Embedded Files
Тимей, Критий, Сократ, Гермократ
Тимей. Ах, Сократ, как радуется путник, переведя дух после долгого пути, такую же радость чувствую сейчас и я, доведя до конца свое рассуждение. Богу же, на деле пребывающему издревле, а в слове возникшему ныне, недавно, возношу молитву: пусть те из наших речей, которые сказаны как должно, обратит он нам во спасение, а если мы против воли что-то сказали нескладно, да будет нам должная кара! А должная кара для поющего не в лад состоит в том, чтобы научить его ладу; итак, дабы впредь мы могли вести правильные речи о рождении богов, пусть будет в ответ на нашу мольбу даровано нам целительное снадобье, изо всех снадобий совершеннейшее и наилучшее, - знание! Сотворив же молитву, по уговору передаем слово Критию.
Критий. Принять-то слово я приму, Тимей, но, как ты сам вначале испрашивал снисхождения, ссылаясь на необъятность твоего предмета, так и я сделаю то же самое. Принимая во внимание, о чем мне предстоит говорить, я думаю, что вправе требовать еще большего снисхождения. Сам знаю, что просьба моя, пожалуй, тщеславна и не в меру странна, однако ж приходится ее высказать. Тебе-то хорошо: кто, находясь в здравом уме, возьмется доказывать, что ты говорил неправильно? Но моя задача, как я попытаюсь доказать, труднее, а потому и требует большего снисхождения.
Видишь ли, Тимей, тому, кто говорит с людьми о богах, легче внушить к
своим речам доверие, нежели тому, кто толкует с нами о смертных, ибо,
когда слушатели лишены в чем-то опыта и знаний, это дает тому, кто вздумает
говорить перед ними об этом, великую свободу действий. А уж каковы паши
сведения о богах, это мы и сами понимаем. Чтобы яснее показать, что я имею
в виду, приглашаю вас вместе со мной обратить внимание вот на какую вещь.
Все, что мы говорим, есть в некотором роде подражание и отображение; между
тем, если мы рассмотрим работу живописцев над изображением тел божественных
и человеческих с точки зрения легкости или трудности, с которой можно
внушить зрителям видимость полного сходства, мы увидим, что, если дело идет
о земле, горах, реках и лесе, а равно и обо всем небосводе со всем сущим на
нем и по нему идущим, мы бываем довольны, если живописец способен хоть
совсем немного приблизиться к подобию этих предметов; и, поскольку мы не
можем ничего о них знать с достаточной точностью, мы не проверяем и не
изобличаем написанного, но терпим неясную и обманчивую тенепись. Напротив,
если кто примется изображать наши собственные тела, мы живо чувствуем
упущения, всегда бываем очень внимательны к ним и являем собою суровых
судей тому, кто не во всем и не вполне достигает сходства.
То же самое легко усмотреть и относительно рассуждений: речи о небесных и
божественных предметах мы одобряем, если они являют хоть малейшую вероятность,
речи о смертном и человеческом дотошно проверяем. А потому вам должно иметь
снисхождение к тому, что я ныне без всякой подготовки имею сказать, если я
и не смогу добиться во всем соответствия: помыслите, что смертное не легко,
но, наоборот, затруднительно отобразить в согласии с вероятностью. Все это
я сказал ради того, Сократ, чтобы напомнить вам об указанном обстоятельстве
и потребовать не меньшего, но даже большего снисхождения к тому, что имею
поведать. Если вам кажется, что я справедливо требую дара, дайте мне его,
не скупясь.
Сократ. Ах, Критий, почему бы нам тебе его не дать? И пусть уж заодно тот
же дар получит у нас и третий _ Гермократ. Ясно же, что немного спустя,
когда ему придет черед говорить, он попросит о том же самом, о чем и вы.
Так вот, чтобы он смог позволить себе другое вступление, а не был принужден
повторять это, пусть он строит свою речь так, как если бы уже получил для
нее снисхождение. Так уж и быть, любезный Критий, открою тебе наперед, как
настроены зрители этого театра: предыдущий поэт имел у них поразительный
успех, и, если только ты окажешься в состоянии продолжить, снисхождение
тебе обеспечено.
