Дневник Плоды задумчивости Цитаты Карта сайта Гостевая книга
СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕЙН. ЗАПИСКИ О МОСКОВИИ
Народ в Москве, говорят, гораздо хитрее и лукавее всех прочих, и особенно вероломен при исполнении обязательств; они и сами прекрасно знают об этом обстоятельстве, а потому всякий раз, когда общаются с иноземцами, притворяются, будто они не московиты, а пришельцы, желая тем внушить к себе большее доверие.
Народ там <в Новгороде Великом> (говорят) был очень обходительный и честный, но ныне крайне испорчен, чему, вне сомнения, виной московская зараза, занесенная туда заезжими московитами.
Некогда она <Псковская земля> была весьма обширна и независима, но в конце концов в 1509 году по рождестве Христовом ( великий князь) Иоанн [Васильевич] захватил ее вследствие измены некоторых священников и обратил в рабство 497. Он увез даже колокол, по звону которого собирался сенат (senatus) 498 для устроения общественных дел; расселив самих (жителей) по другим местам, а на их место приведя московитов, Иоанн Васильевич полностью уничтожил свободу Пскова. В результате просвещенные и даже утонченные обычаи псковитян сменились обычаями московитов, почти во всех отношениях гораздо более порочными. Именно псковитяне при всяких сделках отличались такой честностью, искренностью и простодушием, что [не прибегая к какому бы то ни было многословию для обмана покупателя] говорили одно только слово, называя сам товар. Прибавлю также кстати, что псковитяне и до сего дня носят прически [не по русскому, а по польскому обычаю] на пробор
Из государей, которые ныне владеют Руссией, главный есть великий князь московский, который имеет под своей властью большую ее часть; второй — великий князь [157] литовский, третий — король польский, который теперь правит и в Польше и в Литве.
В то же время московский князь <Василий 3> также выступил против царства казанского, с судовою и конною ратью, но воротился, не сделав дела и потеряв весьма много воинов. Хотя этот князь Василий в войне был весьма несчастлив, однако тем не менее свои всегда выхваляют его так, как будто бы он вел дела свои счастливо; и хотя иногда ворочалась едва половина воинов, однако они утверждают, что в сражении не потеряно ни одного. Властью, которую имеет над своими, он превосходит едва ли не всех [175] монархов целого мира. Он исполнил то, что начал его отец, — именно отнял у всех князей и других владетелей все их города и укрепления. Даже своим родным братьям он не вверяет крепостей и не позволяет им в них жить. Почти всех гнетет он тяжким рабством, так что тот, кому он приказал быть у себя во дворце, или идти на войну, или отправлять какое-нибудь посольство, принужден исполнять свою должность на свой счет, исключая юношей, боярских детей, т. е. благородных людей небольшого достатка, которых, по их бедности, он ежегодно берет к себе и обыкновенно дает жалованье, но не всем одинаковое. ....
Знатнейшим, которые отправляют посольства или другие важные должности, даются или управления областями, или села, или поместья, смотря по труду и достоинству каждого; однако они платят с них князю известную ежегодную подать: им идет только денежная пеня, которую они взимают с бедных, чем-либо провинившихся, и некоторые другие доходы. Князь позволяет пользоваться такого рода владениями большей частью в продолжение полутора лет; если же оказывает кому особенную милость и благоволение, то прибавляет еще несколько месяцев. Но по прошествии этого времени всякое жалованье прекращается, и целые шесть лет такой человек должен служить даром....
Если послы, отправленные к иностранным государям, привозят какие-либо драгоценности, то князь откладывает это в свою казну, говоря, что он даст им другую награду,
Между советниками, которых он имеет, никто не пользуется таким значением, чтобы осмелиться в чем-нибудь противоречить ему или быть другого мнения. Они открыто признают, что воля князя есть воля Бога и что князь делает, то делает по воле Божией; потому они даже называют его божьим ключником и постельником и, наконец, верят, что он есть исполнитель воли Божией. Оттого сам князь, когда его умоляют о каком-нибудь заключенном или в другом важном деле, обыкновенно отвечает: будет [177] освобожден, когда Бог велит. Подобно тому, если кто-нибудь спрашивает о каком-нибудь неизвестном и сомнительном деле, обыкновенно отвечают: знает Бог и великий государь. Неизвестно, такая ли загрубелость народа требует тирана государя или от тирании князя этот народ сделался таким грубым и жестоким.
Со времени Рюрика до нынешнего князя прежние государи не употребляли другого титула, как великих князей или владимирских, или московских, или новгородских и пр., кроме Иоанна Васильевича, который называл себя господином всей Руссии и великим князем владимирским и пр. Василий же Иоаннович присваивает себе титул и имя царя следующим образом: «Великий Государь Василий, Божиею милостию Царь и Государь всей Руссии, и Великий Князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и пр., Государь и Великий Князь Нижней земли Новгородской и Черниговский, Рязанский, Волоцкий, Ржевский, Белевский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондинский и пр.». Так как ныне все называют его императором, то мне кажется необходимым распространиться о титуле императора и о причине этой ошибки. Слово «царь» на русском языке значит «король», rex. Но на общем славянском языке, у поляков, богемцев и всех других, под словом «царь» понимают императора или цесаря от созвучия этого слова с последним долгим слогом слова «Caesar». Оттого все, которые не понимают русского языка и не знают русских букв, как-то богемцы, поляки и славяне, подвластные венгерскому королевству, называют rex'a другим именем: одни — кралем, другие кираллем, некоторые королем, и полагают, что царем называется только один цезарь или император. От этого произошло, что русские переводчики, слыша, что иностранцы называют их государя императором, начали и сами именовать его так, полагая, что имя царя почетнее, чем имя короля (хотя они и значат одно и то же). Но если пересмотреть все их летописи и священное писание, то везде слово царь соответствует слову rex, а император — [178] слову кесарь. По такой же ошибке царь турецкий назывался императором, хотя он издревле не употреблял другого более высокого титула, чем титул царя, т. е. короля. От того европейские турки, которые употребляют славянский язык, называют Константинополь Цареградом, так сказать царским городом.
Некоторые пишут, что московский князь домогался от римского папы и от цесаря Максимилиана царского имени и титула. Это мне кажется неправдоподобным, преимущественно потому, что московский князь ни одному человеку так не враждебен, как папе, которого он удостаивает только титула учителя. Цесаря же римского он почитает не выше себя, как это явствует из его грамот, в которых он свое имя ставит впереди императорского титула. Герцог у них называется князем, и они, как я сказал, никогда не имели другого титула больше этого и только прибавляли в нему слово великий, ибо все прочие, которые имели только одно княжество, назывались князьями; которые же владели большим числом княжеств и имели под своей властью других князей, те назывались великими князьями. Они не имеют другой степени или достоинства, кроме бояр, которые соответствуют, как я сказал выше, нашим дворянам или рыцарям.
Знатные люди чтят праздники тем, что после обедни бражничают и надевают пышную одежду; простой народ, слуги и рабы большею частью работают, говоря, что праздновать и пользоваться досугом — дело господ. Горожане и ремесленники бывают у обедни, а после нее возвращаются к работе, думая, что честнее заниматься трудом, чем попусту терять достаток и время в пьянстве, игре и подобных вещах. Ибо простонародью и черни запрещено употребление пива и меда; однако им позволено пить в некоторые торжественные дни, как-то: в Рождество Христово, в праздник Пасхи, в Пятидесятницу и некоторые другие; в эти дни они не работают — не из уважения к религии, а больше для пьянства.
Когда они осеняют себя знамением креста, то делают это правою рукою таким образом, что легким прикосновением сперва ко лбу, потом к груди, потом к правой и наконец клевой стороне груди делают подобие креста. Если кто-нибудь иначе ведет руку, того считают не единоверцем, но иностранцем; я помню, как меня назвали этим именем и бранили, когда я, не зная этой церемонии, повел своею рукою иначе.
У них нет проповедников. Они думают, что достаточно присутствовать при богослужении и слышать Евангелие, Послания и слова других учителей, которые читает священнослужитель на отечественном языке. Сверх того, они думают этим избежать различных толков и ересей, которые большею частью рождаются от проповедей. В воскресенье объявляют праздники будущей недели и читают публичную исповедь. Они считают истинным и обязательным для всех, во что верит или что думает сам князь.
Мы слышали в Московии, что по просьбе самого московского князя константинопольский патриарх прислал одного монаха по имени Максимилиана 29, чтобы он, по здравом обсуждении, привел в порядок все книги, правила и отдельные постановления, касающиеся веры. Сделав это и заметив многие весьма важные заблуждения, Максимилиан объявил князю, что он совершенный схизматик, потому что не следует ни греческому, ни римскому обрядам. Говорят, что он пропал немного спустя после того, как высказал это, и, по мнению многих, был утоплен, хотя князь и оказывал ему величайшее благоволение.
Московиты хвалятся, что они одни только христиане, а нас они осуждают, как отступников от первой церкви и древних святых установлении. Если какой-нибудь человек нашей веры по доброй воле перейдет к московитам или же убежит к ним против воли господина, как будто для того, чтобы выучиться их вере и принять ее, то они утверждают, что не следует отсылать его или возвращать по требованию господина.
Они называют прелюбодеянием только связь с женою другого. Любовь супругов по большей части холодна, преимущественно у благородных и знатных, потому что они женятся на девушках, которых никогда прежде не [204] видали, а потом, занятые службой князя, принуждены оставлять их, оскверняя себя гнусным распутством на стороне.
Положение женщин самое жалкое. Ибо они ни одну женщину не считают честною, если она не живет заключившись дома и если ее не стерегут так, что она никогда не показывается в публику. Они почитают, говорю я, мало целомудренною ту женщину, которую видят чужие и посторонние. Заключенные дома, женщины занимаются только пряжей. Все домашние работы делаются руками рабов. Что задушено руками женщины — курица или какое-нибудь другое животное, — тем они гнушаются, как нечистым. У беднейших жены исправляют домашние работы и стряпают. Впрочем, желая в отсутствие мужей и рабов зарезать курицу, они выходят за ворота, держа курицу или другое животное и нож, и упрашивают проходящих мужчин, чтобы они убили сами.
