Embedded Files
1. Философы о целях и конце истории
2. Взлёт и упадок цивилизаций
3. Что день грядущий нам готовит?
1. Философы о целях и конце истории
Первым развёрнутую интерпретацию человеческой истории на основе новозаветных откровений дал на рубеже IV и V веков Блаженный Августин в 22 книгах своего главного труда «О граде Божьем». Если до него античные мыслители представляли историю мира циклической, то Августин первым представил векторное понимание истории: из точки Альфа в точку Омега (Α и Ω — первая и последняя буквы греческого алфавита).
По Августину, весь всемирно-исторический процесс представляет собой развёртывание космического плана из 7 этапов, целью которого является Богочеловечество, «град небесный». Пять из них — от Адама до рождения Христа — человечество уже прошло. Шестой этап начался явлением Богочеловека и его спасительной жертвой, а закончится концом мировой истории вообще и Страшным судом. Седьмой этап — вечность, рай Богочеловечества в граде Божьем.
На протяжении всей человеческой истории идёт борьба между двумя «градами», двумя ипостасями человеческого общества. С одной стороны, «Град земной» — светское государство — царство зла и греха, прототипом которого был Рим и «Вавилонская блудница». С другой стороны, «Град Небесный», государство Божие — христианская церковь. В течение всех 6 эпох борются между собой 2 града: «любовь к себе, доведённая до пренебрежения к Богу» и «любовь к Богу, вплоть до забвения себя». Борются 2 символических начала — эгоистическое, самовлюблённое, индивидуалистическое и моральное, надличностное, целостное. В конце 6-го этапа открываются суды истории и начало высокое, моральное, духовное одерживает полную, окончательную и бесповоротную победу над началом низменным, эгоистическим, животным. Праведники вступают в «Град Божий» где будут вкушать неземное блаженство и ныне, и присно и во веки веков, а граждане «Града земного» будут преданы вечным мучениям. Наступает рай Богочеловечества.
Жил Аврелий Августин, более известный под именем Блаженного Августина, давным-давно, 16 веков назад во владениях Римской империи в Африке. Его книги, включая первую в Европе автобиографию из 13 томов под названием «Исповедь», проповеди, мысли стали на много веков определяющими для единой христианской церкви и для многих христианских писателей (включая Льва Толстого), а философы-экзистенциалисты считают его своим первым предшественником.
В XIII веке официальной доктриной римско-католической церкви, уже отделившейся от греко-кафолической (православной), вместо учения Августина стала схоластика Фомы (Томаса) Аквинского, известного под названием томизм. Истово верующий Фома в своих богословских построениях и толковании Библии в первую очередь опирался на учение Аристотеля, но учитывал также и опыт Августина, и Цицерона, и неоплатоников, и Авиценны, и многих других великих мыслителей. Аскет, девственник, подвижник, мыслитель, теолог обосновал свои 5 знаменитых доказательств бытия Божия:
от движения — к Перводвигателю, от связи причин и следствий — к Первопричине, от случайности — к Необходимому Существу, от несовершенств в мире — к Абсолютному совершенству, от целесообразности в мире — к Устроителю мира.
Спустя 5 столетий ординарный профессор логики и метафизики из Кёнигсбергского университета по имени Иммануил Кант в своей «Критике чистого разума» разнёс их в пух и прах, категорически утверждая, что доказать существование Бога средствами разума невозможно. Знать о Боге ничего нельзя, в Бога можно только верить. А взамен совершил иное великое открытие под названием «моральный закон»:
«Две вещи наполняют душу всё новым и нарастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, — звёздное небо надо мной и моральный закон во мне».
Моральный закон, живший в философе на протяжении всей его продолжительной жизни (1724–1804 гг.) гласил практическое правило поведения (практический императив — от лат. "imperativus" — требование, приказ, закон):
«Всегда смотри на человека как на цель и никогда как на средство».
Ему же принадлежит новый, неюридический вид законотворчества: «Закон, живущий в нас, называется совестью» и судопроизводства, когда совесть является «внутренним судилищем».
Совесть, живущая внутри человека, подсказывает ему категорический императив (абсолютное правило поведения):
«Поступай так, чтобы максима твоей воли была принципом всеобщего законодательства».
Что очень напоминает золотое правило нравственности, сформулированное ещё в расцвет «осевого времени», за 500 лет до Рождества Христова:
«поступай по отношению к другим так, как ты хотел бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе».
В данном контексте слово «максима», вызывающее у человека эпохи потребления ассоциации, например, с автомобилем «Ниссан максима», означает «личный принцип» в отличие от универсального требования императива, обязательного для всех разумных существ.
Этика Канта — этика разума. Разум требует, чтобы личный принцип поведения мог бы стать основой универсального, единого для всех принципа поведения.
(Вот только Homo sapiens (человек разумный) упорно не желает в своих действиях руководствоваться этикой разума. Либо руководствуется животными инстинктами (Das ist phantastisch!), либо страхом, либо личной выгодой. Короче говоря, Волей к Жизни, говоря словами Артура Шопенгауэра, либо Тришной, жаждой жизни, говоря словами Будды.)
Именно об этих философских баталиях спустя полтора столетия в одной молодой республике рабочих и крестьян на берегу одного из московских прудов напомнил один «иностранный консультант» по имени Воланд одному начинающему пииту по имени Иван Бездомный:
«Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья спросил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?
— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!».
***
(Разрушить-то он их разрушил, но предварительно свёл пять доказательств бытия Бога всего к трём: онтологическому, космологическому, телеологическому (физикотеологическому):
«Возможны только три способа доказательства бытия Бога исходя из спекулятивного разума. Первое доказательство называется физикотеологическим, второе — космологическим, а третье — онтологическим. Других доказательств нет и не может быть. Я докажу, что разум ничего не может достигнуть ни на одном (эмпирическом), ни на другом (трансцендентальном) пути и что он напрасно расправляет свои крылья, чтобы одной лишь силой спекуляции выйти за пределы чувственно воспринимаемого мира» (Кант «Критика чистого разума»).
Доказательства счёт любят. Так что «иностранный консультант» в консалтинге был не очень силён. С.Г.)
***
Это доказательство сподвигло поэта Ивана Бездомного с революционной прямотой заметить:
«Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на 3 в Соловки!»
И тогда, наверняка, жить пролетарскому поэту и остальному рабоче-крестьянскому люду, не витающему в мире высоких материй, стало бы лучше, жить стало бы веселее.
Но Канту повезло — он на Соловки не попал. Хоть и был он одно время подданным Российской империи, но жил в другую эпоху, не отмеченную ррреволюционным задором и этнтузазизмом трудящих-сив-сих-ся. (Тьфу, чёрт! Запутался!)
Однако шуму в своё, не понятное нам время, было много. Генрих Гейне сначала обвинил Канта в мещанстве, а затем и вовсе в терроризме:
«Иммануил Кант, великий разрушитель в царстве мысли, далеко превзошёл терроризм Максимилиана Робеспьера».
Робеспьер казнил короля на гильотине, Кант покончил с Богом в сфере познания. Стоит ли удивляться, что его книги оказались в чёрном списке, именуемом «Индексом запрещённых книг», который католическая церковь публиковала в течение столетий. Самому же ему прусское правительство запретило излагать свои взгляды с университетской кафедры. Так что каждая эпоха имеет наготове для почитателей свободы мысли и еретиков свои «Соловки».
А вот в начале XVI века нравы были куда жёстче. В 1516 году ревностный католик Томас Мор обрисовал свой идеал общественного устройства, получивший у него название: «Место, которого нет». По-гречески — «Утопия».
Если точнее, то «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». В Утопии нет частной собственности, нет частной жизни, нет индивидуализма, нет денег, нет самовластья, нет угнетения женщин, нет атеизма. Чего не возьмись — ничего нет, даже самого места. Зато есть идеал разумного и гуманистического общественного устройства, рациональной коммуны, не требующей вмешательства Божества.
Книга осталась жить в веках, обессмертив имя её автора, но самого автора через пару десятилетий после её написания ждала темница Тауэра и плаха. Так Генрих VIII отплатил Лорд-Канцлеру (Спикеру высшей палаты английского парламента — палаты лордов) Томасу Мору за то, что тот отказался произнести присягу монарху, претендующему вместо Папы Римского на высшую духовную власть. Претендующему не из-за высших духовных или государственных соображений, а из-за обычной похоти, властолюбия и самодурства.
