12. Мы – люди судьбы.
Я потом еще буду говорить, что само ощущение судьбы и само
представление судьбы есть очень важный элемент нашей
сознательной жизни. Для начала скажу так, резко очень, что именно в
той мере мы являемся людьми, в какой мере мы – люди судьбы. То
есть, если мы живем в судьбе, мы - люди, а если мы живем вне
судьбы, а чаще всего это именно так, то мы – полуживотные.
Видеть другое сквозь деталь и есть то, что Пруст называл
телескопом. Не в микроскоп разглядывать, а телескопом
подносить себе то, что есть на самом деле – большее.Кроме
физических расстояний существуют еще и душевные. И вещи
выступают перед нами не на физических расстояниях, а на душевных,
или духовных. И – на больших расстояниях – то, что нам кажется
мелким, на самом деле может быть целой звездой или фигурой. То
есть эти детали есть элементы фигур, а фигуры могут быть
громадными; и я потом попытаюсь вам показать, что эти фигуры
вообще занимают совершенно другие пространства и другие времена,
не совпадающие с пространством и временем нашей индивидуальной
жизни и значительно их превосходящие ( а наша индивидуальная
жизнь движется по линиям судьбы, как раз по таким линиям,
которые есть линии этих пространств и времен). И я буду впредь
их называть конфигуративными пространствами, или пространствами
фигур.
13.Мышление не может помочь мышлению.
Хотя мы занимаемся мышлением, но я вам должен напомнить,
что люди, опытные в мышлении, - например, Гете, которого я хочу
цитировать, говорил, что все мышление не может помочь мышлению.
То есть мышление совершается каким-то другим образом, и поэтому
все мышление не может помочь мышлению. Что-то еще, или другое,
должно быть. И вот это другое в жизни, самой жизнью ускоренное, мы
попытаемся нащупать.
Все, что в мире создано, нам принадлежит, и на все мы можем
ссылаться.
Мы должны на собственный страх и риск из впечатлений
извлечь истину, то есть извлечь фигуру; если перевести на тот
язык, который я употребляю, - мы должны иметь, например, смелость,
вместо фразы «Она мне мила», сказать: « Я получил удовольствие,
целуя ее». Чаще всего именно так и обстоит дело. Не она мила, а
просто я получил удовольствие, поцеловав ее.
Пруст говорит: «Никогда не нужно боятся зайти слишком
далеко, потому что истина – еще дальше».
Самое важное для нас приходит к нам вопреки нашим
волепроизвольным и сознательным усилиям, приходит «действием
какого-то большого закона» я не могу перестать переживать, захотев
перестать переживать. Не может этого быть.
14.Уникальность нашего индивидуального впечатления.
И нет никакого соответствия – Пруст все время подчеркивает – между
общим представлением о красоте и индивидуальным впечатлением.
Поэтому я говорил, что в логосе – со стороны составляющих его
названий или представлений общих фактов – нет ничего, что
соответствовало бы индивидуальному впечатлению. Из логоса –
из названий, составляющих логос ( то есть смысл), мы ничего не
можем извлечь. Они не могут нам помочь в том, чтобы – что сделать?
Разобраться в том впечатлении, которое нас поразило, которое нас
ударило. Я говорил в самом начале, что мы имеем дело с романом
воспитания чувств. А сейчас мы получили очень забавный вывод на
основе того, что во всем логосе нет ничего, что соответствовало бы
индивидуальному впечатлению. То есть тому, что я могу извлечь из
индивидуального впечатления, чтобы – что? – «образоваться». Мы
получили забавный вывод, что, хотя мы говорим о воспитании чувств,
мы находимся в области, где нет никаких норм и правил, - то, что я
говорил об отсутствии соответствия впечатлению, на другом языке
есть просто то, что мы находимся в области, где нет норм и правил. То
есть ни одна норма, ни одно правило не могут нам помочь. Что же это
– воспитание? Ведь что такое воспитание молодого человека? Он
воспитывается путем овладения существующими нормами и
правилами и путем развития в себе способности прилагать эти нормы
и правила к хаосу своей жизни, к жизни своих переживаний;
обуздывать свои переживания и хаос души посредством норм и
правил. А мы установили, что норм и правил нет. В мире норм и
правил нет ничего, что соответствовало бы индивидуальному
впечатлению. Повторяю: в коллекции наших идей нет ни одной,
которая отвечала бы индивидуальному впечатлению.