Весьма редко пускают их в церковь и еще реже в общество друзей, разве только они очень стары и уже нет места никакому подозрению. Однако в известные дни, посвященные веселью, они позволяют женам и дочерям сходиться для забавы на приятных лугах: там, сидя на каком-то колесе, наподобие колеса Фортуны, они то поднимаются вверх, то опускаются вниз; или по-другому: вешают веревку, садятся на нее, их подталкивают, и они качаются взад и вперед; или наконец забавляются некоторыми известными песнями, ударяя в ладоши, а плясок вовсе не водят никаких.
Все они признают себя холопами, т. е. рабами 30 князя.
Знатные также имеют рабов, большею частью купленных или пленных; свободные, которых они держат на своей службе, не вольны отходить во всякое время. Если кто-нибудь отойдет против воли своего господина, то никто его не берет. Если господин худо обращается с хорошим и полезным слугой, то приобретает дурную славу между другими и после того не может приискать себе других слуг.
Этот народ имеет более наклонности к рабству, чем к свободе, ибо весьма многие, умирая, отпускают на волю нескольких рабов, которые однако тотчас же за деньги продаются в рабство другим господам. Если отец продаст сына, как это в обычае, и сын каким-нибудь образом наконец сделается свободным, то отец, по праву отцовской власти, опять во второй раз может продать его. После же четвертой продажи он не имеет больше права над сыном. Казнить смертью рабов и других может только один князь.
Лошади у них небольшие, холощеные, без подков и с самой легкой уздой. Седла прилажены таким образом, чтобы можно было без труда оборачиваться на все стороны и натягивать лук. Они сидят на лошадях, до того согнув ноги, что не могут вынести удара дротиком или копьем немного посильнее. Весьма немногие употребляют шпоры, а [207] большая часть — плетку, которая всегда висит на мизинце правой руки, чтобы ее можно было сейчас схватить и употребить в дело, когда понадобится; если дойдет дело до оружия, то ее выпускают из руки и она висит по-прежнему.
Обыкновенное оружие — лук, стрелы, топор и палка в роде булавы, называемая по-русски кистенем, а по-польски — бассалык. Саблю употребляют богатейшие и благороднейшие. Длинные кинжалы, висящие наподобие ножей, бывают так запрятаны в ножны, что едва можно прикоснуться к верхней части рукоятки и схватить ее в случае нужды. Равным образом употребляют длинный повод от узды, на конце разрезанный, и привязывают его на палец левой руки, для того чтобы можно было брать лук и, оставив узду, употреблять его в дело. Хотя в одно и то же время они держат в руках узду, лук, саблю, стрелу и плеть, однако искусно и без всякого затруднения управляются с ними.
Некоторые из знатных употребляют латы, кольчугу, искусно сделанную будто из чешуи, и поручи; весьма немногие имеют шлем, заостренный кверху и с украшенной верхушкой.
Некоторые имеют одежду, подбитую хлопчатой бумагой, для защиты от ударов. Употребляют также пики.
Они никогда не употребляли в сражении ни пехоты, ни пушек 32; ибо все, что они ни делают, делают внезапно и быстро — нападают ли на неприятеля, преследуют ли его или бегут; таким образом, за ними не может следовать ни пехота, ни артиллерия.
Они редко берут города с бою или сильным штурмом, но обыкновенно доводят до сдачи продолжительной осадой, голодом или изменой.
Ныне князь имеет пушечных литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пищалей, льют пушки, также ядра и пули такого же рода, какие употребляют и наши государи; однако они не умеют и не могут [209] пользоваться ими в сражении, потому что все полагают в быстроте. Они не знают, когда должно употреблять большие пушки, которыми разрушают стены, или малые, которыми разрывают ряды и останавливают натиск неприятелей.
<О судебных поединках> Московиты множеством различного оружия скорее обременяют себя, чем защищают; чужеземцы же сражаются более под защитой своего искусства, чем оружия. Они преимущественно опасаются схватываться в рукопашную, ибо знают, что московиты очень сильны руками и мышцами, и обыкновенно побеждают их, утомив наконец постоянством и проворством.
Свидетельство одного человека из благородного сословия значит более, чем свидетельство многих людей низкого состояния. Очень редко допускаются поверенные: каждый излагает свое дело сам. Хотя князь весьма строг, тем не менее, однако, все правосудие продажно, и это почти явно. Я слышал, что один из советников, который заведовал судами, был уличен в том, что в каком-то деле принял подарки от обеих сторон и решил дело в пользу того, кто больше дал. Когда на него донесли князю, он не отвергал этого и говорил, что тот, в пользу которого он решил дело, [214] человек богатый, занимает почетное положение в обществе, и потому ему должно верить более, чем этому презренному бедняку. Кончилось тем, что хотя князь и переменил решение, но, посмеявшись, отпустил его без наказания, Может быть, причина этой жадности и бесчестности — крайняя нужда, и князь, зная, что его чиновники находятся под ее гнетом, снисходит к таким их поступкам и бесчестности, как бы предлагая им безнаказанность. Доступ к князю закрыт для бедных, они могут обращаться только к. его советникам, и то с большими затруднениями.
Поселяне работают на своего господина шесть дней ii неделю, седьмой же день предоставлен им на собственную работу. Они имеют несколько своих полей и лугов, которые дает им господин и от которых они кормятся. Впрочем, положение их самое жалкое, потому что их имущества подвержены грабежу благородных и воинов, у которых они называются крестьянами в презрительном смысле или черными людишками.
Те, которые живут трудами рук своих, нанимаются в работу, получая плату за один день полторы деньги; ремесленник получает две деньги, и если их не прибить хорошенько, они не будут прилежно работать. Я слышал. что иногда слуги жаловались, что господа недостаточно бьют их. Они думают, что господа ими недовольны и что если их не бьют, то это знак немилости.
У них соблюдаются удивительные церемонии: человеку с небольшим состоянием нельзя въезжать на лошади в ворота дома какого-нибудь вельможи. Для людей бедных и неизвестных труден доступ даже к обыкновенным дворянам: те весьма редко показываются в публику с тою целью, чтобы сохранить более весу и уважения к себе. Ибо ни один благородный, немного побогаче, не пройдет пешком через четыре или пять домов, если за ним не следует лошадь. В зимнее же время им нельзя употреблять без опасности своих неподкованных лошадей по причине гололедицы, и когда они собираются или во дворец князя, или в храм Божий, то обыкновенно оставляют лошадей дома.
Если кто-нибудь привезет в Московию какие бы то ни было товары, то он должен немедленно заявить и показать их у сборщиков пошлин или начальников таможни. В назначенный час они осматривают и оценивают их; даже и когда они оценены, все еще никто не смеет ни продавать их, ни покупать, прежде нежели они будут показаны князю. Если князь захочет купить что-нибудь, то в ожидании этого не позволяется, чтобы купец показывал свои вещи или чтобы кто-нибудь надбавлял цену. От этого происходит, что купцов иногда задерживают очень долго.
Не всякому также купцу можно приезжать в Московию, исключая литовцев, поляков и подвластных им. Шведам, ливонцам и германцам из приморских городов позволено производить торговлю и закупать товары только в Новгороде; туркам же и татарам — в Холопьем городе, куда во время ярмарки стекаются люди разных племен из самых отдаленных мест. Когда же отправляются в Москву посланники и полномочные послы, тогда все купцы, откуда бы они ни были, если только они приняты под их защиту и покровительство, могут свободно и беспошлинно ехать в Москву; это и вошло у них в обычай.
Иностранцам продают они каждую вещь очень дорого, так что просят пять, восемь, десять, иногда двадцать червонцев за то, что в другом случае можно купить за один червонец. Хотя за то сами они покупают от иностранцев редкую вещь за десять или пятнадцать флоринов, тогда как она едва стоит один или два.
Отдача денег на проценты во всеобщем употреблении; хотя они говорят, что это большой грех, однако почти никто не отказывается от процентов. Проценты почти невыносимы, именно с пяти рублей всегда берут один, т. е. двадцать со ста. Церкви, как было сказано, поступают снисходительнее, получая (как они говорят) десять за сто.
Киев, древняя столица Руссии. Самые развалины города и памятники, от которых можно видеть обломки, доказывают, что он был великолепным и истинно царским городом. И теперь еще на соседних горах видны следы церквей и опустевших монастырей; кроме того много пещер, в которых видны весьма древние гробницы и в них еще не истлевшие тела.
Литва находилась в цветущем состоянии до самых времен Витольда. Если с какой-либо стороны угрожает им война и они должны оборонять свое достояние от насилия неприятелей, то они являются на призыв в великолепном убранстве более с целью похвастать, чем для войны; но скоро после набора они и расходятся. Если кто и остается, то идет в поход как бы по принуждению, с небольшим количеством лошадей и одежд, отослав домой все лучшее, с чем явился для записывания. Впрочем, магнаты, которые обязаны посылать на войну известное число воинов на свой счет, откупаются, давая деньги вождю, и остаются дома — и это вовсе не считается бесчестным, ибо начальники ополчения и вожди публично объявляют на сеймах и в лагере, что если кто хочет заплатить, тот может быть уволен от службы и возвратиться домой. У них такая свобода делать все, что угодно, что они не пользуются, а злоупотребляют своею безграничной вольностью; они владеют незаложенными имениями короля, так что король, приезжая в Литву, не может жить там на собственные доходы без помощи провинциальных жителей. Национальная одежда длинна. Они носят татарский лук, и копье, и щит, как у венгров; для езды употребляют хороших лошадей, выложенных, без железных подков, и легко взнуздывают их.
