Глава 15. Христианство - от зарождения до расцвета

1. Ожидание Мессии

2. Явление Христа народу

3. Мифы и факты

4. Свидетельства духовные

5. Раннее христианство в ожидании близкого Царствия Божьего

6. Канонизация  Нового Завета и Кредо IV века 

7. Еретики против канона веры

8. Церковь от зарождения до раскола и Реформации

1. Ожидание Мессии

 Месси́я  (евр. מָשִׁיחַ — Маши́ах;  др.-греч. — Χριστός, на латыни — Christos, по-русски — Христос)   буквально  означает   «помазанник».  В  данном  случае — «Помазанник Божий».  Этот почётный титул во времена смены эпох был весьма популярен.  «Помазанниками»   в то далёкое время называли пророков, первосвященников и царей:

«Помазанник — библейский термин, означающий лицо, которое чрез помазание елеем, в виде символа сообщения высших даров, возводится на высшее ответственное служение — первосвященника, пророка и царя» (Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь). 

Помазание особым маслом (елеем) было частью священной   церемонии, символизирующей наделение избранного высшей властью от Бога. 

Мессию ждали древние евреи. Ждали с незапамятных времён. О скором приходе Машиаха глаголом жгли сердца верующих многочисленные книги ветхозаветных пророков. Мир, катящийся в тартарары на рубеже эпох, многократно усиливал эсхатологические настроения древних евреев. Ожидания конца света и прихода Машиаха, призванного утвердить государственность народа Божьего, расквитаться с врагами и установить Царствие Божие на земле, были сильны как никогда.

Спасителя ждали последователи Заратуштры, огнепоклонники из Древней Персии. Согласно их священной книге «Авесте», конец света и Страшный Суд не за горами. В это эсхатологическое время  должен появиться Саошиант (буквально — «спаситель»), который родится от девы. Саошиант поможет верховному богу Ахура-Мазде, предводителю сил добра, одержать полную и окончательную победу над силами зла во главе с Ангро-Манью. На земле воплотится царство добра, а люди воскреснут в полной телесности.

Учение персов о Спасителе  не прижилось в Средиземноморье, которое было важнейшим перекрёстком  древних цивилизаций: Египта, Вавилона, Палестины, Персии, Финикии. Зато культ индийского и персидского бога Митры («контракт», «договор») был очень силён в Риме на переломе эпох. Митра — языческий бог-воитель, покровитель воинов и моряков, герой, победивший страшного мифологического быка, непобедимый бог Солнца. Завоевателям- римлянам, строившим свою величайшую империю,   он пришёлся явно по душе. Его культ обещал победы земные и посмертное блаженство, воскрешение и бессмертие, славу и богатство, душевный покой и многочисленное потомство. Он мог даровать мистическое единство с Божеством, но был беспощаден к тем, кто переступил порог греха. Его день рождения отмечали 25 декабря.

Из Древнего Египта в Римскую империю проникли мифы об умирающем и воскресающем боге Осирисе, который был изрублен своим младшим братом Сетом на 14 кусков, но затем, благодаря своей любящей жене Исиде, воскрес из мёртвых. Его день рождения отмечали 25 декабря.

Финикия дала миру не только письменность и первый неиероглифический алфавит из 22 согласных букв, из которого впоследствии родились алфавиты еврейский и арабский, арамейский и древнегреческий.  (Уже позже из греческого алфавита, обогащённого гласными буквами и письмом слева направо, возникла письменность латинская, а из неё древнеславянская и современная русская.)  Финикия дала миру не только книги, которые производились на папирусе в финикийском городе Библе (отсюда греческое «библион» — книга, «библия» — книги). Финикия дала древнему миру не только монеты «шекели», не только служила законодателем международной торговли тех лет, не только была крупнейшим финансовым и банковским центром той поры, древней «средиземноморской Швейцарией».

Она дала ещё и миф об умирающем и воскресающем прекрасном юноше-пастухе по имени Адонис (Адон на финикийском означает «мой господин»). Этот популярный финикийский миф был заимствован древнегреческой мифологией, превратившись в культ Адониса, юного воскресающего бога весны, олицетворяющий ежегодное умирание и возрождение природы.

Древние греки верили, что в Адониса влюбилась сама богиня любви Афродита, но её ревнивый любовник Арей или Арес (римский Марс) — хитрый, вероломный и кровожадный бог войны — наслал на него дикого вепря, смертельно ранившего юношу на охоте. Адонис умер, но любовь безутешной богини была так велика, что позволила раз в год, весной, воскресать погибшему юноше и являться на землю. 

В древнегреческом  эзотерическом и мистическом учении под названием «орфизм» Адонис отождествлялся с олимпийским богом плодородия, вдохновения и религиозного экстаза по имени Дионис, умирающего и воскресающего бога. Родился он от девы 25 декабря. В противоположность Аполлону, олицетворявшему красоту, разум, порядок, этот могучий бог олицетворял мистическое вдохновение, безумие, разгул. 

Иное имя Диониса — Вакх. Соответственно, его почитательниц называли «вакханки». Эти разгульные женщины с распущенными волосами славились своими оргиями, готовностью отдаться первому встречному, своей феноменальной силой, которую они обретали в экстазе, своей способностью убивать голыми руками диких животных и поедать их на месте. Согласно орфической мифологии,  Дионис (духовное, творческое начало) был растерзан титанами (плотское, косное начало), которых тут же испепелила божественная молния с небес. Из крови Диониса и пепла титанов, из духовного и плотского начал и произошли все люди.

Мифы об умирающих и воскресающих богах плодородия были очень сильны и распространены в то время в сельскохозяйственной цивилизации древнего мира. Так, в шумеро-аккадской мифологии было предание про богиню плодородия Иштар и её супруга по имени Таммуз (Думузи). Самым популярным сюжетом был миф о нисхождении Иштар в преисподнюю за своим горячо любимым погибшим мужем. Когда богиня находится внизу, в преисподней, то на земле погибает всё живое. Когда она возвращается, то оживает и расцветает природа, от которой зависело очень и очень многое в жизни древних крестьян.

У древних греков пользовался огромной популярностью миф об Орфее и Эвридике. Сладкоголосый Орфей, отправившийся в своё время вместе с аргонавтами за золотым руном и победивший своим божественным песнопением сирен, губивших моряков, спускается в мрачное царство Аида, чтобы воскресить свою любовь и вернуть её на землю. Он это сделал, договорившись с богами, но, нарушив уговор, взглянул на неё ещё под землёй, и его любимая умерла, на этот раз навсегда. Сам же Орфей после долгих безутешных скитаний по земле  был  растерзан вакханками, а голова его была вынесена волнами на остров Лесбос, чтобы пророчествовать там.

Древняя  Греция была сильна не только своей культурой, не только своей наукой, не только своей мифологией, не только своей демократией, но и своей философией. Школы милетская и элейская, развивавшие древнейшую натурфилософию, философию природы; Сократ, Платон и Аристотель, поставившие во главу угла не природу, а человека; религиозно-философская школа Пифагора, академия Платона, образованная ещё в 387 году до новой эры, ликей (лицей) Аристотеля и школа перипатетиков (последователей Аристотеля); стоики и эпикурейцы, киники (циники) и скептики, идеалисты и материалисты — такую многогранную любовь к мудрости даровала Древняя Греция античному миру и средиземноморской цивилизации.

Многое из этого богатейшего духовного наследия было воспринято Древним Римом. Многое было изобретено самими римлянами, народом воителей, законодателей и строителей. Прекрасные водопроводы, термы, являвшиеся не только общественными банями, но и аналогом современных фитнес-клубов, спа-салонов и салонов красоты, великолепные мощёные дорогие, пережившие века, величественные строения, включая знаменитые Колизей и Пантеон (храм всех богов), сочетались со знаменитым римским правом, которое по сей день является фундаментом западной цивилизации.   

Царство, основанное братьями Ромулом и Ремом, спустя пару столетий превратилось в республику,  в середине I века до новой эры выродилось сначала в диктатуру Цезаря, а затем, после периода многолетних гражданских войн, превратилось в империю. В 27 году до новой эры первым принцепсом и императором стал внучатый племянник и приёмный сын Гая Юлия Цезаря Октавиан, получивший титул Август. С тех пор выражение «августейшая персона» означает императора, который во времена республики был всего лишь полководцем-триумфатором. 

Рим дал миру законы, римское право, сенат. Древний Рим, наряду с древней Грецией, дали миру институт гражданства и образец демократического правления. Рим дал своим гражданам культы многих языческих богов и культ римского императора, при жизни объявленного богом. Каждый римский гражданин был обязан дать обет верности императору перед языческими богами и признать самого императора богом.

Благодаря самой современной в мире армии, границы первоначального небольшого царства активно расширялись на протяжении многих веков, охватив в период расцвета половину древнего мира. Именно на территории обширной Римской империи, в одной из её отдалённых провинций под названием Иудея, и зародилось раннее христианство, которое подверглось многочисленным гонениям от римских властей на протяжении трёх столетий. 

Примерно за четверть века до рождения Спасителя на территории всё той же Римской империи, в египетском городе Александрии,  прославившимся своей богатейшей библиотекой, родился будущий философ Филон. Родом из евреев, сам поборник иудаизма, он пытался соединить в своих философских построениях еврейскую религиозную мудрость с эллинской философией, идущей не от Бога, не от Откровения, а от человеческого разума. Он учил о Логосе, посреднике между Богом и людьми, как о высшем и самом совершенном творении Бога. Благодаря ему Бог творит сначала совершенных Ангелов, затем мир вещей  и наконец  человека.

На рубеже тысячелетий единое религиозное учение евреев, основанное на Торе, Пятикнижии Моисеевом, породило 3 независимые и недолюбливавшие друг друга религиозные школы, три течения, три секты.

Саддукеи, последователи первосвященника Садока и сами священники Храма, опирались лишь на писание, Тору. Они проповедовали абсолютную свободу воли человека и отрицали Божий промысел, бессмертие души, загробное воздаяние и воскресение мёртвых. С разрушением Иерусалимского храма в 70-х годах первого века новой эры эта секта сошла на нет.

Фарисеи (евр. — «отделившиеся»), подобно греческим стоикам,  говорили об абсолютном божественном предопределении людских судеб, о загробном воздаянии и грядущем воскресении мёртвых. В этих своих воззрениях они опирались не на писаный Закон, а на устную традицию, никак не подтверждаемую Священным писанием. Выходцы из простонародья, они составили грозную политическую силу в противовес традиционной духовной и денежной аристократии. Из их предания, устной Торы, вырос впоследствии Талмуд и современный ортодоксальный иудаизм. Их изощрённое и порой лукавое мудрствование стало притчей во языцех.  Фарисействовать — значит лицемерить, быть ханжой,  кичиться своей показной мудростью, духу и смыслу предпочитать букву и  форму.

В отличие от них ессеи (евр. — «благочестивые»), которые также верили в высший промысел, бессмертие души и воскресение из мёртвых,  предпочли удалиться от греховной общественной жизни. Часть из них  обосновалась  в Иудейской пустыне. Там они оставили после себя  знаменитые свитки Мёртвого моря, кумранские рукописи. Там они  ждали Маши́аха, Месси́ю, Сына Божьего. Там они готовились к концу света, к последним сражениям между светом и тьмой. Там они основали «Новый завет» с Богом Яхве. Себя они называли «сынами света», весь остальной мир — «сынами тьмы».

Этот полумонашеский орден славился своей сплочённостью, аскетизмом, отказом от «скверны брака», высочайшими требованиями к чистоте нравственной, телесной, ритуальной. Они жили замкнутой общиной, сообща владели всем её имуществом, посвящали ей все свои труды, помыслы и деяния. Во главе общины стояли 12 священников. Кроме того, согласно древним рукописям, Бог послал им «Учителя праведности, чтобы направить их по пути своего сердца». Этот Учитель, предтеча Машиаха, жил во втором веке до нашей эры. 