15. Ситуация когда нельзя знать заранее.
Отсутствие норм и правил говорит нам об очень странном
воспитании, не совпадающем с тем, что мы обычно понимаем под
воспитанием, и говорит о том, что мы – в области, где нет норм и
правил, сталкиваемся с одним чудовищным фактом: есть что-то, чего
нельзя знать. Скажем для начала – нельзя знать заранее. То, что
содержится в пеним Бермы или лице Рахиль, - нельзя знать и
переживать путем знания. Вот я знаю, и посредством этого знания я
переживаю то, что я вижу или с чем встречаюсь, - нельзя знать. И вот
это «нельзя знать» у нас начнет часто повторяться. Хочу закрепить
одну вещь. Дело в том, что – странное воспитание чувств… нет норм и
правил, мы не можем воспитывать себя нормами и правилами – это и
есть, с другой стороны, то самое первое, что мы испытываем как
живые. Совершите небольшой акт рефлексии, подумайте о самих
себе: ведь именно то, для чего нет никакого эквивалента в нормах
и правилах или « в общих представлениях общих актов в общем
смысле», именно в этом и есть наша жизнь. В этом мы и живы.
Потому что во всем остальном, что мы знаем по правилам и по
нормам, мы мертвы. Или – пока нам достаточно просто интуиции – мы
чувствуем себя живыми как раз в такого рода вещах.
16.Сознание и знание.
И я сделаю еще один шаг, чтобы закрепить, что как раз то, что
не входит в логос или эти названия, не входит в ту область, где нет
эквивалентов для индивидуального впечатления, то, что остается у
нас на стороне ощущения себя живым, - и есть сознание ( в
отличие от знания, в отличие от многих других вещей). И есть какое
напряжение между тем (то, что я сейчас назвал сознанием, пока оно
просто нечто), в чем мы ощущаем себя живыми, и между
эмпирическим сознанием, частью которого являются наши знания. В
том числе знания норм и правил. И между ними возникло какое-то
напряжение, ну хотя бы в том, что в мире знаний, норм и правил нет
ничего, что соответствовало бы этому и что я мог бы пережить, -
знание, взятое из мира норм и правил, наложить на мое переживание
и пережить его вот таким путем. Сделаем один маленький вывод: то,
что мы будем называть и дальше текстом или органом, не есть знание.
17. Узнавание и неузнавание.
И вот, закрепив это, мы сталкиваемся с очень интересной
проблемой. Значит, я скажу так, чтобы у нас опять-таки была ниточка:
мы стоим в области воспитания чувств, или образования самого себя,
или реализации себя, - в области, где существует проблема узнавания
того, чего нет в элементах логоса. Проблема узнавания и
неузнавания. Повторяю – проблема узнавания того, что есть. Пруст
иногда выражался так: «не узнать друга» или «не узнать Бога». Ведь
можно встретиться с Богом – и не узнать в нем Бога. Или встретиться с
другом – и не узнать в нем друга. Повторяю: мы должны закрепить в
голове, что это не просто случайность, а в этом действуют законы.
Есть законы того, почему мы не узнаем. Точно так же, как есть законы,
почему мы узнаем. То есть – условия и законы, почему мы можем
узнать то, чего могли и не узнать. Вот некая такая трагедия и комедия,
если хотите, до недоразумений, когда одно родное другого при
встрече не узнает.
«О, как божественно соединение извечно созданного друг для
друга» Н.Гумилев. То есть может быть что-то извечно созданное друг
для друга, но не соединившееся, Даже при эмпирической встрече.
18. Трагическая конечность человека.
Значит мы имеем дело с соединением или несоединением.
