нормы частной собственности в лесное законодательство и институциональная поддержка «таежных ферм»^[18], способных не только поддерживать таежные сообщества в близком к естественному состоянии, но и обеспечивать рентабельное хозяйство, дающее продукцию уникального качества (подобные рекомендации в стенах ВШ звучат с послевоенных лет и, пока, никак не услышаны государством);

• система резервирования и реабилитации нарушенных и истощенных земель и значительные усилия власти по созданию страховых трастфондов, способных накапливать необходимые резервы для компенсации потерь от природных и техногенных катастроф, которые впредь будут только расти; реализации нормативных актов и региональных экологических программ (источник и инициатор таких программ - прежде всего научное сообщество, а студенты ВШ - прекрасные волонтеры и будущие проектные/программные администраторы);

• срочно необходим квалифицированный рынок земли и региональные Земельные банки, где можно брать поддерживаемые государством ипотечные ссуды под землю; неизбежны и должны быть инициированы изменения в водном законодательстве, устанавливающие плату за воду для сельскохозяйственных нужд и разрешающее свободные цены на воду (рынок воды) как важнейший лимитирующий фактор; необходимо повысить роль экологической прокуратуры и суда в соблюдении природоохранного законодательства России;

• нам нужно серьезно пересмотреть вопрос об экспертной роли ВШ в осмыслении проблем природопользования; предназначить серьезные средства на исследования в области регионального развития, стратегии, политики и экономического поведения субъектов природопользования. И нам необходимо восстановить доверие как внутри научного сообщества (например: публичное рецензирование проектных решений, проектов правовых актов, публикаций в профессиональных журналов) так и в триаде государство - наука - общество.

На работу в актуальных направлениях нужны серьезные средства и принципиальный отказ от дискриминации частных вузов в интересах государственных. Помочь неимущим студентам могли бы частные фонды (яркий пример: Благотворительный фонд Владимира Потанина), региональные и муниципальные, а также корпоративные и прочие накопительные системы^[19].

Высшая школа - это то пространство, где указанные проблемы уже обсуждаются; где ведется последовательная работа по подготовке кадров, которым придется взять на себя управление страной через 10-20 лет. Только ВШ дает экспертов, способных структурировать сложнейшие проблемные области и выступить в защиту уничтожаемой природы. К сожалению, у ВШ связаны руки: низкая платежеспособность подавляющего большинства студентов, ведущая к дефициту средств у большинства вузов; порочные схемы распределения и без того нищенских грантовых средств; тотальная перегруженность преподавателей текущей учебной работой - все это не способствует росту научной деятельности в ВШ.

* * *

В отношении ВШ - логически замкнулся круг начатый имперской политикой Александра III и Николая II (страх и недоверие к научному знанию; ограничение самостоятельности университетов и политика жесткого управления научным сообществом) и продолженный в гипертрофированном виде большевиками (тотальный контроль научного знания, принуждение - вплоть до каторжного труда; «плановое» управление ВШ, с заменой уничтожаемых «спецов» - «выдвиженцами», вплоть до появления таких абсурдных артефактов как «народный академик» Лысенко). В пореформенной России в течение двух десятилетий из разных соображений поддерживали советскую систему организации науки и ВШ, что привело к колоссальным потерям людей, средств и, главное, времени.

С усердием, достойным лучшего применения, одна за другой осуществляются попытки модернизации системы образования: вузы подвергают различным перестроениям… и все это - сверху. Создаются «федеральные университеты», призванные «оптимизировать» региональные системы образования - но опять - сверху, опять - в рамках вертикали власти. Еще более странно выглядят идеи «стандартизации» образования, которые, по мысли авторов реформ, должны привести к появлению в ВШ новых и оригинальных направлений развития. Реформу ВШ превратили в «бумажную пургу»: бессмысленные и никому не нужные отчеты, бездна бесполезных показателей, формальные «рейтинги», оправдываемые переходом на «болонский процесс» - все это давит прежде всего на заведующих кафедрами, учебные отделы и деканаты, преподавателей и очень далеко от той работы, которая действительно необходима и о которой писали и В.И. Вернадский, и Д.И.Менделеев.