Лютый был тиран. Казнил своих жён и любовниц, баронов и простолюдинов, мирян и священников. По числу казней — от 80 до 100 тысяч — намного превзошёл грозного русского царя Ивана IV, жившего в одном с ним веке.
Одним из казнённых был и Томас Мор, который, правда, удостоился монаршей «милости»: сначала – приговор к позорной казни изменника с «расчленением», «рассечением» и «отсечением» всех органов тела; затем монаршая «милость» в виде вердикта: «Отрубить ему голову!»
За верность римско-католической церкви спустя ровно 4 века после казни — в 1935 году — он был канонизирован Римским Папой и признан святым.
Примерно в то же время, то есть в первой половине ХХ века, когда поэт Иван Бездомный вместе с Берлиозом (не композитором) имели возможность схлестнуться на Патриарших в словесной схватке с «иностранным консультантом», в то время как Папа Пий X пожелал канонизировать погибшего за веру Томаса Мора, жил да был католический священник по имени Пьер Тейя́р де Шарде́н.
Отдалённый потомок Вольтера родился в 1881 году во Франции, а 20 лет жизни на склоне лет проработал в Китае, Центральной Азии и Дальнем Востоке. Член ордена иезуитов, священник, санитар во время Первой мировой войны и кавалер ордена Почётного легиона. Знаменитый учёный, геолог и палеонтолог, академик Французской академии наук, тот самый, кто вместе с Эдуардом Лёруа и Владимиром Вернадским развил учение о «ноосфере», «сфере разума». Тот самый, кто независимо от одного великого русского научного изгоя по имени Николай Козырев создал учение о «радиальном воздействии», которое удивительно напоминает активные свойства времени в причинной механике Козырева.
По учению этих двух великих учёных мужей, изгоя науки и церковного еретика, есть в мире некая таинственная Жизненная сила Вселенной, которая, по сути, есть творческий дух Перводвигателя, животворящая сила, действующая вопреки второму закону термодинамики. (Идеи всегда носятся в воздухе, но только кто-то способен их усвоить, развить, довести до логического конца и с честью отстаивать по жизни, несмотря на то, что весь мир ополчился против тебя, а кто-то нет.)
Писатель, написавший свою первую книгу «Космическая жизнь» во время первой мировой войны, практически под градом пуль, а последнюю и главную — «Феномен человека» — во время предвоенного периода и второй мировой войны в вынужденной изоляции в Китае. Учёный с огромным кругозором, внёсший великий вклад в космогонию, палеонтологию, антропологию, философию. Глубокий и оригинальный Мыслитель, признанный обществом после смерти, когда было издано собрание его сочинений, а во Франции, США и Нидерландах были созданы ассоциации его сподвижников и единомышленников. Теолог, давший свою, оригинальную версию христианской эсхатологии, учения о конце света:
«Конец света — переворот равновесия, отделение сознания, в конце концов достигшего совершенства, от своей материальной матрицы, чтобы отныне иметь возможность всей своей силой покоиться в Боге-Омеге» («Феномен человека»).
В то же время непризнанный католической церковью «фальсификатор веры», от работ которого, согласно высочайшему рескрипту, следует неукоснительно охранять католическую молодёжь. Что при жизни, что после смерти. (Это вам ничего не напоминает?) Еретик, нарвавшийся на запрет со стороны католической церкви на публикации и публичные выступления.
Творец, мистик и поэт, сумевший органично соединить науку и религиозную мистику, возвыситься в своих трудах до вершин эмоционального воздействия, сравнимых с высшими образцами духовных гимнов человечества.
Этот Человечище с большой буквы, которого некоторые христианские исследователи называют «новым Фомой Аквинским», создавал свою теорию «христианского эволюционизма». В этой теории нашли отражение извечные вопросы единства и борьбы веры и разума, взаимоотношения науки и религии, проблемы эволюции и грядущего преображения мира, современный, новый — то есть так хорошо забытый старый — взгляд на Вселенную как на живой организм, пронзаемый, трансцендируемый Божеством и стремящийся к совершенству!
Идеал науки по Тейяру де Шардену — сверхнаука, органически синтезирующая в себе достижения рационального и иррационального знания. Католический священник в то же время был сторонником гилозоизма, одушевлённости мира и пантеизма, разлитости Божества во всём и вся:
«...мы, несомненно, осознаём, что внутри нас происходит нечто более великое и более необходимое, чем мы сами: нечто, которое существовало до нас и, быть может, существовало бы и без нас; нечто такое, в чём мы живём и чего мы не можем исчерпать; нечто служащее нам, при том, что мы ему не хозяева; нечто такое, что собирает нас воедино, когда после смерти мы выскальзываем из самих себя, и всё наше существо, казалось бы, исчезает».
Наука и религии в его понимании — две стороны одной медали, высшей целью которых является служение делу космической эволюции живого Космоса!
Согласно его синтетической теории «христианского эволюционизма», эволюция порождает сначала звёзды и планеты, затем формирует геологический облик планет, затем порождает жизнь и биосферу, затем из биосферы вылупляется человек разумный, порождая «сферу разума» — ноосферу.
Обычная энергия, подверженная воздействию возрастания энтропии, носит у него название «тангенциальной энергии». Ей противостоит «радиальная энергия», которая противодействует энтропии и ответственна за рост упорядоченности, организованности мира, за эволюцию живого.
Воздействие «радиальной энергии» не останавливается с появлением человека и ноосферы. Следующий шаг, следующая ступень эволюции уже не нуждается в материальном носителе и относится целиком к сфере Духа. Эволюция материи начинается с мёртвого вещества, а затем проходит всё ускоряющиеся фазы эволюции живого вещества, вплоть до «венца творения» — Человека. Завершается же она фазой Духа — сначала Духа Земли, затем Духа Космоса — Парусии (от греч. «para» — около, вне — и «ousia» — существование).
В Библии значение греческого слова Парусия совпадает с эсхатологическим, относящимся к концу света значением русского слова Пришествие. Точнее, второе пришествие Иисуса Христа. Ещё точнее, второе пришествие «со славою» Спасителя!
Графически этот процесс изображается как конус, в основании которого множественность и хаос, а на вершине — высший пик эволюции — «точка Омега», «центр, сияющий в центре системы центров».
Учение Пьера Тейяра под названием «тейярдизм» составило на Западе во многом конкуренцию официальной доктрине католической церкви, известной под именем «неотомизм». Реакция церкви не заставила себя долго ждать. Основной труд великого философа, богослова, учёного увидел свет только после его смерти, и то лишь благодаря настойчивым усилиям его друзей. Отечества упорно не любят в своём чреве пророков.
Помимо религиозно-философских теорий развития общества существует атеистическая, материалистическая наука. Она упорно не желает учитывать в своих построениях истории ни Дух, ни Жизненную силу Вселенной, ни Божий Промысел. У материалистов-коммунистов историю двигают вперёд внутренние противоречия общества. У материалистов-капиталистов историю движет вперёд «незримая рука рынка», погоня за прибылью, рынками сбыта, монополией. Результаты разнятся от коммунизма у марксистов до постиндустриального «государства всеобщего благоденствия» (англ. — “Welfare state”) у апологетов капитализма.
Одни философы-материалисты (марксисты) опираются на внутренние противоречия общества и классовую борьбу, уповая на общественную собственность на средства производства, как на манну небесную. Другие — материалисты-практики (капиталисты) и одновременно злейшие идеологические противники марксистов — на частную собственность, рынок и свободное предпринимательство.
И у тех и у других впереди — процветание, у кого-то в теории, у кого-то на практике. И те и другие привыкли полагаться не полагаться на Бога. Хотя, например, протестанты видят в процветании благодаря собственным усилиям волю Провидения, а коммунисты полагаются только на собственную человеческую волю, отрицая существование божественного Провидения.
С крахом Советского Союза кое-кто на Западе поспешил заявить о конце истории. Если Карл Маркс считал концом истории всеобщее воцарение коммунистического способа производства, который разрешит все противоречия, являющиеся двигателем истории, то Фрэнсис Фукуяма посчитал концом истории крах самой социалистической системы:
«То, чему мы, вероятно, свидетели, — не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализация западной либеральной демократии как окончательной формы правления» (Ф. Фукуяма «Конец истории?» 1989 год).
