Огнём своего миномёта вывел из строя 4 вражеских пулемёта, помог батальону переправиться через р. Прегарь без потерь. За образцовое выполнение боевой задачи гвардии младший сержант Соров награжден орденом Славы I-й степени.

Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении вышел 29 июня 1945г. К тому времени гвардейца И. В. Сорова не было в живых. После тяжёлого ранения 26 апреля 1945г. Соров скончался в госпитале. Похоронен в братской могиле в м. Палеинси, ныне Калининградская область.

Источник информации:

Александров, А. Н. Иван Васильевич Соров / А. Н. Александров // Звезды отважных: наши земляки - Герои Советского Союза и полные кавалеры ордена Славы : сборник очерков и кратких биографических справок / А.Н. Александров. – Сыктывкар, 1991. - С.193-194

ГВАРДИИ ИВАН

I.

Иван Соров был доволен: вторая минометная рота занимала огневую позицию в лесу.

Белорусский лес, понятно, не парма. Но лес все-таки лес! В его тихом шелесте есть что-то приятное, родное. В лесу и чувствуешь себя даже в самые опасные минуты как-то увереннее, спокойнее.

В лощине, среди мелколесья, поднялись двенадцать стволов. К рассвету минометчики были готовы обрушить шквал огня на переднюю линию обороны противника, что была по ту сторону неширокой лесной речушки. Над минометчиками, когда они занимали позицию, время от времени пролетали снаряды и трескуче рвались совсем близко, на том берегу.

Затаившийся, притихший враг не отвечал на наш огонь, стараясь, видимо, разобраться и понять, что происходит у нас на этом участке фронта, у автострады Москва-Минск.

Узкий, но чрезвычайно ответственный участок фронта у Минского шоссе занимала 78-я немецкая дивизия. Она будто бы еще не знала поражений. Сам фюрер присвоил ей наименование Баден-Вюртембергской штурмовой. Дивизия была предельно насыщена вооружением, имела 16 тысяч личного состава и, кроме того, усилена одним пехотным полком, одним минометным, двумя артиллерийскими полками, бригадой самоходок - «фердинандов».

И вот в ту ночь, теплую и лунную, в первой половине июня 1944 года, когда вторая минометная рота выходила на огневой рубеж у автострады, вражеская штурмовая 78-я дивизия, затаившись, на изнуряюще методичный огонь наших батарей не отвечала.

Заряжающий в минометном расчете Иван Соров с приятным, теплым чувством прислушивался к пронзительно-звенящему шелесту пролетающих снарядов, по-солдатски просто предполагая: «Фашист молчит, уже трухнул, пожалуй... Но это - цветочки. Ягодки впереди!»

Фашист, однако, не трухнул. В ту ночь враг засекал наши огневые точки, и не безуспешно. Позднее, оказавшись в плену, командир 78-й штурмовой дивизии, любимец фюрера, генерал Траут скажет, что немцам удалось засечь семьсот наших орудий, это позволило врагу в решающие минуты наступления снизить эффективность нашего артиллерийского удара.

Но в одном гвардии рядовой Иван Соров не ошибался: «ягодки» были действительно впереди. Мысль о том, что вот-вот опять предстоит сразиться с врагом, возбуждала и радовала Сорова. И тревожила его: «Когда оно начнется? Письмишко домой написать бы... Успеть до сабантуя. И отцу послать бы весточку надо. Может, и он тоже на фронте...»

Размышляя, Соров работал энергично. Сгружали с повозок минометы, ящики с минами, патронами, с тяжелыми противотанковыми гранатами. Все то, что сгружали, сразу же переносили километра за три по дороге, вдрызг избитой снарядами.

Дело спорилось, как и всегда на переднем крае, где людьми овладевает особенная сноровка и слаженность. Только вот усталость... От нее и здесь нет избавления. Благо, лишь развернулись, немного окопались, последовала желанная команда - передохнуть.

Но вздремнуть на переднем крае, тем более на рассвете, дозволено солдату лишь с позволения командира. В такой час, когда розовеет закраек неба, мучительно трудно не сомкнуть век. А враг между тем того и ждет...

