Аннотация объекта нематериального наследия «Похоронная обрядность русских старожилов Солонешенского района»
Объект нематериального наследия «Похоронная обрядность русских старожилов Солонешенского района» включает статью по данной теме, аудиофиксацию, текстовые и нотные расшифровки 4 духовных стихов с. Топольное Солонешенского района. Материалы собраны на территории Солонешенского района в экспедиции Центра фольклора и народных ремёсел Алтайского края в 1991 году. Данные материалы в настоящее время хранятся в Фольклорно-этнографическом архиве Государственного художественного музея Алтайского края.
Территория Солонешенского района относится к числу самых ранних на Алтае мест заселения сибирскими старожилами, среди которых выделяется этническая группа старообрядцев-«поляков», основавших сёла Топольное, Сибирячиха, Туманово. Сразу после церковного раскола к пограничью Польши переселилась часть староверов, которые после указа 1762 года Екатерины II пошли на отведенные им места поселения в Сибири, в том числе и в Солонешенский район. Так же в этом районе были переселенцы из Пермской. Оренбургской, Воронежской, Тобольской губерний.
Похоронная обрядность является в традиционной культуре особо значимой ввиду огромной важности для человеческой души этого переходного момента в иной мир, подготовка к чему является для православных главным смыслом жизни. В объект включены аудиозаписи, текстовые и нотные расшифровки духовных стихов, т. к. их было принято петь при прощании с покойным в его доме, куда собирались для этого знающие и умеющие их петь женщины.
Уникальностью данного объекта является то, что в нем содержатся неопубликованные записи духовных стихов, а так же систематизированные экспедиционные репортажи, раскрывающие локальные особенности бытования в Солонешенском районе похоронных традиций, представляющих одну из самых сакральных сфер семейной обрядности. Информантами по обрядности являются жители старожильческих поселений, родившиеся в начале ХХ века. Духовные стихи были записаны в с. Топольное от Поповой Капитолины Фёдоровны, только она одна их помнила и могла спеть. В настоящее время хранителей традиций уже не осталось в живых, и они полностью утрачены.
Духовный стих «Кому повем» исполнялся фольклорным ансамблем «Беловодье» Центра фольклора и народных ремёсел Алтайского края, остальные духовные стихи не исполнялись никем. Возможно, данная публикация поспособствует появлению их в репертуаре современных фольклорных ансамблей. Исследователями традиционного фольклора старожилов Солонешенского района являются В. И. Бодрова (Мотузная), И. В. Куприянова, А. В. Курсакова, (Богочанова), Н. Г. Паньшина.
Я кому повем печаль мою – духовный стих. Исп. Попова Капитолина Федоровна 1908 г. р. (мать с Оренбургской губ., отец – с Корабельного, родилась в Топольном, жила в Бащелаке Чарышского района). Запись экспедиции Центра фольклора и народных ремёсел Алтайского края, 1991 г. ФЭФ ГХМАК, диски 1, 2.
Я кому повем пещаль мою?
Я кого призову к рыданию?
Только тебя. Владыка мой,
Известен(ы) плач сердечный мой.
Моему творцу Создателю,
И всех благих Подателю.
Кто бы мне дал голубицу,
Вещающа беседами.
Возвястила бы Израилю,
Отцу моему Иякову.
Не знаешь ты, Иякове,
О своем сыну, об Иосифе.
Твои сыны, моя братия,
Продали меня во ину землю.
Рахиль, Рахиль, моя матерь,
Прими меня к себе, свое чадо.
Хватит гроба тебе и мне,
Не могу, мати, больше плакати.
Не могу, мати, больше плакати,
Держат меня супостаты.
Как увидели лисо дряхлая,
И смутилиса купцы поганыя.
Вот смутилися купцы поганыя,
Стали спрашивать млада инока.
Стали спрашивать млада инока:
"И за что ты продан в работу нам?
Ты кто? Ты свой ли, чужой ли им,
И за что тебя они продали?"