Правда, довольно скоро он понял, что несколько поторопился со столь поспешной оценкой конца ХХ века как конца истории и окончательного и бесповоротного торжества либерализма и демократии (см. Френсис Фукуяма, «Какое общество лежит в конце истории?»). Примерно так же, как и советские идеологи поспешили в своё время с лозунгами о полной и окончательной победе социализма. Поспешишь — людей насмешишь. А история идёт своим чередом, не обращая внимания на восторженные или отчаянные восклицания о её конце.
У исторических материалистов побудительным мотивом, силой, определяющей движение и развитие общества, служат диалектические противоречия, открытые ещё Платоном, развитые до совершенства Гегелем и «творчески переработанные» Марксом. Внутренние, имманентно присущие диалектические противоречия служат основой развития, становления, движения вперёд.
По Гегелю выходило, что идеалом общественного развития является буржуазное «гражданское (бюргерское) общество» (“Burgerliche Gesellschaft”), девиз которого — «каждый для себя — цель, все другие — суть для него ничто». Мировой Дух Гегеля закончил своё величественное многовековое шествие в закостенелой прусской конституционной монархии.
По Марксу выходило, что идеала как такового вообще нет, а есть лишь неизбежное движение общества вперёд, вверх по спирали развития и превращение капитализма в силу заложенных в нём диалектических противоречий в новый, прогрессивный общественный строй — коммунизм.
Противоречия между трудом и капиталом, общественным характером труда и частным способом производства, между классом пролетариев и классом капиталистов двигают вперёд историю и детерминируют, определяют развитие общества. Эти же противоречия делают неустранимыми при частнособственническом, капиталистическом способе производства периодические кризисы перепроизводства и последующую стагнацию. Капитал даёт стимулы к производству, но эти же денежные стимулы с неизбежностью рока периодически губят производство, сокрушают производительные силы и обрекают на бедствия и лишения пролетариат.
(Казалось бы — полный отстой, покрытые мхом заклинания, а во времена глобального экономического кризиса и лопания финансовых пузырей (в определении Маркса — фиктивного, непроизводительного капитала), надутых именно частным способом производства, мировая экономическая наука наряду с бизнесом и обывателями вспоминает именно Маркса. И «Капитал» начинают переиздавать гигантскими тиражами. И с полок эту книгу на Западе сметают, хоть и написана она была полтора века назад. Мораль сей басни такова — не следует вместе с водой выбрасывать из политэкономической ванны и ребёнка.)
Наша цель — коммунизм, заявляют якобы эти диалектические противоречия. Добьёмся, мол, мы освобождения своею собственной рукой!
Никакого надприродного, надматериального, запредельного, потустороннего, духовного инобытия, оказывающего влияние на историю, нет, не было и быть не может — утверждают сторонники истмата. Бога нет, человек сам кузнец своего счастья!
Только у небезызвестного Карла Маркса молотом, выковывающим человека новой формации, служит экономика, основной закон которой: «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям», а у небезызвестных В.И. Ленина с И.В. Сталиным ещё и монолитная государственная идеология, неотъемлемой частью которой является не только кино, как «важнейшее из искусств», но и архипелаг ГУЛАГ.
При всём явном различии христианской философии истории и истмата они схожи в двух вещах: в векторности развития и в глобальности, всеобщности универсальности исторического процесса, захватывающего все государства, этносы, нации, народы и народности.
Христианское понимание истории глобально, устремлено от низшего к высшему, от точки Альфа — к точке Омега, от грехопадения и Великого исхода из «тьмы египетской» к Царству Богочеловечества, где «отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Глобальный и универсальный характер христианства предполагает миссионерство в виде активного обращения в христианство представителей иных религий.
Истмат, вовсю поносящий религию вообще и христианство в частности, также рассматривает исторический процесс как глобальный и универсальный («все народы придут к коммунизму»), однонаправленный, устремлённый вверх в своём развитии. От первобытнообщинного строя через рабовладельческий, феодальный, капиталистический к коммунизму, где исчезнут все противоречия, где не будет ни богатых, ни бедных, не будет социальных язв, не будет тюрем и преступников, не будет денег и порождаемого им социального зла, но все тем не менее будут получать по потребностям и трудиться на благо всего общества.
Что из этих социальных утопий под видом науки воплотилось на практике, мы знаем не понаслышке. Как знаем и истматовское миссионерство в виде Третьего Интернационала, экспорта социалистических революций и мировой системы социализма, которая тем не менее умудрилась рухнуть за одно историческое мгновение.
§2. Взлёт и упадок цивилизаций
Было раньше, есть сейчас — не всё ли равно.
Индийская пословица
Помимо векторного и универсального понимания истории, устремлённого к развитию, к совершенствованию и в конечном счёте к идеалу, что характерно как для иудео-христианства, так и для истмата, есть ещё циклическое и цивилизационное понимание истории.
Согласно циклическому пониманию исторического процесса, общество проходит фазы развития и гибели, а не движется к идеалу хоть благодаря Промыслу Божьему, хоть из-за имманентно присущих ему внутренних противоречий. Не напоминает ли это вам известные восточные представления о цикличности всего и вся в этом мире?
На Западе первым человеком, обратившим внимание на явно выраженный цикличный характер зарождения, развития и гибели человеческих цивилизаций, был итальянский философ Джанбаттиста Вико. Он-то и создал теорию исторического круговорота в своей книге «Основания новой науки об общей природе наций» (1725 год).
Согласно этой теории, каждый народ подобно человеку проходит три стадии, три эпохи в своём развитии: божественную (детство), героическую (юность) и человеческую (зрелость). Государство возникает лишь в героическую эпоху, а в человеческую эпоху на смену господству аристократии возникает демократическое правление, в котором торжествуют свобода и «естественная справедливость». После периода зрелости — вершины развития — наступает упадок. А затем вновь движение по восходящей, вновь движение по замкнутому кругу.
Сама идея классификации цивилизаций принадлежит русскому философу, историку, учёному, публицисту, геополитику и идеологу панславизма Николаю Яковлевичу Данилевскому, жившему в XIX веке. Только вместо термина «цивилизация» он применял термин «культурно-исторический тип». Этот тип у него складывался из 4 основных составляющих: 1) религии, 2) культуры, включающая в себя науку, технику и искусство, 3) политики и 4) общественно-экономического уклада.
Культурно-исторический тип складывается на основе одного языка (или группы схожих языков), объединяющего народы и народности. Он выделял 10 «культурно-исторических типов», уже реализовавших себя в истории: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, или древнесемитский, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) аравийский, или новосемитский и 10) германо-романский, или европейский. Плюс «погибшие насильственной смертью и не успевшие совершить своего развития» мексиканский и перуанский типы (ацтеки и инки) из далёкой Америки. Плюс прогрессивный тип будущего — славянский.
В 1871 году он написал свой основной труд, книгу «Россия и Европа. Взгляд на культуру и политические отношения славянского мира к германо-романскому». Он решительно выступал против европоцентризма и ратовал за соперничество между разными историческими типами, акцентировал внимание на славянской религиозности и духовности, настаивал на первостепенной роли централизованного самодержавного государства, был решительным противником конституционного строя и демократии. Он был идеологом «славянства» как самого прогрессивного «культурно-исторического типа». От него ниточка в России тянется к Константину Николаевичу Леонтьеву (1831–1891), поборнику уже не славянства, а «византийского» типа культуры, и к «евразийцам» ХХ века во главе со Львом Гумилёвым.
Согласно теории этногенеза последнего, историю движет вперёд не только и не столько экономика, сколько люди и народы, пережившие «пассионарный взрыв». Люди не простые, а пассионарии, страстные натуры, презирающие смерть во имя высших идеалов и сверхидеи, люди, способные жертвовать собой во имя возрождения и величия своего этноса, провозвестники будущего. Искренне считая своё учение творческим развитием истмата, Лев Гумилёв (1912–1992) предложил свою, оригинальную точку зрения на роль личности в истории и этногенезе.
У кондовых исторических материалистов бытие полностью определяет сознание и манипулирует людьми примерно так же, как кукловод манипулирует марионетками. У пассионария Льва Гумилёва историю двигают вперёд такие пассионарии, чьё сознание определяет бытие и изменяет мир.
(Желательно к лучшему. Хотя возможны варианты. Кто более матери-истории ценен? Пассионарий, изменяющий мир, или марионетка бытия?)
Хотя после пассионарного взрыва, по учению того же Гумилёва, развитие этноса опять же строго детерминировано: от зарождения и развития к кризису (надлому), дряхлению и гибели.