Соров, чтобы превозмочь сон, стал еще раз протирать мины, уже тщательно протертые, подготовленные к стрельбе. Подошел командир расчета, сержант Федоренко, сказал:

- Что ж, гвардии Иван... Давай в блиндаж, поспи часа три.

Блиндаж был огромен, с перекрытием в семь накатов. В насыпи темнела воронка: даже прямое попадание оказалось безрезультатным. «Фрицы строили основательно, добротно. Не для Ивана, конечно. Но Иван тут как тут»,- Найдя свободное место на нарах, улегшись, и уже засыпая, Соров припомнил недавний разговор с генералом. С того разговора и закрепилось за Соровым как собственное имя - «гвардии Иван». Получилось само собою, как будто так и надо.

11-я гвардейская армия, в которой оказался и гвардии рядовой Соров после домашнего отпуска по ранению, из-под Невеля, где она стояла в резерве, совершала стремительный переход в полосу 3-го Белорусского фронта, в район Минского шоссе. Шли с вооружением и всем боевым имуществом форсированным маршем около трехсот километров по разбитым, чаще - грунтовым, непролазным рокадам. Почти на протяжении всего марша не переставали проливные дожди.

Некоторые солдаты, недавно вернувшиеся из госпиталей и отпусков по ранению, отставали: открывались раны. Больных везли на повозках. Так оказался в обозе и Соров. Но вскоре, почувствовав себя лучше, ехать наотрез отказался. Прихрамывая, шагал за повозкой.

На последнем переходе (колонна с обозом подтягивалась днем) на Сорова обратил внимание высокий, статный, крепкого сложения человек в легком кожаном пальто без погон.

С ним были несколько автоматчиков и старших офицеров. Где-то впереди возник затор. Движение остановилось. Человек в пальто подошел к Сорову, подал руку:

- Здравствуйте, товарищ.

- Здравия желаю, товарищ генерал,- ответил Соров.

- Вы меня знаете?

- Знать не знаю. Догадываюсь.

Генерал спросил, почему Соров не садится на повозку. Соров сказал:

- Мне уже легче. Я могу идти. А лошадь... Она из сил выбивается.

Станет - будет хуже: на возу цинки с патронами, два мешка крупы, ящики с консервами. Все добро солдатское.

Пока обоз стоял, солдат и генерал разговорились:

- Как звать вас? - спросил генерал.

Соров с усмешкой ответил:

- Как звать... Известное дело, Иваном зовут.

Генерал в удивлении поднял черные вразлет брови.

- Что же вы, именем своим недовольны? Я - тоже Иван. Мы с вами тезки. Нас, Иванов, на Руси миллионы. И неспроста нашего брата Ивана фашист боится пуще смерти.

- Это правильно, товарищ генерал. Неспроста! Мы какие Иваны? Мы - гвардия.

Гвардии Иваны мы!

Соров сказал горячо, убежденно, и немного смутился, когда и старшие офицеры, сопровождавшие генерала, и подошедшие солдаты от души захохотали. Соров озадаченно посмотрел на них:

- Разве я не прав что ли?

- Не обращайте внимания. Пусть рэгочуть!

Генерал далее расспрашивал, откуда родом Соров, где его отец, велика ли семья осталась дома с матерью, и как они там поживают теперь.

Соров рассказывал, потом стал хвалить, что-де очень уж красиво в его родном краю, на Удоре; пригласил генерала к себе в гости: «Получите после войны первый отпуск - приезжайте. У нас как в раю, честное гвардейское!»

Генерал, помолчав, сказал тихо, раздумчиво - мол, велика страна наша, много где пришлось побывать, но в Коми республике не бывал. «После войны и правда хорошо бы съездить к вам, на Север».

- Забудете, товарищ генерал...

- Вас, тезку? Нет, Иван Васильевич, - убежденно сказал он, и потом заметил, что еще на Северо-Западном фронте, в 241-й дивизии, хотел было лично познакомиться с солдатами из Коми, но не довелось. «Но знаю, земляки ваши умеют сражаться».

Между тем колонна тронулась.