- Теи сыны, моя братия,
Продали меня в работу вам.
Теи сыны, моя братия,
Одного мы отца Иякова.
Оне пасут скота в поле,
А я живу с отцом в доме.
Вот послал меня отец отнести им хлеб,
Хлеба свежаго, хлеба мягкого.
Оне на меня туто взъелися
И продали меня в работу вам.
Не плачь, не плачь,
Млада инока,
Будешь жить у нас,
Будешь жить хорошо.
Уж вы голуби – духовный стих. Исп. Попова Капитолина Федоровна 1908 г. р. (мать с Оренбургской губ., отец – с Корабельного, родилась в Топольном, жила в Бащелаке Чарышского района). Запись экспедиции Центра фольклора и народных ремёсел Алтайского края, 1991 г. ФЭФ ГХМАК, диски 1, 2.
Уж вы голуби, голубь белая,
Уж вы где были, куда летали?
Мы не голуби, мы не белаи,
А мы андели да хранители.
Уж мы андели да хранители,
Да мы душам грешным да покровители.
Уж мы там были, туда летали.
На белом свету, а да на расстанюшке.
Где душа с телом расставалася,
Горько плакала, а да и прощалася.
Ты прости-ка, прости, тело белая,
Ты прости-ка, црости, душа грешная.
Как тебе, тело, в сыру землю идти,
A мене, душе, да на суду стоять.
A мене, душе, на суду стоять,
Перед Господом Богом мне ответ держать.
Мне держать ответ, да добрых дел у меня нет.
Ох, увы-то, увы да отес с матерью.
Вы, увы-то, увы, отес с матер(и)ю,
О да вы защем да на что же нас спородили?
Вы защем да на что нас спородили?
По добру-то делу да нас не выущили.
По добру-то делу нас не ущили,
Э да мы вас ущили, да вы не слушали.
Мы вас ущали, вы не слушали,
И вот муку вещную тебе пустили.
Нам тошным-то тошно в огне гореть,
Ох, а того ешо тошней на Сатану глядеть,
Сатана-то вядет в муку вещнаю,
В муку вещнаю да бесконещнаю.
Где огни-то горят неугосимыя,
Где червя-то тощят не усыпающа.
Где червя-то тощат неусыпающа,
Где смола-то кипит, аки гром гремит.
Похоронная обрядность Солонешенского района
Ст. науч. сотр. отдела «Традиционная русская культура» ГХМАК
Бодрова В. И.
Похоронный обряд является одним из самых архаичных, так как основные моменты жизненного цикла человека - рождение, создание семьи, смерть - формировались издревле и занимали особое место в регламентации семейно-общественного быта.
У староверов-поляков существовали следующие обычаи, связанные с переходом в иной мир. Предчувствуя смерть, читали молитву «Прощеная». Каялись перед смертью, говорили, как имущество распределить. Для этого звали к умирающему священника, только вдвоем они были при исповеди. Прощаться с умершим можно было в любой момент, все желающие могли приходить – «бегом беги, чтобы успеть». Для облегчения наступления смерти нужно было поднести умирающего ногами к иконе. Если колдуны не покаются перед смертью – мучались, не могли умереть. Умирающему читали канон «На исход души» пока еще живой, а 9 песнь – когда уже умрет. Перышко куриное подносили к носу, чтоб убедиться, что человек умер. В доме в это время соблюдали тишину. Кто-либо из присутствовавших, помолившись Богу, отправлялся приглашать на похороны. Над покойным причитывали, но сильно плакать было нельзя, особенно - по детям, так как безгрешные души попадали в рай.