Сначала — толчок (дрейф), затем инкубационный период до 150 лет, сопровождающийся ростом пассионарности, затем фаза подъёма (150–450 лет) с быстрым ростом пассионарности и расширением территории, затем перегрев с быстрым увеличением могущества (500–600 лет).
После фаз зарождения и роста следует сначала фаза надлома и резкого спада пассионарности, сопровождающаяся гражданскими войнами (600–750 лет), затем инерционная фаза, сопровождающаяся общим процветанием (750–1000 лет), затем обскурция с упадком и деградацией (1000–1150 лет), потом агония, сопровождаемая быстрым распадом (1150–1300 лет) и наконец — гомеостаз, существование в равновесии с окружающей средой (от 1150 лет и далее). Согласно этой теории, Россия, которая позже по сравнению с Европой вступила в период этногенеза, только прошла фазу надлома. (Однако почему-то вымирает количественно и деградирует качественно гораздо быстрее перезревшей Европы.)
На Западе же классификация «культурно-исторических типов» была подхвачена и развита в Германии на рубеже XIX и XX веков философом и историком Освальдом Шпенглером (1880–1936). Преданнейший поклонник Ницше и Гёте, работавший до 1911 года учителем гимназии, а впоследствии полностью посвятивший себя литературному творчеству, пошёл по стопам своих учителей.
Он во многом основывался на трудах Данилевского, которые изучил внимательнейшим образом. Он творчески переработал эпохальное учение Ницше о крахе европейской культуры, о становлении нового общества и нарождении сверхчеловека, сбрасывающего с себя ханжескую мораль старого общества. Резкое неприятие гниения и разложения европейской культуры на рубеже веков и породило этого самобытного философа без систематического философского образования.
После первой мировой войны, в которой Германия потерпела сокрушительное поражение, он издал свою книгу «Закат Европы», которая имела оглушительный успех. Книга анализировала прошлое, на основе огромного исторического материала делала определённые выводы о закономерностях развития общества, а уже на основе этих закономерностей пыталась предсказать будущее. Предсказать не в виде туманных катренов a la Nostradamus, сведённых в беспорядочные центурии, а в виде описания жёстко детерминированных жизненных циклов каждого целостного человеческого сообщества, каждой культуры, каждой цивилизации.
Цивилизация Шпенглера — не совсем то, с чем ассоциируется цивилизация в обыденном представлении: цивилизация, ухоженные газоны вместо невозделанной целины, столовые приборы вместо жратвы руками, братья по разуму, внеземные цивилизации и т.д. Это не противопоставление варварства и цивилизации, идущее от эпохи Просвещения. Такое восприятие цивилизации в понимании Шпенглера скорее вообще не прогресс, а регресс. Точнее говоря, это закономерный итог симбиоза научно-технического прогресса с духовным регрессом.
Цивилизация Шпенглера — это антипод и регресс Культуры — противопоставление, идущее ещё от Канта. Культура первична, цивилизация вторична. Одно вытекает из другого. В русском языке органичным словосочетанием является «духовная культура», в противовес «технологической цивилизации». «Технологическая культура» имеет иное значение, а «духовная цивилизация» вообще звучит дико. Такое понимание культуры и цивилизации как раз и присуще Шпенглеру. И не только ему.
«Хотя цивилизация и культура тесно переплетены, они существенно отличаются друг от друга. Цель культуры — раскрытие и обогащение духовного мира человека, цивилизацию же создаёт труд, обеспечивающий материальные потребности людей» (А.Мень «История религий»).
Культура — это единый живой организм, одно единое целое. Каждая культура уникальна, оригинальна и отлична от другой культуры, как любой живой организм отличается от любого другого организма. Единой, глобальной, взаимосвязанной человеческой культуры у Шпенглера не существует. Каждая культура в своём развитии динамична и циклична. Подобно любому живому организму она проходит фазы зарождения, развития, зрелости, старения и упадка.
Обобщив огромный исторический материал, он с немецкой пунктуальностью вывел и обрисовал 8 мировых культур: египетскую, индийскую, вавилонскую, китайскую, греко-римскую, византийско-арабскую, западноевропейскую и культура майя. Египетская культура погибла около 3 тысяч лет назад, вавилонская чуть позже, греко-римская (в определении Шпенглера — «аполлоновская») в начале новой эры, культура майя — около тысячелетия назад. Девятая, нарождающаяся культура носит название русско-сибирской.
Уникальность каждой культуры обеспечивается уникальностью её души, поэтому античную культуру вслед за Ницше он называл «аполлоновской», арабскую — «магической», а западноевропейскую — «фаустовской». Все исторические организмы, все культуры и цивилизации уникальны, равны между собой по историческому значению и сменяемы. Единой глобальной цивилизации или культуры вовсе не существует.
Каждому культурному организму отмерен его исторический срок — около тысячи двухсот лет, который определяется внутренним жизненным циклом. В отличие от Гегеля и Маркса, Шпенглер не анализирует внутренние противоречия, которые приводят к закономерной, если не сказать «мистически детерминированной неким сроком» — тысяча двести лет — гибели культуры. Закон развития — цикличность, и точка.
Рождается и умирает человек, рождается и умирает культура. Человек живёт в лучшем случае лет до ста, культура — до тысячи, тысячи двухсот. Этот вывод делается ретроспективно, на основании уроков прошлого, хотя такой подход не является строго научным и, например, явно не подходит для описания китайской культуры. Но выводы его, наложенные на историю уже нашего времени, порой удивляют до глубины души.
Как природа не терпит пустоты, так и культура не терпит преемственности. При всём своём многообразии и уникальности судьбы всех культур похожи и печальны. Исчерпав свои внутренние творческие способности, культура умирает и превращается в цивилизацию. Так, чувственная, гармоничная, творческая греческая культура умерла, превратившись в прагматичную и технократическую римскую цивилизацию. На обломках выродившейся «аполлоновской» цивилизации возникла культура «фаустовская», душу в которую вдохнуло христианство.
Западноевропейская культура, зародившаяся в IX веке, достигла расцвета в XV–XVIII веках, а теперь клонится к закату. Конец её Шпенглер относил к 2000 году. Эта фаза развития, точнее, переход развития в свой антипод — деградацию, знаменует конец культуры и начало цивилизации. Она сопоставима с I–II веками новой эры в истории Римской империи или XI–XII веками в истории Китая.
Условно говоря, «фаустовская» культура — это динамическое, беспокойное, «имматериализующее» начало, обострённое переживание времени, «историческая забота». Приходящая ей на смену цивилизация — это наука, техника, в которой проявляется хватка «человека-хищника», жажда господства над природой, либерализм, демократия, права человека. Эту цивилизацию не приняли многие, начиная с Шопенгауэра, искавшего выход в буддийской нирване, и его последователя Ницше, искавшего выход в преодолении человечества и создании демонического «сверхчеловека», исполненного переизбытком первобытных жизненных сил.
Цивилизация, по Шпенглеру, примерно напоминает организм без души, бездушный интеллект, мёртвую протяжённость, либо, говоря современным языком, — робота. Переход к цивилизации — это переход к «массовому обществу», «обществу потребления», переход от творчества к бесплодию, от становления и развития — к окостенению и застою, от героических «деяний» — к механической «работе», переход от вечных духовных ценностей к нигилизму, атеизму и материализму, переход от внутренней работы над собой к агрессивной рыночной экспансии вовне, к радикализму и социальным революциям.
Это переход от мировой деревни к «мировому городу», в котором правят бал не Бог и тепло души, а деньги и холодный расчёт, в котором вместо многих локальных культурных «деревень» заправляет делами единый космополитичный, глобальный «город», в котором религиозная вера в добро уступает место научному скепсису и полному неверию ни во что. Это переход от отношений между людьми к засилью техники, от рабов — к роботам, от народа — к массе и электорату.
(Его современник, испанский философ Хосе Орте́га-и-Гассе́т назвал двадцатый век «веком масс», довольствующихся навязанными извне и бессознательно усвоенными стандартами и стереотипами, типа 90-60-90. Массы он противопоставлял духовной элите, творящей культуру.
Великий русский религиозный философ Николай Бердяев, чьи мысли схожи во многом идеям Шпенглера, выход из умирания культуры в отличие от Шопенгауэра и Ницше видел в возделывании, культивировании новой породы людей — аристократов Духа.)