- Солдатского счастья вам, Иван Васильевич, - пожелал генерал Сорову.

- И вам всего хорошего, Иван Данилович! - сказал Соров. Солдат и генерал

расстались, а легкокрылая молва разлетелась по всей гвардейской 5-й дивизии о том, что якобы один рядовой на вопрос командующего - «как звать вас?» - ответил: «гвардии Иван». И якобы за находчивость командующий наградил гвардейца медалью.

Соров недоуменно пожимал плечами: «Какая медаль? Да и за что? Ничего подобного не было». Но «гвардии Иван» как его собственное имя осталось за ним до последнего часа его жизни.

II.

Стрелковая ячейка в круговой обороне второй минометной роты была удобной, в полный профиль. Но в секторе наблюдения маячил островок кустарника: днем он маскировал позицию с фланга, зато ночью мешал наблюдению. Сорову почудилось, вроде бы кто-то затаился в кустах. Соров не утерпел, бесшумно, стремительно метнулся к кустам. Там никого не оказалось. И все же на душе как-то неспокойно было. Наши автоматчики в первой траншее заметили что-то подозрительное, открыли огонь. Началась перестрелка. Вот уже который раз вражеская разведка пытается пройти через нейтральную полосу: врагу, вероятно, до крайности нужен «язык».

Перестрелка усиливалась. Соров насторожился еще более. В небе с нашей стороны нарастал, приближался гул моторов. Взвились ракеты. Засветили фары автомашин у артиллеристов, стоявших левее минометчиков. Соров понял: световые сигналы обозначили передний край. «Ну, сейчас начнется!»

И началось... Сотрясая воздух, вздрогнула земля, зловеще взметнулось багровое зарево.

В небо вонзились огневые струи трассирующих очередей. Ошалело метались лучи прожекторов. Враг пытался защититься. Тщетно! Волна за волной шли наши самолеты почти всю ночь с 20-го на 21-е. В ночь на 22-е все повторилось.

Наступление началось 23 июня в шесть часов. Было ясное, прохладное утро. Над сырой землею вставал туман, над передним краем воцарилась тишина. Даже не стрекотали вражеские автоматчики. И вдруг со свистящим шипением и скрежетом грохнули залпы «катюш». Мгновенно ударили тысячи орудий. Нескончаемой багрово-темною стеною вздыбились земля и дым по всей передней линии противника. И не только здесь, на участке Остров Юрьев-Ки- реево в десять километров, но по периметру всего «Белорусского балкона» на протяжении 700 километров гудел и клокотал огненный вал. Началась одна из величайших битв величайшей войны.

Заряжающий Соров действовал с ловкостью жонглера. Все номера боевого расчета равнялись на него. Сержант Федоренко был доволен: поглядывая на опорную плиту, он прямо-таки чувствовал, как она нервно подрагивает. Миномет, как бы запальчиво выдыхая горьковатую гарь, мгновенно выбрасывал мины. Слушая команду, наводчик Ахмет все ниже, ниже наклонял ствол, перенося огонь в глубину вражеской обороны.

- Ура! - донеслось из первой траншеи.

- Пошли наши! Пошли! - восторженно воскликнул Соров. Минометчики ликовали. Но преждевременно. Оборона врага оказалась настолько мощной, что прорвать ее на этом участке с первого удара не удалось. Начался затяжной, ожесточенный бой. Несколько свирепых огневых налетов обрушил враг и на вторую минометную роту. Прямых попаданий в минометные площадки не было. Но осколками были сражены насмерть шесть человек, трое тяжело .ранены.

В полдень снова загремели залпы. Батареи вели огонь нестройно, вроде бы беспорядочно, но то была приятная примета: артиллеристы добивали уцелевшие и теперь открывшиеся огневые точки врага. Появились опять наши самолеты: волна за волной шли бомбардировщики, над самой землей ураганом проносились штурмовики. Возгласов «ура!» уже не было слышно. Вторая минометная рота прекратила огонь, спешно снималась, чтобы не отстать от стрелкового батальона.