Усопшему глаза закрывали для приличия. Обмывали усопшего без мыла следующим образом. Тело клали на стол и обязательно прикрывали его чем-либо, нельзя, чтобы оно лежало голым. По воспоминаниям Денисовой А. С. из Сибирячихи, «обмывали - посадят на стульчик и моют». Обматывали тряпочку вокруг двух пальцев и по 3 капли лили на нее так, чтоб на пол не капнуло. Мыли по 3 раза лоб, грудь, руки. Горшочек, из которого обмывали, разбивали потом. Тряпочки отдавали потом тому, у кого болели руки, или клали в гроб к ногам покойного вместе с щепочкой, которой расчесывали. Венчанной женщине заплетали 2 косы, а у невенчанной – волосы были распущенные и присобраны веревочкой 3 раза. На голову замужней женщине одевали шашмуру, один платок назад повязывался назад концами, а второй – спереди. На лоб клали венчик с молитвой. Смертная одежда готовилась заранее: рубашка пропускная, сарафан-горбач, чулки и вязаные тапочки. Саваны из холста на руках шили только мужчинам – просторные, с капюшоном. Из светилен изготавливали пеленишник – как веревочка, им завязывались 3 креста: на груди – против сердца, на пупе и пониже колен. Узлов и пуговиц не должно было быть. Завязки на смертном нужно было развязать. В правую руку покойному давали «Рукописание» - особую молитву, а в левую –лестовку. Крест на покойном, если был не новый, обмывали в чистой воде. Того, кто обмывает – одаривали деньгами, продуктами. Обмывали обычно однополые и, как правило, одни и те же люди, так как тот, кто обмывал усопшего, не мог браться за святыни - иконы, - книги.
Рядом с покойным клали книгу «Псалтирь», свечи в изголовьи горели день и ночь. Родственники покойного нанимали 4-6 человек, которые должны были прочитать 40 раз «Сорокоуст», читали по 4 часа, сменяя друг друга, за что им платили. Отпевали усопшего в доме или молельной по книге «Погребение».
Гробы долбленные так же делали заранее в течении одного дня и засыпали зерном при хранении. Их нельзя было оббивать. Под голову покойному клали подушку с его волосами, скопленными за время жизни. А если нет – наволочку набивали березовыми листьями.
Хоронили на третий день в 12 часов. Выносили с молитвой. «Впереди идёт встрещная". В платощек пирогов навяжут, кто встретится, дак подаёт. Или полотенса положат, или ишо чего-нибудь. На кресты полотенса привязывали». Так же вывешивали на окнах пояса в знак того, что человек умер. (То же делали и в «родительские» дни, когда церковью принято поминать всех усопших.) Выносили тело на носилках, которые закапывали потом на могиле. На конях нельзя было везти покойного, только на руках нести. Впереди усопшего несли икону Богородичную или Распятие. Через реку нельзя было нести покойного, поэтому делали несколько кладбищ. Тех, кто умер пьяным, нельзя было хоронить на общем кладбище, так же как и самоубийц. Утопленников и повешенных хоронили на север. Могилки нельзя было делать рядом с деревьями. Оградок не ставили, так как нельзя было ничего железного. Родственников обычно хоронили рядом. Могилу копали до плеча, чтобы быстрее можно было выйти на Страшный Суд. Хоронили лицом на восток, крест ставили у ног, чтобы покойный видел его. Считалось, что когда будет Страшный Суд - солнца не будет, света не будет, а от креста будет свет. Цветы сажали у ног. Чтобы умерший не привиделся, нужно было бросить землю на гроб со словами: «Ты ко мне не ходи, а я к тебе приду». На могиле, как и на поминках, не пили спиртного. Выйдя за ворота кладбища, говорили: «Прости, благослови, а ко мне не ходи». Возвращались с кладбища той же дорогой, не оглядываясь. Домой заходили молча и заглядывали в печь. После покойного в доме нужно было все до окон обмыть, так как считалось, что душа человека, борясь со смертью, забрызгивает все кровью. А Денисова А. С. из Сибирячихи объяснила обычай мыть дом тем, что боялись, чтобы не казался умерший.(ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ)
Как во Рым(ы)ским-то было царстве – духовный стих. Исп. Попова Капитолина Федоровна 1908 г. р. (мать с Оренбургской губ., отец – с Корабельного, родилась в Топольном, жила в Бащелаке Чарышского района). Запись экспедиции Центра фольклора и народных ремёсел Алтайского края, 1991 г. ФЭФ ГХМАК, диски 1, 2.