Знал бы Освальд Шпенглер, во что выльется засилье техники! Знал бы он о компьютерных играх ночи напролёт, о социальных сетях и всяких там одноклассниках, точка ru, о мгновенно устаревающих в бурном потоке IT-моды попискивающих пейджерах, полифонических мобилах, умных гаджетах и щебечущих твиттерах! Знал бы он о превращения народа в электорат, о политтехнологиях с душком и откровенно грязных! Знал бы о том, что на смену творческим личностям, познающим мудрость мира, придут «креативные продюсеры», штампующие голливудские «шедевры», «звёзд» шоу-бизнеса и одуряющую рекламу. Знал бы он, как место высокой культуры занимает масс-культура или поп-культура (она же — голимая попса), место священников занимают политтехнологи (“spin doctors”), место Божественных молебнов занимают панк-молебны, место Прометея как символа героизма во имя людей занимает PR как символ шоу во имя славы, место Священного брака перед Богом и людьми занимает однополый брак.
Но нет, он не Нострадамус. Он не морочит голову обывателю, не опускается до мелочей. Он указывает траекторию движения. И делает это порой сродни пророку.
Освальд Шпенглер, не будучи ветхозаветным пророком, да и не претендуя на это звание, очень точно обрисовал судьбу Европы, а вместе с ней и глобального бездушного мира, который предстал во всей своей технической, массовой, бездушной красе перед очами человека XXI века. Мира, оценивающего качество кинофильма по кассовым сборам, напоминающим сводки с фронтов: «За первую неделю блокбастер собрал в прокате…» Мира, оценивающего человека его баблосами, машинами, квартирами, коттеджами, яхтами, джетами. Мира, где каждый живёт во имя своё, во имя удовольствия, во имя чёрной икры, аккуратно складывающееся на фоне красной в символ дольче вита: «Жизнь удалась!». Мира, где на смену духовным исканиям и самораскрытию себя, личности, Человека с большой буквы, пришёл лихорадочный поиск работы на депрессивном рынке труда. Мира, весьма и весьма напоминающего Древний Рим периода его расцвета. (А в циклическом мире на смену расцвету всегда приходит закат.) Мира, наплевавшего на все духовные ценности, да и на науку историю заодно, которая учит только тому, что ничему не учит. А то заглянули бы в учебник истории и ознакомились с печальной участью Древнего Рима. Как бы Вы назвали этот мир, этот «прекрасный новый мир», уважаемый читатель?
Пока Вы ищите подходящее определение, предлагаем Вашему вниманию определение нашего соотечественника Питирима Сорокина (1889–1968), начавшего творить в царской России, а после 1922 года продолжившего свои социологические и философские исследования в эмиграции. В 1930 году он стал гражданином США и заслуженным профессором Гарвардского университета.
В социологию он ввёл понятие широких культурных единств под названием суперсистемы:
«В каждой суперсистеме “существуют базовые посылки и верховные принципы, касающиеся того, что считается в ней реальностью в последней инстанции и ценностью в последней инстанции”. На вопрос, какова природа последней реальности и последней ценности, может быть дано три ответа. Первый: последней истинной реальностью является чувственная реальность, и, кроме неё, ничего нет; другой ответ: истинная последняя реальность — сверхчувственный Бог; третий ответ: истинная реальность — это бесконечное многообразие, объединяющее чувственное и сверхчувственное начала. Первая суперсистема получает название сенситивной, или чувственной, вторая — идеационной, третья — идеалистической, или интеграционной.
Образцом идеационной культуры может служить европейское средневековье IX–XI вв. вв. Религия там занимает господствующее место в сознании. Церковь определяет весь распорядок жизни. Наука существует лишь в форме теологии. Естествоиспытатели преследуются и наказываются как еретики. Искусство подчинено богослужению. Живопись трактует сюжеты, взятые из Библии. Она не знает ни пейзажа, ни жанровых сцен, ни портрета. Икона не даёт реалистического изображения человека. Лица святых, их позы, жесты изображены с нарушением естественных пропорций и нормальной перспективы: не физическая красота в них важна, а духовность. Музыка также пишется для церкви и помогает возвыситься над обыденным. Мораль в идеационной культуре основывается на божественных заповедях и принимается как нечто самоочевидное, не нуждающееся в обосновании. Идеальной фигурой является аскет-отшельник, умерщвляющий плоть и в мистическом экстазе приближающийся к Богу. Право средневековья выражает веру в авторитет церкви и государства.
Сенситивная, или чувственная, культура (вот и ответ на вышезаданный вопрос. С.Г.) признаёт реальным, значимым данный в опыте мир — то, что воспринимается глазами, ушами, языком, осязается пальцами, представляется верным рассудку. Человек ценит уют, комфорт, ориентирован на удовлетворение чувственных потребностей. Аскеза кажется ему противоестественной и чуждой: его идеал — личное счастье. Социальные институты — государство, семья, экономика и даже церковь ищут для себя земных, естественных обоснований, апеллируют к “природе человека”, его естественным потребностям. Для сенситивной культуры, которая начинает развиваться в Европе с эпохи Возрождения, характерны теории “естественного права”, “общественного договора”, “разумного эгоизма”, утилитаризма. Цель общества, как она сформулирована Бентамом, — достижение “максимальной суммы счастья”, “суммы добра”. Искусство в сенситивной культуре отделяется от церкви и служит удовлетворению чувственных потребностей. Человек наслаждается цветом, формой, линией. Сюжеты искусства разнообразны. Даже библейские сцены трактуются реалистично. В живописи распространяются пейзаж, портрет, натюрморт, жанровые сцены. Наука изучает мир опытными методами. Возникает индуктивная философия, развиваются медицина, биология, технические знания.
Идеалистический тип культуры является переходным между двумя вышеописанными. Его специфика в том, что значимая, истинная, действительность представляется в виде особо отмеченных фрагментов действительности. Мысли человека не устремлены к потустороннему миру, но и не сосредоточены на сиюминутных благах. Они обращены к идеальному разумному миропорядку, который, однако, возможен и существует в виде “светлых включений” здесь, на земле. Искусство изображает главным образом положительных личностей, реальных исторических деятелей, людей, преданных идеалу. “Низменные” темы — болезнь, нищета, преступность, подлые и безнравственные поступки — как бы исключаются из поля зрения. Наука хочет быть полезной обществу, формирует мировоззрение, воспитывает, разрабатывает планы экономических и социальных реформ. Мораль акцентирует долг перед обществом, а не счастье. Церковь входит в земные дела, в политику. Типу идеалистической культуры соответствует, согласно Сорокину, “золотой век Перикла” в Афинах, позднее европейское средневековье XII–XIV вв.
Рассмотренная схема служит для объяснения всего мирового развития. В истории чередуются три культурных стиля с такой же неотвратимостью, с какой сменяют друг друга периоды оледенения и таяния льдов. Сорокин оговаривается, что ни один тип культуры не бывает представлен в чистом виде. В любую эпоху фактически существуют все три стиля, но один из них резко доминирует. Затем его “удельный вес” постепенно убывает, и доминирующим становится другой стиль» («Философия культуры: Становление и развитие», С.-Пб, изд-во Лань, 1998).
Если нынешний век характеризуется ярко выраженной материалистической, сенситивной, чувственной культурой, то что придёт ей на смену? Новое Средневековье, на чём настаивал Николай Бердяев? Или, быть может, новый идеализм, творческий синтез мира Духа и мира материи, мира свободы и мира долга? Поживём — увидим.
Идеи циклического развития вообще и идеи Освальда Шпенглера в частности оказали большое влияние на уроженца туманного Альбиона Арнольда Тойнби и на его теорию взлёта и упадка цивилизаций.
Он не был ни марксистом, ни атеистом. Зато он был другом и сподвижником Пьера Тейяра де Шардена. Его исторические наблюдения и выводы органически сочетаются с его религиозной верой. Он не преувеличивал и не абсолютизировал значение ни экономики, ни окружающей среды. В его исторической концепции в центре исторического процесса находится сам человек, созидающий историю, а общество является лишь посредником между людьми.