«Сыны света» неохотно принимали в своё лоно чужаков. Их требования к себе были очень высоки. Себя они порой называли «нищие»,  «нищие духом». Они готовились к концу света и приближению Царства Божия, поэтому вели очень строгую жизнь праведников, которым единственным доступен вход в это Царство. Быть праведником в их понимании  значило строжайшим образом соблюдать Закон, оставленный Богом в Торе. Они славились своей гордыней, замкнутостью, христианское милосердие было им чуждо. Некоторые исследователи раннего христианства видят в их лице посредников между ортодоксальным иудаизмом и христианством. Главное отличие состоит в том, что они только ждали своего Мессию, а христиане верили в то, что он уже пришёл в мир. Причём веру христиане ставили на первое место по сравнению с неуклонным выполнением закона у ессеев, в том числе кумранской общины.

Сытые Святым Духом, убеждённые в неотвратимости воскресения и воздаяния, «сыны света» поражали своих современников религиозным фанатизмом и стойким отношением к лишениям, мучениям и самой смерти. Римский гражданин и историк Иосиф Флавий, сам ортодоксальный иудей, писал в своих трактатах о зверствах римлян, которые ессеев «завинчивали и растягивали, члены у них были спалены и раздроблены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их  хулить законодателя или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая ни единого звука и не роняя ни единой слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверенности, что снова их получат в будущем».

В Палестине в то время было большое количество бродячих проповедников, которые ловили рыбку в мутной воде той эпохи, исполненной непредсказуемости и  ожиданий скорого «конца света». Один проповедник сменялся другим, на смену одному «машиаху» приходил другой. И мёртвых он воскресит, и воды рек пред ним расступятся, и «вавилонскую блудницу»-Рим он сокрушит, а последователи его обретут спасение. (Каждая переломная эпоха в сознании рождает свою мутную и обильную пену. Что 2 тысячи лет назад в Палестине, что на смене веков, тысячелетий  и эпох в современной России.)  

Римляне люто расправлялись со всеми этими кандидатами в Помазанники, грозившими внутренними неурядицами Римской империи, частью которой было небольшое Иудейское царство.

Если при жизни многие из этих проповедников особым почётом и уважением не пользовались, то после смерти всё могло резко поменяться местами. Например, один из них, по имени или прозвищу Перегрин  (от лат. peregrinus — «чужеземец, странник»), отчаявшись приковать внимание к своим проповедям, покончил с собой, бросившись в костёр, который сам же и развёл. После такой мучительной смерти, вызванной тщетой своих усилий, с одной стороны, и неудовлетворённым тщеславием, с другой, он вдруг начал почитаться как пророк. А кто-то якобы видел его уже после мученической смерти в  венке из священной маслины и в белой одежде. До боли знакомый сюжет. Сюжет мученической смерти и воскресения.  

Тот же самый «Учитель праведности» из кумранской общины при жизни почитался просто за человека, первого из равных. После смерти  он для кого-то из своих последователей  из обычного смертного превратился в долгожданного  Месси́ю, а то и Бога-Сына. Такова особенность несовершенного человеческого сознания — факты истории раздувать в мифы, обожествлять простых смертных, смерть человека превращать в легенду о бессмертии.

Древний мир жил ожиданием прихода Месси́и  и  Спасителя. Древний мир был проникнут идеей умирающих и воскресающих богов. Древний мир верил в Логоса, Слово Божие, посредника между Богом и людьми. И он пришёл: Месси́я, Спаситель, Логос, умирающий и воскресающий Бог-Сын. 

2. Явление Христа народу

О — Мессии — Сыне Божьем свидетельствуют многочисленные канонические (священные) и неканонические (апокрифические) тексты. 

Во-первых, «благая весть», или просто «евангелие». Каноном признаются всего 4 евангелия. Из них 3 «синоптических», то есть сводимых воедино: от Матфея, от Луки, от Марка. Историки и православные богословы считают, что первым из них по происхождению было Евангелие от Марка.   В нём, в отличие от последующих евангелий, нет ни  истории о непорочном зачатии, ни родословной  Иисуса. Точнее говоря, нет родословной  мужа девы Марии, Иосифа, ведущего якобы свой род от легендарного царя Давида. Эти более поздние истории уже явно смахивают на социальный заказ, на миф, созданный специально для убеждения верующих в том, что Иисус и есть тот самый Машиах, потомок царя Давида, о котором говорилось в Священном писании иудеев. Хотя католическую церковь это мало смущает, и она отдаёт пальму первенства Евангелию от Матфея. Почему? — Об этом разговор особый.  

Кроме трёх  синоптических  евангелий,  похожих  друг на друга, есть и одно, стоящее  особняком, — Евангелие  от Иоанна.  В нём Иисус выступает уже в роли Логоса (греч. λόγος — «мысль», «голос», «слово»), бывшего в начале начал и воплотившегося в человека: «В начале было Слово». Его ещё называют «духовным», так как в этом  Евангелии активное участие в судьбе Месси́и  принимают не только синедрион и Понтий Пилат, но и Святой Дух. 

Помимо этих четырёх евангелий существует ещё около 4 десятков евангелий, в канон не вошедших по тем или иным причинам, хотя они обладают не меньшим правом называться «священными» книгами, чем все остальные. Потому что книги не являются «священными» или апокрифическими (то есть тайными, неканоническими, вымышленными или сомнительными) сами по себе. Их таковыми делают люди. В данном случае — священники ранней христианской церкви. 

Вселенский собор решил, что Евангелие от Луки «священно» — знать, так тому и быть. Вселенский собор решил, что Евангелие от Фомы или Евангелие Истины, или Евангелие Иуды, или Апокалипсис Петра, или «Пастырь» Гермы  священными книгами не являются — значит, так оно и есть. Ослушиваться не рекомендуется. Опасно для жизни. Особенно если церковь из собрания гонимых верующих превращается в государственную религию. 

Помимо  евангелий  существуют другие  «священные» книги.  Это  послания   апостолов,  прежде  всего, 14 посланий апостола Павла язычникам. Апостол Павел, он же — «апостол язычников», который не входил в число 12 учеников Христа, был, пожалуй, самой харизматичной личностью из всех первых миссионеров христианства. А кое-кто вообще склонен  утверждать, что именно ему христианство обязано своим рождением. Не было бы Павла — осталось бы христианство мелкой иудейской сектой, одной из многих, а затем и вовсе сгинуло бы с подмостков истории, как и большинство других сект.

От рождения будущего апостола звали не Павлом, а Савлом. Был он правоверным иудеем, но одновременно римским гражданином. Был воспитан в традициях  фарисеев и  первоначально был яростным  гонителем христиан. Однако внезапно из яростных гонителей христиан он превратился в их ревностного приверженца. Согласно преданию, этому помогло чудо. 

На пути в Дамаск он якобы увидел свет и услышал глас с небес: «Савл! Савл! Что ты гонишь меня?» Савл ослеп от яркого света. Но по приходе в Дамаск он был чудесным образом исцелён евреем-христианином по имени Анания (ивр. ‏חנניה‏‎, греч. Ἀνανίας — «Бог милостив») и крестился. Гонитель христиан  враз превратился  в пламенного проповедника христианской веры, пассионария, не жалеющего ни сил, ни времени, ни денег на распространение и проповедь христианства. В результате, будучи во враждебном антихристианском окружении, он остался к концу жизни в полном одиночестве и, по преданию,  принял мученическую  смерть за веру от руки римлян спустя 30 лет после распятия Христа. 

Для  «отцов церкви»  он  стал  равноапостольным  святым.  По  жизни  он  был  подвижником  и пассионарием.   А кем  он  был  с позиций мещанской морали? 

«Был ли апостол Павел государственным служащим? — спросил сам у себя предтеча экзистенциалистов Сёрен Кьеркегор. И сам себе ответил — Нет. Имел ли он выгодную работу? Нет. Зарабатывал ли он большие деньги? Нет. Был ли он женат и производил ли на свет детей? Нет. Но ведь тогда выходит, что Павел не был серьёзным человеком».  (Такова порой бывает железная логика толпы.) 

Помимо посланий Павла есть в Новом Завете «Деяния святых апостолов», в которых зачастую помимо религиозных поучений есть письма, адресованные частным лицам по частным поводам без всяких догматических и религиозно-этических положений. Обычная хозяйственная  переписка, по какому-то недоразумению оказавшаяся в «священном писании».  

Наконец, в Новом  Завете  есть  ещё  одна  книга,  которая  стоит  особняком. Это Откровение  Иоанна  Богослова.  По-гречески — Апока́липсис.  Последняя по порядковому номеру книга Нового Завета и Библии вообще. Last but not least. Последняя по порядку, но отнюдь не по значению. А по времени написания и вовсе опережает евангелия. Так, во всяком случае, считал профессор Берлинского университета Фердинанд Бена́ри,  давший в 1841 году оригинальную расшифровку «числа зверя» 666 — Нерон Кесарь. 

Да и видно это раннее время написания невооружённым глазом. О евангельском Христе, распятом на кресте,  в ней нет ни слова. Нет ни христианской морали, ни самих христиан, ни апостолов, ни Святой Троицы, ни биографии Христа, ни казни Христа, ни чуда его Воскресения. Да и сам Христос упоминается всего 7 раз.  В остальное время фигурирует некий совершенно абстрактный «А́гнец закланный».

Зато есть текст, наполненный  образами, выражениями и цитатами из Ветхого Завета и  написанный  в ярко выраженном ветхозаветном духе. 

Зато Христос является сам, только уже не в человеческом, как в евангелиях, а в Божественном обличье и вещает Иоанну будущее, которое, как гласит народная мудрость, «одному Богу известно». То есть в полном смысле этого слова даёт свой пророческий, визионерский взгляд на судьбы мира и человечества. Это и есть суть Откровения.  

Зато в этом будущем есть «12 колен иудеев» и избранные «144 тысячи праведников», которые «ожили и царствовали со Христом тысячу лет» (Откр. 20:4). Это составляет суть первого воскресения для немногих избранных и «тысячелетнего» Царства Христова. 

Зато помимо первого воскресения для немногих избранных за условную «тысячу лет» до конца света есть ещё второе, на сей раз всеобщее воскресение для Страшного суда в конце времён, когда «отдало море мёртвых, бывших в нём, и смерть и ад отдали мёртвых, бывших в них: и судим был каждый по делам своим. И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая» (Откр. 20:13-14).

В Откровении, которое призвано «показать — чему надлежит быть вскоре»,  вместо истории евангельского Иисуса появляется история некоего мистического «Агнца как бы закланного», открывшего «книгу жизни» и воссевшего на небесный престол рядом с Отцом Небесным. Этот Агнец призван уничтожить «Вавилонскую блудницу», осуществить суды истории, произвести первое из двух последовательных чудес «воскресения к вечной жизни» и венчаться Священным браком со своей избранницей — святым городом Иерусалимом. 

В этом «граде Божьем» будет достигнута «скиния Бога с человеками», рай Богочеловечества, конец мировой истории страдания, смерти и грехопадения и начало новой истории, история воскресения к вечной жизни, когда «и отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло» (Откр. 21:4). Эта книга заслуживает самого пристального и подробного рассмотрения, чем мы займёмся в отдельной главе. 

Отцы церкви считают, что написаны были евангелия во второй половине первого столетия нашей эры.  Ранее, в 50–60-х появились послания Павла, а также «соборные» послания Иакова, Иуды, Петра, обращённые ко всем христианам, а пророческая книга Апокалипсиса была написана в период с конца 60-х до конца 90-х годов первого века от Рождества Христова. Изначальная «ранняя» датировка написания книги относится к концу правления Нерона (54–68 гг.). Эта «ранняя» датировка преобладала среди историков в XIX веке, а в ХХ веке в научном мире стала доминировать более поздняя датировка: 81–96 гг.  

Но что бросается в глаза, так это абсолютно разные стили написания посланий, евангелий и Апокалипсиса. Если Апокалипсис написан абсолютно в ветхозаветном духе, что крайне сближает его с остальными ветхозаветными книгами пророков, то послания означают начало коренного разрыва с иудейской традицией, а евангелия — окончательный и бесповоротный разрыв. Книга Откровения настолько вырывается из общего контекста Нового Завета, что её долгое время не хотели вносить в канон, а внесли самой последней, в конце IV века. 

Об Иисусе Христе имеются скудные свидетельства историков: Иосифа Флавия, Та́цита, Плиния-младшего. 