Нищенская плата вынуждает молодых и не очень преподавателей тянуть по две, а то и три ставки, совместительствовать в нескольких вузах… О какой научной работе может идти речь?

Защита диссертаций превратилась в утомительную формальность, которую легко преодолевают только люди вовсе не имеющие к науке и преподаванию отношения. Степени и должности в вузах получают субъекты, которых нельзя и на пушечный выстрел подпускать к преподаванию.

Попытки влить в старые мехи командной модели ВШ молодое вино когнитивной экономики - явно неконструктивны.

Никакие, даже самые красивые «стандарты», учебно-методические комплексы, компьютерные обучающие программы и тесты не могут заменить общения студентов с исследователем, ученым, готовым сообщить им свои новейшие соображения. Именно поэтому мы предлагаем в качестве точки отчета и ориентира вернуться к концу 19-го века, когда университеты переживали свой расцвет.

Нам нужен мост в прошлое, ценности, идеалы, мотивы русской науки составившей славу России. Нам нужны доверие науке и вузам; свободные университеты и высшие школы; тесно связанные с производством специализированные и политехнические институты, техникумы и колледжи, ориентированные на сиюминутные и растущие потребности страны. Устройство системы высшего образования должно отвечать самым высоким требованиям студентов, преподавателей и общества, а не бюрократической иерархии.

16 сентября 2013 г.

Москва

^[1] Письмо в Академию наук, 1924 г. //Биосфера и ноосфера. М.: Наука, 1989. С. 167

^[2] Скалон А.В. К концепции высшей школы: собственность, независимость, качество. 01.02. 1996 - 05.12.2001

http://www.povestka.ru/ssl/mat/mat4.stm

См. также: Скалон А.В. Некоторые проблемы высшей школы в преддверии когнитивной экономики. // Вестник Алтайской академии экономики и права, вып. 9, 2005. С. 35-39.; Скалон А.В. Высшая школа как ключевое звено решения проблем России. // Региональные исследования.- №5. - 2008 г.- с. 31-38. (В Сети: http://avskalon.livejournal.com/2013.html, под исходным названием «Высшая школа в центре проблем развития России»)

^[3] Начало публикации мартиролога репрессированных ученых было положено в самом начале 90-х годов (см. http://www.iem.ac.ru/~kalinich/rus-sci/old/repress.htm), но это только члены Академии.

^[4] По: Владимир Вернадский: Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. /Сост. Г. П. Аксенов.—М.: Современник, 1993.—688 с.

^[5] Напомню здесь, что С.Ю. Витте был не только государственным деятелем, оказавшим на Россию колоссальное воздействие, но и основательным ученым, притом весьма практического склада. Его лекции дают представление о политической платформе, на которой он стоял: гармоническое сочетание роли ограждающего и поддерживающего государства, частной инициативы и, особо подчеркну, университетов и высшей, особенно политехнической школы, которым он отводил особую, инициативную роль. Ярко выраженный экономический либерализм он удачно сочетал с наличием национальный идеи в развитии страны. Покровительственные тарифы (созданные под явным влиянием Д.И.Менделеева), поддержка государством колоссальных по масштабам инфраструктурных проектов (вспомним П.П. Семенова Тян-Шанского), широкое привлечение инстранных капиталов и твердый рубль - вот основа на которой зиждился успешный рост российской экономики вплоть до 1916 года. См. Витте С.Ю. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве. Фонд «Начала». - М., 1997

^[6] По: Витте С.Ю. Воспоминания. URL: http://ruslit.com.ua/russian_classic/vitte_syu/vospominaniya.3429/?page=17

^[7] По: Менделеев Д. И. Какая же академия нужна в России? //Новый мир, №12, 1966: «…Петр основывал вовсе не академию в смысле академии парижской, а академию в смысле академии голландской, то есть университет…» И далее: «Призванная к делу педагогическому, к несению обязанностей, она получила права, так сказать, в вознаграждение за обязанности, которые она должна была исполнять. Обязанности кончились, а привилегии остались и даже увеличены». Один из выводов Д.И. Менделеева звучит так: «Университеты и представляют такие учреждения, в России рассеянные, число которых, по всей вероятности, будет возрастать. Со временем университеты и будут теми местными академиями, каких желал Петр, основатель русской Академии…». Трудно не согласиться.