В его исторической ретроспективе историю движут вперёд не марксистские противоречия между трудом и капиталом, а противоречия между Вызовами истории и Ответами общества. Человек обладает свободой воли, что позволяет ему подняться над природным и социальным детерминизмом и на всякий Вызов времени, истории, природы дать свой адекватный Ответ. В центре его исторического анализа было понятие цивилизации. Цивилизации, согласно автору, делятся на 3 типа, три поколения:
«Первое поколение — примитивные, маленькие, бесписьменные культуры. Их много, и возраст их невелик. Они отличаются односторонней специализацией, приспособлены к жизни в конкретной географической среде; надстроечные элементы — государственность, образование, церковь, а тем более наука и искусство — в них отсутствуют. Эти культуры размножаются, подобно кроликам, и гибнут стихийно, если не вливаются благодаря творческому акту в более мощную цивилизацию второго поколения.
Творческий акт затруднён статичностью примитивных обществ: в них социальная связь (подражание), регулирующая единообразие поступков и устойчивость отношений, направлена на умерших предков, на старшее поколение. В таких обществах правит обычай, и инновации затруднены. При резком изменении условий жизни, которые Тойнби называет «вызовом», общество не может дать адекватного ответа, перестроиться и изменить образ жизни. Продолжая жизнь и действовать так, как будто «вызова» нет, как будто ничего не произошло, культура движется к пропасти и гибнет. Некоторые общества, однако, выделяют из своей Среды «творческое меньшинство», которое осознаёт «вызов» Среды и способно дать на него удовлетворительный ответ. Эта горстка энтузиастов — пророков, жрецов, философов, учёных, политиков — примером собственного бескорыстного служения увлекает за собой косную массу, и общество переходит на новые рельсы. Начинается формирование дочерней цивилизации, унаследовавшей опыт своей предшественницы, но гораздо более гибкой и многосторонней. Согласно Тойнби, культуры, живущие в комфортных условиях, не получающие «вызова» со стороны Среды, пребывают в состоянии стагнации. Только там, где возникают трудности, где ум людей возбуждается в поисках выхода и новых форм выживания, создаются условия для рождения цивилизации более высокого уровня.
Согласно закону «золотой середины» Тойнби, вызов не должен быть ни слишком слабым, ни слишком суровым. В первом случае не последует активного ответа, а во втором — непреодолимые трудности могут в корне пресечь зарождение цивилизации. Конкретные примеры «вызовов», известные из истории, связаны с иссушением или заболачиванием почв, наступлением враждебных племен, вынужденным изменением места жительства. Наиболее распространённые ответы: переход к новому типу хозяйствования, создание ирригационных систем, формирование мощных властных структур, способных мобилизовать энергию общества, создание новой религии, науки, техники.
В цивилизациях второго поколения социальная связь направлена на творческие личности, которые ведут за собой пионеров нового социального порядка. Цивилизации второго поколения динамичны, они создают большие города, вроде Рима и Вавилона, в них развивается разделение труда, товарный обмен, рынок. Возникают слои ремесленников, учёных, торговцев, людей умственного труда. Утверждается сложная система рангов и статусов. Здесь могут развиться атрибуты демократии: выборные органы, правовая система, самоуправление, разделение властей.
Возникновение полноценной вторичной цивилизации не предрешено. Для того чтобы она появилась, необходимо стечение ряда условий. Поскольку это не всегда имеет место, постольку некоторые цивилизации оказываются застывшими, или «недоразвитыми». К последним Тойнби относит общество полинезийцев и эскимосов. Он подробно исследовал вопрос о возникновении очагов цивилизации второго поколения, которых он насчитывает четыре: египетско-шумерская, минойская, китайская и южноамериканская. Проблема рождения цивилизаций является для Тойнби одной из центральных. Он считает, что ни расовый тип, ни среда, ни экономический строй не играют решающей роли в генезисе цивилизаций: они возникают в результате мутаций примитивных культур, которые происходят в зависимости от комбинаций множества причин. Предсказать мутацию трудно, как результат карточной игры.
Цивилизации третьего поколения формируются на основе церквей: из первичной минойской рождается вторичная эллинская, а из неё — на основе возникшего в её недрах христианства — формируется третичная, западноевропейская. Всего, согласно Тойнби, к середине XX в. из трёх десятков существовавших цивилизаций сохранилось семь или восемь: христианская, исламская, индуистская и др.
Подобно своим предшественникам, Тойнби признаёт циклическую схему развития цивилизаций: рождение, рост, расцвет, надлом и разложение. Но эта схема не является фатальной, гибель цивилизаций вероятна, но не неизбежна. Цивилизации, как и люди, недальновидны: они не сознают до конца пружины своих собственных действий и важнейших условий, обеспечивающих их процветание. Ограниченность и эгоизм правящих элит в сочетании с леностью и консерватизмом большинства приводят к вырождению цивилизации. Однако в ходе истории степень осознания людьми последствий своих действий возрастает. Степень влияния мысли на исторический процесс увеличивается. Авторитет учёных и их воздействие на политическую жизнь становятся всё значительнее. Религии распространяют своё влияние на политику, экономику и повседневную жизнь.
В противовес фаталистическим и релятивистским теориям Шпенглера и его последователей Тойнби ищет прочного основания для объединения человечества, пытается нащупать пути мирного перехода к «вселенской церкви» и «вселенскому государству». Вершиной земного прогресса явилось бы, согласно Тойнби, создание «общины святых». Её члены были бы свободны от греха и способны, сотрудничая с Богом, хотя бы и ценой тяжких усилий трансформировать человеческую природу. Только новая религия, выстроенная в духе пантеизма, смогла бы, по Тойнби, примирить враждующие группы людей, сформировать экологически здоровое отношение к природе и тем самым спасти человечество от гибели» («Философия культуры: Становление и развитие», С.-Пб, изд-во Лань, 1998).
Пантеизм (греч. παν — «всё, всякий» и греч. θεός — «бог, божество») предполагает существование не личностного Бога, как в авраамических религиях — иудаизма, иудео-христианства, ислама, а природного Божества, высшей духовной сущности, воплощённой во всех вещах, предметах, явлениях. Бога не в виде седого старца с посохом в руке, взирающего с «небес» на «землю», живущего в скинии, Иерусалимском храме или христианской церкви, контролирующего мир, управляющего рабами своими, выражающего свою волю, свой Высший промысел, своё Божественное провидение, одаряющего благодатью и карающего за грехи. Зато Бога как бесконечную и вечную Жизнь, как единство всего живого и мёртвого мира через заключённую в нём незримую квинтэссенцию, духовную сущность мира, обитающую в храме тела человеческого и связывающую мириадами незримых связей со всей Вселенной.
Вместо Высшего Существа — Абсолютное Сознание Космоса, в котором каждый человек подобен отдельному нейрону в человеческом мозгу. Каждый нейрон не только связан десятками тысяч материальных нитей, контактов, синапсов с соседними, близлежащими нейронами, но и объединён в единое голографическое целое незримыми информационными связями. Нейрон — отдельная часть мозга и одновременно в каждом нейроне — все функции мозга. Как в человеческом мозгу память, зрение, слух имеют не локализованный, а распределённый характер, так и в сознании Вселенной всё находится во всём.
Запад есть Запад, Восток есть Восток. На Востоке, в древней Индии, поклонники учения Будды считают, что в основе развития общества лежит «безличный мировой процесс жизни, безначальный, вечно меняющийся, развивающийся в неизбежных гранях, поставляемых законом причины и следствия. Ничто не является без соответствующей достаточной причины. Процесс такой жизни тягостен, это процесс страдания, нo процесс, заключающий в себе самом зерно совершенствования и свободы. Это убеждение, именно убеждение, что мировой процесс жизни ведёт к совершенству и конечному освобождению от горестных оков, налагаемых законом причины и следствий — это убеждение есть единственная вера, единственная догматическая предпосылка буддизма. Всё остальное построено на наблюдении фактов и свободных логических доказательствах, оно допускает и приглашает свободную критику и не боится её. По этому убеждению процесс жизни совершается с определённой целью, он приведет к ясному концу, ему самому присуще стремление к постепенному совершенствованию, к избавлению от мирового страдания, к достижению конечной цели в успокоении. Чем совершеннее жизнь, тем меньше в ней, по убеждению буддизма, волнения, тем спокойнее она. Уничтожение волнения, уничтожение этого бытия — страдания, «Вечный Покой», «Абсолютное Бытие», «Ничто» по отношению к суете мирской, «Угасание» жизненной суеты навсегда — вот конечный, отдалённый идеал, перед которым не убоялся стать буддизм. В нём нет места ни Богу, ни душе, ни свободной воле. Это безличный Абсолют, который противостоит столь же безличной суете мирового процесса жизни, протекающей в пределах того, что мы называем личностями, со всеми их переживаниями» (Ф.И. Щербатской «Философское учение буддизма»).