Так, иудейский историк и военачальник Иосиф Флавий, живший в первом веке новой эры и лично знавший многих своих великих современников, написал 2 эпохальные для истории книги: «Иудейская война» и «Иудейские древности». В них имеются ссылки на Иоанна Крестителя, на брата Иисуса Иакова и на самого Иисуса Христа: 

«В это время жил Иисус, человек мудрый, если его вообще можно назвать человеком; ибо он творил поразительные чудеса и был учителем людей,  которые радостно воспринимали истину. Он привлёк к себе многих иудеев и многих эллинов. Он был Месси́ей (Христом). И когда Пилат по обвинению наших старейшин приговорил его к распятию, те, кто с самого начала возлюбили его, остались ему верны. На третий день он явился им снова живой. Ибо божественные пророки предвозвестили это и огромное множество других чудес относительно него. И племя христиан, название которых пошло от него, не исчезло по сей день». 

Этот  отрывок,  который,  казалось бы,  прямо  свидетельствует  о Христе,  до сих  пор  у учёных вызывает большие разногласия. Иосиф Флавий прославился тем, что, будучи убеждённым иудеем, сначала сражался с римлянами, а затем перешёл на их сторону. Он получил римское гражданство (это, как если бы сейчас гастарбайтер из СНГ получил гражданство Евросоюза), присоединил к своему имени родовое имя императора — Флавий — и верой и правдой служил римлянам остаток своих дней. 

В глазах ортодоксальных евреев Иисус был самозванцем  и преступником. В глазах римлян — просто преступником, посягавший на власть Кесаря. Мог ли верноподданный римский гражданин, к тому же ортодоксальный иудей, написать об Иисусе как о Помазаннике Божием? То есть Месси́и. Хм... Маловероятно, если говорить языком квантовой психологии.  

Это и  заставило  некоторых  историков  считать  данный отрывок лишь позднейшей вставкой переписчика, относящейся к III-IV векам и не относящейся к первичной, «чистой» информации. В подтверждении сей точки зрения приводится  ссылка на родившегося во конце II века, спустя аж 85 (!) лет после смерти Иосифа Флавия, христианского богослова и философа Оригена, упрекавшего Иосифа Флавия в том, что тот не считает Иисуса Мессией. (Как всё у историков не просто в отличие от светских сплетен и  бабских пересудов!) 

У живших позднее, во второй половине I века и начале II века, Тацита и Светония  есть косвенные ссылки на христиан и упоминания о  самом Христе, но они датируются уже началом второго века нашей эры.

Видный римский историк Публий Корнелий Тацит (55–120 гг.) пишет в 115 году в своих «Анналах» в книге, посвящённой правлению императора Нерона, следующее:

«Но вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощрённейшим казням тех… кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме… Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обречённых на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады».

Нерон родился уже после смерти Христа, в 37 году, а умер в 68-м. Указанные в отрывке из «Анналов» события относятся к 64 году, то есть спустя 3 десятилетия после смерти евангельского Мессии.

Римский историк Светоний родился около 70 года нашей эры, а умер, предположительно, в 120-х. В книге «Жизнь двенадцати цезарей» (около 120 года н. э.) он оставил коротенькое упоминание об некоем Хресте (лат. — Chresto), которое на латыни пишется так:

       “Iudaeos impulsore Chresto assidue tumultuantis Roma expulit”.

На русский это можно перевести следующим образом:

       «Иудеев, которых постоянно баламутил Хрестос, он [император Клавдий] изгнал из Рима».

Описанное Светонием событие чаще всего датируют 49 годом. Однако в силу краткости эта информация носит крайне неопределённый характер. Вызывает у историков сомнение и имя Chresto, которое на латыни имело значения «хороший, добрый, счастливый, порядочный, кроткий, полезный», вместо евангельского Christos (лат. — «Помазанник»). 

У  знаменитых  римских  историков  первой половины первого века нашей эры, — Сенеки (воспитателя Нерона), Плиния Старшего, Тита Ливия — о Христе нет ни слова. Это настораживает, но имеет своё логическое объяснение. Иудея была отдалённой провинцией Рима, по большому счёту глухоманью, из которой вести приходили в стольный град с большим опозданием, если вообще приходили. 

Плюс нельзя не принимать во внимание тот неоспоримый факт, что далеко не все сочинения древних авторов, в том числе историков, дожили до наших дней. У кого-то сохранилось около половины научных трудов, у кого-то четверть,  у кого-то вообще ничего не сохранилось, как, например, у Сократа, об учении которого мы судим по трудам его учеников. 

Наконец, необходимо помнить, что количество странствующих проповедников, претендующих на божественные, пророческие или мессианские  лавры, в то смутное время было достаточно велико. Всерьёз принимать их всех во внимание не было ни малейшего смысла. Это всё равно, что считать Мессией уже подзабытого Григория Грабового, обещавшего в своё время воскресить погибших детей Беслана. Всего-то за 39 тысяч рублей каждого.

У живших  позднее, во второй половине I века и начале II века,  Та́цита и Плиния Младшего  есть косвенные ссылки на христиан и упоминания о  самом Христе,  но они датируются уже началом второго века нашей эры. 

Ссылки на историчность Христа есть и в еврейском Талмуде, но этот неподъёмный еврейский труд создавался ещё позднее, начиная с III века нашей эры. В нём, в пику христианам, сделавшим из Иисуса Мессию и Бога-Сына, он описывается как сын «нищей пряхи» Марии и беглого римского солдата по имени Пантера. Согласно Талмуду, Иисус долгое время учился магии в Египте, затем, вернувшись в Иудею, объявил себя Богом, за что был побит камнями и повешен. Оставим на совести авторов Талмуда эти утверждения, явно состряпанные для того, чтобы опорочить всеми правдами и неправдами христианского Месси́ю. Но сам факт его существования как исторической личности они подтверждают. 

Вопросам  историчности Христа как  личности   было  посвящено  немало серьёзных  исследований и в последующее время. Эпоха Просвещения внесла немалую смуту в стройный хор апологетов и ортодоксов.

Начало  было  положено  немецким  филологом  и историком  Германом  Реймарусом  в XVIII веке. В своём  критическом, рациональном прочтении Нового Завета он считал Христа обычным религиозным вождём, добивающимся политических целей. Христос якобы надеялся на восстание, но его цель политического освобождения Израиля не была достигнута. Ученики же его превратили реальную политическую борьбу в идею религиозного, духовного спасения. 

Реймарус умер в 1768 году, и в этом же  году  родился Фридрих Шлейермахер. Если  Реймарус  побоялся  из-за возможности гонений опубликовать свои критические исследования при жизни, то Шлейермахер стал первым университетским профессором, который открыто читал неортодоксальные лекции об Иисусе, лекции, далёкие от канона. Христос в его понимании — вовсе не Богочеловек, как его впервые окрестил христианский богослов и философ Ориген. Христос — это человек, но человек особенный, который способен к единству с бесконечным, Божественным началом, который  может постигать  «чувство вселенского единства» или  «чувство зависимости от бесконечного». С точки зрения Шлейермахера, «Религия есть чувство и вкус к бесконечному», а целью и характером религиозной жизни является «бессмертие, которое мы имеем уже в этой временной жизни, т. е. среди конечного сливаться с бесконечным и быть вечным в каждое мгновенье — в этом бессмертие религии».

Запомним это: БЕСКОНЕЧНОЕ ставится во главу угла религии и бессмертия! 

В XIX  веке немецкий (опять немецкий!)  философ, историк и богослов Дэвид Штраус, большой поклонник философии Гегеля и пантеист по убеждениям, написал книгу «Жизнь Иисуса» (1835 год). Опубликование книги стоило этому молодому (27 лет) человеку  место преподавателя в университете, которое ему пришлось поменять на должность учителя младших классов в лицее. В своей книге автор рассматривал Христа как обычную историческую личность, которую его последователи превратили в мифологическое божество. Штраус был основоположником мифологической школы христианства, сторонником отделения мифа, легенды, выдумки от фактов истории. Он искал (и небезуспешно) параллели христианской мифологии в мифологии иных народов. В начале следующего, ХХ века Карл Юнг утверждал схожую мысль через идею коллективного бессознательного. Миф в своей основе един и коренится глубоко в психике человека.

В  1863   году   была  опубликована  книга  французского  историка  и востоковеда  Эрнеста  Ренана  под  одноимённым  с книгой Штрауса названием «Жизнь Иисуса». (Любопытно отметить, что первое философское произведение Гегеля также называлось «Жизнь Иисуса».)  В ней Иешу́а (он же — Йешуа, Йегошуа — обычное, весьма распространённое еврейское  имя) — просто обычный странствующий проповедник, рождённый не от Святого Духа, а от Иосифа, мужа Марии. Его ученики напридумывали чудес, которые на самом деле существовали только в их воображении. Включая самое главное чудо христианства — чудо воскресения. А реальная жизнь Иешу́а  (по-русски —Иисус) напоминала жизнь любого смертного человека, посвятившего себя служению сверхидее. Такой сверхидеей для Иешуа стала после его встречи с Иоанном Крестителем  идея Царства Божьего, которое он призван воплотить на земле. Жизнь Иешуа разделилась на два периода. Проповедник нравственности стал социальным революционером, а сам себя стал рассматривать как Мессию, призванного отменить закон Моисея. Таким оригинальным образом революционные идеи своего бушующего века Ренан «наложил» на  христианскую историю.

В  одно время со Штраусом  и Ренаном  жил  и творил  немец  Бруно Бауэр. Вслед за Штраусом  он полностью  опроверг какую-либо историческую ценность Евангелия от Иоанна, считая его христианской интерпретацией иудейского философа Филона Александрийского. Этот философ родом из еврейской диаспоры в Египте объединил иудаизм с  эллинской философией, что нашло выражение в учении о Логосе как посреднике между Богом и людьми. А Евангелие от Иоанна, известное также как «духовное евангелие», начинается с широко известной фразы: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».   

Кардинально отличная от общепринятой точка зрения  Бауэра  состояла в том, что христианство — продукт развития не иудаизма, а греко-римской философии и гностицизма, прежде всего, философии Филона Александрийского  и знаменитого учителя Нерона Сенеки.  И действительно — в посланиях апостолов очень много общего с философскими сочинениями стоика Сенеки. Это факт.  Не зря Фридрих Энгельс, который  довольно успешно подвизался на ниве изучения истории раннего христианства, называл Филона Александрийского «отцом» христианства, а Сенеку — «дядей».

И Штраус, и Бауэр принадлежали к так называемым «младогегельянцам» — левому крылу «птенцов гнезда Гегеля». Они были воинствующими атеистами и сторонниками республики. (Правое крыло,  «старые» гегельянцы,  наоборот,  трактовали диалектику Гегеля в духе протестантской догматики, отождествляли Абсолютную идею с Господом Богом, а знаменитую гегелевскую триаду — со Святой Троицей.)  

Однако, в отличие от Штрауса,  Бауэр считал евангелия не результатом стихийного мифотворчества, а сознательной фикцией церковников. Он  отрицал какую бы то ни было историчность Христа, полагая, что все его жизнеописания — просто выдумка, миф, легенда, придуманная анонимными евангелистами. Евангельские мифы придумывали сами авторы евангелий, считал Бауэр. Христос — это очередной миф об умирающем и воскресающем боге, родившемся по древнему обычаю 25 декабря, в день зимнего солнцестояния.  

Бауэр и его единомышленники  относятся к «мифологической» школе христианства.  Эта мифологическая школа находится в явном меньшинстве. Даже такой всемирно известный материалист и атеист, как Фридрих Энгельс, яростно критиковал Бауэра за его попытку свести всё христианское учение к легендам, мифам и вымышленным персонажам. 

Пиком мифологической  школы  послужили труды немецкого историка Артура Древса,  в частности его книга «Миф о Христе» (1909 год). Согласно его исследованиям, первичными в христианской религиозной мифологии являются широко распространённые мифы об умирающем и воскресающим боге плодородия, которые впоследствии были очеловечены в виде евангельских рассказов об Иисусе Христе. С немецкой скрупулёзностью он проанализировал послания Павла и пришёл к выводу, что фигурирующий в них Христос в корне отличен от евангельского Христа. Это не историческая личность, а некий абстрактный фети́ш без рода и  племени. В апологетике евангелий он же увидел явный социальный заказ церкви.