Более того, мы имеем дело, скажем так, с трагической конечностью
человека. Дело в том, что мы не можем – поскольку мы конечны, у нас
нет бесконечного времени – встретиться эмпирически со всем тем, что
создано для нас. Не можем, потому что пространство нашей жизни
ограничено. Это необозримое море случайностей, не проходимое
нами. Допустим можно предположить некую «божественную»
способность охвата всего пространства и времени и мое участие в
этом. Математики и физики осуществляют так называемый
предельный переход. То есть на пределе берут. Можно взять нам
воображение на пределе, но при условии, что ты сам не являешься
частью того мира, который ты видишь и описываешь А если ты сам
актер – не только смотришь спектакль, но еще и участвуешь в нем, то
есть своим действием в спектакле меняешь все события, а они
находятся в сцеплении с тобой, - то тогда ты в принципе не можешь
всего знать, потому что ты участвуешь сам в этой жизни. Значит еще
одно ограничение.
19. Проблема изменения человека.
И тут как раз я привел вас к тому, о чем хотел сказать в связи с
проблемой изменения.
Так вот, изменение нам недоступно – если не выполнимы какие-
то условия – само по себе, легким путем недоступно, не только потому,
что вот то, о чем я говорил, не подчиняется нашей воле и сознанию, а
производится иначе, а еще и потому, что нам приходится менять уже
измененное. А «уже измененное» менять очень трудно. Сейчас я
поясню эту непонятную фразу: дело в том, что человек меняет,
преобразует какие-то эмпирические обстоятельства в своем сознании
и воображении под знаком своих высоких идеалов – так, чтобы в том,
что он видит и любит, принимает, были выполнены какие-то его
требования к самому себе и к миру. В каком смысле? – в этом
отношении должна реализоваться, не нарушая его способность жить в
мире с самим собой, уважая себя. Так ведь. Следовательно, он уже
стал человеком. И вот изменить «уже человека» почти невозможно,
Можно, но трудно. Если помните, я приводил фразу Аристотеля – что
причина, почему я что-то люблю, важнее, чем то, что я люблю. Но
дело в том, что есть закон, и я сейчас фактически его сформулировал:
наша жизнь устроена так, наше сознание и психика устроены так, что
потом нельзя иметь то, из-за чего любишь, без того, что любишь. То
есть то, из-за чего любишь, потом ты имеешь через то, что любишь.
И вторгнутся в эту область изменением почти невозможно.
Закон это действует и в социальной жизни, мы тысячу раз
встречаемся с примерами проявления этого закона. Очень часто мы
ничего не можем сделать с такими неразвитыми дикарями: дело в том,
что у нас нет цивилизации мы (грузины М.Ч. ) не цивилизованные,
кстати, примерно так же, как и русские), и часто возникает желание
ввести какие-то рациональные изменения, но они всегда упираются в
действие закона, который я выражу так: русские не могут стать
людьми, потому что они уже стали людьми. Так как они стали потому
что в том, каковы они, они выполнились в доступных им пределах.
Уже реализовались. И вот это обладает такой инерцией, которая
трудно поддается изменению и тем более не поддается сознательному
волевому акту. Там должен происходить какой-то органический
процесс изменений, рождаемый из органов. Из реального синтеза и
развития какой-то мускулатуры, а не извне, - извне любое действие
упирается в то, что «измененное» изменить уже трудно. Именно
потому, что оно – измененное.
20. Проблема тождества с самим собой. Сингулярная точка.
И здесь возникает проблема, которая в психологии называется
проблемой identity. Тождества с самим собой. Если оно достигнуто,
оно нерасторжимо. Его развязать – оно как бы сцепилось с каким-то
огненным взрывом, слепилась, - и развязать его, расцепить
рациональными актами невозможно. То из-за чего я люблю,
существует для меня через то, что я люблю.
То, что измененное уже не поддается изменению, прямому
изменению, бросает еще один свет на то, что я назвал тождеством с
самим собой. Обратите внимание, что это есть преобразование
эмпирического, то есть фактов – лицо Рахиль, какова она
реально, какие у нее глаза и т.д., но они преобразовались в луче
воображения, в луче той точки, из которой смотрел Сен-Лу. Так?
Потом произошло отождествление с предметом, через который
реализуются мои высокие страсти, и тем самым реализуются
достойные отношения меня к самому себе. К моему месту в мире и т.д.