Гермократ. Конечно, Сократ, твои слова относятся и ко мне, не только к
нему. Ну что ж, робкие мужи еще никогда не водружали трофеев, Критий, а
потому тебе следует отважно приняться за свою речь и, призвав на помощь
Пеона и Муз, представить и воспеть добродетели древних граждан.
Критий. Хорошо тебе храбриться, любезный Гермократ, когда ты поставлен
в задних рядах и перед тобою стоит другой боец. Ну да тебе еще придется
испытать мое положение. Что до твоих утешений и подбадриваний, то нужно им
внять и призвать на помощь богов _ тех, кого ты назвал, и других, особо
же Мнемосину. Едва ли не самое важное в моей речи целиком зависит от этой
богини. Ведь если я верно припомню и перескажу то, что было поведано жрецами
и привезено сюда Солоном, я почти буду уверен, что наш театр сочтет меня
сносно выполнившим свою задачу. Итак, пора начинать, нечего долее медлить.
Прежде всего вкратце припомним, что, согласно преданию, девять тысяч лет
тому назад была война между теми народами, которые обитали по ту сторону
Геракловых столпов, и всеми теми, кто жил по сю сторону: об этой войне нам
и предстоит поведать. Сообщается, что во главе последних вело войну, доведя
ее до самого конца, наше государство, а во главе первых _ цари острова
Атлантиды; как мы уже упоминали, это некогда был остров, превышавший
величиной Ливию и Азию, ныне же он провалился вследствие землетрясений и
превратился в непроходимый ил, заграждающий путь мореходам, которые
попытались бы плыть от нас в открытое море, и делающий плавание немыслимым.
О многочисленных варварских племенах, а равно и о тех греческих народах,
которые тогда существовали, будет обстоятельно сказано по ходу изложения,
но вот об афинянах и об их противниках в этой войне необходимо рассказать
в самом начале, описав силы и государственное устройство каждой стороны.
Воздадим эту честь сначала афинянам и поведаем о них.
Как известно, боги поделили между собой по жребию все страны земли. Сделали
они это без распрей: ведь неправильно было бы вообразить, будто боги не
знают, что подобает каждому из них, или будто они способны, зная, что
какая-либо вещь должна принадлежать другому, все же затевать об этой вещи
распрю. Итак, получив по праву жребия желанную долю, каждый из богов
обосновался в своей стране; обосновавшись же, они принялись пестовать нас,
свое достояние и питомцев, как пастухи пестуют стадо. Но если эти последние
воздействуют на тела телесным насилием и пасут скот посредством бича,
то боги избрали как бы место кормчего, откуда удобнее всего направлять
послушное живое существо, и действовали убеждением, словно рулем души,
как им подсказывал их замысел. Так они правили всем родом смертных.
Другие боги получили по жребию другие страны и стали их устроить; но Гефест
и Афина, имея общую природу как дети одного отца и питая одинаковую любовь
к мудрости и художеству, соответственно получили и общий удел _ нашу
страну, по своим свойствам благоприятную для взращивания добродетели и
разума; населив ее благородными мужами, порожденными землей, они вложили в
их умы понятие о государственном устройстве. Имена их дошли до нас, но дела
забыты из-за бедствий, истреблявших их потомков, а также за давностью лет.
Ибо выживали после бедствий, как уже приходилось говорить, неграмотные
горцы, слыхавшие только имена властителей страны и кое-что об их делах.