Вильна — столица этого народа; это обширный город, расположенный между холмами, при слиянии рек Вилии и Вильны. Река Вилия несколькими милями ниже Вильны впадает в Кронон. Кронон же протекает через город Гродно, имя которого довольно схоже с названием реки. Пруссы, некогда подвластные тевтонскому ордену, отделяются от самогитов Крононом в том месте, где он впадает в Германское море; там стоит город Мемель. Ибо германцы называют Кронон Мемелем, а на туземном языке он называется Неманом. Вильна окружена ныне стеною. В ней строятся многие храмы и каменные здания и находится епископская кафедра. Однако в Вильне гораздо больше русских храмов, чем церквей римского исповедания. В княжестве литовском три епископства, подведомственные Риму, именно виленское, самогитское и [269] киевское; русские же епископства в королевстве польском и в Литве с входящими в их состав княжествами суть: виленское (нынче архиепископство), полоцкое, владимирское, луцкое, пинское, холмское и перемышльское. Литовцы производят торговлю медом, воском, золою — всего этого у них в изобилии; эти продукты в большом количестве вывозятся от них в Данциг, а оттуда в Голландию. Литва доставляет также в обилии смолу и строевой лес, также Хлеб. Она нуждается в соли, которую покупает из Британии. В то время, когда Христиерн был свергнут с датского престола и море было не безопасно от пиратов, соль привозилась не из Британии, а из Руссии; литовцы и теперь пользуются русскою солью.
Литва очень лесиста, В ней находятся огромные болота и много рек, из которых одни, как Буг, Припеть, Тур и Березина, текут на восток и впадают в Борисфен, другие же, как Кроной и Нарев, текут на север. Климат суровый; животные всех пород малорослы. Страна изобилует хлебом, но жатва редко достигает зрелости. Народ беден и унетен тяжким рабством, ибо всякий, у кого в распоряжении толпа слуг, может войти в дом поселянина, безнаказанно делать что угодно, похищать и истреблять вещи, неходимые в домашнем обиходе, и даже жестоко бить самого крестьянина. С пустыми руками крестьян не пустят к их господину ни за каким делом; если даже они и будут допущены, то их все-таки отошлют к управителям, которыe без подарков ничего доброго не сделают. Это относится не только к людям низшего класса, но и к [274] благородным, когда они желают получить что-нибудь от вельмож. Я слышал от одного первостепенного чиновника при молодом короле такое выражение: «В Литве всякое слово стоит золота». Королю они платят ежегодную подать на защище-ние границ государства; господам обязаны работать шесть дней в неделю, кроме оброка; наконец, в случае свадьбы или похорон жены, также при рождении или смерти детей, они должны платить известную сумму денег приходским священникам (это делается во время исповеди).
Ближайшая область к Литве, Самогития <Жемайтия>, лежит на севере у Балтийского моря и на пространстве четырех германских миль тянется между Пруссией и Ливонией; в пек нет ни замечательных городов, ни крепостей. Король назначает туда начальника из литовцев, которого они называют на своем языке старостой, т. е. старейшим; он может быть удален от должности не иначе, как по самым важным причинам, а обыкновенно остается в ней по смерть. Самогития имеет епископа, подведомственного римскому первосвященнику. Самогиты носят плохую одежду, по большей части пепельного цвета. Они живут в низких, но очень . длинных хижинах; огонь в них сохраняется по средине, и отец семейства, сидя у огня, видит свой скот и все хозяйство. Ибо они обыкновенно держат скот под той же крышей, под которой живут сами, без всякой перегородки. Большая часть их употребляет также буйволовы рога вместо чаш. Это люди смелые и способные к войне; они употребляют на войне латы и весьма много другого оружия, в особенности же рогатин, — очень коротких, как у охотников. Лошади у них очень малы, так что удивляешься, как их стает на такие большие труды: они служат им и для войны, и для обрабатывания полей. Землю пашут не железом, а деревом, что тем более достойно удивления, потому что земля у них тверда и не песчана и сосна не растет на ней вовсе. Собираясь пахать, они обыкновенно несут с собой много деревянных кольев, которыми роют землю, вместо сошника; это для того, чтобы, когда сломается один, иметь в готовности другой и третий, дабы не было задержки.
<Встреча послов>
Посол, отправляющийся в Московию, подъезжая к ее границам, посылает в ближайший город вестника, который возвещает начальнику этого города, что он, посол такого-то государя, намеревается вступить в пределы княжеских владений. Начальник тотчас тщательно осведомляется не только о том, от какого государя он послан, но также какого сословия и достоинства сам посол, равным образом как велика его свита; узнав это, он посылает какого-нибудь чиновника со свитой для приема и сопровождения посла, причем принимается в расчет как достоинство государя, от которого он послан, так и достоинство самого посла. Между тем он немедленно дает знать великому князю, откуда и от кого приехал посол. Точно так же посланный навстречу с дороги посылает вперед кого-нибудь из своих уведомить посла, что приближается большой человек, который примет его в известном месте сто означается). Они употребляют титул большого человека, потому что этот эпитет — большой — придается всем важным особам; какой-нибудь вельможа, благородный или барон не величается у них ни светлейшим, ни вельможным, ни каким-либо другим подобным титулом. Впрочем, при встрече этот посланец не сходит с места; в зимнее время по его приказанию сметается или расчищается снег там, где он остановился, чтобы посол мог пройти к нему сам он между тем не двигается с расчищенной или большой дороги. Кроме того при встрече соблюдается еще следующее. Отправляют к послу вестника с просьбой сойти с лошади или выйти из повозки. Если же кто-нибудь станет извиняться или усталостью, или болезнью, тогда отвечают, что государевых слов нельзя ни произносить, ни [277] слушать иначе, как стоя. Кроме того, посланец тщательно остерегается первый сойти с лошади или выйти из повозки, чтобы не уронить этим достоинство своего государя; потому он только тогда сходит с лошади, когда заметит, что сходит посол.
МИХАЛОН ЛИТВИН О НРАВАХ ТАТАР, ЛИТОВЦЕВ И МОСКВИТЯН
А в сражении они <татары> более стойкие, чем москвитяне (Moschovitae), хотя и хуже вооружены,
<Торговля рабами в Крымском ханстве>
когда происходит торг, этих несчастных ведут на многолюдную рыночную площадь, группами, построенными наподобие отлетающих журавлей и по десять вместе связанных за шеи, и продают их десятками сразу с аукциона, причем торговец, чтобы повысить цену, громогласно возвещает, [что это] новые невольники, простые, бесхитростные, только что пойманные, из королевского народа, не московского (Moscovitico). Ибо род москвитян (Moschorum), как хитрый и лживый, весьма дешево ценится там на невольничьем рынке.
Москвитяне (Mosci) и татары намного уступают литвинам (Lituanis) в силах, но превосходят их трудолюбием, любовью к порядку, умеренностью, храбростью и прочими достоинствами, которыми упрочиваются королевства.
Они <турки>, а также татары, москвитяне (Moscovitae), ливонцы (Livones), пруссы (Pruteni), из бережливости непрерывно носят одну и ту же одежду, а у нас она и дорога и разнообразна.
В Московии (Moscovia) же нигде нет кабаков. Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку [считается, что] они заражены этим общением и [являются] сообщниками страшного преступления.
[Михалон, очевидно, заблуждается, принимая строгие меры, направленные против незаконных корчем, за борьбу с пьянством вообще. Его противопоставление пьянства в Литве трезвости на Руси носит полемический характер. Но подобной точки зрения придерживался и Герберштейн, утверждая, что «русским, за исключением нескольких дней в году, запрещено пить мед и пиво» (Герберштейн. С. 132). Ср. комм. 112. С. Д.]
А так как москвитяне (Mosci) воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а также] чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото 110.
Прежде москвитяне (Moscovitae) были в таком рабстве у заволжских татар (tartarorum zavolhensium), что князь их [наряду с прочим раболепием] выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию (in Moscoviam) сборщику налогов (census exactori) за стены города и, взяв [его] коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском (ducali) троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов 111. Так что и сегодня заволжские и происшедшие от них перекопские [татары] называют князя москвитян (Moscovum) своим холопом (cholop), то есть мужиком (rusticum). Но без основания. Ведь себя и своих [людей] [78] избавил от этого господства Иван (Johannes), дед того Ивана [сына] Василия, который ныне держит [в руках] кормило власти, обратив народ к трезвости и повсюду запретив кабаки 112. Он расширил свои владения, подчинив себе Рязань (Rezani), Тверь (Twer), Суздаль (Susdal), Володов (Volodow) и другие соседние княжества (comitatibus) 113. Он же, когда король Польши Казимир (Casimiro rege Poloniae) и князь Литвы (duсе Litvaniae) 114 сражался в Пруссии (Prussia) с крестоносцами (cruciferos) за границы королевства, а народ наш погрязал в распущенности, отнял и присоединил к своей вотчине литовские земли (Litvanicas provincias), Новгород (Novohrod), Псков [79] (Pskow), Север (Siewier) и прочие 115; он, спаситель и творец государства, был причислен своими [людьми] к лику святых. — Ведь и стольный град свой он украсил кирпичной крепостью 116, а дворец — каменными фигурами по образцу Фидия 117, позолотив купола некоторых его часовен (sacellorum). Также и рожденный им Василий (Basilius) 118, поддерживая ту же трезвость и ту же умеренность нравов, в год 1514 в последний [день] июля отнятую у нас хитростью Михаила Глинского (Michaelis Hlinscii) 119 крепость и землю со Смоленском (Smolensco) присоединил к своей вотчине 120. Вот почему он расширил стольный [80] град свой Москву (Moscwam), включив в нее деревню (vico) Наливки (Nalewki) 121, создание наших наемных воинов, дав ей название на позор нашего хмельного народа. Ведь «налей» соответствует латинскому «Infunde». Точно так же рожденный от него, правящий ныне 122, хотя и отдал нам одну крепость 123. но между тем в наших пределах воздвиг три крепости: Себеж (Sebesz), Велиж (Velisz), Заволочье (Zawlocz) 124. Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам, рабом которых некогда был; и он оберегает свободу немягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой,, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость — трезвости татарской (tartaricam); говорят, что образом жизни он подражает образу жизни нашего героя Витовта (Vitovdum).
