Такая ты.
В тебе смешалось все подряд –
Немного кроткого,
Немного буйного, здорового, улетного.
Премного женского,
Премного нежного,
Немного слабого и безмятежного.
Немного сказочного,
Немного райского,
Послушай и прими, не зазнавайся, а?
В тебе смешалось, черт возьми,
Настолько вечного,
Насколько можно, чтобы сразу,
Взять и лечь с тобой!
В тебе смешались времена,
Места, события,
Мосты, столицы, города,
Цветы, открытия.
Всего не перечислить, ни за что,
Подруга млечного.
Хочу и я побыть в тебе,
Потоком встречного!
Потоком, самого, что ни на есть,
Тебе любимого.
Такого сильного, но и ранимого.
Немного радостного, немного грустного.
Порой изысканного, но и безвкусного.
Немного тусклого, но и блестящего.
Такого русского и настоящего!
Всего премного твоего,
И это главное!
Такая чудная моя,
Такая славная!
Течет.
Старое совсем не радует,
Новое еще не открыто.
Ищешь в толпе лица,
Все чаще находишь рыла.
Ниже склоняешь голову,
Смиряешься, уставая.
Мечтаешь – хотя бы один,
Хотя бы одна живая.
Пороки в себя впитавшая,
Гуляет, воняет улица.
Не хочется видеть пошлого,
Приходится сильно зажмуриться,
Чтоб болью глазное яблоко,
Выдавило из мозга,
Все и вся без остатка,
Все то, что никак не серьезно.
Что же тогда серьезно?
В мире, где все проходяще.
В мире, где каждый в землю,
Пеплом, окурком ляжет.
В мире, где властвует до,
Не пререкаемо после.
Улитка ложится на дно,
Снова приходит осень.
Бренность, она нетерпима –
Воплями режет глотку.
Пасть открываешь поспешно,
И заливаешь водку.
От пустоты и беззвучий,
Время в мозгу закипает.
«Что ж ты такой живучий?» -
Смерть за спиной вопрошает.
«Что ж ты такой железный?
Будто не выл ни разу!».
Снова пасть открываешь,
И льешь до краев, до отказа…
Чалишься в чреве покоя.
Глаза замыкаешь, видишь –
Вдали бесшабашит море,
И грудью могучей дышит.
Чайки пронзают небо,
Облаки пышут белым.
Ныряешь во мрак моря,
И уплываешь первым.
Человек.
Кряхтит зима. Уставший город,
Сползает сонно в темноту.
А ты стоишь, поднявши ворот.
Стоишь и смотришь в пустоту.
Снежинки, падая на брови,
Не тают. Холод мертвеца,
Пронзив насквозь скупую душу,
Соприкасается лица.
Березы – старые калеки,
Кивают лысой головой –
«Тебя не жаль, ты отблеск некий,
Не побывавший сам собой».
Зима кряхтит. Бросает перлы.
Зима зовет уйти под лед.
Ты соглашаешься смиренно,
Не в силах двинуться вперед.
Глаза сомкнув и руки вскинув,
Мотнув тяжелой головой.
Ты остаешься так, застынув,
Как показатель вековой.
Зима кряхтит. Что кредиторы,
Уходят годы в темноту.
А ты стоишь, поднявши ворот.
Стоишь и смотришь в пустоту.
***
Вспоминаю о прошлом по нежному,
Тьму грядущую не боюсь.
Я такой же веселый по-прежнему,
Но в глазах затаилася грусть.
Ах, душа моя, странница вольная,
Мир людей ты увидела весь.
И летит над моей колокольнею,
Птицей вещей заздравная песнь.
Все мечты не сбываются, проще,
Головой в вечный омут упасть.
Мои милые чащи и рощи,
Я готов в вас навеки пропасть.
Я готов, преклоняя колени,
Перед вами до смерти стоять.
И любовь, в своем сердце лелея,
Понимаю, что все не познать.
Не познать то, что выше, над нами.
Не узнать то, что там, под землей.
Мы о главном не можем словами.
Мы о главном лишь можем душой.
В жизни есть зачарованный смысл.
Просто жить, преклоняясь судьбе.
Не пускать в себя чуждые мысли.
Не сдаваться влияньям из вне.
В каждом сердце бушует вселенная.
В каждом теле присутствует Бог.
Это прелесть необыкновенная.
Это тихий и светлый восторг.
Ах, душа моя, странница вольная,
Мир людей ты увидела весь.
И летит над моей колокольнею,
Птицей вещей заздравная песнь.
То, что нужно.
Мы довольны, когда есть кров и домашние тапки,
В холодильнике борщ и замерзших пельменей кило.
Каждый вечер у телека, словно прокисшие бабки,
Мы сидим и жалеем, что время свершений прошло.
В наших каменных стенах мерцают способные лампы,
Но способны они лишь на то, чтоб шкафы осветить.
Мы врастаем в диваны, согласные быть баобабом.
Мы не видим рассветов, боясь под дождями простыть.
Словно стрелки часов, заколдованно ходим по кругу.
Лишь закончится счет, мы ворвемся в кромешный покой.
И не стоит надеяться на пресловутое чудо.
Там никто не услышит мольбы, там нет окриков «Стой!».
Нужно ключ в голове повернуть в положение «Воля».
Наплевать на все прошлое! В топку чужие мосты!
И уйти, чтоб почувствовать запахи свежего поля.
И понять то, что жизнь – это путь к воплощенью мечты.
***
На ужин каждый день единственное блюдо –
Из тишины и стен. Шагают за окном,
Смеются за окном. И я, наверно, буду,
И я, надеюсь, стану кому-то светлым сном.