Подвиги и законы предков не были им известны, разве что по темным слухам,
и только памятные имена они давали рождавшимся детям; при этом они и их
потомки много поколений подряд терпели нужду в самом необходимом и только
об этой нужде думали и говорили, забывая предков и старинные дела. Ведь
занятия мифами и разыскания о древних событиях появились в городах
одновременно с досугом, когда обнаружилось, что некоторые располагают
готовыми средствами к жизни, но не ранее. Потому-то имена древних дошли
до нас, а дела их нет. И тому есть у меня вот какое доказательство: имена
Кекропа, Эрехтея, Эрихтония, Эрисихтона и большую часть других имен,
относимых преданием к предшественникам Тесея, а соответственно и имена
женщин, по свидетельству Солона, назвали ему жрецы, повествуя о тогдашней
войне. Ведь даже вид и изображение нашей богини, объясняемые тем, что в те
времена занятия воинским делом были общими у мужчин и у женщин и в согласии
с этим законом тогдашние люди создали изваяние богини в доспехах, _ вс" это
показывает, что входящие в одно сообщество существа женского и мужского
пола могут. вместе упражнять добродетели, присущие либо одному, либо
другому полу.
Обитали в нашей стране и разного звания граждане, занимавшиеся ремеслами
и землепашеством, но вот сословие воинов божественные мужи с самого начала
обособили, и оно обитало отдельно. Его члены получали все нужное им для
прожития и воспитания, но никто ничего не имел в частном владении, а все
считали вс" общим и притом не находили возможным что-либо брать у остальных
граждан сверх необходимого; они выполняли все те обязанности, о которых мы
вчера говорили в связи с предполагаемым сословием стражей. А вообще о нашей
стране рассказывалось достоверно и правдиво, и прежде всего говорилось, что
ее границы в те времена доходили до Истма, а в материковом направлении шли
до вершин Киферона и Парнефа и затем спускались к морю, имея по правую руку
Оропию, а по левую Асоп. Плодородием же здешняя земля превосходила любую
другую, благодаря чему страна была способна содержать многолюдное войско,
освобожденное от занятия землепашеством. И вот веское тому доказательство:
даже нынешний остаток этой земли не хуже какой-либо другой производит
различные плоды и питает всевозможных животных. Тогда же она взращивала
все это самым прекрасным образом и в изобилии.
Но как в этом убедиться и почему нынешнюю страну правильно называть
остатком прежней? Вся она тянется от материка далеко в море, как мыс, и
со всех сторон погружена в глубокий сосуд пучины. Поскольку же за девять
тысяч лет случилось много великих наводнений (а именно столько лет прошло
с тех времен до сего дня), земля не накапливалась в виде сколько-нибудь
значительной отмели, как в других местах, но смывалась волнами и
потом исчезала в пучине. И вот остался, как бывает с малыми островами,
сравнительно с прежним состоянием лишь скелет истощенного недугом тела,
когда вся мягкая и тучная земля оказалась смытой и только один остов
ещ" перед нами. Но в те времена еще неповрежденный край имел и высокие
многохолмные горы, и равнины, которые ныне зовутся каменистыми, а тогда
были покрыты тучной почвой, и обильные леса в горах. Последнему и теперь
можно найти очевидные доказательства: среди наших гор есть такие, которые
ныне взращивают разве только пчел, а ведь целы еще крыши из кровельных
деревьев, срубленных в этих горах для самых больших строений. Много было
и высоких деревьев из числа тех, что выращены рукой человека, а для скота
были готовы необъятные пажити, ибо воды, каждый год изливаемые от Зевса,
не погибали, как теперь, стекая с оголенной земли в море, но в изобилии
впитывались в почву, просачивались сверху в пустоты земли и сберегались в
глиняных ложах, а потому повсюду не было недостатка в источниках ручьев и
рек. Доселе существующие священные остатки прежних родников свидетельствуют
о том, что наш теперешний рассказ об этой стране правдив.
Таким был весь наш край от природы, и возделывался он так, как можно
ожидать от истинных, знающих свое дело, преданных прекрасному и наделенных
способностями землепашцев, когда им дана отличная земля, обильное орошение
и умеренный климат. Столица же тогда была построена следующим образом.