<О присоединении земель много неточностей>
А у соседних с нами татар и москвитян (Moscos) судебное разбирательство надо всеми подданными вельмож[82] (baronum) и дворян (nobilium) как в гражданских, так и в уголовных делах передано не какому-то частному [лицу], но общественному и законному (ordinario) чиновнику, [причем] трезвому и живущему вместе с другими. Наши же делают это поодиночке и пьют, удалив свидетелей (arbitris et testibus), и могут делать, что им угодно.
А москвитяне (Moscovitae) хвалятся тем, что от нас переняли законы Витовта (leges Vitowdinas) [
Другие источники подобных сведений не сообщают. Некоторое сходство существует между постановлениями о татьбе Судебника Казимира 1468 г. и Судебником Ивана III 1497 г], которыми мы уже пренебрегаем, а от татар — оружие, одежду и способ ведения войны без обозов, [без] редкостных яств и напитков.
Рассердившись на кого-либо из своих, московитяне (Moscovitae) желают, чтобы он перешел в римскую или польскую веру (romanae sive polonicae religionis), настолько она им ненавистна. У нас, к сожалению, нет гимназий 150. Мы изучаем московские [86] письмена (literas Moscoviticas) 151, не несущие в себе ничего древнего, не имеющие ничего, что бы побуждало к доблести, поскольку рутенский язык (idioma Ruthenuva) чужд нам,. литвинам, то есть италианцам (Italianis), происшедшим от италийской крови.
Действительно, когда этот Цезарь, как пишет Луц[ий] Флор (Luc. Florus) 155, победил и перебил
германцев (Germanis) в Галлии, и, покорив ближайшую часть Германии, переправился через Рейн (Rhenum) и [поплыл] по Океану в Британию (in Britanniam), и его флот был разметан бурей, [и] плавание было не слишком удачно, и пристали корабли предков наших к побережью, то, как полагают, они вышли на сушу там, где ныне находится крепость ЖемайтииПлотели (Ploteli) 156. Ибо и в наше время приставали иные заморские корабли к этому самому побережью. Здесь наши предки, утомленные и морскими трудностями и опасностями, и владеющие огромным количеством пленных, как мужчин, так и женщин, начали жить в шатрах с очагами, по военному обычаю, до сих [пор] бытующему в Жемайтии. Пройдя оттуда дальше, они покорили соседний народ ятвягов (jaczvingos) 157, потом роксоланов (roxolanos), или рутенов (ruthenos) 158, над которыми тогда, как и над москвитянами (Moscis), господствовали заволжские [87] татары; и во главе каждой рутенской крепости стояли так называемые баскаки (basskaki) 159. Они были изгнаны оттуда родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом — литвинами (Litvani). Тогда с присущей им отвагой, избавив рутенский народ (populis Ruthenicis), земли и крепости от татарского и баскакского рабства, они подчинили своей власти все от моря Жемайтского (a mari Samagitico), называемого Балтийским (Ваlteum), до Понта Эвксинского, где [находится] устье Борисфена, и до границ Валахии (Valachiae), другой римской колонии и земель Волыни (Voliniae), Подолии (Podoliae), Киевщины (Kijoviae), Северы (Siewer), а также степных областей вплоть до пределов Таврики и Товани (Towani), [места] переправы через Борисфен, а отсюда распространились на север к самой крайней и самой близкой к стольному граду Московии крепости [называемой] Можайском (Mozaisco), однако, исключая ее, но включая Вязьму (Wiazmam), Дорогобуж (Dorohobusz), Белую [88] (Biela), Торопец (Toropetz), Луки (Luki), Псков (Pskov),. Новгород (Novihorod) и все ближайшие крепости и провинции 160. Впоследствии воинской доблестью расширив так владения их, они добыли корону с королевским титулом князю (principi) своему Миндовгу (Mindawgo), принявшему святое крещение 161. Но по смерти этого короля погибли как титул королевский, так и христианство, пока соседний христианский с нами народ польский (gens Polona), не вернул нас к святому крещению и высокому королевскому титулу, в год [от Рождества] Христа 1386. Он пригласил счастливо правящего здесь прадеда Священного Величества Вашего, блаженной памяти Владислава (Wladislavum), по-литовски (Litvanice), называемого Ягелло (Jagelonem) 162, чтобы объединенная доблесть двух граничащих друг с другом народов усилилась в отражении общего врага имени христианского. В эту землю стекся изо всех других земель самый скверный народ иудейский (judaica), уже распространившийся по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей; [народ] коварный, ловкий, лживый, подделывающий у нас товары, деньги, расписки, печати, на всех рынках лишающий христиан пропитания, не знающий иных способов [поведения], кроме обмана и клеветы; как доносит Священное Писание, это злейший народ из рода халдеев (chaldaeorum), развратный, греховный, неверный, подлый, порочный. [89]
Ни татары, ни москвитяне (Mosci) не дают женщинам никакой воли. А в народе говорят так: «Кто даст волю женщине, тот у себя ее отнимет». Они не имеют у них прав. У нас же некоторые главенствуют надо многими мужчинами, владея селами, городами, землями, одни обладая правом пользования, другие — по закону наследования. Одолеваемые похотью, они живут разнузданные под видом девства или вдовства и докучают подданным, одних преследуя ненавистью, других возвышая и губя слепой любовью, поскольку «горче смерти женщина» и «всякая злость мала в сравнении с злостию жены». Экклезиаст, 7
москвитяне (Mosci) не готовят в войско воинов-наемников, [которые] когда-нибудь уйдут из их земли (е regiono), и не расточают на них деньги, но стараются поощрять своих людей к усердной службе, заботясь не о плате за службу, но о величине их наследства. Ныне же наши воины, охраняющие границы, хотя и пользуются многими пожалованиями и льготами и имеют преимущества по сравнению с другими воинами, однако. пренебрегают ими, позволяя заниматься военным делом и защищать отечество беглым москвитянам (moscovitis) и татарам. Мы ежегодно подносим дары царю перекопскому (caesari praecopensi), тогда как наша литовская и жемайтская (Litvana et Samagitana) молодежь была бы полезнее в войске, обладая как врожденной отвагой, так и физической силой, и будучи более твердой и несгибаемой при обороне. Но не разумеют наши начальники (summates), что и государство стареет в праздности, и тела юношей более укрепляются на воинской службе» чем дома.
В Литве один человек занимает десять должностей, тогда как остальные исключены от исполнения их. А москвитяне (Moscus) соблюдают равенство между собой, множество обязанностей не возлагается на одного. Управление одной крепостью осуществляется одновременно двумя наместниками (prefectis), двумя писарями (notarii) в течение года или самое большее двух лет 186. Это ведет к тому, что придворные (aulici), надеясь получить власть (praefecturae), более ревностно служат своему князю; и подданные пользуются милостью властей (praesidibus), поскольку в этом они должны дать отчет или предстать за это перед судом. Ведь осужденному (damnato) за взятки (repetundarum), надлежит вступить в поединок с пострадавшей стороной, даже с плебеем (plebeio). И пусть даже будет разрешено обвиненному (incusato) выставить на поединок другого вместо себя, все равно, если он потерпит поражение, обвиняемый (accusatus) приговаривается к уплате штрафа. Так что при дворе весьма редко слышатся жалобы на притеснения.
Даже и в повседневных делах блещет хитроумие этого варвара. Ведь он настолько ничем не брезгует, что продает мякину, сено и солому. На пирах же его используются большие золотые и серебряные чаши, называемые соломенными, то есть отлитые на выручку от сена и мякины. Осмотрительное распределение должностей приносит еще и ту выгоду, что те, кого он посылает защищать границы земель, исполнять общественные дела, а также отправлять зарубежные посольства, выполняют все эти поручения не на полученные от князя средства, а на собственный счет 187. И если только все будет выполнено по приказу и повелению его, то в качестве вознаграждения они получают от него не наличные деньги, но отдельные из уже упомянутых префектур.
Имеется уже великое множество московских (Moscorum) перебежчиков, нередко появляющихся среди нас, которые, разведав дела и разузнав о деньгах, состояниях и обычаях наших, беспрепятственно возвращаются восвояси; пребывая у нас, они тайно передают своим наши планы
А у татар они ходят в невольниках, у ливонцев (Livoniensibus) же таких убивают, хотя москвитяне (Mosci) не занимали никаких их земель, но всегда связаны с ними вечным миром и договором о [добро] соседстве. Более того, убивший получает кроме имущества убитого определенную сумму денег от правительства. Ибо открылось молящемуся Иисусу, сыну Сирахову: «Не верь врагу твоему вовек», «не ставь его подле себя, чтоб он, низринув тебя, не стал на твое место» 191; если бы и мы руководствовались этими советами, то не потеряли бы ни крепостей, ни земель Северских (provincias Severenses). С ними отпали от нас Можайск (Mozaiski) и Ошомачиц (Ossomacitz) 192. Города эти были бедны, когда перешли к нам, а от нас отошли богатые и усиленные целыми землями, которые были вверены их управлению (administrationi). Ведь это род людей коварных и вероломных, всегда неискренних и ненадежных. Вернувшись на родину и став полководцами (duces), они дерзко опустошали наши земли (regiones). Среди перебежчиков москвитян (Moscos), которые глубокими ночами убивали жителей Вильны и освобождали из тюрьмы пленников своего рода, был один священник (presbyter), который, тайно проникнув в королевскую канцелярию (cancellariae regiae), доставлял своему князю (ducem) копии договоров (foederum), постановлений (decretorum), указов (consiliorum). Другой купил у одной девушки евхаристию, используемую при таинстве причастия, для чародейства и ворожбы. И когда в 1529 году вся Вильна сгорела дотла 193, то такие вот пронырливые и преступные люди немедленно донесли своему князю (principi). Здесь в соборной церкви блаженного Станислава (Stanislai) 194, крытой свинцом с золочеными верхами, украшенной также драгоценными каменьями, вместе со многими золотыми, серебряными сосудами, сгорело и около трехсот старинных знамен, добытых в победах над роксоланами, москвитянами, (Moscorum), алеманами (Аlеmanorum) и другими народами. После победы над москвитянами (Moscus) при Орше (ad Orsam) в день Рождества Девы Марии, 8 сентября 1514 г., когда убитых и взятых в плен было восемьдесят тысяч 195, к этим знаменам были присовокуплены еще 12. Ведь этим хитрым человеком перебежчику, возвратившемуся даже ни с чем, установлено вознаграждение: рабу— свобода, плебею — знатность, должнику, опутанному долгами,— свободу от долгов, преступнику — прощение.