По сути, это есть оптимистическая трагедия без всяких революционных матросов, желающих «попробовать комиссарского тела». Миром правит не всеблагой и всемогущий Бог, который в буддизме есть «архитектурное излишество», а всемогущие законы сансары, кармы и взаимозависимого возникновения. Человек полностью зависим от этих законов, однако вера буддистов сводится к тому, что «мировой процесс жизни ведёт к совершенству и конечному освобождению от горестных оков».
3. Что день грядущий нам готовит?
Ответы на этот животрепещущий вопрос разнятся. Сколько людей — столько и мнений. Учёные предпочитают выяснить логику развития. Например, полтора века назад эту логику, показавшуюся многим интеллектуалам того времени железной, вывел из своей философии общественного развития Карл Маркс. Около века назад Ленин на основе этой логики захватил власть, а полвека назад Хрущёв обещал, основываясь то ли на логике, то ли на собственном волюнтаризме, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».
Фантасты вместо логики развития предпочитают давить на воображение. В развитие поднятой когда-то Гербертом Уэллсом темы «Люди как боги» (1923 год) советский писатель Сергей Снегов публикует в конце 70-х трилогию под одноимённым названием «Люди как боги», которая относилась тогда к жанру космической фантастики.
Место действия — планета Земля и просторы Вселенной, покоряемой землянами со сверхсветовой (!) скоростью на звездолётах, размером в небольшую планету! Эти выдающиеся технические творения человеческого гения легко могут искривлять пространственно-временной континуум как в целях путешествия по просторам Галактики, так и в качестве могучего оружия борьбы со злыми силами иных галактик.
Время действия — VI век новой эры Объединённого человечества. Эта эра началась «с 2001 года старого летоисчисления, памятного года, когда человечество объединилось в единое общество.
Год объединения стал первым годом новой эры, подлинная история человечества началась с осуществления в жизни принципа "Общество существует для блага человека. Каждому по его потребностям, от каждого по его способностям".
...Почти шестьсот лет протекло с той поры, и все эти годы человечество совершенствовало себя. Оглянуться — голова кружится: за все предшествующие тысячелетия не было совершено столько доброго для человека, сколько за эти пять веков. Каким бы жалким показался прославленный рай рядом с нынешней Землёй!» (Сергей Снегов, «Люди как боги», часть 1).
К сожалению, действительность не всегда следует вслед за человеческим воображением, которое, несомненно, важнее знания. Путь к «светлому будущему» коммунизма уже не актуален. Обожглись. Проехали.
Незадолго до распада СССР Френсис Фукуяма сделал вывод о конце истории, как разрешении всех кардинальных противоречий общества в рамках экономического и политического либерализма:
«Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, — вместо всего этого — экономический расчёт, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощрённых запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории».
Вывод наделал много шума, но очень скоро стало ясно, что Фукуяма поспешил с «концом истории». Вместо «конца истории» пришло «столкновение цивилизаций» в новую эпоху, о чём во всеуслышание заявил другой американский политолог — Самюэль Хантингтон. Он насчитал по своим критериям аж 8 цивилизаций: Западная (Европа и Северная Америка), Латиноамериканская, Африканская (пока лишь претендент на это высокое звание), Исламская, Православная (она же Русская), Индусская, Конфуцианская (она же Китайская), Японская. (Классификация, прямо скажем, не бесспорная.) Столкновение этих новых центров силы и будет определять новый мировой порядок. А границы уже заходили ходуном в мире после полувековой стабильности. И в Европе, и в Азии. И карту мира кое-кто не прочь перекроить по новым лекалам и в соответствии с новым раскладом сил.
Сталкиваются цивилизации, сталкиваются мнения, сталкиваются лбами авторы технологических сказок и апокалиптических страшилок. И те и другие востребованы массовым сознанием потребителей попкорна. С одной стороны, райские кущи «умных унитазов», «звёздные войны» и «аватары», с другой, «армагеддоны» местного и глобального значения, в которых Спасителем мира выступает простой американский парень, единый во многих ликах «крепкий орешек». Технологические или апокалиптические фантазии голливудских «пророков» не ограничены ничем, кроме бюджета очередного 3D «шедевра», сплошь построенного на спецэффектах.
На бытовом уровне мнения, как правило, сводятся к толкованию Нострадамуса и загадочного календаря майя. (Свят, свят, свят...)
В противовес 3D сказкам и высоколобым теоретическим присказкам о постиндустриальном обществе и «государстве всеобщего благоденствия», былью стало превращение Западной культуры в мертворождённую цивилизацию. Предсказания Освальда Шпенглера почти столетней давности воплощаются в жизнь уже который год на наших глазах в противовес высосанным из пальца катренам Нострадамуса и учению Маркса, которое «всесильно, потому что оно верно». Железный конь приходит на смену крестьянской лошадке, а власть машин, вещей и денег подминает под себя своего ничтожного придатка — человека разумного. Будущее такой бездушной, машинной цивилизации можно экстраполировать и вычислить, обратившись к истории Древнего Рима. (При десятках и сотнях возможных причин гибели Древнего Рима все историки сходятся на том, что Рим сгубила роскошь.) Такое плачевное будущее очень вероятно, особенно если не пробудить, не оживить душу Западной цивилизации, душу, заключающуюся, прежде всего, в духовных, христианских ценностях.
Если сводить эти ценности к церковному канону и Символу веры, то опять получим неограниченную церковную власть, инквизицию, мракобесие, крестовые походы, конкистадоров, церковные расколы, войны с «чужими» за «истинную веру». Если же обратиться, подобно Льву Толстому, к живому Слову Священного писания, к его этическому учению, если припасть сознанием к единому вселенскому метакоду, имеющему свои корни и в буддизме, и в христианстве, и в философии неоплатоников и гностиков, то это уже будет новая вера.
Вера не в Бога, живущего в церкви, а вера в Вечную Жизнь во Вселенной Бесконечно Организованной Голодинамики, вера в иную, Высшую реальность, которая является истоком этой Вечной Жизни, вера в Пробуждение от сонных грёз сознания и обретение чистого Знания-Видения, которое дарует Спасение. Вера не слепая, не догматическая, не выхолостившая своё глубинное содержание, а вера осознанная и просветлённая, вера в божественную сущность человека и его колоссальные духовные возможности.
Такую веру можно назвать в противовес иудео-христианству пробуждённым христианством, либо буддо-христианством. (В данном контексте прилагательное Пробуждённый равно по смыслу существительному Будда.) Либо гностическим христианством, ставящим на первый план не церковную догматику, а мистическое трансперсональное Высшее Знание.
Живое слово Спасителя, прочитанное в контексте не античной философии и иудейской теологии, а с позиций философии Дхармы и целостного, холистического мировоззрения, порождает в итоге философию всеединства XXI века. В этой философии органически сливаются буддийская философия, христианская эсхатология и новый виток научного знания, базирующегося на холистичности, целостности мира, существовании иного — нематериального, нелокального, негэнтропийного — уровня реальности, который порождает материальный мир, развёрнутый в пространстве, наконец на Суперсиле физического времени, которое является Вечным двигателем Вселенной.
Если христианскую эсхатологию истолковать не как догму, а как руководство к действию, то это уже будет изменение вектора развития земной технологической цивилизации. Это будет поворотный пункт от расширенного воспроизводства товаров и услуг и экономики потребления к трансформации сознания и ликвидации всех видов отчуждения как самоцели развития экономики, государства, общества. Это будет означать начало конца «Вавилонской блудницы», искусно отчуждающей человека от мира Духа. От ценностей материальных — к ценностям духовным, причём не на словах, а на деле. От власти денег — к власти Духа.
Но современные футуристы фактор религии в расчёт не принимают. Футуристы-атеисты состязаются в технологической изобретательности на фоне вызовов Природы, грозящих поголовным уничтожением земной цивилизации. Так-с, чем ещё мы оснастим Вавилонскую блудницу помимо злата-серебра, кэжуал, нанотехнологий и хай-тека, чтобы не вымереть как динозавры?