Уходя, минометчики всех шестерых убитых положили в рядок на шинели, накрыли плащ-палатками. Живые прощались с мертвыми. Прощание было торопливым, но нестерпимо тягостным и горьким. Соров с тревогой подумал о Юрие: «Он ведь там где-то, в первых траншеях. Жив ли? Или, может быть, ранен? Повидаться бы».

Иван Соров и Юрий Смирнов более месяца жили в одной землянке, в армейском запасном полку. Сдружились. Стали близкими, как братья. (И похожи были немного друг на друга.) Но главное, очень уж сошлись характерами.

Расставаясь, друзья мечтали о встрече. О встрече после войны. Знали: до встречи еще очень и очень далеко. Но так получилось, свиделись они вскоре: свел счастливый случай, перед самым началом сражения, когда обе гвардейские дивизии, 5-я и 26-я, выдвинулись на исходный рубеж на узкой полосе в четыре километра. Дивизии входили в 8-й гвардейский корпус и теперь наступали вместе. Наступали яростно, с отчаянным упорством. В первые часы продвижение было незначительным, но к исходу дня все же проломили вражескую оборону, сокрушили несколько опорных пунктов, вышли на фланг и в тыл вражеской группировки на Минском шоссе.

В течение ночи следующего дня 78-я штурмовая фашистская дивизия, численностью превосходившая 8-й гвардейский корпус, была разгромлена. Командир дивизии Г. Траут избежал пленения (был пленен позже, под Минском). Но следы своего последнего зверского преступления замести не успел.

Ворвавшись в штабной блиндаж в деревне Шапашино, наши воины увидели такое, чего еще доселе не приходилось видывать. На крестовине из жердей, приколоченной к бревенчатой стене, был распят наш воин. Это был гвардии рядовой Юрий Смирнов. Тело его еще не остыло. Из ран струилась кровь. На столе лежал протокол допроса. Точно, хладнокровно и тщательно было записано в протоколе, что взятый в плен красноармеец наотрез отказался дать какие-либо показания, а поскольку его показания в такой критический момент нужны были до чрезвычайности, принято решение казнить пленного.

III.

Тридцать шесть раз салютовала Москва в честь армий и фронтов, громивших врага сначала в Белоруссии, затем в республиках Прибалтики и в Польше. В боях за город Борисов, под Оршей, в отчаянных схватках, когда приходилось ликвидировать «котлы», добивать окруженных, не сдающихся гитлеровцев, в сражениях за плацдармы на Березине, на Немане и еще на многих других рубежах к заряжающему-минометчику Ивану Сорову пришла солдатская зрелость и отвага - основа подвигов, которые предстояло ему совершить.

За период наступления с 23 июня по 29 августа 1944 года Иван Соров, как и все шесть миллионов наших воинов, участвовавших в этой грандиозной операции под кодовым названием «Багратион», прошагал «вперед, на запад!» более шестисот километров. Точнее, не только прошагал, но и прополз по- пластунски, пробежал короткими вихревыми бросками в яростных атаках. Потерял немало боевых друзей. Увидел безбрежное народное горе, какое жестокий враг принес на нашу землю: пожарища на месте сел, поверженные в руины города, виселицы на пустынных площадях, противотанковые рвы, заваленные грудами тел (фашисты истребили в Белоруссии два миллиона двести тысяч мирных жителей и военнопленных, не меньшими злодеяния врага были и в Прибалтике).

Негасимо-жгучая ненависть к гитлеровским извергам звала на новые подвиги. После коротких передышек, переформировок, пополнений опять с неистовой силой начались бои. По фронтовым дорогам замелькали наспех нацарапанные на обожженных стенах надписи:

«Даешь логово фашистского зверя!» И оно приближалось с каждым днем. Вот уже близко, совсем рядом был священный рубеж - Государственная граница советского Отечества.