Есть у нас славная крепость и град Киев (Kiovia). Она, однако, как и прочие, запущена: с холмов ее, как гласит народная поговорка роксоланов, можно видеть многие другие места. Главная среди прочих крепостей и земель, поставленная на реке, со всех сторон окруженная полями и лесами, она обладает настолько плодородными и легкими для обработки почвами, что всего раз вспаханные на двух волах они дают щедрые всходы. <Дальше длинное описание богатств Киева> Она была владением князей Руссии и Московии; в ней они также приняли христианство; и ныне в ней есть величественные старинные церкви (basilicas), воздвигнутые из полированного мрамора и прочих заморских материалов, крытые свинцом, медью, а также и позолоченными пластинами. Есть и весьма богатые монастыри (monasteria), особенно тот, что посвящен Благой Деве Марии. Он хранит в своих подземельях и подземных ходах многие гробницы, в которых лежат нетленные и иссохшие останки: поскольку они считаются святыми, то с благоговением почитаются рутенами. Ибо они полагают, что души тех, чьи тела погребены здесь, обрели от этого вечное спасение. Поэтому вся самая высшая знать, даже из отдаленных мест, и деньгами и дарами стремится заслужить право быть погребенными здесь 209. Князь москвитян (Moscorum) собирает ежегодно значительные доходы с тех владений этого монастыря, которые отошли к нему. Но он не спешит возвратить их, потому что сам всеми силами желает овладеть этим городом, который по сердцу ему, утверждая, что он — потомок Владимира (Volodimiri), киевского 210 князя . Немало печалятся и люди его, что не владеют столь древней столицей царей (cathedram stemmatum) и святынями ее.
Религия, или закон, общий у татар с турками, а также с прочими сарацинами, напоминает иудаизм (judaismum) и несторианскую ересь (haeresim Nestorianum) 211. Они признают единого и цельного (simplicem) Бога. Ибо они верят в Христа, святого проповедника и конечного судию мира, рожденного от непорочной Девы. но не претерпевшего страстей. Они соблюдают обрезание. Но его производят в таком зрелом возрасте, в каком подвергся обрезанию Измаил (Ismahel), патриарх их. Рассказывают, что возникла эта секта (secta) в Мекке (Меcha) 212, городе Аравии, около 600 года от Рождества Христова при содействии иудеев (judaeis), переселившихся туда. после падения Иерусалима, по злому умыслу некоего монаха и злостного вероотступника Сергия (Sergii), на погибель христианства (Christianitatis). Она [была] создана одним неграмотным арабом (Arabem), наделенным весьма острым умом. Он, став из возницы мужем и господином богатой женщины, возжелал также возыметь власть над своими [людьми]. Когда эта попытка не удалась, он выдал себя за посланника (nuntium) и пророка божьего и убедил [в этом] арабских идолопоклонников 213. Вера эта, которую они считают себя обязанными распространять оружием, настолько баснословна, что они высшее благо и наслаждение полагают в удовольствиях, которыми блаженные будут наслаждаться в будущей жизни посредством вкушания, осязания и всех внешних чувств. И все же варвары в таком скотском заблуждении бахвалятся, что они близки Богу, а любовью и деяниями, которыми умилостивляют Божественное Величие, превосходят нас. И они сулят, что по делам Бог благосклонен к ним и надеются, что положение их дел со временем улучшится; таково человеческое тщеславие.
<Дальнейшее фактическое восхваление веры, скромности служителей и тд говорит скорее о том, что опять-же нужно брать пример. Не зря у меня есть подозрения, что Реформационные религии очень перекликаются с исламом, не по части догм, а по части личного отношения к Богу и скромности служителей, являющихся только наставниками в молитве, не больше>
Фейхтвангер. Иудейская война
Израиль дает лучшее, только когда его угнетают.
<Израиль здесь отнюдь не только конкретно Израиль>
Из форума. Джек.
http://www.heretics.com/heretics/show.pl?m=64551
Попробую дать картину мира в трех штрихах.
1. Практически все вменяемые мировоззренческие системы строят картину мира на признании существования какого-то Нечто, которое находится за пределами индивидуального мышления, развивается по каким-то своим законам, частью какового развития, собственно и является индивидуальное мышление. То есть индивидуальное мышление - элемент развития Нечто, а не Нечто - элемент развития индивидуального сознания . Называют его по разному. От материи до снов Брахмы. Мой любимый еретик от дзэна Банкэй называл это "нерожденным".
2.Сознание как часть Нечто способно творить чисто информационные модели этого Нечто. И предлагать стратегии изменения Нечто. Первая модель - сам язык, как таковой. В нем уже все есть - объекты, их качества, количества и взаимотношения друг с другом. Дальше, сложнее, усложнение объектов создание мегаобъектов, как систем объектов и тд. Религия, художественные произведения, философия, логика, когда потребовалось формализовать язык, наука, в конце концов.
Требования к системам образов - наиболее компактная и адекватная передача/описание проблем и способов их решения.
3.Разумеется, психика - штука интересная, с одной стороны она формирует образы, с другой стороны она формируется образами. При не оптимальном соотношении возможно либо бесплодное фонтанирование идей, либо закупоривание себя в какой-то системе образов даже вопреки здравому смыслу.
Почему-то сложилось мнение, что картина объективного мира, не зависящего от сознания ведет к формированию зависимостей, отсутствию творческого начала, максимум - познание, а не изменение мира. А система, в которой объект зависит от субъекта якобы развивает творческое начало, способствует ориентации на изменение мира. Стимулирует активную позицию.
Думаю, что Лео, жертвуя собой и нами в придачу, пытается вытащить тебя и меня из нездоровых, с его точки зрения зависимостей от объективной картины мира. Я думаю, что это бессмысленно.:) Если мировоззрение нездорово, то причина гораздо глубже, чем уровень осознания взаимотношения объекта и субъекта, а если здорово, то обычная система, в которой объект без особой нужды не ставится в зависимость от восприятия его субъектом, вполне адекватно и компактно отображает действительность, реальные проблемы и может дать рецепт по их решению.
http://jkl-jkl.livejournal.com/328208.html?style=mine
http://community.livejournal.com/ru_history/2455256.html?style=mine#cutid1
<Сценарий повторяется с удручающим постоянством. И каждый раз глядя на этот сценарий удивляемся >
Демократия сама по себе ничего не значит. Вот если возникнет два племени: одно из них будет говорить, что нужно есть всех подряд, а другое, что только женщин. Это будут два племени людоедов, у них сформируется людоедский консенсус, возникнет двухпартийный парламент и СМИ, которые это обсуждают – это будет демократией или нет? С точки зрения институтов это будет демократия, но это будет людоедская демократия. Значит, вопрос в культуре, а не в институтах. Что первично? Ценности.
С.Кургинян – Я считаю, что мир переживает эпоху, по крайней мере, временного засыпания или смерти политики. Кризис лидерства налицо. То, что сегодня является лидерством, двадцать, тридцать лет назад... Посмотрите на Рузвельта и других. Народ идет не в политику (и в Америке, и везде), он идет в бизнес, идет куда-то еще. Я не верю, что нет умных, сильных людей. Они идут не туда. И я призываю этих людей, в Америке и везде, идти в политику ради того, чтобы через двадцать-тридцать лет не оказаться на руинах нашей цивилизации. Потому что кризис лидерства, он один погубит все, что угодно. Это вырождение политического класса бросит нас в руки нового варварства. Или в руки каких-то новых господ, которые будут очень близки по своей сути к неонацистам.
А.Грант – Сергей, можно ли предположить, что это не сколько недальновидность, потому что недальновидность – это дефект человека, лишенного определенного образования, лишенного определенного мировоззрения, а это неспособность понять, объективная неспособность понять, что происходит. Муравей очень трудолюбивое насекомое, но он не все понимает.
С.Кургинян – Да. Вопрос заключается в том, как выстроены так называемые каналы вертикальной мобильности. Это негативный социальный отбор. Он отбирает людей болтливых, краснобаев, ярких, но пустых внутренне, прекрасных приспособленцев, карьеристов, людей, умеющих показывать свою физиономию по телевизору. Но он не отбирает людей глубоких и сильных. И если это правило отбора не поменять – нам конец. Не надо других причин. Одна эта погубит нашу цивилизацию.
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Ustr/index.php
Итальянское государство, созданное в атмосфере лозунгов, одновременно национальных и народных, оформило себя парламентарной демократией. Эта форма государственного строя, английская по своим историческим корням и своему идейному существу, становилась, как известно, общеевропейской после 48 года. "Внутренняя Англия" крепла и развивалась во всех государственных организмах Западной Европы. Привила ее себе и молодая Италия.
Муссолини своим чутким социальным слухом верно уловил это: "нейтральные не двигают событиями, а подчиняются им; кровь дает бег звенящему колесу истории".
Мало выиграть войну, - нужно уметь выиграть и мир, спасти победу.
.....очевидно, оставалось руководствоваться афоризмом Тьера, сказавшего, что удачными следует назвать те договоры, которые не удовлетворяют целиком ни одну из сторон.
Конечно, легче было провозглашать на словах либеральные принципы равенства наций, нежели примирять на деле противоречивые интересы государств.
Никогда Петр Великий, или тот же Ленин, не написал бы такого предисловия к своей восторженной апологетической биографии, какое не задумался написать Муссолини к известной книжке Сарфатти, нарядно изданной на всевозможных языках: "я презираю всех, кто избирает меня предметом своих книг или речей - начинается это предисловие... - я часто задумывался о странной и возвышенной судьбе общественного человека... человек общества рожден для общества... с рождения он запечатлен стигмой, он морально отмечен... его трагедия звучит бесконечною гаммой... сознание, что я не принадлежу больше себе, что я - общая собственность, всеми любимый, всеми ненавидимый - это сознание приносит мне своего рода божественное опьянение, напоминающее нирвану...", <Sarfatti, s. IX.>и т.д., и т.д. Да, для подобных строк о самом себе, видно, и впрямь нужны "воздух и солнце Средиземноморья". Нашей северной природе присущ иной стиль: "прекрасное должно быть величаво"...