Вспомним вопрос о первом  Евангелии: от Матфея или от Марка?  Историки и православные богословы  сходятся на том, что именно от Марка. Однако католическая церковь утверждает, что от Матфея. С этого же евангелия и начинается Новый завет. Почему такое большое расхождение не только между наукой и церковью, но и между католиками и православными?

Очень просто. По преданию, сам Спаситель окрестил Петром рыбака Симона, брата Андрея Первозванного: 

«Ты — Симон, сын Ионин; ты наречёшься Кифа, или  Пётр  (камень)»  (Иоанн 1: 36-42).  

Пётр в переводе с греческого означает «камень». И это имя стало не просто именем, а  фундаментом новой церкви.  Потому что именно в Евангелии от Матфея  есть ссылка, что апостол Пётр будет первым камнем будущей церкви:

«Ты — Пётр  (камень) и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16: 8-19).

3. Мифы и факты

                                                                                                                                             Ах, обмануть меня не трудно!           

Я сам обманываться рад!  

А.С.Пушкин

Что  такое  миф и  чем  миф  отличается  от  исторического факта? 

4. Свидетельства духовные

Месси́я оставил о себе не только отрывочные воспоминания историков и благовестие апостолов, не только мифы сознания, но и факты истории. Он оставил о себе нерукотворную память на века, запечатлённую на знаменитой Туринской плащанице. Впервые эта плащаница явилась на свет Божий в середине XIV века. За многие века ей пришлось испытать всякое. Побывала в пожарах. Побывала в чанах с водой. Но от этого изображение на полотне не исчезло. Изображение настолько удивительное, что тайну его появления не могут объяснить уже многие  столетия.   Не помогает даже  самая современная  исследовательская техника.    

Полотно  несёт на себе изображение человека, распятого на кресте,  со следами ударов бича, уколов тернового венца, ран от гвоздей в запястьях и нижних частях голеней и в правом боку (знаменитое копьё Лонжина). Лицо и тело человека совершенно верны анатомически.  Видны черты посмертного окоченения, подтёки крови, образовавшиеся естественным путём, множество следов небольших ран, оставленных металлическими крючками, которые крепились на биче. Мелкие царапины и припухлости на лице и теле окончательно убедили исследователей в том, что перед ними не рисунок, пусть самый реалистический, а естественно образовавшийся отпечаток с реального мёртвого тела. 

Одним из наиболее удививших публику элементов изображения является то, что гвозди, пронзающие руки, проходят через кости запястья, тогда как на всех без исключения средневековых изображениях тела Христа гвоздями пробиты не запястья, а ладони.  Однако опыты на трупах показали, что тело не удержится на кресте, если гвозди будут вбиты в ладони. Ткани ладоней разрываются под тяжестью значительно меньшей, чем тяжесть тела. Только гвозди, вбитые в запястье, способны выдержать эту тяжесть.

Анализ состава и способа изготовления самой ткани делают весьма вероятным её ближневосточное изготовление в первом веке новой эры. По остаткам насекомых и пыльцы специалисты установили, что ткань соприкасалась с открытым воздухом в Палестине.

Свою лепту внесла лепта Пилата:

«Археологически подтверждено, что евреи в начале нашей эры клали монеты на глаза погребённого и хоронили тело вместе с ними  (римляне и эллины тоже клали монеты, но не на глаза покойному, а в саркофаг рядом с останками). Однако дело не только в том, что обнаружены отпечатки монет. Как утверждают специалисты, производившие фотографирование, и подтверждают это многочисленными фотографиями, на полотне отпечатались некоторые элементы рисунка монет, чеканившихся только после 30 года нашей эры. Одна из них весьма редкая монета – лепта Пилата, на которой надпись «император Тиберий» (TIBERIOU KAICAROC) дана с ошибкой, а именно не  KAICAROC,  а  CAICAROC. На микрофотографиях видны только буквы  U CAI, однако их форма полностью совпадает с формой букв лепты Пилата. Любопытно, что до публикации этих фотографий нумизматам не было известно о существовании варианта монеты с ошибкой, но после публикации в разных коллекциях обнаружилось пять таких монет» (Здесь и далее цитируется по С.А.Арутюнов, Н.Л.Жуковская, «Святые, реликвии»: миф и действительность», М., 1987).

Накопив такое количество поразительных фактов, наука оказалась перед лицом самой важной загадки, не разгаданной и по сей день — каким образом появилось изображение на полотне? Что это: чудо или искусная подделка?

  Сам физический механизм появления изображения сомнений не вызывает:

«Сейчас установлено с полной достоверностью, что изображение на плащанице создано различными оттенками потемнения поверхностных волокон ткани в результате дегидратации (обезвоживания) целлюлозы. Дегидратация целлюлозы – естественный и повсеместно идущий процесс. Именно им обусловлено пожелтение и побурение всех старинных тканей и бумаг. Нагрев, радиация, химическое воздействие разных веществ (кислот, щелочей, пота, грязи) ускоряют его, так что подверженные воздействию внешних факторов участки темнеют больше, чем защищённые».

 В результате появляется как  бы негатив, на котором чёрное кажется белым и наоборот.

Вопрос заключается в том, появился ли отпечаток естественным путем, или же изображение было искусно подделано неким неведомым мастером? И если изображение возникло вследствие естественных причин, то кто же этот погибший человек — сам Христос или религиозный фанатик, принявший мученическую смерть во имя укрепления веры остальной паствы?

Были   многочисленные  попытки   объяснить   появление   отпечатка   естественным   образом. Причину ускоренной дегидратации отдельных  участков полотна пытались объяснить влиянием аммиачных испарений от пота и положенных в могилу благовоний, повышенной радиоактивностью трупа, ударом молнии или же заболеванием человека порфирой.   Все эти попытки   не подтвердилась.

Вторая гипотеза, гипотеза искусственного происхождения плащаницы, натолкнулась на не менее непреодолимые препятствия:

«…художник, создавший образ на плащанице, если только он действительно существовал, независимо от того, в каком веке он жил и действовал, должен был быть поистине уникальной личностью в истории мирового искусства. Прежде всего, это должен был быть гениальный художник, безупречно знавший анатомию человеческого тела. Кроме того, у него должны были быть незаурядные исторические и литературные познания в евангелии, в древнеримских законах и древнееврейских религиозных обычаях, в истории материальной культуры — знание инструментов казни и пыток и т. д. Он должен был  так искусно нанести кровяные подтёки, что они позволили судебно-медицинским экспертам ХХ века восстановить в деталях картину агонии и смерти распятого человека. В довершение всего этого он должен был быть нумизматом, имевшим в своей коллекции редкие палестинские монеты периода правления Тиберия. Перед нами встаёт портрет совершенно уникальной личности, сопоставимой по своей универсальности и силе таланта разве что с Леонардо да Винчи.

В заключение остаётся отметить, что даже если дальнейшие исследования отнесут время изготовления ткани к началу нашей эры и если подтвердится гипотеза о формировании отпечатка естественным образом в результате контакта ткани с мёртвым телом, плащаница останется лишь свидетельством совершённой в римские времена казни человека распятием, ряд характерных деталей которой совпадает с деталями описанного в евангелии распятия и погребения Христа. Ещё раз подчеркнём — изображение на плащанице — это не отпечаток богочеловека, не свидетельство его чудесного Воскресения и не чудо само по себе, а результат вполне материальных физико-химических процессов. И Туринская плащаница, если будет доказана её подлинность, займёт своё место в ряду других историко-археологических памятников определённой эпохи, как это случилось с кумранскими рукописями, рассказавшими  исследователям много нового  о времени формирования христианской религии.  Говоря о подлинности плащаницы, авторы имеют в виду признание того факта, что в неё некогда (возможно в I веке) был завёрнут мужчина, казнённый и погребённый в соответствии с обычаями того времени, что она не искусная подделка, что это отпечаток тела, а не творение художника. Что же касается того, можно или нет считать отпечатавшегося человека Иисусом, это уже вопрос не науки, а веры, выходящий за рамки решаемой средствами науки проблемы подлинности плащаницы».

 Писалось это взвешенное резюме ещё во времена научного атеизма. Уже после его написания  были проведены «дальнейшие исследования»  времени изготовления ткани. Они охладили пыл многих сторонников того, что плащаница несёт на себе действительное изображение евангельского Христа.  Дело в том, что результаты радиоуглеродного анализа времени происхождения полотна, обнародованные в 1988 году, свидетельствовали о времени происхождения плащаницы — XIV век. А это, по обыденной логике вещей, значит, что если изображение и образовалось естественным путём, то это в любом случае не отпечаток Иисуса Христа.

Значит ли это, что святая реликвия оказалась обыкновенной фальшивкой и что «это не отпечаток богочеловека, не свидетельство его чудесного Воскресения и не чудо само по себе, а результат вполне материальных физико-химических процессов»?

Оставим этот вопрос пока открытым. 

5. Раннее христианство в ожидании близкого Царствия Божьего

Кем бы ни был евангельский Иешуа из Назарета, он оставил миру своё Учение, хотя никаких книг, написанных собственной рукой Иешуа или под его диктовку, не было. Это означает, что первичной информации, реального слова проповеди евангельского Иисуса, если таковой был, не сохранилось. 

Информация, которая содержится в евангелиях и других новозаветных книгах и считается священной, на самом деле явно вторична и содержит все присущие вторичной информации искажения смысла по принципу «испорченного телефона». Это значит, что к ней надо относиться очень и очень критически. Это значит, что с неё надо снимать многослойную шелуху искажений первоначального смысла, учитывать историческую, культурную, религиозную и философскую традицию, из которой она выросла, принимать в расчёт стереотипы мышления, надежды и чаяния той эпохи, отбрасывать в сторону «идолы рода, пещеры, базарной площади и театра», о которых говорил Френсис Бэкон.

То есть любое полученное знание в виде слов необходимо рассматривать не как абсолютную истину, на чём упорно настаивает церковь, а как продукт определённого места, времени, культуры, психологии, родового и индивидуального восприятия и осознания первичной информации, преломлённой апостолами и «отцами церкви» через призму собственного мозга и сознания, через личный интерес и социальный запрос. 

Именно такой исторический, культурный, психологический подход утверждает наука в лице доктора исторических наук Ирины Сергеевны Свенцицкой, написавшая в далёкие, как каменный век, 80-е блестящую книгу «Раннее христианство: страницы истории»: 

«В зависимости от этнической и социальной среды, от круга источников, которыми располагали составители христианской литературы, от степени влияния нехристианского мировоззрения и, наконец, от духовных потребностей самих верующих создавались различные произведения с различной трактовкой вероучительных и этических вопросов» (И.С. Свенцицкая, «Раннее христианство: страницы истории», М., стр. 256).    

После того, как Иешуа умер как человек, он явился Иоанну Богослову, бывшему на острове Патмос в Эгейском море, уже как Бог, первенец из мёртвых, чтобы оставить своё знаменитое Откровение (греч. ἀποκάλυψις — «Апокалипсис») о судьбах мира. Вполне возможно, что эта книга является самой ранней из библейских книг. Очень может быть, что фантасмагории Апокалипсиса являются не просто посланием 7 иудейским церквям, а зашифрованным посланием всему человечеству, посланием, в котором указан ритм, направление и развилки человеческой истории вплоть до конца человеческой истории и «конца света».

В этом послании заключены туманные фантасмагории о «Вавилонской блуднице» и «звере», имеющем «число человеческое» 666, о «святом городе Иерусалиме» и о втором пришествии Спасителя, венчающегося Священным браком с «городом»-«невестой» (?), о первом воскресении к вечной жизни «144 тысяч праведников» и о конце света и всеобщем воскресении мёртвых для Высшего суда и окончательного решения участи. 