16 октября из района пограничного литовского города Вилкавишкис шестнадцать дивизий 3-го Украинского фронта, в том числе 5-я гвардейская, на узком участке в 20 километров нанесли удар по вражеской обороне. Удару предшествовала двухчасовая артиллерийская и авиационная подготовка. Опять точно так же, как на «Белорусском балконе», дрожала земля, клокотал воздух. Казалось, ничего живого не должно было остаться на вражеском рубеже. Но вторая минометная рота огня не вела. Выдвинутая в боевые порядки стрелкового батальона, она должна была непосредственно поддерживать атакующую пехоту, подавляя уцелевшие огневые вражеские точки. «Какие огневые... Ничего там не останется», - предполагал Иван Соров, поглядывая на рядки мин, лежавших в нише, у него под руками. Но вот грохочущий, клубящийся огневой вал покатился дальше, дальше. Из окопов ринулись атакующие и спорым, напористым шагом пошли, побежали, прижимаясь к огневому валу. В непрерывный, долгий и какой-то особенно торжественно-звонкий ратный клич вылилось солдатское «ура». Соров, затаив дыхание, слушал его, выглядывая из-за бруствера, ожидая того счастливого мгновения, когда наши нырнут во вражескую траншею. Но вдруг застучали вражеские пулеметы. Атаковавшие залегли. Наводчик миномета Ахмет припал к прицелу и быстро стал поднимать ствол. Привстав, сержант Федоренко подал команду Сорову:

- Тремя минами, огонь!

Но только что заряжающий взял мину, перед минометом хрястнул взрыв снаряда.

Наводчика Ахмета и сержанта Федоренко сбило взрывом. Раскаленным вонючим вихрем окатило Сорова. Он, оглушенный, тотчас бросился к прицелу, поймал в него вражеский пулемет и одну за другой метнул три мины. Над минометом пронзительно свистящей струей звенели пули: строчил второй пулемет. Соров и его точно взял в прицел, пустил две мины.

Еще увидел он орудие, немцы выкатывали его из укрытия и поворачивали против наших трех самоходок, выдвигавшихся на нейтральную. Пятью минами Соров ударил по орудию. После этого в полосе наступления батальона не осталось уже ни одной огневой точки. Застучали автоматы, послышались взрывы гранат. Но вот уже кончен и траншейный бой. «Ура» покатилось дальше, ко второй траншее, которую утюжили наши танки, появившиеся откуда-то с фланга. Пробежавший мимо минометной площадки командир взвода крикнул:

- Сержант Федоренко, вперед! Меняем огневую!

Но сержант был тяжело контужен. Силился встать. Не смог. Застонал, хватаясь за голову. Смолк, притих. Из носа, из уха потекла кровь. Ахмет, пронзенный в грудь навылет осколком, был уже мертв. Соров припал к Ахмету, своей горячей щекой прижался к его холодеющей щеке, тряхнул его сильные, грузные плечи и - не сдержал слез...

К исходу дня наши войска продвинулись на 8-11 километров. Взяли мощный опорный пункт. 5-я гвардейская подошла вплотную к государственной границе. Здесь была еще одна полоса обороны. Ее начали штурмовать 17 октября. Соров со своим минометом присоединился с разрешения командира роты к стрелковому взводу. Сорову помогали двое солдат. Мин оставалось немного. И он очень сожалел, что вчера в бою был слишком щедрым.

Но и теперь разил врага хоть и редким, но метким огнем. Когда мины кончились, взялся за автомат. Итог дневного боя так зафиксирован в его наградном листе: «Гвардии ефрейтор Соров 17 октября 1944 года при преодолении сильно укрепленного оборонительного рубежа на подступах к границе Восточной Пруссии выдвинулся с минометом в боевые порядки пехоты, подавил огневые точки противника, мешавшие нашему продвижению. При отражении контратаки метким минометным огнем уничтожил до взвода немцев. Уничтожил 6 вражеских солдат и одного офицера из личного оружия».

За смелость и отвагу, проявленные в бою 16 и 17 октября 1944 года, минометчик Иван Соров был представлен к ордену Славы третьей степени; ему, гвардии ефрейтору, было присвоено воинское звание гвардии младший сержант.

IV.