Прочтите любую речь Муссолини: чаще всего в ней встретится вам местоимение я. Оратор словно гипнотизирует этим коротким словом и сам заворожен им. Опять-таки и здесь - какая глубокая противоположность русскому характеру! Наши "люди общества" никогда не любили и не дерзали выступать в истории "помазанниками собственной силы": во имя Божие, отечественное или народное, во имя чего-то великого и сверх-личного смиренно и просто несли они свой подвиг. И не было им ничего более органически, кровно чуждого, чем дух рекламы, эгоцентрической позы, пряного самолюбования и кокетства. И все, кто у нас был хоть немного тронут этим духом, сгасали постыдно, убиваемые мудрым народным смешком и сопровождаемые скорым общим забвением: вспомним хотя бы Керенского...
Парламент, в свою очередь, склонился перед силой "вооруженного плебисцита", жалко спасая свою жизнь ценою ее смысла.
...."нация" изображается фашистскими идеологами не в старом "арифметическом" и "атомистическом" духе французской революционной доктрины. Отвергая "механическое" понимание общества как суммы равноправных и свободных индивидов, они провозглашают "органическое" его понимание, учитывающее экономическое разделение функций и вытекающую из него социальную дифференциацию. Государство должно рассматриваться не как сумма индивидов, а как совокупность производственных групп (синдикатов) и отношений между ними. Не индивид и не людская пыль, а корпорация производителей должна быть признана первичным социальным элементом. Ни о каком "равенстве" этих корпораций, равно как ни о какой равнокачественности индивидов внутри каждой из них - не может быть и речи. Если припомнить знаменитое различение Аристотеля, то позволительно сказать, что фашизм стоит всецело на почве справедливости "распределяющей", а не "уравнивающей". Каждому свое. Отсюда - не эгалитаризм, а иерархия. "В корпорациях - читаем у А.Рокко - должно быть не нелепое равенство, а строгий порядок различий, и все причастное к производству должно соединяться в них в истинное и плодотворное классовое братство".
Стачки и локауты запрещаются под страхом значительного штрафа, а то и тюремного заключения. Все конфликты и разногласия между рабочими и предпринимателями решаются государственными трудовыми судами, обязанными в своей деятельности руководствоваться интересами производства. Неподчинение судебному решению карается в уголовном порядке.
"Мы носители новой политической системы, нового типа цивилизации - объявляет Муссолини осенью 1926, после "корпоративных" реформ. - Там не может быть тирании, где существует целый миллион записавшихся в фашистскую партию, три миллиона записавшихся в экономические организации, 20 миллионов человек, повинующихся директивам правительства. Если был когда-либо в истории демократический режим, то именно наш фашистский строй и есть истинная демократия. Но, конечно, он - не та позорная демократия, которая вечно тряслась от страха, и особенно тогда, когда надо было проявить хоть чуточку мужества".
И еще ярче - в знаменитой речи 26 мая 1927: "Ныне мы возвещаем миру создание могущественного унитарного итальянского государства от Альп до Сицилии, - и это государство осуществляется в форме демократии резко выраженной, организованной, авторитарной, демократии, в которой народ чувствует себя хозяином"...
Муссолини в своих речах неоднократно касался этого вопроса о свободе. "Свобода не есть нечто абсолютное - говорил он мэрам коммун. - В земной жизни ничто не абсолютно. Свобода - не дар, она - завоевание. Она - не равенство, но привилегия. Понятие свободы меняется с течением времени. Свобода мирного времени не есть свобода военного. Свобода времен богатых не подходит к временам нищеты... Мне говорили, что я правлю посредством силы. Но все сильные правительства правят силою. "Не словами держатся государства" - сказал учитель учителей политики. Наконец, сила вызывает согласие. Нет силы без согласия и согласия без силы".
"Говорили о свободе, - отвечает премьер парламентским ораторам в палате 15 июля 1923. - Но что такое эта свобода? Итальянский народ не требовал от меня доселе никакой свободы". Народ просил оздоровления, удешевления жизни, резонно хочет законных жизненных удобств. "В Мессине народ, окружая мой вагон, кричал мне: - избавьте нас от бараков!". В южных провинциях миллионы жителей не имеют сносной воды: они твердят о воде, о малярии, "но они не говорят ни о свободе, ни о государственном устройстве". Программа власти должна выражаться не в словах о свободе, а скорее в лозунге: "дороги, мосты, дома, вода". Нация нуждается не в отвлеченной, формальной свободе, а в конкретном житейском благополучии. Именно национальное благополучие - залог и основа национального величия: ради него следует пожертвовать свободой, раз нельзя их совместить. И вместо свободы фашизм проповедует суровую триаду: "порядок, иерархия, дисциплина".
....по поводу закрытия зимой 1926 всех оппозиционных газет неистовые фашисты из "Имперо" выражали свою радость в следующих словах: - "Начиная с этого вечера, нужно положить конец дурацкой мысли, будто каждый может думать своей собственной головой. У Италии единственная голова и у фашизма единственный мозг, это - голова и мозг вождя. Все головы изменников должна быть беспощадно снесены".
Перед Италией - альтернатива: либо величие, либо жалкая судьба иностранной колонии.
"Есть люди очень гуманные, но гуманных государств не бывает, - писал глубокий русский мыслитель К.Леонтьев. - Гуманно может быть сердце того или другого правителя; но нация и государство - не человеческий организм. Правда, и они организмы, но другого порядка; они суть идеи, воплощенные в известный общественный строй. У идей нет гуманного сердца. Идеи неумолимы и жестоки, ибо они суть не что иное, как ясно или смутно сознанные законы природы и истории".
Н. В. УСТРЯЛОВ
"ГЕРМАНСКИЙ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИЗМ"
http://www.nbp-info.com/new/lib/ust_gns/index.html
Не повезло демократии в Германии. Рожденная под несчастным созвездием военного разгрома, она как-то неразрывно сочетала себя в народной душе с национальным позором; это не вина ее, а беда. Веймар и Версаль - братья близнецы; ненависть к Версалю рикошетом бьет и Веймар. Это не могли не понимать и сами демократы. "Лучше народ, свободный вовне при внутреннем несвободном строе, нежели народ, скованный извне, при самой свободной внутренней организации", - заявил в свое время в Веймаре Конрад Гаусман.
В этих условиях всеобщего распутья и тревожных колебаний почвы крепнет жажда якоря, тоска по миросозерцанию. Правовое государство свободы и самоопределения личности с его благородным непредрешенческим формализмом не годится, "не звучит" в такие времена: вместо хлеба и веры оно предлагает камень безбрежного выбора. Оно не холодно и не горячо, - оно тепло. Оно - организованное сомнение, а люди требуют лучезарной очевидности. И характерным признаком современных диктатур, обращенных лицом к молодежи, является их "идеократический" пафос. Они несут, или, по крайней мере, хотят нести собою целостное миросозерцание, систему завершенного вероучения, и отбор правящего слоя в них происходит именно по миросозерцательному, идеологическому признаку. "На проклятые вопросы дай ответы мне прямые!" требует новый человек, и государство нового человека спешит исполнить это требование. Оно стремится провозгласить и воплотить в жизнь определенную идею, которую оно считает истинной, достойной, спасительной, и в духе этой конкретной позитивной идеи укрепляет себя и формирует своих граждан. "Идея-правительница" обретает своих слуг и рыцарей в правящей партии, непременно "единой и единственной" в государстве. Ее члены, перешагнув через свободу формальную, находят свободу - в любимой идее: познают свою истину, и истина делает их свободными. Они связаны взаимно общностью веры и зароком верности: это партия-орден, воинствующая церковь идеи5.
http://www.deathstar.ru/starwarshistory/
однако здесь стоит копнуть чуть глубже, и наткнуться на американского исследователя мифологии Джозефа Кэмпбелла и его труды по сравнительной мифологии, в частности, «Героя с тысячью лицами». Вкратце, суть теории Кэмпбелла состоит в том, что в мифологии разных народов существуют сквозные сюжеты, образующие так называемый мономиф — некий универсальный сюжет, который сродни архетипу. Этот мономиф про героя и его подвиги состоит из нескольких этапов: перед героем ставится перспектива приключения, приняв её, герой проходит испытания, достигает цели (материальный объект или какие-то ключевые знания) и затем возвращается в обычный мир, где и реализует полученные предметы или знания. Под эту схему попадают и былины про Илью Муромца, и древнегреческие мифы о Геракле, и поэтические Эдды скандинавов. Теория мономифа, появившаяся более полувека назад, в дальнейшем подвергалась всякого рода критике, но если допустить то, что мономиф действительно архетипичен, то нетрудно догадаться, почему звездная сага так задела миллионы зрителей по всему миру
Стенограмма сюжета: "Подлинное в политике"
Мнение Сергея Кургиняна
С.Кургинян: Эпоха пиара – а слово "пиар", public relation, стало всеобъемлющим, – эпоха политтехнологий, действительно поставила под вопрос подлинность. Первыми, кто это обнаружили и в значительной степени раскрутили, были постмодернисты. Они ввели понятие "симулякр", т.е. форма, которая не имеет содержания. Или понятие "практикабль". Практикабль – это как декорации на сцене. Они же не призваны быть домом. Вы должны вообразить себе дом. С одной стороны театральная стенка как дом, а сзади ходят рабочие и что-то таскают.
Итак, возникло это общество спектакля, общество декораций, общество симулякров, общество, в котором непонятно, что такое видимость, а что такое сущность.
"И нам уже важней казаться
И нам уже не важно быть."