Либо мы станем киборгами, вшив себе в голову интелпентиум повышенной мощности. Либо уйдём как кроты под землю. Либо покорим океан, превратившись в ихтиандров. Либо освоим Марс с Луной, став марсианами и селенитами. Либо полетим в далёкий космос в поисках Силы на больших-пребольших звездолётах, став джедаями и ситхами. Либо будем жить долго и счастливо на Земле благодаря «умным унитазам», не менее умным изобретателям нано-толчков, стволовым клеткам, генной инженерии и чудотворной медицине будущего. Трогательно. Красивая сказка. Взяли, экстраполировали, умилились своей прозорливости и сказали, что это хорошо. Вытрите глазки, подотрите попки.
Взглянем на проблему с другой, не очень известной попкорноедам стороны.
— Агностик Уилсон говорит о сознательной активации новых, более высоких контуров развития сознания, о «нейрологической революции» — «интенсификации разума в планетарных масштабах» — и о грядущем новом квантовом скачке эволюции:
«Интенсификация Разума может ускорить наш прогресс в сторону искоренения войн и нищеты, создания лекарств от рака и шизофрении, осуществления идей космической миграции и продления жизни (что дало бы нам достаточно пространства и времени для достижения ещё более глубоких уровней сознания) или любых других достойных целей.
Подобно смерти и нищете, глупость живёт с нами так долго, что люди уже не могут представить себе жизни без неё. Тем не менее сейчас идея глупости быстро устаревает. Сколько бы групп с особыми интересами (так называемые разведывательные управления, рекламные агентства, тираны, духовенство и пр.) ни выигрывало от нашей глупости, человечество в целом выиграет больше от её искоренения» («Психология эволюции», глава 19).
Скачок эволюции он увязывает с долголетием (лет до 300), а то и биологическим бессмертием, а «расширение сознания» — не только с сознательным и целенаправленным перепрограммированием психических контуров, но и с и употреблением психоделиков. (Мы этого делать точно не будем. Наркота убивает тело и душу.)
— Блестящий исследователь и мыслитель, поклонник Дао физики и холистического взгляда на жизнь Фритьоф Капра считает, что основной кризис современного Западного общества — это «кризис восприятия», который таится в особенностях западного мировоззрения:
«Я пришёл к выводу, что сегодня наше общество в целом находится в подобном кризисе. Мы можем прочитать о нём из множества публикаций в ежедневных газетах. У нас высокая инфляция и безработица, у нас энергетический кризис, кризис в медицине, загрязнение окружающей среды и другие экологические бедствия, нарастающая волна преступлений и насилия, и т.п. Основной тезис данной книги заключается в том, что это лишь множество различных сторон одного и того же кризиса, и что этот кризис вызван прежде всего кризисом восприятия. Как и кризис в физике в 1920-х годах, он происходит из того факта, что мы пытаемся приложить отжившее себя мировоззрение — механистический взгляд на мир картезианско-ньютонианской науки — на реальность, которая уже не может быть понята в терминах этих представлений. Мы живём сегодня в глобально связанном мире, в котором биологические, психологические, социальные и экологические явления оказываются тесно взаимосвязанными. Для того чтобы правильно описать этот мир, нам нужна экологическая перспектива, которую не может дать картезианское мировоззрение.
Цель настоящей книги — предоставить единую концептуальную основу, которая поможет лучше осознать единство их задач. Как только это единство будет понято, можно ожидать объединения различных движений в мощную силу, способную привести к социальным переменам. Тяжесть и глубина нашего настоящего кризиса указывают на то, что такая перемена, скорее всего, приведёт к трансформациям беспрецедентного масштаба, к поворотному пункту для всей планеты».
Эта пространная цитата взята из опубликованной ещё в 1983 году книги «Поворотный пункт». В книге излагаются возможные трансформации современного общества в науке, экономике, биологии, медицине и психологии под влиянием коренного изменения научной парадигмы. Вместо редукционизма Декарта — холизм нелокального мира. Вместо разделения мира на бытие и сознание, тело и душу, отдельные фрагменты, атомы, клетки, органы — холистический, целостный, системный взгляд на мир, мир как единое целое, мир как единую подвижную органическую ткань, включающую в себя человека. Вместо перманентных кризисов и глобальных тупиков — «полнота жизни и здоровья», выход на новое качество жизни, поворот цивилизации «на путь к солнечной эпохе».
— Выдающийся российский исследователь религий и профессиональный востоковед, доктор философских наук Евгений Алексеевич Торчинов в Заключении к своей книге «Религии мира: опыт запредельного» пишет:
«В настоящее время серьёзным ученым всё яснее становится тупиковость так называемого «магистрального пути развития мировой цивилизации», то есть американской и западноевропейской модели постиндустриального общества и всего «духа капитализма», стимулирующего всё новое и новое потребление и формирующего новые, и большие, потребности и привязанности во имя расширения производства, приносящего новые прибыли, вновь и вновь повышая уровень спирали потребления (потребности — их удовлетворение — потребности' — удовлетворение'...). Этот путь не может быть императивным для всего человечества хотя бы потому, что если вдруг по мановению волшебника народы Индии, Китая и всего «третьего мира» обрели бы возможность жить на уровне среднего американца, то ресурсы планеты и её биосфера этого просто не выдержали бы и вместо рая либерального «конца истории» по Фукуяме мы получили бы ужасы Апокалипсиса. Но и нынешний, всё более возрастающий и неизбежный разрыв между Севером и Югом, неизбежный при постиндустриальной модели, чреват всё большими опасностями, катастрофами и потрясениями, не говоря уж о его безнравственности.
И может быть, ценностные установки буддийского монаха, даосского отшельника, конфуцианского «благородного мужа», мусульманского суфия и православного исихаста с их приоритетом духовного делания над круговертью материальных интересов, удовлетворения старых потребностей и расширенного формирования новых, их призыв к преодолению влечений и аффектов, их преданность супраиндивидуалистическим ценностям в большей степени гармонируют с путём выхода из тупиков современной цивилизации и движением к обществу будущего, чем этика накопления и приумножения и «дух предпринимательства» (См. http://psylib.org.ua/books/torch01/txt19.htm ).
— В середине прошлого века в Америке зародилось движение New Age (Новый век, Новая эра). Первоначально впитав себя культуру хиппи, расширения сознания с помощью психоделиков, теософии, оккультизма и спиритизма, оно разрослось к настоящему времени в очень пёстрое и многоплановое духовное движение, которое связывает великие преобразования в человеческой цивилизации с эрой Водолея. Пророками и гуру этого движения являются, в частности, Ричард Бах, автор культовой книги-притчи «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», и Пьер Тейя́р де Шарде́н. В противовес христианскому Кредо это движение выдвигает свои 12 пунктов веры:
1. Безличный Бог.
2. Вечная вселенная.
3. Иллюзорная природа материи.
4. Цикличная природа жизни.
5. Необходимость перевоплощений.
6. Эволюция человека в Божество.
7. Продолжающиеся откровения от неземных существ.
8. Тождество человека с Богом.
9. Оккультные практики.
10. Вегетарианство и холистические методы охраны здоровья.
11. Всемирный глобальный порядок.
12. Синкретизм (единство всех религий).
Русская православная церковь в лице диакона Андрея Кураева не преминула тут же объявить эти синкретические, пантеистические, циклические, холистические, глобалистические взгляды ничем иным, как «Сатанизмом для интеллигенции». М-да. Очень напоминает критику антимарксистских теорий и «звериного оскала капитализма» в приснопамятные советские времена. Цель — защита традиции, учения и власти — оправдывает средства.
В конце 2022 года суперкомпьютер World One, предназначенный для прогнозирования закономерностей развития человеческой цивилизации, созданный по заказу Римского клуба, сделал ужасающее предсказание о том, что жизнь в том виде, в каком мы её знаем, закончится к 2050 году:
«На данном этапе, примерно с 2040 по 2050 год, цивилизованная жизнь, какой мы её знаем на этой планете, прекратит своё существование».
Об этом сообщил британский таблоид “The Daily Star”. В своём пессимистическом прогнозе машина, созданная в 1973 году ведущими университетскими профессорами, использовала усовершенствованный алгоритм для анализа факторов, включая загрязнение окружающей среды и уровень рождаемости. Про вероятность ядерной войны в этом алгоритме нет ни слова.
Вот вам «светлое будущее»!
Кто ещё хочет попробовать заглянуть в будущее?
Следующая: Глава 17. Пророчества Апокалипсиса
Page updated
Google Sites
Report abuse