«Так вот откуда приползла к нам эта страшная война!»- размышлял Соров. Кутаясь в плащ-палатку от холодного и сырого ветра, он все же не садился на дно кузова, на ящики с минами и патронами. Глядел и глядел по сторонам, как и все другие, человек пятнадцать, бойцы стрелкового взвода, которому был придан миномет Сорова. Слева, справа, и уже далеко позади, и впереди, разумеется, была Германия, точнее - Восточная Пруссия, гнездо военщины и фашизма. Как возделаны поля! А перелески! Они ухожены, точно сады или парки. Кем ухожены, понятно. Среди бегущих равнинных просторов без конца появляются поместья. В каждом поместье, за высокими оградами, стоят, похожие на казармы, скотные дворы. В каждом из них, рядом со стойлами, отгородки - «комнаты» для восточных рабочих-невольников. Фашисты согнали в Восточную Пруссию тысячи людей из Прибалтики и Белоруссии, с Украины, из Польши, из Франции и Югославии.

Но - все, фашистскому господству приходит конец. По обочинам дорог множество разбитых вражеских танков, автомашин, конных повозок, орудий и даже карет с родовыми гербами. Попадаются груды чемоданов, ручные тележки, велосипеды, сейфы.

Навстречу нашим войскам тянутся нескончаемой чередой истощенные, обессилевшие, но счастливые люди, оставшиеся живыми в фашистском плену, дождавшиеся освобождения.

Но враг еще не добит. 11-я гвардейская армия во взаимодействии с другими армиями один за другим взяла штурмом несколько мощных опорных пунктов. В течение одного скоротечного боя, в ночь на 23 января 1945 года, овладела городом Инстербург, который был превращен в главный опорный пункт на подступах к Кенигсбергу. 24 января стрелковые дивизии при поддержке артиллерийских соединений, танковых частей и штурмовой авиации двинулись на Кенигсберг. Смело, даже с огромным риском, вопреки ожиданиям врага, гвардейцы обтекали город-крепость с юга.

Сплошная линия вражеской обороны была разрушена. Наши передовые группы преследования перехватывали пути отхода. На одном из таких путей оказался и гвардии младший сержант Соров со своим минометом. Обнаружил движущуюся колонну обоза немцев. Несмотря на сильный огонь противника, тов. Соров в одну минуту выпустил по обозу 24 мины. Обоз был уничтожен. Уничтожена одна пушка, два станковых пулемета. Убитыми оказались 48 человек, взяты в плен 13 солдат.

Следующие вражеские колонны, полагая, что пути отступления отрезаны крупными силами Красной армии, повернули вспять, в обход, но были захвачены в плен другими нашими подразделениями. А гвардии младший сержант Соров за бесстрашие и меткий огонь по врагу был представлен к ордену Славы второй степени.

Далее продвижение 11-й гвардейской застопорилось. Безудержно контратакуя, враг даже потеснил ее левый фланг. Остановились другие армии фронта. Полки облетела скорбная весть: 18 февраля скончался от тяжелого ранения, полученного на поле боя, командующий фронтом Черняховский Иван Данилович.

Иван Соров глядел на большой портрет в траурной рамке, напечатанный в газете «Правда», глядел с горечью, тихо говорил:

- Он, он, он. Конечно, он...

Да, это был тот самый генерал, что встречал тогда, еще в Белоруссии, на марше 11-ю гвардейскую и обратил внимание на Сорова. Как равному, подал Сорову руку. Стали разговаривать. Разговорились и даже пошутили - два Ивана, генерал и солдат. И вот нет его, одного из Иванов. «Вы же обещались в гости к нам, на Удору, Иван Данилович. И подвернулись под осколок... Это же наше солдатское дело - на поле боя. А вам-то зачем? Или, может, так надо было. Война, она и есть война».

Соров свернул газету, сунул ее в свою тощую командирскую сумку на грубом набухшем брезентовом ремешке через плечо, пошел к ребятам на минометную площадку. Но образ генерала, с открытым лицом, добрым, энергичным взглядом, черными бровями, прямо-таки с осязаемой реальностью стоял в его воображении, и живо струилась мысль. «А я, товарищ генерал, с той самой встречи так и остался гвардии Иваном. Прилипло, и баста... Ну что ты будешь делать! Сначала обижался, потом и рукой махнул. Как вы сказали — «Пусть рэгочуть». Мне теперь даже нравится. Я и домой написал: мол, так и так, есть у меня новое звание... Отцу написал - он тоже солдат, но пока не гвардеец. Получил и от него письмишко.