Вопрос встал о бытии как подлинности. А я есть? Произошло стирание граней между видимостью и сущностью, между формой и содержанием. Что уловили постмодернисты, которые сказали, что подлинности нет вообще? Раз нет метафизики, то нет подлинности. Нет жертвы – за что я готов пожертвовать жизнью? Вот это и есть некая черта подлинности. Человек идет и жертвует жизнью за что-то. И в тот момент, когда он это делает, он показывает, что это его подлинная цельность. А иначе зачем он это сделал? За что умерла Жанна д`Арк? Зоя Космодемьянская? Александр Матросов? Когда из жизни исчезает категория подвига, то подлинность теряется.
Если говорить о том, где это берет истоки, то это, конечно, реакция на нацизм на Западе. Когда началась денацификация – ее проводили последователи Франкфуртской школы и параллельно всякого рода писатели. Писатели решили, что надо убрать героя. Вообще! Что любой герой – это негодяй. Что каждый герой рано или поздно станет нацистом, приведет к диктатуре. Но тогда я хотел бы спросить – а что такое мир без героев?
Мир без героев – это очень интересная конструкция.
Вот дверь. Она запечатана. И сказано – к этой черте не подходить. А на большой зеленой полянке перед дверью пасутся овцы. И кушают травку. И они не понимают, почему они не могут переступить черту. Ведь там самая вкусная травка! Ее долго не щипали! И они медленно-медленно подбираются к двери. Наконец, они подбираются к двери вплотную и какая-нибудь особо наглая овца хвостиком так – бах! по печати. Печать слетает, дверь распахивается – и оттуда вылезает чудовище. Самое справедливое, что есть в мире, это то, что первой оно пожирает эту наглую овцу. Потом оно начинает жрать всех подряд. И должен выйти кто-то, кто сразится с чудовищем. И загонит его назад за дверь. И снова ее запечатает. И снова проведет черту, чтобы овцы туда не залезали.
И как пелось в советской песне: "Все опять повторится сначала.". Такое "вечное возвращение" Ницше. И опять овца подберется к печати.
Рано или поздно возникнет ситуация, когда герой скажет: "Нет, не хочу больше с чудовищем сражаться!". У Борхеса есть сюжет, когда Тесей говорит: "А знаешь, Ариадна, Минотавр-то почти не сопротивлялся!". Но это один сюжет. А вы представьте себе Тесея, договорившегося с Минотавром? Сказавшего: "А на фиг нужно?! Пусть он жрет сколько угодно этих. падаль эту. "Что значит человек, когда его желанья – еда и сон?"
Вторая часть этой проблемы – это бесконечная экспансия материального. Денег. Шедевром, на что не осмеливался никогда и никто, являются воспоминания Козырева. О том, что был Совет Безопасности, на котором все они думали, какую национальную идею им избрать. Должна же быть какая-то? Ну, не коммунистическая, так какая? Наконец, они решили, что любая идея приведет к диктатуре. И тогда они сказали: "Пусть деньги будут русской национальной идеей". Это я цитирую близко к тексту. Значит, сидели, понимаете кто, да?.. силовики наши и прочие, при Ельцине, и решили – деньги будут национальной идеей. Вот формула "Деньги как национальная идея" тождественна созданию криминального государства.
Потому что идея – из сферы нематериального, невещественного. Мир держится только тогда, когда есть что-то, что вы не можете продать. Нет, преуспеяние – совсем не грех. Человек должен иметь средства для реализации каких-то своих планов, каких-то человеческих удовольствий и всего прочего, но нельзя переходить грань. Нельзя забывать, что именно НЕ продается. Честь не продается, дружба не продается, любовь не продается, ребенок не продается, мать не продается, Родина не продается. Есть что-то не товарное. Пока оно есть, мир существует и есть проект "Человек". Но это и значит, что есть подлинное. Подлинное то, что вы не продаете, на что вы не пойдете. "Поцелуй мне прилюдно ноги за миллион долларов!" – "Я не буду!". Правильно-то, когда и не прилюдно. Есть культура стыда. Я не буду, я потеряю лицо.
Есть такой знаменитый апокриф, я не знаю, насколько он правдив, мне его довольно крупные люди рассказывали. Я-то думаю, что он правдив, но может быть, и нет. Разговор между Хрущевым и Мао Цзедуном. Хрущев говорит: "У нас произошло разоблачение культа личности Сталина. Вы тоже разоблачите культ личности Сталина". Мао говорит: "А мы не будем". – "Как не будете? Да мы вам денег подкинем, техники подкинем. И у нас будут хорошие отношения". Мао говорит: "Не будем. Мы потеряем лицо. А если мы потеряем лицо, мы потеряем власть".
Кургинян
Потому что пока у цивилизации есть ценностное ядро, пока цивилизация за это ядро держится, - она не будет допускать тотального обсужденчества ("пан-диалогизма") по отношению к содержимому своего, а не чужого ядра.
Зачем цивилизация, у которой есть ценностное ядро, навязывает чужой цивилизации диалог по поводу ее фундаментальных ценностей? Только затем, чтобы разрушить ядро чужой, враждебной, цивилизации. Так она ведь – эта навязывающая вам "пан-диалогизм" чужая цивилизация – ваше ядро разрушить хочет, а не свое. Поэтому по поводу ваших фундаментальных ценностей она может диалогизировать с утра до вечера и с вечера до утра. А по поводу своих – ни-ни.
Слом культурной матрицы... Если бы только это! Любая матрица в чем-то угнетает, формирует стереотипы. Под любой матрицей – есть что-то, высвобождаемое сломом. Какой-то человеческий капитал. Сохранен ли он страной? Вот ключевой вопрос.
Все наши мысли иллюзорны; они зависят от определенных объектов или символов. Если в вашем сознании нет объектов, форм или символов, нет и иллюзорных мыслей. Можно, однако, иметь иллюзорную мысль, которая считается «правильной мыслью», если вы постоянно храните эту мысль, не нарушая ее. Например, подсчет дыхания сам по себе является иллюзорной мыслью, но если вы храните его непрерывность, он превратится в правильную мысль, в метод вашей практики.
Если, напротив, ваши мысли постоянно меняются, они будут названы скорее «блуждающими мыслями», чем «правильной мыслью». Однако обе эти ситуации не являются чистым сознанием, так как ваше сознание по-прежнему привязано к области ментального. Это не состояние отсутствия сознания; это даже не состояние единого сознания. С этими ментальными объектами в сознании вам будет трудно контролировать свое следующее рождение в момент смерти. Вместо этого, ваше назначение будет определено толчком вашей кармы. Карма ведет вас в направлении вашего самого сильного желания или привязанности. Таким образом, ваше сознание следует за той областью ментального, к которой вы наиболее привязаны. Если ваше сознание свободно от влияния окружающего мира, не связано с областью ментального, ваше следующее рождение будет определяться не кармой, а, скорее, вашим собственным желанием. Обладая свободой идти туда, куда вы пожелаете, вы покидаете пределы круга рождений и смертей.
Каждое явление - продукт движения нашего сознания. Поэтому явления существуют только благодаря деятельности нашего сознания. Вы должны понять, что это существование объективно. Стул, на котором я сижу, не появляется из пустоты благодаря движению моего сознания. Однако именно мое движущееся сознание видит этот физический образ и добавляет к нему умственные конструкции, рассматривает его, воспринимает его, истолковывает его, придает ему смысл.
Бытие возникает из пустоты. Через бытие мы можем воспринять пустоту.
Э. Хемингуэй Острова в океане
Говорят, счастье скучно ...., но это потому, что скучные люди нередко бывают очень счастливы, а люди интересные и умные умудряются отравлять существование и себе и всем вокруг.
...Глупое желание, подумал он, с таким же успехом можно желать, что бы тебе принадлежали все сокровища мира и ты мог бы справедливо распоряжаться ими по своему разумению, или что бы ты рисовал как Леонардо, или пользовался бы непререкаемой властью над всяким злом и умел безошибочно распознавать его в самом начале и пресекать легко и просто чем-нибудь вроде нажатия кнопки, и ко всему тому был бы всегда здоров и жил вечно, не разрушаясь ни телом ни душой. А хорошо бы все это было так.... Хорошо, но невозможно... Но среди всего невозможного кое что все-таки возможно - и прежде всего способность чувствовать выпавшее тебе счастье и радоваться ему, пока оно есть и пока все хорошо.
С. Кара-мурза Советская цивилизация
Репрессии 1937-38 гг. в большой мере были порождением не государственного тоталитаризма, а именно глубокой демократией . Но демократией не гражданского общества рациональных индивидов, а общинной, архаической. Это - огромная темная сила, и стоит ее чуть-чуть выпустить на волю - летят невинные головы. Ибо община легко верит в заговоры и тайную силу чужаков, "врагов народа". Когда приступ такой ненависти, имеющей свойства эпидемии, овладевает общиной, горят костры всяческих ведьм. И русская община тут вовсе не является более жестокой, чем, например, западноевропейская - просто там эти приступы происходили раньше, чем у нас.
К. Фруттеро и Ф. Лучентини "Его осенило в воскресенье" (итальянский детектив)
... в Турине куда труднее, чем в Риме, Неаполе или Милане определить насколько влиятелен человек из общества. ... Вот почему здесь нужно проявлять "редкий такт". ... простая осторожность здесь не годится. Нет, ты не рискуешь в случае промаха быть переведенным в Сардинию. Люди "высшего круга" не наглые, не мстительные, не требуют от тебя особой почтительности, особого внимания и тем более раболепия. Настоящие "боссы" Турина - люди крайне скромные.
Но тут-то и заключается главная трудность.... Они не ставят себя выше других и крайне раздражаются, если ты проявляешь к ним чрезмерную почтительность или даже высказываешь робость. Стоит тебе промахнуться, и ты как человек для них не существуешь. Что бы расположить их к себе ... ты должен любым способом, любой ценой оказаться на высоте в этом мнимом равенстве. В своей "неизбывной скромности и простоте" они ничего больше от тебя не требуют.
Он знал, что все маньяки, люди, сбившиеся с пути, извращенцы уверены, что только они знают, как нередко тяжела, гнусна и трагична жизнь, сколько в ней постыдного и мрачного. Именно это вечное смакование своего страдания вызывает у нормальных людей отвращение к ним. Они будто присвоили себе монополию на боль и горе. Каждый из них воображает себя распятым Христом. ...