Прежде всего акрополь выглядел совсем не так, как теперь, ибо ныне его
холм оголен и землю с него за одну необыкновенно дождливую ночь смыла вода,
что произошло, когда одновременно с землетрясением разразился неимоверный
потоп, третий по счету перед Девкалионовым бедствием. Но в минувшие времена
акрополь простирался до Эридана и Илиса, охватывая Пикн, а в противоположной
к Пикну стороне гору Ликабет, притом он был весь покрыт землей, а сверху,
кроме немногих мест, являл собой ровное пространство. Вне его, по склонам
холма, обитали ремесленники и те из землепашцев, участки которых были
расположены поблизости; но наверху, в уединении, селилось вокруг святилища
Афины и Гефеста обособленное сословие воинов за одной оградой, замыкавшей
как бы сад, принадлежащий одной семье. На северной стороне холма воины
имели общие жилища, помещения для общих зимних трапез и вообще все то по
части домашнего хозяйства и священных предметов, что считается приличным
иметь воинам в государствах с общественным управлением, кроме, однако,
золота и серебра: ни того ни другого они не употребляли ни под каким видом,
но, блюдя середину между пышностью и убожеством, скромно обставляли свои
жилища, в которых доживали до старости они сами и потомки их потомков,
вечно передавая дом в неизменном виде подобным себе преемникам. Южную
сторону холма они отвели для садов, для гимнасиев и для совместных летних
трапез, соответственно ею и пользуясь. Источник был один _ на месте
нынешнего акрополя; теперь он уничтожен землетрясениями, и от него остались
только небольшие родники кругом, но людям тех времен он доставлял в
изобилии воду, хорошую для питья как зимой, так и летом. Так они обитали
здесь _ стражи для своих сограждан и вожди всех прочих эллинов по доброй
воле последних; более всего они следили за тем, чтобы на вечные времена
сохранить одно и то же число мужчин и женщин, способных когда угодно
взяться за оружие, а именно около двадцати тысяч.
Такими они были, и таким образом они справедливо управляли своей страной
и Элладой; во всей Европе и Азии не было людей более знаменитых и
прославленных за красоту тела и за многостороннюю добродетель души.
Теперь, что касается их противников и того, как шли дела последних с самого
начала. Посмотрим, не успел ли я позабыть то, что слышал еще ребенком, и
выложу свои знания перед вами, чтобы у друзей все было общим. Но рассказу
моему нужно предпослать еще одно краткое пояснение, чтобы вам не пришлось
удивляться, часто слыша эллинские имена в приложении к варварам. Причина
этому такова. Как только Солону явилась мысль воспользоваться этим
рассказом для своей поэмы, он полюбопытствовал о значении имен и услыхал
в ответ, что египтяне, записывая имена родоначальников этого народа,
переводили их на свой язык, потому и сам Солон, выясняя значение имени,
записывал его уже на нашем языке. Записи эти находились у моего деда и до
сей поры находятся у меня, и я прилежно прочитал их еще ребенком. А потому,
когда вы услышите от меня имена, похожие на наши, пусть для вас не будет
в этом ничего странного _ вы знаете, в чем дело. Что касается самого
рассказа, то он начинался примерно так.
Сообразно со сказанным раньше, боги по жребию разделили всю землю на
владения _ одни побольше, другие поменьше _ и учреждали для себя святилища
и жертвоприношения. Так и Посейдон, получив в удел остров Атлантиду,
населил ее своими детьми, зачатыми от смертной женщины, примерно вот в
каком месте: от моря и до середины острова простиралась равнина, если
верить преданию, красивее всех прочих равнин и весьма плодородная, а
опять-таки в середине этой равнины, примерно в пятидесяти стадиях от моря,
стояла гора, со всех сторон невысокая. На этой горе жил один из мужей, в
самом начале произведенных там на свет землею, по имени Евенор, и с ним
жена Левкиппа; их единственная дочь звалась Клейто. Когда девушка уже
достигла брачного возраста, а мать и отец ее скончались, Посейдон, воспылав
вожделением, соединяется с ней; тот холм, на котором она обитала, он
укрепляет, по окружности отделяя его от острова и огораживая попеременно
водными и земляными кольцами (земляных было два, а водных - три) все
большего диаметра, проведенными словно циркулем из середины острова
и на равном расстоянии друг от друга. Это заграждение было для людей
непреодолимым, ибо судов и судоходства тогда еще не существовало. А
островок в середине Посейдон без труда, как то и подобает богу, привел в
благоустроенный вид, источил из земли два родника _ один теплый, а другой
холодный _ и заставил землю давать разнообразное и достаточное для жизни
пропитание.