Старик даже поздравил меня с таким необычным званием: он пошутить умеет. Вернусь домой (война уже кончается, это видно), вернусь, так, пожалуй, и у нас на Удоре будут звать меня гвардии Иваном. Ну и пусть, очень даже хорошо. В память о войне, о наших больших победах и о той встрече с вами...»

Увы! Гвардии Иван не вернулся. Опять начались тяжелые бои. 6 апреля в числе других дивизий пошла на штурм города-крепости Кенигсберга 5-я гвардейская стрелковая дивизия.

Минометчик Иван Соров был включен 8 штурмовую группу головного ударного батальона 21-го гвардейского стрелкового полка. Настойчиво пробиваясь вперед, презирая смертельную опасность, гвардеец снова отличился.

«8.4.1945 г. в уличных боях в городе Кенигсберге противник из укрепленного здания вел сильный пулеметный огонь. Соров, проявив личную храбрость и мужество, проник в расположение противника и гранатами подавил три пулеметные точки. Уничтожил семнадцать гитлеровцев. Дал возможность беспрепятственно продвинуться нашей пехоте вперед.

9.4.1945 г. при форсировании реки Прегель тов. Соров огнем своего миномета уничтожил 4 вражеских пулемета, этим обеспечил успешное форсирование реки своему батальону. За смелость, отвагу и личную храбрость тов. Соров И. В. достоин правительственной награды - ордена Славы первой степени».

Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении был опубликован 29 апреля 1945 года. А Ивана Васильевича Сорова не стало тремя днями раньше. В последний час боя при ликвидации последнего очага сопротивления врага, 25 апреля, гитлеровцы вели губительный огонь из укрытия. Соров подполз к амбразуре, бросил гранату. Но, бросая, привстал: вынужден был привстать, чтобы поразить цель. Цель поразил. Однако, привстав, обнаружил себя и был сражен автоматной очередью. Его молодые жизненные силы отчаянно боролись с подступавшей смертью. Но не победили, не смогли победить: ранение оказалось смертельным. Умер на следующий день, в медсанбате.

Из командирской сумки Ивана Сорова товарищи его вынули аккуратно уложенные бумаги. Была в них вырезка из газеты: портрет И. Д. Черняховского. И еще аккуратно сложенная солдатская газета с напечатанным письмом от матери Юрия - Смирновой Марии Федоровны. Что за письмо! Полное гнева к фашистским извергам, оно всколыхнуло всю 11-ю гвардейскую армию, весь фронт. Как оно взволновало Ивана Сорова! Несколько строк в письме неровно и сильно он подчеркнул карандашом:

«Как я узнала, что наделали эти изверги над моим Юрой, места себе найти не могла, ночи не спала, хлеба не смела взять в руки. Вспоминается мне Юра маленький, трех годов, здоровый, веселый и страсть озорной мальчишка. Хочется его понянчить, погладить по головке, помыть ручки и ножки. И снова я читаю в ваших письмах страшные слова: «Распят на кресте». Господи! В ноги, в руки, в голову моего мальчика вколотили фашисты гвозди. Милые мои, прошу - отомстите врагу за Юру!»

И далее: *Сын мой прожил короткую, но хорошую жизнь. Сумел молчать под пытками, не предал Родину. Этим горжусь...»

А еще были в командирской сумке Ивана Сорова письма из дома и от отца-солдата, письма давнишние, потертые и недавние: свежие треугольники. В нескольких вариантах на трех листках было написано заявление в партийное бюро: Иван Соров просил принять его в партию.

<<…>>

Источник информации: 

Кудаков, В. Гвардии Иван / Василий Кудаков // Честь и слава героям. 1941-1945 : сборник статей и очерков / сост. А.М. Калимова, А.А. Карпов – Сыктывкар, 2007. – С.347-357. – (Книга памяти Республики Коми)