Че Гевара. Жизнь после смерти
Шестидесятые как победа Духа
60-ые на Западе принято именовать периодом благоденствия.
К этому времени западным странам удалось решить большую часть социальных проблем таких, как голод и хроническая безработица, более того — получилось наладить довольно сносный уровень жизни для основной массы граждан. Выросло первое поколение, не знавшее войн, голода и прочих социальных бедствий.
Позитивные экономические изменения выявили неожиданные последствия. Оказалось, что если не угнетать население постоянными страхами потерять работу, остаться без куска хлеба на улице, войной и пр. — то большая часть механизмов социальной мотивации станет заметно буксовать. Сложно объяснить человеку, зачем надобно ему каждый будний день просиживать клерком на постыдной и неинтересной работе до самой пенсии, если дома на него не глядят голодными глазами дети, а жена не плачет по ночам украдкой в подушку.
И уж совсем непросто убедительно обосновать то же самое подрастающим отпрыскам такого клерка, которым выпало счастье наблюдать, как их родители бессмысленно и тоскливо стареют возле телевизора, коротая остаток унылой жизни за викторинами и дурацкими телесериалами.
Конечно, проблему со временем решили. Реальное потребление товаров сменилось виртуальным потреблением рекламных образов, а физиологический голод — ненасытной жаждой нового потребителя покупать как можно большее число новинок, с сумасшедшей скоростью производимых на конвейерах консьюмеристского общества. Страх умереть от голода или остаться без крыши над головой стал страхом выглядеть лохом, считаться лузером, быть хуже других. Технический прогресс, увеличивший охват и эффективность поражения средств массовой информации, позволил выполнить «перезагрузку системы», а заодно — провести широкомасштабную кампанию оскотиниваниянаселения, всемерного понижения его интеллектуального и культурного уровня.
Произошедший тогда выброс культурной и духовной энергии, с одной стороны, явился следствием освобождения значительной части населения от традиционного гнета страхов и бедности, что само по себе есть мощнейший стимул интеллектуального и творческого развития личности.
С другой стороны, контр-культурные, молодежные и политические движения той эпохи представляли собой естественную реакцию протеста здоровых сил человечества против набирающего обороты «общества потребления».
Человек, по мнению Ницше, есть то, что следует преодолеть. Идея не нова и перманентно так или иначе обыгрывалась в течение всей истории человеческой мысли.
Уже традиционная фабула древнегреческой трагедии схематично сводилась к следующему — человек бросает вызов бессмертным богам, борется и в конечном счете проигрывает. Однако в момент своего поражения герой возвышается над завистливыми, часто глупыми и ограниченными богами, т.к. не сдался, не подчинился всесильным бессмертным и доказал тем самым свою божественную природу и право на свободу. Динамическим содержанием Свободы, что во все века почиталась главной человеческой ценностью, является Протест.
Причём конкретный адресат протеста вторичен и всегда является лишь отражением куда более фундаментальной интенции. Буддисты сказали бы, что главный объект протеста — искаженный мир Сансары, «причинно-зависимого существования», гностики заговорили бы о тёмной, отягощённой злом материи, где, как в темницу, заключена частичка из божественного мира света — человеческая душа… Но самая древняя мифологическая манифестация Свободы — это всё-таки образ Прометея.
В наши дни эту функцию принял на себя Че Гевара.
Оказалось, что свобода — та, которая редкий дар богов и состояние души, а не набор юридически закрепленных прав, столь могущественная сила, что ей ничего невозможно противопоставить.
(с) Вечный юноша. Puer Aeternus. Мария-Луиза фон Франц цитируется http://olga-podolska.livejournal.com/46232.html?style=mine
"...Процесс индивидуации - это процесс внутреннего роста, к которому человек привязан. Его нельзя избежать. Если вы станете отрицать его, откажетесь его принимать, то, оказавшись вне его, вы обернете процесс индивидуации против себя, и тогда вас погубит ваш собственный внутренний рост. Если вы откажетесь от развития, тогда оно убьет вас. В том случае, если человек абсолютно инфантилен и не обладает никакими возможностями для внутреннего роста, то ничего серьёзного не произойдет. Но если у человека внутри существует потенциально более развитая личность, иначе говоря, возможность роста, тогда произойдет психологическое разрушение.
Именно поэтому невроз в определенном смысле является позитивным симптомом. Он указывает на то, что что-то внутри вас требует развития, что вы что-то делаете неправильно. Если человек отвергает собственное развитие, оно, оборачиваясь против него, происходит за счет личности - в таких случаях мы говорим о так называемой негативной индивидуации. Разрушительный процесс внутреннего созревания и роста протекает бессознательно и вместо того, чтобы исцелять личность, губит её. Возможность внутреннего роста личности опасна тем, что приняв его, вы идете вперед, а отвергая - погибаете. У вас нет другого выхода. Это участь человека, её необходимо принять.
Если вы столкнетесь с такими случаями на практике, вы увидите, что люди отказываются от личностного роста и развития, не пытаются становиться более зрелыми, не пытаются справиться с трудностями, и в итоге внутри них накапливается деструктивное бессознательное. Одно из постоянных оправданий, которые приводит в своё оправдание вечный юноша, за ключается в том, что он не хочет так сужать свой кругозор. Что же от него останется, если он откажется от столь желанных ему фантазий? Он просто станет ораниченным мелким буржуа, который каждый день ходит на работу? Он не сможет выдержать такого сужения своего кругозора?
Неправда! Если у человека есть мужество, чтобы на корню срубить это ложное внутреннее величие, оно появится снова, но уже в гораздо более совершенной форме - его жизнь и горизонты только расширятся, а не станут уже, как ему раньше казалось."
Рынок разбойников
Глеб Павловский, политолог:
В нашем обществе, в наших рыночных и не рыночных системах возникла странная ситуация. Я много раз говорил, что у нас рыночные отношения везде, кроме экономики, в экономике они как раз наименее рыночные, всюду – в медицине, в школе, в отношениях людей они стали рыночными. Т.е. рынок возник там где его не должно быть. Например, рынок у нас в системе власти, в аппарате рынок обмен услугами – я тебе такое решение, а ты мне такое решение, но, разумеется, все предпочитают это же конвертировать и перевести в денежные расчеты, но если нельзя прямо в денежные, то можно, значит, в какой-то более завуалированной форме. Я не знаю, что такое «этика рынка». Рынок просто базируется на некотором минимальном уровне моральности самого общества. Если его нет, то всегда нужен при обмене нужен кто-то третий с дубинкой, и, конечно, третий с дубинкой не будет просто так стоять при обмене, да? Он должен получить с этого обмена свою долю. Поэтому вопрос не в том в какой то особой этике рынка.
Да нет никакой особой этики рынка. Эквивалентный обмен есть эквивалентный обмен. Если этот обмен происходит по взаимному удовольствию, то у людей возникает какое-то спокойствие, что ли, и они с удовольствием вступают в рыночные отношения. Пример этого – это сфера услуг. Все в мире с какой ненавистью часто оказываются услуги нашими услужающими, и даже в современных, и даже в дорогих ресторанах, в гостиницах и т.д. они тебе говорят «сударь», но при этом хотят, ну, как минимум, хотят вот за это унижение (они же унижаются, в своем представлении они унижаются тем, что они вынуждены тебе прислуживать, как они считают). Поэтому они думают, что они должны тебя обобрать за это. Ты должен им заплатить за это унижение. Революция будет еще не скоро, поэтому сейчас, немедленно и в деньгах. А посмотреть часто, нет, не во всех, во многих западных странах люди работают в сферах с удовольствием. Им это доставляет удовольствие с тобой работать, да? Приносить еду, ну какое здесь удовольствие? Они делают это весело, легко.
Это этика рынка? Нет, я думаю, это что-то более древнее. Это в тех странах, где существовала этика служения еще с феодальных времен, где отношения хозяин – вассал работали долгие годы и такое понятие чести. Долг, исполняемый с честью, там сфера услуг всегда будет лучше. В России не было развито этики служения доблести в этом, причем такого, не военного, военная этика есть, а вот не военная – не существует, поэтому это сказывается на отношениях в больших секторах рынка. Ну и потом, конечно, есть простые вещи, я думаю более всего важно, что мы 20 лет назад не почистили экономику перед тем, как делать ее рыночной, потому что сперва надо демонополизировать. Мы не демонополизировали ни одного предприятия, ни одного субъекта хозяйственной деятельности, кстати, средства массовой информации остались не демонополизированными. И всех выпустили на рынок, и возник такой рынок разбойников, где просто каждый борется, чтобы стать монополистом в своей области, он хочет расширить монополию, но это совсем другое дело. Это политическая, а не экономическая борьба, вот эта проблема есть. Я думаю, что придется возвращаться к домашнему заданию и либерализовать монополистов.
<Давно пришел к выводу, что западное общество отличается от российского тем, что там лижут задницу вышестоящего с удовольствием, сохраняя достоинство, ощущая это как особую доблесть и уж, конечно, считают проявлением свободы. И именно это во многом служит фундаментом их материального благополучия. Наконец этот секрет западной свободы начинают понимать и в верхних российских кругах. :)) >
Из лекций А.Кураева (по памяти)
Известно, что сон разума рождает чудовищ. А вы знаете каких чудовищ рождает бессонница разума.
Борьба с грехом - это не борьба с какими-то человеческими потребностями. Грех - это утоление нормальных человеческих потребностей, данных нам Богом, не вовремя и не к месту. Утоление низших потребностей за счет высших. Значит борьба с грехом - это разграничение потребностей, осознание высших и низших и сознательный выбор утоления потребностей с приоритетом высших потребностей.
Плоть в православии имеет два смысла. Во-первых это буквально - тело, во-вторых - это обозначение потребностей, идущих от тела.
С. Лукьяненко Сумеречный дозор
Свобода - оправдание подлецов и дураков. Говоря о "свободе", такие думают не о чужой свободе, а о собственном рабстве.
С. Лукьяненко Последний дозор
Человек свободен, пока он верит в свою свободу.