Это послание по сей день является неразгаданной загадкой двух тысячелетий, таящей в себе неожиданные сюрпризы. Значение этой книги огромно. Отношение к ней церкви было далеко не однозначным. Церковь то включала её в список священных книг, то  исключала её, полагая ересью. Окончательно в число священных эта книга  была зачислена церковью самой последней. Внимательнейшему изучению сюрпризов этой книги  мы посвятим отдельную главу.

После гибели Иешуа его ученики, ставшие впоследствии апостолами, пошли со словом проповеди в народ. Предание о Воскресении «первенца из мёртвых», слово Учителя о Любви, милосердии и всепрощении, о втором пришествии и обетованном  Царствии Божьем, о воскресении верующих и воздаянии за добро и зло сначала породили экклесии (собрания) первых иудео-христиан, затем  проникло за границы Палестины, потом распространилось по обширной Римской империи, а в конечном итоге стало достоянием всего человечества. Так силён был эффект Воскресения к вечной жизни Спасителя.  Крохотная секта, одна из многих в то время,  не только выжила, но и превратилась в одну из трёх важнейших мировых религий. Около 2,5 миллиардов человек во всём мире, или треть населения всего земного шара, в 2015 году считали себя верующими христианами.

Однако первые 3 столетия для раннего христианства были тяжёлыми и мучительными годами ожидания скорого прихода Спасителя, гонений и мученичества. Мученик на греческом языке, на котором впервые был написан Новый Завет, звучит как «мартюс». Однако основной смысл греческого слова «мартюс» — «свидетель». И только вторичный аспект этого слова означает «мученик». Первые христианские мученики были не жертвами, а свидетелями победы Вечной Жизни над смертью. Их свидетельство утверждало, что царству смерти пришёл конец. Пришёл, благодаря крестной смерти Спасителя и Искупителя.

Раннее христианство было исполнено чаяний о скором втором пришествии Спасителя и установлении Царствия Божия на земле. Не потустороннего Царствия Небесного, куда нетленная душа устремляется после смерти тела, а именно Царствия Божьего на земле. Именно об этом тысячелетнем Царствии Божьем, «скинии Бога с человеками», сущем в скором будущем, страстно повествует книга Откровения Иоанна Богослова:

«И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их.

И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откровение Иоанна, глава 21).

Именно эта вера в скорое Царство Божие заставляла в первые века многих вновь обращённых христиан раздавать свои богатства беднякам и отрекаться от мира зла, насилия, несправедливости:

«И всякий, кто оставит дома, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же первые будут последними и последние — первыми» (Мф. 19:29-30). 

 Христианство возникло именно как эсхатологическое учение, учение о близком конце света, учение о суде праведном над миром, погрязшем во лжи, насилии и разврате, учение, которое готовит верующего к переходу на новый уровень космического бытия. Веровать во Христа — значит верить в близкое Царствие Божие на земле.   Так думали первые христиане. 

Вера в Царствие Небесное, канонизированная христианской церковью,  возникла позже, когда церковь из движения отверженных париев общества начала превращаться в государственную религию, служащую Кесарю — «Помазаннику Божьему».   Первые христиане не то что не поклонялись Кесарю, то есть римскому императору, но мужественно шли на смерть, отвергая это обязательное лицемерное и требование раболепного поклонения императору как богу. Их Богом был не могущественный император могущественной империи, а простой сын плотника, распятый на кресте и на третий день воскресший.      

В первые столетия нашей эры новой вере  пришлось бороться с ортодоксальными иудеями, которые ждали совсем другого Машиаха и предпочитали соблюдать закон Моисеев.

Бороться пришлось с иудео-христианами, которые соблюдали  иудейский закон, поклонялись Храму, а Христа чтили как простого смертного человека,  сына Иосифа и Марии, на которого при крещении снизошёл Святой Дух.  Согласно евангелиям иудео-христиан, о своей миссии Христос узнаёт от Святого Духа лишь при крещении, а не знает о ней с самого рождения, как считается в канонической версии. Их Христос — мудрец и пророк, но не Богочеловек. 

Они не верили  в непорочное зачатие от Святого Духа, так как сам Святой Дух («Руах») на арамейском — женского рода. А арамейский язык — это не только разговорный язык Палестины того времени, но и язык самого Христа и язык первых христиан, которые со временем перешли на греческий. 

Руах — Святой Дух — не мужское, а женское начало, от которого женщина не может зачать по определению. А вот в греческом, на котором написаны евангелия, Святой Дух — уже не женского, а среднего рода. (А в русском — и вовсе мужского.) То, что для обитателей Палестины, говоривших на арамейском, являлось явной несуразицей, для язычников, говоривших на греческом, который являлся в то время языком межнационального общения, казалось вполне логичным. 

Среди иудео-христиан выделялись секты назареев и эбионитов.

Первоначально назареями назывались самые первые члены секты, которых крестил в реке Иордан сам Иоанн Креститель. Название «назарей» (или «назорей») произошло от города Назарет, где, по преданию, родился сам евангельский Иисус или булгаковский Иешуа Га-Ноцри — «ха-ноцри», то есть «житель города Нацрат»). Назареи сочетали веру в непорочное зачатие Иисуса, его распятие, воскресение и вознесение с необходимостью соблюдения Закона Моисеева. Впоследствии ортодоксальные иудеи стали называть христианство «назорейской ересью».  

Верования членов  секты по названию «эбиониты» («нищенствующие») очень напоминает веру ессеев, которые также порой именовали себя «нищие». Они соблюдали закон Моисеев, совершали обрезание, праздновали шаббат (субботу), но в отличие от ессеев верили, что Мессия уже пришёл в мир. Резко делившие мир на добро и зло подобно почитателям Заратуштры и членам кумранской общины, они считали Иисуса пророком добра, а апостола Павла, выступавшего против иудейской религиозной традиции, они считали пророком дьявола. Они категорически  настаивали на отречении от мира и на отказе от богатства. Они, вслед за Иоанном Богословом, получившим Откровение, готовились встретить второе пришествие Христа и установление Царства Божия на земле.     

«Но, — как пишет Ирина Сергеевна Свенцицкая в книге «Раннее христианство», — подобные настроения и верования не могли быть господствующими среди широких масс населения римской державы сколь-нибудь длительное время. Фанатическое ожидание скорого конца света, по мере того как этот конец отодвигался в неопределённое будущее, ослабевало; да и само представление о чудесном изобилии в царстве божием было слишком сказочным и наивным. Не принимая окружающего их общества, они в то же время не могли ни изменить его, ни представить себе конкретно какое-либо другое. В этих условиях в христианском учении всё большее место занимают поиски духовного очищения, вера в награду на небесах».

Так постепенно, шаг за шагом изначальная вера в Царствие Божие на земле стала трансформироваться  в веру в Царствие Небесное, которое человек обретает не при жизни, а после смерти, не на земле, а на небесах, не в связи с грядущим вторым приходом Спасителя, а в связи с уже состоявшимся приходом в мир Богочеловека, взявшего на себя все грехи мира и распятого на кресте. 

То есть изначально сама вера является понятием подвижным, пластичным. Она следует за общественным сознанием до тех пор, пока не костенеет в догме и ритуале. А вместе с ней костенеют и все искажения смысла первоначальной проповеди. Зато общественное сознание не стоит на месте, и со временем между догматическим каноном и подвижным общественным сознанием неизбежно назревает конфликт. Конфликт между наукой и религией, разумом и верой, свободомыслием и косностью мышления. 

 Помимо иудеев и иудео-христиан новой вере, закостеневшей  впоследствии в каноне и догме,  пришлось бороться с гностиками, предпочитающими слепой вере христиан и иудейскому закону нечто иное, а именно Знание (греч. — «Гносис»). Гностики превыше слепой  веры христиан-ортодоксов, которых они называли «ромеи» (римляне), ставили Знание, причём Знание тайное, аристократическое, эзотерическое. Это Знание недоступно людям плотским, телесным («соматикам»), оно же недоступно людям душевным («психикам»), которые способны только на веру. Высшее знание даётся только людям с ярко выраженным духовным началом, «пневмой» («пневматикам»).

Вслед за Заратуштрой, провозгласившим ярко выраженный дуализм, борьбу света и тьмы, доброго и злого начала, эзотерическое Знание гностиков также поделило мир на духовное и материальное начала. Причём гностики исходили из того, что изначально «мир во зле лежит», весь зримый мир — это порождение злого, материального начала. И порождён этот злой материальный мир не кем-нибудь, а иудейским Богом Яхве, владыкой над материей, который на самом деле является не высшим Богом, а низшим демиургом. Настоящий, высший Бог обитает в небесной выси, где царит Дух, а не материя. Его они называли, как правило, Отцом, чтобы не путать со злым  иудейским Богом, Яхве. Отец-то и послал в мир Иисуса Христа, чтобы тот спас мир от сил зла. 

В отличие от христианской церкви, гностики резко отвергали «священное писание» иудеев, считая его порождением зла.

«На извечный вопрос «почему мир плох?» гностические группы давали однозначный ответ: потому что плохо сделан. Этот ответ, как бы к нему ни относиться, менее нелеп, чем ответ классических монотеистических религий: человек сам всё испортил (грех Адама и Евы в рассказе об изгнании из рая). Неужто мы и правда так сильны, что можем испортить изначально хорошее творение? Не виноватые мы!» (Дмитрий Сливняк, «Знание в изгнании»).

Их философия больше напоминала философию неоплатоников о творении мира из Единого, Абсолюта, и возвращение его из падшего, низшего состояния материального мира к высшему состоянию Единого в своей божественной полноте и целостности, состоянии Высшего совершенства, Плеро́ме (греч. πλήρωμα — «наполнение, полнота, множество»).  А то, что в нём не возникает проблемы теодицеи (теодице́я — лат. “theodicea”  — «богооправдание»: если в мире существует зло, то Бог не может быть одновременно и всесилен, и всеблаг), роднят его с буддизмом.

Гносис, то есть запредельная, мистическая, интуитивная мудрость, Абсолютное Знание, находится на первом месте среди ценностей и у буддистов (Джняна), и у гностиков. Обретение Гносиса вопреки невежеству и есть путь к спасению: путь к нирване у буддистов, путь к плероме у гностиков.

Спасение у гностиков заключается в отказе от мира зла и материи, в ярко выраженном аскетизме, из которого впоследствии выросло христианское монашество, в решающей роли Спасителя — Иисуса Христа. Роль Христа — восстановление божественной целостности плеромы, которая в процессе развития утратила один из своих важнейших элементов («эонов»)  по имени Знание («Гносис»). Не вера, а именно Знание, причём Знание эзотерическое, тайное, сокровенное. Именно это Знание, а не вера даёт возможность восстановить целостность Плеромы и вернуться к совершенному состоянию изначального единства и полноты в Духе. Именно  это мистическое иррациональное Знание дарует победу над злом:

«Таким образом, без гносиса — мистического познания — невозможно уничтожение зла, и сам факт познания означает гибель зла» (И.С. Свенцицкая, «Раннее христианство: страницы истории». Стр. 292).

Гностики отрицали мир зла и материи во имя возвышения и воссоединения в Плероме — мире совершенного, полноценного бытия —  посредством Знания-Гносиса. Избранные обретают Плерому, или же «Царство», «Царство Отца», «Царство Божие». Это «Царство»  не где-то там, «за тридевять земель», «но Царствие внутри вас и вне вас», —  говорит гностическое и потому апокрифическое  Евангелие от Фомы. 

Схожая мысль прослеживается и в каноническом Евангелии от Луки:   

«Быв же спрошен фарисеями, когда придёт Царствие Божие, отвечал им: не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лука, 17:20-21).

«Таким образом, в мучительных для христиан спорах о царстве божием, которые отражены и в новозаветных произведениях, автор Евангелия Фомы и те, чьи взгляды он отражал, заняли особую позицию: царство божие — это извечно существующая божественная сущность (то же самое, что «свет» или «истина» в других гностических сочинениях). Оно вне людей, но оно и в них, и только внутри себя они могут обрести его» (И.С. Свенцицкая, «Раннее христианство: страницы истории», стр. 296).

В отличие от иудео-христиан, Иисус Христос у гностиков  не обладает человеческой сущностью. Иисус гностиков  — Логос, Слово мудрости и Знания, всемогущий посредник  между Высшим миром Духа и низшим миром материи, который пришёл спасти «некоторых», точнее говоря, избранных пневматиков, открывших при посредничестве Христа внутри себя Высшее Знание, мистический Гносис, и овладевших силами Духа, «пневмой». 