Произведя на свет пять раз по чете близнецов мужского пола, Посейдон
взрастил их и поделил весь остров Атлантиду на десять частей, причем
тому из старшей четы, кто родился первым, он отдал дом матери и окрестные
владения как наибольшую и наилучшую долю и поставил его царем над остальными,
а этих остальных _ архонтами, каждому из которых он дал власть над
многолюдным народом и обширной страной. Имена же всем он нарек вот какие:
старшему и царю _ то имя, по которому названы и остров, и море, что
именуется Атлантическим, ибо имя того, кто первым получил тогда царство,
было Атлант. Близнецу, родившемуся сразу после него и получившему в удел
крайние земли острова со стороны Геракловых столпов вплоть до нынешней
страны гадиритов, называемой по тому уделу, было дано имя, которое можно
было бы передать по-эллински как Евмел, а на туземном наречии _ как Гадир.
Из второй четы близнецов он одного назвал Амфереем, а другого _ Евэмоном,
из третьей _ старшего Мнесеем, а младшего Автохтоном, из четвертой _
Эласиппом старшего и Местором младшего, и, наконец, из пятой четы старшему
он нарек имя Азаэс, а последнему _ Диапреп. Все они и их потомки в ряду
многих поколений обитали там, властвуя над многими другими островами этого
моря и притом, как уже было сказано ранее, простирая свою власть по ею
сторону Геракловых столпов вплоть до Египта и Тиррении.
От Атланта произошел особо многочисленный и почитаемый род, в котором
старейший всегда был царем и передавал царский сан старейшему из своих
сыновей, из поколения в поколение сохраняя власть в роду, и они скопили
такие богатства, каких никогда не было ни у одной царской династии в
прошлом и едва ли будут когда-нибудь еще, ибо в их распоряжении было все
необходимое, приготовляемое как в городе, так и по всей стране. Многое
ввозилось к ним из подвластных стран, но большую часть потребного для жизни
давал сам остров, прежде всего любые виды ископаемых твердых и плавких
металлов, и в их числе то, что ныне известно лишь по названию, а тогда
существовало на деле: самородный орихалк, извлекавшийся из недр земли в
различных местах острова и по ценности своей уступавший тогда только
золоту. Лес в изобилии доставлял все, что нужно для работы строителям, а
равно и для прокормления домашних и диких животных. Даже слонов на острове
водилось великое множество, ибо корму хватало не только для всех прочих
живых существ, населяющих болота, озера и реки, горы или равнины, но и
для этого зверя, из всех зверей самого большого и прожорливого. Далее,
все благовония, которые ныне питает земля, будь то в корнях, в травах, в
древесине, в сочащихся смолах, в цветах или в плодах,_ все это она рождала
там и отлично взращивала. Притом же и всякий нежный плод и злак, который мы
употребляем в пищу или из которого готовим хлеб, и разного рода овощи, а
равно и всякое дерево, приносящее явства, напитки или умащения, например,
непригодный для хранения и служащий для забавы и лакомства древесный плод,
а также тот, что мы предлагаем на закуску пресытившемуся обедом, _ вс" это
тогда под воздействием солнца священный остров порождал прекрасным,
изумительным и изобильным. Пользуясь этими дарами земли, цари устроили
святилища, дворцы, гавани и верфи и привели в порядок всю страну, придав
ей следующий вид.