Как во Рым(ы)ским-то было царстве
Да во Москов(ы)ским-то государстве,
Зародил(ы)ся злой антихрист.
Да он исходит да всех прелещает.
Вот он ходит, всех прелещает,
Християн да всех сущих улавляит,
Християн да всех сущих улавляит,
Удаляитесь-ка вы, мои связи.
Удаляитесь да, мои связи,
В круты горы да во пящоры.
Накормлю-то вас, мои связи,
Однай крошещкой да Христовой.
Напою-то вас, мои связи,
Одной капелькой да медовой.
Подарю-кa, мои связи,
Да подар(ы)ками дорогими.
Да подар(ы)ками дорогими.
Да венцами золотыми.
Жил юный отшельник – духовный стих. Исп. Попова Капитолина Федоровна 1908 г. р. (мать с Оренбургской губ., отец – с Корабельного, родилась в Топольном, жила в Бащелаке Чарышского района). Запись экспедиции Центра фольклора и народных ремёсел Ал тайского края, 1991 г. ФЭФ ГХМАК, диски 1, 2.
Жил юный отшельник, он в келье молясь,
Священаю книгу читал он, глумясъ.
В той книге прощел он, что тысяча лет,
Как день перед Богом пройдет и мелькнет.
Монах впал в сумленье, стал думать о том,
Что тысяща лет не сравнится в один день.
Нe верит писанью, сам в книгу глядит,
И видит: вдруг в келейку птищка лятит.
Лятать она устала, у двери сидит,
И радостно юнай отшел(и)ник глядит.
Вся блящет, сияет и в прелясть лягла,
А перия ея как пух, как алмаз.
Тихонько подходит, молчит, не вздохнет.
А птищку схватить бы, oнa вдруг вспорхнет.
Она от няго, а отшельник за ней.
И вот он выходит уж из келейки своей
Идет за ограду и полям идет.
А птищка все свищет, как будто зовет,
Туда и сюда над цветами кружась,
Как яркая звездощка в воздухе носясь.
С ветки на ветку все птищка вперед,
Порхает, лятает и сладко поет.
И вот монастырь за пригорком исчез,
А инок за птищкой идет(ы) в тень древес.
Вдруг пения умолкло, опомнился он,
А птищка-певищка исчез(ы)ла как сон.
На дубе вершинке присела она,
И пением чудесным вся роща полна.
Яму показалось: в отлучке щас был,
А ждут меня к трапезе - пора мне прийти.
Вышел на горощку: церковь видна,
Церковь видна, и ограда уж друга.
Вышел на горощку: серковь видна,
Серковь видна, и ограда нова.
Подходит он ближе, и серковь друга.
Стущит он в ворота, притворник идет.
Не пускает монаха в обитель к себе;
Ты чуж, незнаком, не знаю лиса я твоего.
Я вышел отсюда не больше как щас,
Пощему же тут новай привратник у нас?
Или Спасов монастырь-то не здесь?
Иди-ка к Игумену, дай о мне весть.
Игумен идет и весь прищет ведет.
Он смотрит и ищет: своих не найдет.
Хитро иегумен инока спросил:
Како ты среди братия имя носил?
Антонием назван в монашестве я,
У нас был игумен отец Илия.
Bce изумились, по книгам глядят,
Нашли имена годов триста назад.
Нашли имена годов триста назад,
В день Пасхи Антоний безвестным стал.
В день Пасхи Антоний безвестным стал,
И тут он иегумену все рассказал.
И вдруг перед всеми свой вид изменил,
Был юн он и молод, теперь - стар и сед.
Был юн он и молод, теперь - стар и сед,
Со славой и щестью яго погребли.