Христос у гностиков вовсе не человек и даже не Богочеловек. Его человеческая сущность — лишь кажущаяся. Истинную его сущность невозможно постичь разумом и описать словами. Её символ — свет, разлитый повсюду:

«Я — свет, который на всех. Я — всё: всё вышло из меня и всё вернулось ко мне. ...Подними камень — там найдёшь меня, рассеки дерево — и там» (Евангелие от Фомы).

Только те избранные, пневматики,  в душе которых таится частица Духа, могут спастись путём самораскрытия в себе этого Духа («пневмы»), путём мистического, иррационального озарения, путём овладения Высшим Знанием:

«Они обращались к абстрактному человеку, к его внутренней сущности вне реальных условий существования людей. Всеобщность христианской проповеди («нет ни эллина, ни иудея», как сказано в посланиях Павла), которая обеспечила новой религии широкое распространение, нашла здесь своё крайнее выражение. Но в то же время представление об индивидуальном озарении как единственном пути к божеству создавало новых «избранных». Те, кто не смогли приобщиться к гносису, не спасались ни молитвами, ни покаянием, ни добрыми делами» (И.С. Свенцицкая, «Раннее христианство: страницы истории», стр. 286).

Именно это избранничество роднит учение гностиков с книгой Откровения Иоанна Богослова, где первого воскресения удостаивается тоже только ограниченное число избранных, «ибо много званых, да мало избранных»!

Овладение Знанием  идёт рука об руку с обретением Единства, Света, Жизни: 

«Как в случае с невежеством личности, когда она приходит получать гнозис, её неведение исчезает само собой, как и тьма исчезает при появлении света, также и Изъян исчезает в Совершенстве. Так, с того момента Форма не явна, но будет она исчезать в слиянии Единства, ибо ныне их Труды лежат разбросанными. Со временем Единство будет совершенствовать Пространства. Именно внутри Единства каждый достигнет самого себя. Внутри Знания он очистится от Множественности, (обратясь) в Единство, поглощая Материю внутри себя подобно огню, а Тьму — Светом, Смерть — Жизнью» (Евангелие Истины ).

Христианской церкви, которая и так считала себя обладателем высшего, сакрального, абсолютного знания и уповала на слепую веру, на молитву, на покаяние, на Богочеловека, на Господа Бога,  на Царствие Небесное,  это учение явно не понравилось и не могло понравиться. Хотя гностики в силу аристократичности и эзотеричности своего учения не могли, да и не хотели конкурировать с христианской церковью. 

 В противовес гностикам, учение которых оказало опосредствованное влияние на некоторые книги Нового Завета, христианские  миссионеры,  наоборот, утверждали, что  вера превыше всего, вера превыше Знания. Этот лозунг нашёл горячий отклик в сердцах многих простолюдинов, страстно желающих лучшей доли. Просто и понятно, и не надо никакого заумного Гносиса. 

Если учение гностиков было замкнутым, таинственным, открытым только для избранных, принижающим значение этики в эту бурную эпоху перемен, если оно было непонятным для простолюдинов и неприемлемым для Римского истэблишмента с его устоявшейся социальной иерархией, то учение христианских ортодоксов было максимально демократичным.  Двери первых христианских общин, экклесий (греч. —  «собрание»),  были открыты для всех верующих, будь они рабы, блудницы, необразованные и неотёсанные простолюдины. Веришь — будешь спасён!

Этот догмат впоследствии многократно усилился в период Реформации в проповеди Мартина Лютера, который спасение связывал только и исключительно с верой. Вера — инструмент убеждения гораздо более действенный и демократичный, чем знание. Особенно если убеждать приходится малообразованных и разочаровавшихся во всём изгоев общества, страстно желающих воздаяния за свою истовую веру, которые и являлись первыми сторонниками нынешнего христианства. Рабы и нищие, вдовы и сироты, калеки и блудницы, даже презираемые сборщики налогов, мытари (вспомним Левия Матфея),  — вот первые адепты новой веры, вот целевая аудитория новой, нарождающейся церкви.

(Только и плодов особых эта вера не принесла. Не явилось  Царствие Божие  верующим  в течение двух последующих тысячелетий, несмотря на все подвиги веры. Может, одной веры всё-таки маловато для обретения Царства? Может, явится Плерома не просто верующим, но и знающим?)

Античному чувству прекрасного как совершенства формы христиане противопоставили духовное и нравственное совершенство.

 (Чему сейчас поклоняются люди, называющие себя христианами, — совершенству формы, культу денег, успеха, молодости и физической красоты или духовному совершенству, даже если человек — нищий и калека?)

Общественной иерархии рабовладельческой римской империи первые христиане противопоставили грядущее Царствие Божие, в котором «последние будут первыми». 

Социальному гнёту противопоставили равенство всех во Христе. Не важно — патриций ты или раб, важно, что ты веруешь во Христа, а значит, будешь спасён от всех горестей и напастей этого несовершенного мира.  Поэтому вера по сей день является одним из важнейших столпов христианства. Вера супротив Знания. 

Без веры новый культ поклонения Спасителю мог бы просто не выжить в те смутные времена. Как не выжил культ христиан-гностиков, которые явное предпочтение отдавали мистическому, аристократическому Знанию.  

Борьба нарождающейся христианской церкви за веру завершилась победой. Вера на многие века победила Знание. На многие, но не навсегда. Когда-то на смену вере приходит заповеданное «время истины». Когда-то вера вступает в священный брак с разумом, со Знанием,  с Гносисом, порождая Истину и Свободу.

  «и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Иоанн 8:32).

 Бороться нарождающемуся ортодоксальному культу пришлось и против монтанистов, сторонников бывшего языческого жреца, а впоследствии христианского пророка Монтана (II век н.э.). Он пророчествовал сам, объявив себя Паракле́том, Духом-Утешителем, обещанным Христом: 

«Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлёт Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (Иоанн,14:26). 

 Пророчествовали две его сподвижницы — Присцилла и Максимилла. Плюс ко всему возможность пророчествования была признана за любым верующим-харизматиком. Мало того, что Монтан утверждал, что во Христе люди не получили всю полноту откровения, но ещё и в корне поменял церковную иерархию. Главенствующая роль в распространении нового учения была отдана стихийным пророкам, а не епископам. 

Так, собственно, и было изначально, пока к власти в христианских собраниях не пришли вместо пророков и апостолов (в данном значении — послов, посланников, проповедников) епископы, которые на первых порах занимались лишь административными и хозяйственными функциями. Пришли и сменили  традиционную  совместную христианскую  трапезу  епископальной проповедью, а власть пророков и апостолов — собственной несокрушимой властью.

Епископы, которые уже успели к этому времени насладиться авторитетом и религиозной властью, в религиозной иерархии монтанистов были сдвинуты с первого на третье место! Чем бы, вы думали, на это ответили епископы? 

Тем же,  чем язычники ответили на нарождение христианского вероучения. Обвинили «еретиков» во всех смертных грехах, включая утверждение, что монтанисты во время своих таинств пьют кровь младенцев.  Цель — защита  канона и собственной власти — оправдывает средства. Спустя пять столетий движение монтанистов, то разгораясь, то затухая, постепенно сошло на нет.  

В первые века проповедовать приходилось в борьбе с языческими культами эллинов. 

Нешуточная борьба шла с римским поклонением персидскому богу-воителю Митре. Только победа в 323 году войска, возглавляемого императором Западной римской империи Константином (Великим), который поклонялся Иисусу, над императором Восточной Римской империи Лицинием, который отдавал предпочтение культу бога-воителя Митры, нанесла сокрушительный удар вере римлян во всемогущество персидского бога Солнца. 

Приходилось бороться с манихейством,  религией, основанной персом Сураиком, который получил почётное прозвище  Мани́, что на древнегреческом означает «дух», «ум» (а по-английски “money” —  «деньги»). Основатель манихейства Мани́, живший в III веке,  объявил себя преемником Заратуштры, Будды и Христа и учил о борьбе света и тьмы, добра и зла, о том, что всё зло в мире идёт от материи — порождения Князя Тьмы.  Благой Бог же породил исключительно духовный мир, а не весь мир, как Бог-Творец иудеев и христиан. 

Это была первая попытка синтеза основных религиозных учений, существовавших на тот момент. Попытка, которая закончилась полным крахом, несмотря на впечатляющие достижения в I тысячелетии новой эры. Миссионеры новой веры вели свою проповедь не только в Персии, но и в Риме, и в Африке, и в Китае, и даже на территории современной России, на берегах Оби, Иртыша и Енисея. 

6. Канонизация Нового Завета и Кредо IV века

Первые христианские проповедники оказались меж двух огней: с одной стороны,  эллинский и гностический культ человеческого разума, с другой, — иудейский культ закона, Священного писания, данный свыше:

«и иудеи требуют чудес, и эллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие»  (1 Кор. 1:22-23).  

Задача была убедить и тех и других, что Слово Иисуса Христа — это высшая мудрость Бога, выше мудрости как человеческой, так и ветхозаветной, иудейской. Для решения этой двуединой задачи на первых порах двумя самыми распространёнными способами убеждения в зависимости от «целевой аудитории» были:

 А) Ссылки на евангельские чудеса, якобы творимые Иисусом. (Ничто так не манит человека, как чудо. Поэтому новые «мессии», как Грабовой, и обещают  «чудеса», например,  «воскресение детей». Всего-то за 39 тысяч рублей.) Это убеждение призвано было воздействовать на язычников,  цивилизованных  римлян и нецивилизованных варваров.

Б) Ссылки на ветхозаветные писания, пророчества, освящённые многовековой традицией. Это  убеждение уже было рассчитано на иудеев, для которых авторитет Священного писания был непререкаем.

Первые христиане, с одной стороны, опирались на иудейскую традицию, на представления о Боге, о Мессии, на высший авторитет ветхозаветных писаний,  а, с другой стороны, боролись с  этой традицией, зачастую с помощью откровений самих ветхозаветных пророков. Христианский Мессия вовсе не похож на иудейского Машиаха,  а на смену иудейскому закону Торы и Моисея пришёл  Новый Завет с Богочеловеком.   Христианская вера в конечном итоге победила, превратившись в новую, освящённую церковью и веками традицию.

Со времён  первобытного общества святость отождествляли с традицией, с древностью. Чем традиция древнее, тем священней. Уже во втором веке новой эры древность новой, христианской,  традиции превратилась  в высший аргумент в любом богословском споре. Наивысшего выражения эта преданность новой традиции достигла  в православной церкви. На место  иудеев-ортодоксов пришли христиане-ортодоксы. Вере и традиции  — да, знанию и новым веяниям — категорическое нет! И ныне, и присно, и во веки веков!

В начале IV века римский император Диоклетиан прославился особенно сильными гонениями на христиан. А потом случилось чудо. Следующий римский император, Константин Великий, тот самый, который основал знаменитый Царьград (Константинополь) на берегу пролива Босфор и нанёс сокрушительное поражение культу бога Митры, сначала объявляет христианство дозволенной религией (Миланский эдикт 313 года), а затем, незадолго перед своей смертью в 337 году,  и сам принимает христианство.

Хоть он и почитается  православной церковью как святой, но святым по жизни он явно не был. В борьбе за абсолютную власть не брезговал ничем. Сначала способствовал свадьбе  своей сестры Констанции с императором восточной Римской империи Лицинием, а затем вероломно убил его, чтобы стать единовластным правителем огромной империи. Ни слёзы, ни мольбы о пощаде родной сестры не остановили его. 

По навету любимой жены Фаусты казнил собственного старшего сына от первого брака в опасениях за свою власть. Сына, который одерживал славные победы над Лицинием на суше и на море. А затем приказал казнить и саму жену за её коварство, «столкнув её в горячую воду в бане», по свидетельству Секста Аврелия Виктора. Короче говоря, живьём сварил в кипятке. 