Прежде всего они перебросили мосты через водные кольца, окружавшие древнюю
метрополию, построив путь из столицы и обратно в нее. Дворец они с самого
начала выстроили там, где стояло обиталище бога и их предков, и затем,
принимая его в наследство, один за другим все более его украшали, всякий
раз силясь превзойти предшественника, пока в конце концов не создали
поразительное по величине и красоте сооружение. От моря они провели канал
в три плетра шириной и сто футов глубиной, а в длину на пятьдесят стадиев
вплоть до крайнего из водных колец: так они создали доступ с моря в это
кольцо, словно в гавань, приготовив достаточный проход даже для самых
больших судов. Что касается земляных колец, разделявших водные, то вблизи
мостов они прорыли каналы такой ширины, чтобы от одного водного кольца к
другому могла пройти одна триера; сверху же они настлали перекрытия, под
которыми должно было совершаться плавание: высота земляных колец над
поверхностью моря была для этого достаточной. Самое большое по окружности
водное кольцо, с которым непосредственно соединялось море, имело в ширину
три стадия, и следовавшее за ним земляное кольцо было равно ему по ширине;
из двух следующих колец водное было в два стадия шириной и земляное
опять-таки было равно водному; наконец, водное кольцо, опоясывавшее
находившийся в середине остров, было в стадий шириной.
Остров, на котором стоял дворец, имел пять стадиев в диаметре; этот остров,
а также земляные кольца и мост шириной в плетр цари обвели круговыми
каменными стенами и на мостах у проходов к морю всюду поставили башни и
ворота. Камень белого, черного и красного цвета они добывали в недрах
срединного острова и в недрах внешнего и внутреннего земляных колец, а в
каменоломнях, где с двух сторон (сiплоус) оставались углубления, перекрытые
сверху тем же камнем, они устраивали стоянки для кораблей. Если некоторые
свои постройки они делали простыми, то в других они забавы ради искусно
сочетали камни разного цвета, сообщая им естественную прелесть; также и
стены вокруг наружного земляного кольца они по всей окружности обделали в
медь, нанося металл в расплавленном виде, стену внутреннего вала покрыли
литьем из олова, а стену самого акрополя _ орихалком, испускавшим огнистое
блистание.
Обиталище царей внутри акрополя было устроено следующим образом. В самом
средоточии стоял недоступный святой храм Клейто и Посейдона, обнесенный
золотой стеной, и это было то самое место, где они некогда зачали и
породили поколение десяти царевичей; в честь этого ежегодно каждому из
них изо всех десяти уделов доставляли сюда жертвенные начатки. Был и храм,
посвященный одному Посейдону, который имел стадий в длину, три плетра в
ширину и соответственную этому высоту; в облике же постройки было нечто
варварское. Всю внешнюю поверхность храма, кроме акротериев, они выложили
серебром, акротерии же _ золотом; внутри взгляду являлся потолок из
слоновой кости, весь изукрашенный золотом, серебром и орихалком, а стены,
столпы и полы сплошь были выложены орихалком. Поставили там и золотые
изваяния: сам бог на колеснице, правящий шестью крылатыми конями и головой
достающий до потолка, вокруг него _ сто Нереид на дельфинах (ибо люди в
те времена представляли себе их число таким), а также и много статуй,
пожертвованных частными лицами. Снаружи вокруг храма стояли золотые
изображения жен и всех тех, кто произошел от десяти царей, а также
множество прочих дорогих приношений от царей и от частных лиц этого города
и тех городов, которые были ему подвластны. Алтарь по величине и отделке
был соразмерен этому богатству; равным образом и царский дворец находился
в надлежащей соразмерности как с величием державы, так и с убранством
святилищ.