^[8] Интересно отметить, что Петр I, закладывал Петербургскую Академию (носившую разные названия в разное время) в виде научно-педагогического образования, с особым вниманием к привлечению и внедрению новейшего научного знания в среде юношества тесно соединяя новейшее научное знание и просвещение/образование. После смерти М.В. Ломоносова университетская деятельность Академии стала угасать, хотя задачи высшего и среднего образования, а также научного просвещения продолжали оставаться в центре внимания Академии, но сама Академия начала обрастать управленческими функциями. Роль бюрократическая победила научную и педагогическую и вышла на первый план.

^[9] Подчеркну здесь, чтобы не возвращаться к этой мысли, что составной частью высшего образования является особая культура мышления, рафинированное, обостренное умение видеть новое в том, что прочим представляется рутиной. Об этом писали Семенов-Тян-Шанский, Менделеев, И.Мечников, Докучаев и другие отечественные исследователи, что было важнейшей заслугой российской образовательной школы. Формализовать этот вид опыта невероятно сложно и его усвоение идет в личном общении, от учителя к ученику, чаще всего невербально и незаметно для наблюдателя.

^[10] В дальнейшем мы рассматриваем ВШ как совокупность университетской научной и педагогической функций, с теми современными ее особенностями, которые тесно связывают научное сообщество и бизнес. Вопрос о том, имеют ли право учебные заведения присваивать себе имя «университет» только потому, что сочетают гуманитарное и естественное образование, безотносительно к научной деятельности, выходит за рамки нашего обзора и, по нашему убеждению, решится автоматически, по мере элиминации неуспешных образовательных проектов и дифференциации вузов по конкурентоспособности.

^[11] Характерный пример Силиконовой (Кремниевой) долины прекрасно объясняет этот феномен. Стенфордский университет, располагавший завещанными ему землями, на весьма льготных условиях собрал вокруг себя гигантский, наверное самый большой в мире технико-технологический пул, предложив ему прежде всего своих специалистов, студентов и интеллектуальный багаж. Сегодня в этом важнейшем научном узле США сосредоточены силы восьми американских вузов, примерно полутора тысяч фирм и лучшие специалисты мира. Обратим внимание на то, что этот кластер (по Портеру) вырос «снизу», щедро поливаемый средствами федерального бюджета и, в особенности, Пентагона.

^[12] Достаточно вспомнить судьбу А.В. Чаянова, разделявшего коллективистские воззрения ученых 19 века с целой плеядой экономистов, верно служивших революции. Почти вся Петровская сельскохозяйственная академия, как и многие другие учреждения с относительно независимыми и даже вполне лояльными взглядами (А.Гастев, ЦИТ), пала жертвой предвоенной консолидации вертикали власти. Любое экономическое инакомыслие стало поводом для физического уничтожения. Счастливо избежал такой судьбы В.Леонтьев, будущий Нобелевский лауреат, буквально «выскочивший» из под расстрела в Китай в самом конце 20-х годов.

^[13] Сошлемся на аргументированное, насыщенное новыми данными и обобщающее огромный исследовательский труд издание Демографическая модернизация России, 1900–2000. Под ред. А.Г. Вишневского // М.: Новое издательство, 2006, см. Часть 5, Столетие демографического разорения России. По оценке авторов, весьма осторожной, «… общее число преждевременных смертей за первую половину века достигает 50–65 млн., что только для России, в ее нынешних границах, дает примерно 25–35 млн. человек, но, конечно, — лишь в первом приближении». К началу 1954 года, по расчетам авторов, демографические потери только РСФСР достигли 76 млн. человек, а это, как замечают авторы, «целая Россия начала ХХ века — …демографическая цена социальных потрясений и катастроф, обрушившихся на страну в первой половине минувшего столетия»[стр. 443].