Это я назвал тождеством. И ясно, что это есть продукт изменений, что
в измененном мы имеем дело с тем, что не фактами рождено. Ведь
измененная Рахиль не рождена ее свойствами, физическими
свойствами. Значит – не фактами рождено: и вот мы должны
сформулировать закон, что в область того, что не рождено
фактами, факты не проникают. Я много раз имел случай убедиться в
том, что сюда факты не проникают. (Вместо фактов можно сказать:
рациональные аргументы. Рациональные аргументы всегда ссылаются
на факты). Просто потому, что – не рождено фактами. Рождено другим
психологическим процессом. Тем процессом, который я назвал
отождествлением с самим собой, со своим образом. Я должен жить в
мире с самим собой и принимать в мире только то, что позволяет мне
продолжать жить в мире с самим собой. Если человек купил
тождество с самим собой ценой неведения факта или
непродумывания его, то он никогда его не воспримет; более того,
он почувствует в тебе опасность человека, который хочет
разрушить самое ценное для него, а именно – identity. Тождество
с самим собой.
Это очень часто случается с так называемым идеологиями, или
мировоззрениями. Мировоззрения, или идеологии, есть область
сращений человека с отношением к самому себе. И в этом сила
идеологии, и ее неразрушимость, и убийственность. Потому что для
человека самая большая опасность – перестать быть в мире с самим
собой, перестать уважать себя. Но если сначала ты определенной
ценой купил уважение, то потом цена эта реализует уважение. Или –
то, из-за чего любишь, меняется местом с тем, что любишь. Что
любишь становится условием того, из-за чего любишь. Скажем, Рахиль
становится условием доблести, а доблесть любишь, казалось бы, саму
по себе. Понятно? Так вот, с мировоззрениями очень часто так
случается: мне как-то пришлось проводить занятия с гаитянцами по
философии, образовательного такого характера, с настоящими
гаитянцами, причем я формально исходил из того, что имею дело с
просвещенными людьми, потому что беседа шла по-французски и уже
сам факт знания ими французского языка говорил об определенном
минимуме просвещения и определенном минимуме наличных гибких
структур мысли, которые вырабатываются просто из-за знания языка.
Если люди окончили французский лицей, значит, что-то должно быть.
И я столкнулся с твердыми пунктами закостенения там, где я пытался
просто привести какие-то факты, суждения… Но потом понял, что дело
не в глупости и не в уме, а дело в том, что у них была простейшая
классовая схема мира, в которой есть богатые и есть бедные, есть
империалисты и есть рабочие и крестьяне, и поскольку схема очень
проста и усваивается без труда, умственный труд, затраченный на нее,
таков, что он удовлетворил их по отношению к самим себе (они стали
носителями понимания мира, они мир поняли), и поэтому они никогда с
этой схемой не расстанутся. Кроме как ценой какой-то полной
личностной перестройки, а это очень трудное дело для человека.
Человек ленив. Мир сложен, нужно ломать голову, нужно постоянно
заглядывать в себя, менять себя. А люди, о которых я говорю, на такой
труд (поскольку человек ленив), за редким исключениями, идти не
хотят. Мир умещен в их головах, и все очень просто: есть
империалисты, есть это, это… Богатые есть, потому что есть бедные,
бедные есть, потому что есть богатые, и что сделать, чтобы не было
бедных? – уничтожить богатых. Все – мир уложился. И в эту область
не войдут факты и аргументы. Я сформулировал закон
неизменяемости (или трудноизменяемости) измененного, который
действует в нашей психологической и сознательной жизни. Более
того, я привел вам мелочи, сквозь которые глаз (в данном случае
философа) видит фигуры. И поэтому это уже не мелочи, а элементы
довольно крупных фигур, которые занимают большие пространства и
времена.
Резюмируя то, что я сказал, мы можем выразиться так: мы
имеем дело с тем, что у Пруста называется впечатлением, но –
впечатление, очевидно, какое-то особое. И оно совмещено с точкой,
которую мы можем назвать теперь сингулярной точкой, то есть такой
точкой, в которую, например факты не проникают. В которую нельзя
перенести знания: она непроницаема, несоединима.