К услугам царей было два источника _ родник холодной и родник горячей воды,
которые давали воду в изобилии, и притом удивительную как на вкус, так и по
целительной силе; их обвели стенами, насадили при них подходящие к свойству
этих вод деревья и направили эти воды в купальни, из которых одни были под
открытым небом, другие же, с теплой водой, были устроены как зимние, причем
отдельно для царей, отдельно для простых людей, отдельно для женщин и
отдельно для коней и прочих подъяремных животных; и каждая купальня была
отделана соответственно своему назначению. Излишки воды они отвели в
священную рощу Посейдона, где благодаря плодородной почве росли деревья
неимоверной красоты и величины, а оттуда провели по каналам через мосты на
внешние земляные кольца. На этих кольцах соорудили они множество святилищ
различных божеств и множество садов и гимнасиев для упражнения мужей и
коней. Все это было расположено отдельно друг от друга на каждом из
кольцевидных островов; в числе прочего посредине самого большого кольца у
них был устроен ипподром для конских бегов, имевший в ширину стадий, а в
длину шедший по всему кругу. По ту и другую сторону его стояли помещения
для множества царских копьеносцев, но более верные копьеносцы были
размещены на меньшем кольце, ближе к акрополю, а самым надежным из всех
были даны помещения внутри акрополя, рядом с обиталищем царя. Верфи были
наполнены триерами и всеми снастями, какие могут понадобиться для триер,
так что всего было вдоволь. Так было устроено место, где жили цари. Если
же миновать три внешние гавани, то там шла по кругу начинавшаяся от моря
стена, которая на всем своем протяжении отстояла от самого большого водного
кольца и от гавани на пятьдесят стадиев; она смыкалась около канала,
выходившего в море. Пространство внутри нее было густо застроено, а проток
и самая большая гавань были переполнены кораблями, на которых отовсюду
прибывали купцы, и притом в таком множестве, что днем и ночью слышались
говор, шум и стук.
Итак, мы более или менее припомнили, что было рассказано тогда о городе
и о древнем обиталище. Теперь попытаемся вспомнить, какова была природа
сельской местности и каким образом она была устроена. Во-первых, было
сказано, что весь этот край лежал очень высоко и круто обрывался к морю, но
вся равнина, окружавшая город и сама окруженная горами, которые тянулись до
самого моря, являла собой ровную гладь, в длину три тысячи стадиев, а в
направлении от моря к середине _ две тысячи. Вся эта часть острова была
обращена к южному ветру, а с севера закрыта горами. Эти горы восхваляются
преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все
нынешние: там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера
и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно
и огромные леса, отличавшиеся разнообразием пород, в изобилии доставлявшие
дерево для любого дела. Такова была упомянутая равнина от природы, а над
устроением ее потрудилось много царей на протяжении многих поколений. Она
являла собой продолговатый четырехугольник, по большей части прямолинейный,
а там, где его форма нарушалась, ее выправили, окопав со всех сторон
каналом. Если сказать, каковы были глубина, ширина и длина этого канала,
никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих,
выполненное в придачу к другим работам, но мы обязаны передать то, что
слышали: он был прорыт в глубину на плетр, ширина на всем протяжении имела
стадий, длина же по периметру вокруг всей равнины была десять тысяч
стадиев. Принимая в себя потоки, стекавшие с гор, и огибая равнину, через
которую он в различных местах соединялся с городом, канал изливался в море.
От верхнего участка канала к его участку, шедшему вдоль моря, были прорыты
прямые каналы почти в сто футов шириной, причем они отстояли друг от друга
на сто стадиев. Соединив их между собой и с городом косыми протоками, по
ним переправляли к городу лес с гор и разнообразные плоды. Урожай снимали
по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из
каналов воды, источаемые землей.
Что касается числа мужей, пригодных к войне, то здесь существовали
такие установления: каждый участок равнины должен был поставлять одного
воина-предводителя, причем величина каждого участка была десять на десять
стадиев, а всего участков насчитывалось шестьдесят тысяч; а те простые
ратники, которые набирались в несчетном числе из гор и из остальной страны,
сообразно с их деревнями и местностями распределялись по участкам между
предводителями. В случае войны каждый предводитель обязан был поставить
шестую часть боевой колесницы, так, чтобы всего колесниц было десять тысяч,
а сверх того, двух верховых коней с двумя всадниками, двухлошадную упряжку
без колесницы, воина с малым щитом, способного сойти с нее и биться в
пешем бою, возницу, который правил бы конями упряжки, двух гоплитов, по
два лучника и пращника, по трое камнеметателей и копейщиков, по четыре
корабельщика, чтобы набралось достаточно людей на общее число тысячи
двухсот кораблей. Таковы были относящиеся к войне правила в области самого
царя; в девяти других областях были и другие правила, излагать которые
потребовало бы слишком много времени.