Стоит добавить, что из жизни страны были выведены лучшие, наиболее образованные, успешные, здоровые, работоспособные и предприимчивые граждане: отрицательный отбор во всей своей циничной красоте.

^[14] См., например, Архив Русской революции, изданный в 20-30-х годах И.В.Гессеном, а также отдельные материалы Российского архива, изданного студией ТРИТЭ, в наши дни. Множество материалов сейчас становится доступно в частных архивах, размещенных в Сети.

^[15] Стоит упомянуть синтетические материалы, новые легкие сплавы (значительная часть из которых была разработана в СССР), управленческие технологии (колоссальные военные и космические проекты породили программный и программно-целевой подход), а также вычислительные и кибернетические системы, компьютерные технологии и, как высшее достижение - микропроцессоры, интегральные схемы, персональный компьютер и Интернет. Десятки тысяч изобретений Холодной войны были мгновенно подхвачены и воплощены в рыночные продукты, что принесло университетам США и Европы невиданные доселе средства на развитие.

^[16] Это отдельная тема, но здесь укажем, что недобросовестная конкуренция характерна для неустойчивых, «турбулентных» экономик развивающихся и догоняющих стран. Ее преодоление - забота далеко не только России, вступившей в ВТО, но и тех международных институтов, равноправными членами которых мы теперь являемся. Есть еще одно обстоятельство, тоже нуждающееся в осмыслении: качество продукции и прежде всего качество биохимическое. Это серьезная тема, поскольку удешевление европейской продукции происходит прежде всего за счет суррогатных компонентов, неизбежных при индустриальных масштабах производства, дающих искомые снижения производственных издержек и конечных цен. Здесь же встает вопрос о биологически активных веществах, используемых, прежде всего, в сельском хозяйстве. Пока отечественная продукция в основной массе имеет более высокие потребительские свойства, но ее производство и более затратно, и менее эффективно. Проблема состоит в том, чтобы попытаться сохранить лучшее, выборочно привнося в отечественное производство методы индустриального ведения хозяйства.

^[17] Это отдельная, глубокая тема, но следует напомнить, что послевоенное «немецкое чудо» стало возможно только потому, что несколько европейских университетских профессоров выработали на многолетних семинарах неолиберальную концепцию, блистательно проведенную в жизнь их младшим коллегой Л.Эрхардом, возглавившим германскую экономическую власть в зоне американской оккупации в 1946 году. Детальное, аргументированное изложение концепций и практических шагов Эрхарда см.: Эрхард Л. Благосостояние для всех: Пер. с нем. М.: Прогресс, 1991

^[18] Весьма интересное направление прижизненного использования лесных экосистем в таежной полосе Сибири, по некоторым данным, в основе своей сложившееся в Европейской части России в 16-17 веках. Под давлением политических и конфессиональных факторов эта форма природопользования сместилась в Сибирь еще до начала интенсивного ее освоения. Была весьма устойчива и успешна на протяжении нескольких столетий. См.: В.Н. Скалон. Русские землепроходцы XVII века в Сибири. — 2-е изд. — Новосибирск: ИД «Сова», 2005; а также: Скалон А.В., Вавилихин И.А. Таежная ферма - путь рационального использования ресурсов тайги. // Мат. конф. по разв. производительных сил ГААО. Горно-Алтайск, 1989; Скалон А.В. Республика Алтай: возможная линия развития в области природопользования. // Горный Алтай и Россия 240 лет. Материалы к международному симпозиуму. Горно-Алтайск, РИО "Универ-Принт", Г-АГУ, 1996. С. 17-24.

^[19] Более подробно см. ранее упомянутый материал Скалон А.В. Высшая школа как ключевое звено решения проблем России: http://avskalon.livejournal.com/2013.html Финансирование ВШ - отдельный и большой разговор, который серьезно еще даже не начинался.

Ранее опубликовано: Скалон А.В. Проблемы и риски развития России с точки зрения высшей школы //Региональные исследования. Выпуск 3(41) за 2013 г. С. 147-158