Я всегда считала, что человек силён своей совестью и своей памятью. Написав свои отрывочные воспоминания, я ещё раз убедилась в великой силе памяти. Для меня всегда всё, о чём я написала, было живым, никогда не прошлым, всегда сегодняшним. Поэтому, наверное, так написалось.
* * *
Из кладовой памяти хочется достать ещё кое-какие воспоминания. В детстве я была очень флегматичным ребёнком. Делала всё медленно, очень плохо ела, и мама запихивала мне в рот всё то, что я люто ненавидела — молоко, какао, сливки и тому подобное, чем вызвала у меня отвращение к этим продуктам на всю жизнь. Однажды, мне было пять лет, мама пришла домой, я встала после дневного сна и ела котлету. Мама спросила домработницу, почему она дала мне котлету после сна, когда должна была дать её во время обеда. Та очень удивилась и сказала, что дала её мне, конечно же, во время обеда, но я заснула с котлетой.
В раннем детстве я была очень упрямой. Помню, как ложилась на тротуар на Кировской и никакие уговоры Шуры и Аркадия не могли меня оторвать от одра. Ещё раньше произошёл знаменитый случай, выявивший моё упрямство, капризную настойчивость. Помню его очень хорошо. Мы с мамой в Берлине, едем на встречу с бабушкой. Мне, как я уже говорила, два года. Заходим в большой магазин, Вертхайма, как говорила потом мама, где мама покупает мне куклу, а моё воображение поразила витрина на крыше — крутящиеся старушки: одна из них пьёт кофе, другая — вяжет, третья — ест ягоды, четвёртая ещё что-то делает. Помню их в деталях — как они одеты, как движутся их руки, как крутится витрина.
Я устраиваю истерику, требую, чтобы мама купила мне этих старушек. Никакие резоны на меня не действуют. Я рыдаю, валюсь на пол, кричу, мама покупает мне всякие игрушки (денег у неё очень мало, как я поняла потом), но мне они не нужны… А понять, что витрину купить нельзя — я не в состоянии.
Потом под влиянием жизни и тупое упрямство, и капризы, и флегматичность — исчезли бесследно, так что детей надо, конечно, держать в строгости, но и помнить о том, что с человеком могут происходит всякие метаморфозы, какие произошли со мной и Ирой…
После моего отъезда в Калининград, на Иру свалились все заботы по хозяйству, потом заботы о больных родителях, о большой семье, и она всегда проявляла большую ответственность, мудрость, стойкость.
* * *
Я всегда её очень любила и сейчас постоянно чувствую огромную духовную связь и очень страдаю, когда мы расстаёмся, поэтому так часто пишу, звоню ей, поэтому так радуюсь, получая её письма.
* * *
Почти все письма родителей ко мне в Калининград, многие из них писала Ира, сохранились. В них много деталей, мелочей нашей (вернее — их московской жизни), которые мне, бесспорно, дороги. Я их сохранила, хотя не предполагала, когда стала их откладывать, что они станут частью моего архива, с которым, как мне кажется, будет очень полезно познакомиться детям. Сама я их перечитываю время от времени с большим волнением.