Исправление сочинения по произведению Солженицына "Один день Ивана Денисовича"
(Это один из вариантов, см. наше исправление на уроке, которое следует этапам цитаты Чуковского)
В эссе «Литературное чудо», Корней Чуковский так высказался о повести Солженицына: «Ровным голосом, неторопливо, спокойно он изображает час за часом все поступки и мысли Шухова, который, благодаря своему цепкому, гениально-злоупорному характеру, чувствует себя даже счастливым среди ежеминутных беззаконий, насилий, глумлений над его человеческой личностью. В сущности, рассказ можно бы назвать “Счастливый день Ивана Денисовича”. Впрочем, трагическая ирония автора и без того ощутима на каждой странице».
Прокомментируйте это суждение. Почему Корней Чуковский решил, что повесть могла называться "Счастливый день Ивана Денисовича"?
Введение
В эссе «Литературное чудо», Корней Чуковский назвал известную повесть А.И. Солженицына "Счастливым днем Ивана Денисовича": учитывая как содержание повести, так и контекст её публикации и резонанс, такое суждение может показаться по меньшей мере странным. Повесть действительно, как напоминает критик, "изображает час за часом все поступки и мысли Шухова", заключенного ГУЛАГа, бывшего солдата, сосланного в Лагерь после того, как он на войне оказался в плену у немцев. Опубликованная в 1962 году в журнале "Новый мир", повесть познала ошеломляющий успех – перед читателем впервые приоткрылась завеса, прежде скрывавшая лагерный, запрещенный мир, со всеми его "красочными" подробностями и особенностями, в том числе с "[ежеминутными беззакониями, насилиями и глумлениями над человеческой личностью]". На фоне такого прочтения сложно увидеть в повести положительный элемент, и тем более говорить о "счастливом дне" главного протагониста. Тем не менее, Чуковский сам подчеркивает парадоксальность своего суждения, сразу же добавляя, что "трагическая ирония автора и без того ощутима на каждой странице". Каким же образом могут сочитаться "трагическая ирония автора" и установка на "счастливое чувство"? Несомненно, Солженицын вывел в своей повести удивительный парадокс, предложив читателю окунуться в жестокий лагерный мир посредством использования точки зрения незаурядного персонажа, Ивана Денисовича Шухова, обладающего "цепким, гениально-злоупорным характером".
I. В первую очередь, повесть являет собой документальное повествование о жизни в ГУЛАГе.
А. Читатель знакомится с Лагерем, с его законами, с распорядком дня, с его обитателями, и т.д. (см. доклад о "Лагере")
Б. Читатель также знакомится с тяжелым порядком лагерей, в том числе с основными особенностями главного занятия заключенных – трудом (см. Доклад и урок о труде).
Переход : повесть действительно изображает лагерное беззаконие, вдаваясь в самые кратчайшие подробности.
II. Тем не менее, как подчеркивает Чуковский, читатель не теряет из виду главного персонажа, Шухова. Более того, все повествование ведется сквозь призму его точки зрения.
А. Шухов знакомит читателя с лагерной жизнью – все повествование ведется через его точку зрения, и документальность ограничена некоим "близоруким" видением ГУЛАГа. Повесть превращается в документальное повествование о зэке.
Б. Автор разрабатывает данную точку зрения, используя прием сказа.
Шухов настолько адаптировался к лагерной жизни, что являет собой идеальный пример для исследования "антропологии зэка".
Переход: Это позволяет читателю взглянуть на лагерную жизнь по-новому, и приобщиться к особенной точке зрения Шухова.
III. Точка зрения Шухова позволяет читателю раскрыть в главном персонаже некоторые особенности его характера, адаптирующегося к лагерной среде, что в свою очередь дает повод автору вывести неожиданную жизненную философскую позицию.
А. Уничижающие личность особенности лагерной жизни превращены Шуховым в средства для преодоления самого себя: казенный труд, казенное время, даже казенная пища становятся в повести предлогами для утверждения индивидуальности Шухова.
Б. Именно в Лагере Шухов удивительным образом достигает чувства "природной", "естественной" веры, что позволяет ему ощутить себя "счастливым".
Заключение
В конечном итоге можно задать себе вопрос, насколько данное чувство счастья действительно, поскольку оно обусловлено нечеловеческой ситуацией. Упоминая о "трагической иронии" автора, Чуковский намекает на горькое заключение, к которому приходит читатель по прочтению повести – только лишь в страшных лагерных условиях Шухов познает "настоящее" счастье и обретает индивидуальность. Тем не менее, стоит напомнить, что именно из-за данного философского подтекста повесть вписывается в традицию духовной лагерной литературы, истоки которой необходимо искать в "Записках из Мертвого дома" Ф.М. Достоевского (1864), произведении, в котором схожим образом установлена связь между внешней физической несвободой и внутренним освобождением. В персонаже Шухова Солженицын вывел неожиданную для ХХ века фигуру человека, вопреки всему воплотившему в себе формулу апостола Павла: "Когда я слаб, тогда силен" (2 Кор. 12:7-10).