О многочисленных кровопролитных битвах и казнях простых смертных нечего и говорить. Образцом добродетельной жизни он явно не являлся. Подставлять левую, когда ему врежут по правой, тоже не торопился. Скорее, наоборот.  Но якобы перед решающей битвой у Мильвийского моста ему  во сне явился Христос на небе с магическим знаком  и со словами “In hoc signo vinces” (с этим знаком победишь). По иной версии накануне битвы огромный крест из букв X и  R (первые латинские буквы слова Христос) затмил Солнце в присутствие всей 40-тысячной римской армии.  

По приказу Константина  чудесный знак солдаты поместили на своих щитах и  на следующий день одержали сокрушительную победу над врагом, которая принесла Константину  императорский трон и  сделала полновластным хозяином Римской империи.  А сам знак стал отныне главным военным штандартом императорского Рима. 

Вместо того, чтобы самому проявлять милосердие к своим врагам и противникам, он предпочёл грешить и сражаться за власть, не брезгуя ничем, чтобы перед самой смертью покаяться во искупление грехов и в надежде на Высшее милосердие. Некоторые исследователи считают, что именно страх перед гневом олимпийских богов за убийство жены и сына, которые, по мнению языческих жрецов, нельзя было искупить, заставил его обратиться в христианство. Ведь христианский Бог прощает даже самые страшные грехи, стоит лишь покаяться.  

Греши и кайся, греши и кайся — и попадёшь на небеса. Бог простит.  Не согрешишь — не покаешься. Такая интерпретация христианского учения не раз и не два впоследствии рождала жестоких, немилосердных, бессердечных правителей, тиранов и убийц, уповающих на Божественное милосердие. Начиная от Ивана Грозного и кончая очередным серийным убийцей и маньяком, приходящим к Богу в камере смертников.  Греши и кайся, греши и кайся — и  попадёшь на небеса. Попадёшь ли? 

Именно при императоре Константине собирается первый вселенский собор христианской церкви в Малой Азии, на территории современной Турции, в городе Никее. Это случилось в 325 году, за 12 лет до смерти Константина и через 2 года после его решающей победы над Лицинием. Император хотел точно знать смысл учения многочисленных христианских общин. И он узнал его. 

В то время вместо одного единого писаного канона существовало множество весьма различных канонов, в которые входили различные священные книги, различные евангелия, послания, откровения. Каноны были: Римский, Александрийский, Сирийский, Карфагенский и так далее. 

Долгое время господствовала устная христианская традиция. Этому способствовали дороговизна и редкость рукописных книг, малограмотность населения, особенно деревенского, весомость и почитаемость устной речи, «глаголом жгущей сердца людей» на широко распространённых народных собраниях. Количество многочисленных ересей в то время зашкаливало за сотню.

Но если для церкви гонимых верующих каноническое и догматическое многообразие  было допустимо, то для господствующей религии в жёстко централизованной римской империи  оно явно не подходило. Рим и его истеблишмент нуждались для поддержания и сохранения своей власти в единообразной церкви, претендующей на абсолютную истину, а не дискуссионный клуб. 

Отцы церкви развили лихорадочную деятельность по приведению различных канонов к единообразию и формулированию основной догматики церкви, единой для всех верующих. В результате появился канон из привычных сейчас 27 книг. 

Начало канонизации было положено Никейским собором 325 года.  Собор установил 20  канонов (правил)  поведения христиан, а также установил для них единый день празднования Пасхи. На этом же соборе зародилось знаменитое Кредо, символ веры любого христианина, которое окончательно оформилось в 381 году на втором вселенском соборе (Константинопольском или Цареградском). Кредо состоит из 12 пунктов: 

1. Вера в единого Бога — Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого мира;

2.  Вера в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, Единородного, Отцом рождённого;

3.  Вера в то, что Христос воплотился в человеческое тело от Духа Святого и девы Марии и пришёл на Землю ради спасения людей;

4.   Вера в то, что Иисус был распят при Понтийском Пилате, страдал и умер как человек;

5.   Вера в то, что Христос воскрес на третий день, а затем вознёсся на небеса;

6.   Вера в то, что Бог-Сын имеет равное могущество с Отцом;

7. Вера во второе пришествие, суды Божии над живыми и мёртвыми и воскресение из мёртвых;

8.   Вера в Святого Духа, который исходит от Бога-Отца;

9. Вера в единую, святую, соборную (состоящую из людей всех времён и народов), апостольскую (сохраняющую преемственность от апостолов) Церковь;

10.  Вера в таинство крещения;

11.  Вера в будущее воскресение мёртвых;

12.  Вера в вечную жизнь после второго пришествия Христа и Страшного суда.

Канонизация книг Нового Завета растянулась почти на столетие. В результате переписки, многочисленных совещаний, церковных соборов  спустя четверть века  после смерти Константина, в 363 году, были канонизированы 26 книг, то есть весь канон за исключением книги Откровения Иоанна Богослова (Апока́липсиса) . В 419 году список книг Нового Завета был уже утверждён окончательно, и на сей раз он включил в себя и Откровение Иоанна. В каноне  было, по утверждению церкви, высшее, абсолютное знание. Книги, не вошедшие в канон, стали называться апокрифическими, тайными.

7. Еретики против канона веры

Никейский собор положил начало канонизации Иисуса и христианства в его нынешней форме. Однако нельзя сказать, что канонизация шла гладко. Еретиков в стане христиан хватало. Сначала это был бывший митрополит Александрии Арий. Подобно Филону Александрийскому, создавшему учение о Логосе, Посреднике меж Богом и людьми, мятежник учил свою паству, что Иисус ниже в божественной иерархии, чем Бог-Отец. Его последователи верили, что Бог-Сын не предсуществовал вечно, от сотворения мира, а является Божьим  творением, как и любой другой человек. Но он выше любого человека, ибо Он — Посредник между Богом и людьми.

И многие ему верили на слово. А германское племя готов полностью перешло на сторону арианства, отойдя от официального канона. В борьбе с ересью церковь не остановилась перед сожжением его книг на одной из площадей Александрии. Тот же, кто утаил дома его «богохульные» книги, подлежал немедленной смерти.  

Саму ересь, пытавшуюся привнести рациональное зерно в таинства веры, предали анафеме на первом же вселенском соборе, проповедовавших арианство священников низложили и отправили в заточение и ссылку,  но целая плеяда верующих учёных периода Возрождения и Просвещения (XVI-XVIII вв.) испытывала к этой диалектической и рациональной ереси скрытые симпатии. В том числе Ньютон.

Затем смуту внёс константинопольский патриарх Несторий, который осмелился в V веке утверждать, что дева Мария родила не Бога, а человека. Божество вселилось в него только после снисхождения Святого Духа в тридцатилетнем возрасте, когда он омывался в реке Иордан. Специально созванный вселенский собор в 431 году осудил несторианство, а сам патриарх был низложен и сослан.

Дева Мария родила от непорочного зачатия Бога-Сына, который пришёл искупить некие «грехи» человечества, в первую очередь, «первородный грех». Этот догмат также был утверждён на двух вселенских соборах, как догмат о Богородице. Отсюда такой широко распространённый культ Богородицы, девы Марии, прежде всего в католических странах. Отсюда борьба с ересью  под названием несторианство.

Были и иные ереси, иные еретики, которые не считались с официальным каноном.  

Так, в конце второго века от Рождества Христова родился в славном городе Александрии Ориген, сын Леонида. Когда отца юноши римские власти повели на смерть за христианскую веру, то сын хотел разделить с отцом его участь. Юноша избежал смерти только благодаря любящей матери. 

Спустя много лет язычники-римляне  схватили самого старца Оригена и подвергли  мучительным пыткам за его веру. Вскоре после этого он умер. А спустя 3 столетия уже христианская церковь предала великомученика Оригена анафеме. Спрашивается,  почему?

Вера Оригена была необычной. Автор термина «Богочеловек» считал, вслед за своим учителем, неоплатоником Аммонием Саккасом, что мир движется циклически. Он рождается и умирает, с тем, чтобы народиться вновь. Явная крамола для христианской церкви, которая проповедовала векторное развитие мира — от сотворения до светопреставления. Причём Ориген учил о «предсуществовании» душ, которые находились в созерцании Творца. Все души были созданы равными, но затем, в силу свободы воли и, соответственно, свободного волеизъявления, кто-то из них сделал выбор в сторону Бога, став ангелами, а кто-то — в сторону дьявола, превратившись в демонов. Остальные —  ни то ни сё, ни рыба ни мясо.

Да и сам Творец  у Оригена оказался каким-то странным. Он творит весь мир не добровольно, исключительно в силу своей Любви, а в силу того, что он Творец. То есть это не его право, а его обязанность. Для христианской церкви это показалось неслыханной крамолой. 

Помимо еретиков Ария и Нестория, Оригена и Маркиона, Монтана и Мани́ нарождающийся канон всеми доступными средствами боролся с ересями докетизма (иллюзорности человеческого воплощения Христа) и монофизитства (веры в его единосущную, а не двойственную природу), с верой в тысячелетнее царство Бога на Земле (хилиазм) и многими другими ересями и еретиками.

В средние века церковь боролась огнём и мечом с павликианами и богомилами, катарами и альбигойцами, вырезая своих противников-«еретиков» десятками и сотнями тысяч. (Хотя в относительном мире само понятие «еретик» более чем относительно.) Во время одного из крестовых походов против альбигойцев (название течения родилось от города Альби́  на юге Франции)  в 1209 году был отдан приказ предать смерти около 20 000 жителей мятежного  городка Безье без различия вероисповедания. Приказ папского легата Арнольда, не ставшего разбираться кто «еретик», а кто единоверец,   вошёл в историю: «Убивайте их всех!  Господь узнает своих!»  

Была масса неканонических, апокрифических  евангелий, не признанных официальной церковью. Были апокрифические книги о рае и аде (Апокалипсис Петра),  о церкви и Иисусе — рабе Божьем («Пастырь» Гермы), апокрифические сказания о детстве Иисуса, о Марии, о Понтии Пилате. Все они были выведены за канон.  Разброду и шатанию в своих рядах церковь противопоставляла слепую веру, оформленную в символ из 12 частей.

8. Церковь от зарождения до раскола и Реформации

Вера — штука конечно хорошая, но больно многогранная. Иудеи,  например, в Иегошуа Назарянина не поверили. Не поверили, что он звезда светлая и утренняя. Не поверили, что он есть потомок Давидов.  Не поверили, что это его приход обещали пророки, писавшие о Месси́и пламенные строки:

«И почиет на нём Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия;

... Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст своих поразит землю, и духом уст своих убьёт нечестивого.

...Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их»  (Ис. 11: 2, 4, 6). 

Не пришёл царский сын, а пришёл простолюдин. Не пришёл премудрый и грозный  воитель и землеустроитель, призванный восстановить государственность «богоизбранного народа» и воплотить «Царство Божие» на Земле. А пришёл человек, называющий себя истиной  и призывающий искать царствие Божие не вовне, а внутри себя.  Не пришёл, чтобы утвердить закон Моисеев на вечные времена, а пришёл, чтобы прочитать Нагорную проповедь и вместо законов Моисея установить свой, Новый завет.

Не человек для субботы,  а суббота для человека.  Избранность не в обрезании,  а в душе.  Каждый человек — богатый он или бедный, священник или мирянин, царедворец или простолюдин, из любого рода и племени, а не только из богоизбранного народа — может спастись и удостоиться Царствия Божьего.  А власть синедриона базируется именно на законах Моисеевых. Если законы Моисея ограничены, неполны, поверхностны,  если не человек для субботы, а суббота для человека, то и церковная власть начинает уходить из-под ног.   А когда встает вопрос, что важнее — истина или власть, то всегда истина оказывается в проигрыше. Участь Назарянина была предрешена.  Приговорили самозванца  (в иудейском тоннеле реальности)  к смерти.

Ведущие, как и иудеи, свой род от Авраама (Ибрагима) мусульмане,  наоборот,  в  Иисуса  поверили.  У  них  он  пророк  Иса, один  из величайших на Земле, наряду с пророком Моисеем (Мусой). Но самый великий пророк — это Мухаммед, «печать пророков». А Иса — пророк и только. Нет Святой Троицы. На роль Бога не может претендовать никто, кроме Бога, который вечен, не родил и не рождён, который не терпит рядом с собой никаких «сотоварищей», ни богинь, ни Сына Божьего:

«Бог не брал Себе никакого сына, и не было с Ним никакого божества» (23: 91).

Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед — пророк его. Пророк,  который пришёл в мир не для создания новой веры, а для восстановления старой, истинной  веры праотца народов Авраама, являвшегося первым мусульманином. Верь в Аллаха и пророка его Мухаммеда, соблюдай пост в священный месяц рамадан, выполняй пять раз на дню молитву, намаз,  соверши хадж в Мекку, на родину Пророка, плати закят, налог в пользу бедных,  и твоя душа после смерти попадет в рай, где волшебные сады и прекрасные девственницы-гурии. Если совершишь смертный грех — то будешь побит до смерти камнями, а после смерти к тому же попадёшь в ад, где будешь мучиться во веки веков. А самый первый из смертных грехов — многобожие. Ибо нет Бога, кроме Аллаха.

Сами христиане  свой символ веры связывают с Иисусом Христом. В IV веке христианство в Римской империи превратилось из веры отверженных в государственную религию. Именно в это время и в этом месте отцами первой вселенской христианской церкви был составлен свой общехристианский, апостольский символ веры — Кредо. Символ веры  должен приниматься любым адептом (сторонником) и неофитом (новообращённым) на веру, без доказательств. Веришь в Святую Троицу, соблюдешь таинства, ходишь в церковь, платишь десятину, не совершаешь 7 смертных грехов — достоин «жизни вечной» и «Царства Небесного».

За три века христианская церковь проделала  огромную эволюцию. Из множества разрозненных собраний она превратилась в единую централизованную церковь. Место пророков и апостолов в ней заняли епископы и диаконы, которые установили вместо демократического правления первых экклесий свою единоличную, непререкаемую и наказуемую за ослушание власть. Она полностью порвала с иудейскими религиозными обычаями (обрезание, шаббат, празднование Пе́саха в честь исхода евреев из Египта), чтобы установить взамен свои религиозные обычаи и ритуалы, свой культ Богочеловека.  Взгляды христиан трансформировались от первоначального полного отречения от мира зла, несправедливости, неравенства  и насилия  в преддверии скорого установления Царства Божия до полного признания мира, в котором правит Кесарь. Если первые христиане смело шли на смерть, отказываясь поклоняться статуе Цезаря, которого римляне во времена империи стали почитать как бога (по его же, императора, нескромному приказу), то христиане государственной епископальной церкви уже обязаны были по приказу самого высшего духовенства повиноваться власти Кесаря как «Помазанника Божия». Церковь приобрела гигантскую власть, но потеряла всё то, что так заслуженно ценили первые христиане. А где власть — там и борьба за власть, а не за истину.

По этой причине  единство христианской церкви длилось не вечно. Под ударами гуннов, готов,  вандалов и прочих бородатых варваров  в середине I тысячелетия распалась Римская империя. Девиз простолюдинов и знати «Хлеба и зрелищ!» принёс свои закономерные плоды. На Западе появились королевства различных германских племён, среди них — королевства франков, готов, англосаксов, ютов,  королевства скандинавов,  славян и других народов.  На Востоке сформировалась Византийская империя со столицей в Константинополе. Вместе с империей распалась и церковь, и христианская вера. И на Западе, и на Востоке  нашлись свои претенденты на высшую власть. Как светскую, так и духовную. А когда есть причины, то найдутся и поводы. 

Поводом  явилось  латинское  слово  «Филиокве»  (лат. — «и от сына»).   Задались  на  Западе  и на  Востоке  нешуточным богословским вопросом: от кого исходит Святой Дух? Только от Отца Небесного, как учит апостольский символ веры,  или от Сына его тоже. Формальным предлогом была борьба с ересью арианства, согласно которой Бог-Сын не равен Отцу, а находится ниже его в божественной иерархии.

Мнения  разделились кардинальным  образом.  Восточная,  греко-византийская, церковь не приняла добавления к изначальному символу веры от IV века и стала именоваться православной. Западная, папская, католическая церковь, наоборот, утверждала и утверждает, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына. Точки кипения противостояние достигло в 1054 году от Рождества Христова, в котором патриарх Константинопольский Михаил Керуларий и папский легат (посол по особым поручениям) кардинал Гумберт Сильва-Курбский предали друг другу анафеме. Этот год формально считается годом окончательного разделения (великой схизмы)  единой христианской  церкви на 2 разные: католическую и православную. Хотя отторжение церквей началось гораздо раньше, ещё в период первых семи вселенских соборов единой тогда христианской церкви (325-787 гг.). А фактическое разделение состоялось лишь  спустя семьсот с лишним лет после великой схизмы, когда каждая из церквей сочла себя единственной служительницей человеческого спасения,  лишив свою противницу любых посягательств на знание евангельской Истины.  С этого времени церковь православная (полное название — «греко-кафолическая») и церковь католическая (полное название — «римско-католическая»)  считают, что они «разделены между собой в вере». 

На  протяжении  всего  Средневековья  в  католическом  мире  церковная  власть,  власть  Папы Римского была очень сильна, что вполне объяснимо в период феодальной раздробленности. Наоборот, в мощнейшей  Византийской империи, просуществовавшей до середины XV столетия, светская власть, власть Кесаря (императора), главенствовала  над властью церковной, духовной. Россия, провозглашённая псковским иноком Филофеем «Третьим Римом», (а точнее, — «второй Византией»), полностью доказала это на деле. Патриаршество на Руси просуществовало чуть более ста лет, пока не было отменено Петром Первым в борьбе за абсолютную власть. В течение 217 лет (1700-1917 гг.)  вместо независимого Патриарха всея Руси церковными делами заведовал государственный чиновник — обер-прокурор Святейшего Синода.

Великая схизма, положившая началу разделению единой  католической   (вселенской)  ортодоксальной   (православной) церкви  на католическую и православную, была только началом бифуркаций. В 1054 году процесс деления церквей не закончился, а только начался. На смену дремучему Средневековью пришёл период Реформации. Реформации и светской,  и духовной. 

31 октября 1517 года   Мартин Лютер прибил к  воротам собора в немецком городе Виттенберге  текст из 95 тезисов, в которых обличал практику продажи  индульгенций, утверждая, что для спасения требуется внутреннее покаяние грешника, а не денежная жертва. Рим ответил угрозой отлучения от церкви, но нашла коса на камень. Из искры в очередной раз возгорелось пламя, пожаром охватившее всю Европу. На Севере и в центре  Европы зародились  новые протестантские церкви: лютеранская, кальвинистская, англиканская. Католики начали войну не на живот, а на смерть с гугенотами (протестантами).

В 1572 году в ночь на 24 августа, день святого Варфоломея,  в Париже католики вырезали без суда и следствия около 3 тысяч гугенотов. Кровь текла рекой, вчерашние друзья предавали друг друга, Париж охватило форменное безумие, выразившееся в резне, бессмысленной и беспощадной.  В Париже это безумие продолжалось неделю, в остальной Франции — полтора месяца, в течение которого погибло в общей сложности от 5 000 до 30 000 человек. Разные источники дают разные цифры, но дело уже не в цифрах, а в самом факте. 

Варфоломеевская ночь вошла во все учебники истории как пример безумного кровопролития «во имя веры». Но движения духовной реформации она не остановила. Хотя пришлось Европе пережить ещё не одну кровавую религиозную распрю. Вплоть до тридцатилетней войны XVII века, во время которой население Германии сократилось на треть, с 15 миллионов до 10. В результате этой кровавой резни впервые численность населения в Германии стала меньше, чем во Франции. Катастрофический характер обезлюдения вынудил церковь разрешить крестьянам иметь двух жён, а посвящение в монахи, которые связаны обетом безбрачия,  допускалось лишь с 60 лет.

Новая церковь предала забвению католическую догму, что спасение людей невозможно без помощи  церкви, без её благодати, без авторитета Папы  Римского. На место церковной иерархии с её рукоположением в священники пришло равенство всех членов церкви и выборность на церковные должности на демократических принципах.  

Единственным  письменным  источником  веры  объявили  Библию,  боговдохновенное  Священное писание. Единственным  источником спасения  объявили  веру.  Единственной  благодатью  объявили  божественную  благодать,  которая  и дарует  человеку веру. Отказались  от Священного  предания  отцов  церкви,  от культа Богородицы и святых, от поклонения иконам и мощам, от церковной  роскоши,  от  латинского языка,  от  непременного посредничества церкви и священников в изучении Библии,  от 5 из 7 таинств и много ещё от чего, включая, например, свободу воли. Так, Лютер написал трактат «О рабстве воли», направленный против учения Эразма Роттердамского о свободе воли.

И  самое  главное: в отличие от католиков, да и православных тоже протестанты считают, что сверхъестественной способностью общаться с Богом  обладают  все христиане,  вне зависимости от того, священники они или миряне.  Нет отдельного института священников и таинства священства. Общение с Богом не требует никакого посредничества и никаких церковных посредников! Все миряне — одновременно священники, и главного священника избирают на демократической основе, а не по решению епископов. Слиться с Богом посильно каждому!

Для этого необходима лишь внутренняя, личная вера в Христа и его искупительную жертву, а не внешние обряды, ритуалы, храмы. Для этого необходима внутренняя духовная свобода от земной власти, ощущение себя солдатом Вселенной в мировой борьбе добра и зла и доверенным лицом небесного Господина. Для этого нужно служить Богу не молитвой, не походом в церковь, не покупкой индульгенций или жертвованием своего имущества в пользу церкви (так называемые  «добрые дела», от которых богатела церковь и жирела папская курия). Нужно  добросовестно, без фальши и лицемерия, основываясь на внутреннем убеждении, а не из-под палки исполнять своё земное призвание:

«Служить Богу, — подчёркивал Лютер, — есть не что иное, как служить ближнему, будь то ребёнок, жена, слуга… Любому, кто телесно или душевно в тебе нуждается; и это и есть богослужение».

Спустя  2  столетия  его  великий  соотечественник  из Кёнигсберга  по имени  Иммануил Кант  повторит  ту же  мысль  несколько иными словами: 

«Всё, что, кроме доброго образа жизни, человек предполагает делать, чтобы быть угодным Богу, есть только религиозная иллюзия и лжеслужение Богу».

Не зря современники сравнивали Канта с Лютером, обладавшим, по словам Ричарда Тарнаса,  «громоподобной нравственной мощью ветхозаветного пророка».  Однако Лютер создал новую церковь, а Кант создал лишь новую философию и этику.

Воодушевлённые новой идеей богослужения, протестанты  начали строить капитализм с Библией в руке. В Европе и в Америке. Их вело вперёд провидение, а провидение любит не бедных, а богатых. И начали стремительно богатеть с помощью своего и чужого труда, ибо так угодно Всевышнему.

В православной Российской империи, считавшей себя наследницей  Римской империи, Третьим Римом, тоже произошёл церковный раскол. Но к развитию капитализма, приходящего на смену строю феодалов и помещиков, он не имел никакого отношения.  Патриарх Никон и протопоп Авва́кум не сошлись во мнениях, как правильно креститься — справа налево или слева направо,  двумя перстами или тремя, как правильно писать — Иисус или Исус, какие поклоны отвешивать — земные или только в пояс. 

В результате протопоп Авва́кум был брошен в яму на хлеб и воду вместе со  сподвижницей, боярыней Морозовой, прославившейся своей лютой жестокостью в поместье Тёплый Стан под Москвой. Оттуда грозил он «борзому кобелю и отступнику» Никону геенной огненной, с христианским смирением мечтая «перепластать» своих противников, а «перво бы Никона того рассечь начетверо». Однако издревле на Руси бояре дерутся, а решает всё царь. По этому высочайшему монаршему волеизъявлению  «тишайшего» царя Алексея Михайловича сам протопоп Авва́кум  в 1682 году был сожжён заживо в срубе «за великие на царский дом хулы». Но от веры своей не отступился. Стоила ли она того, эта вера? 

Способна ли она оправдать свои догматы, свои таинства и свои пророчества?

        Следующая:  Глава 16. О философии истории