Порядки относительно властей и должностей с самого начала были установлены
следующие. Каждый из десяти царей в своей области и в своем государстве
имел власть над людьми и над большей частью законов, так что мог карать
и казнить любого, кого пожелает; но их отношения друг к другу в деле
правления устроялись сообразно с Посейдоновыми предписаниями, как велел
закон, записанный первыми царями на орихалковой стеле, которая стояла в
средоточии острова _ внутри храма Посейдона. В этом храме они собирались
то на пятый, то на шестой год, попеременно отмеривая то четное, то нечетное
число, чтобы совещаться об общих заботах, разбирать, не допустил ли
кто-нибудь из них какого-либо нарушения, и творить суд. Перед тем как
приступить к суду, они всякий раз приносили друг другу вот какую присягу:
в роще при святилище Посейдона на воле разгуливали быки; и вот десять
царей, оставшись одни и вознесши богу молитву, чтобы он сам избрал для себя
угодную жертву, приступали к ловле, но без применения железа, вооруженные
только палками и арканами, а быка, которого удалось изловить, заводили на
стелу и закалывали на ее вершине так, чтобы кровь стекала на письмена. На
упомянутой стеле помимо законов было еще и заклятие, призывавшее великие
беды на головы тех, кто их нарушит. Принеся жертву по своим уставам и
предав сожжению все члены быка, они разводили в чаше вино и бросали в него
каждый по сгустку бычьей крови, а все оставшееся клали в огонь и тщательно
очищали стелу. После этого, зачерпнув из чаши влагу золотыми фиалами и
сотворив над огнем возлияние, они приносили клятву, что будут чинить суд
по записанным на стеле законам и карать того, кто уже в чем-либо преступил
закон, а сами в будущем по доброй воле никогда не поступят противно
написанному и будут отдавать и выполнять лишь такие приказания, которые
сообразны с отеческими законами. Поклявшись такой клятвой за себя самого и
за весь род своих потомков, каждый из них пил и водворял фиал на место в
святилище бога, а затем, когда пир и необходимые обряды были окончены,
наступала темнота и жертвенный огонь остывал, все облачались в прекраснейшие
иссиня-черные ст'олы, усаживались на землю при клятвенном огневище и ночью,
погасив в храме все огни, творили суд и подвергались суду, если кто-либо из
них нарушил закон; окончив суд, они с наступлением дня записывали приговоры
на золотой скрижали и вместе со ст'олами посвящали богу как памятное
приношение.
Существовало множество особых законоположений о правах каждого из царей, но
важнее всего было следующее: ни один из них не должен был подымать оружия
против другого, но все обязаны были прийти на помощь, если бы кто-нибудь
вознамерился свергнуть в одном из государств царский род, а также по обычаю
предков сообща советоваться о войне и прочих делах, уступая верховное
главенство царям Атлантиды. Притом нельзя было казнить смертью никого из
царских родичей, если в совете десяти в пользу этой меры не было подано
свыше половины голосов.
Столь великую и необычайную мощь, пребывавшую некогда в тех странах, бог
устроил там и направил против наших земель, согласно преданию, по следующей
причине. В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная
от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе
со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во всем великий
строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу
с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не
ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды
золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над
собой и здравого рассудка под воздействием богатства, но, храня трезвость
ума, отчетливо видели, что и это все обязано своим возрастанием общему
согласию в соединении с добродетелью, но когда становится предметом забот
и оказывается в чести, то и само оно идет прахом и вместе с ним гибнет
добродетель. Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в
них свою силу, все их достояние, нами описанное, возрастало. Но когда
унаследованная от бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной
примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии
долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто
умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую
прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем состоит
истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как
раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила.
И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о чем
мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность,
и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился
благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из их обителей,
утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное
рождению, и обратился к собравшимся с такими словами...
[Далее очевидно утеряно]
Источник <http://stepanov01.narod.ru/library/platon/krity.htm>
Google Sites
Report abuse