Бросаю в унитаз часть прошлого окурком.
Бросаю и жалею, ведь это – часть меня.
Ведь это – часть того, что было полудурком,
Блюющим на асфальт по истеченье дня.
Зима сожрет дома. Зима сожрет дороги.
Зима проглотит все, с нее нельзя спросить.
Окоченеют руки. Окоченеют ноги.
И некуда идти. И некого любить.
Тоска сгребает в плен. Тоска не ела вишни.
Но знаю, так до смерти – всего лишь семь шагов.
Всего лишь семь шагов. Восьмой, конечно, лишний.
Восьмой – что бег на месте. Восьмой – без дураков.
И так – за кругом круг. И так – за стаей стая
Летящих мимо глаз неистовых минут.
Я – грешен, я – чудак, вот и дошел до края,
Но не дошел до рая, увидев белый флаг.
Сожгу остатки фраз на ужине прощальном.
Зачем такой мне ужин – из тишины и стен?
Вчера я видел смерть. Она была печальна.
Ее лишили жизни, ничто не дав взамен.
***
И сон не берет, и водка не лечит.
Луна, оголяя холодные плечи,
Боками цепляясь за сонные ели,
Сползает на землю пройтись по борделям.
Рассыплет росою все слезы по травам,
Направо, налево – налево, направо.
Конечная точка. Истерзанность ночи.
Уходишь бесславно, тоскливо и молча.
Уходишь бесследно, неисправимо,
Хоть видел не раз таких же, но мимо.
Тогда проходили они, а теперь
Несмело толкаешь прикрытую дверь.
Два раза налево, два раза направо,
И, может, увидишь умершую правду.
Отчетливый повод для радостной встречи,
Раз сон не берет и водка не лечит.
***
Если поймешь – простишь,
Вновь на ладони крыш
Прыгает пятнами ночь,
Как леопард точь-в-точь.
Видимо что-то есть,
Если уж встать, не сесть,
Мир он такой чудак,
Знаешь его кое-как.
Есть еще путь домой,
В землю ногой, долой
Мысли о смерти все,
Быть еще, быть весне!
Ты обними меня
Радостная заря.
Я не один такой,
Глажу поля рукой.
Сколько дорог пройдешь,
Но ничего не найдешь.
Только густой туман,
Только людской обман.
Верю в любовь одну,
Даже когда ко дну,
Думаешь будто идешь,
Думаешь в небе дождь,
Чувствуешь, что озяб
От леопардовых лап.
Спасает ладонь и чай.
И поцелуй невзначай.
Утром плывет заря,
Звезды, как якоря.
Верю, поймешь – простишь,
Если любовь хранишь.
Облаки.
Облаки, облаки – серые волки.
Всклочены волосы, рваны бока.
Зубы источены, лапы промокли.
Смелые воду из ванны лакать.
Больно, когда переломаны руки, –
Не перекуришь один в стороне.
Шепчешь губами в небо Андрюхе,
Просишь о хлебе и крепком вине.
II
Все говорят, что мы видим друг друга
Издалека. Но так далеки.
Мне целомудрие – явная скука,
Да и другие найдутся грехи.
Мне не откроется будущность мира.
Я не пройду через Босфор.
Пахнет встревоженным кофе в квартире
И новизною в поиске форм.
III
Жизнь мне – Синопа. Сердце и муки.
Есть оправданье – руки в муке.
Может от горести, может от скуки
Я утопаю в зиме-молоке.
Будут ли звуки, как дети и шлюхи,
В темень подъезда, смеясь, залетать?
В этом мы разные – много науки,
Чтобы предвидеть, когда умирать.
IV
Где Моисеи? Лишь фарисеи.
Облаки, облаки! Войте навзрыд!
Каждый пытается мягкое сеять,
А получается кислый гранит.
Белые сказки, наглые ласки –
Ластиком слезы стираешь к утру.
Воздух соленым становится, вязким
И шухерится где-то в углу.
V
Облаки, облаки – серые волки,
Смелые воду из ванны лакать.
Шепчешь губами в небо Андрюхе –
Хлеба, вина и …
немного поспать.
Осенний день
Пахнет теплым вечером и тобой.
Рыжий, как осенний прибой,
Кот
Свернулся у твоих ног.
Знаешь, я бы тоже так смог,
Чтобы к тебе прикоснуться
Теплом своим нерастраченным,
Душой, застиранной в прачечных,
Лицом на обложках красочных.
А пока…
Качаюсь
Лампочкой,
Вкрученной в темном подвале,
На тонком проводе жизни.
Я хочу, чтобы ток не кончался,
Хочу быть полезным тебе и отчизне,
Чтобы через черно-белую призму
Выходил только белый
И мелом рисовали дети на асфальте
Клубок солнца
И с ним игрался бы кот,
Рыжий, как осенний прибой,
А потом устал и свернулся у твоих ног.
Может, все-таки это я?
И я так смог?
Любовное
Ты знаешь, мне бы хотелось,
Чтоб строки, посвященные тебе,
Высеклись на гранитных плитах
Прожитых жизней.
Мне бы хотелось, чтобы парус
На корабле «Земля»
Был цвета твоих глаз –
Цвета моей отчизны.
Ведь каждая клетка моей души,
Раскрашенная в черное и белое,
Шепчет: «Спеши, спеши!
Ее имя рассветом сделать».
Чтобы каждое утро твое тепло
Оставалось в домашних тапочках.
Нежность мою парным молоком
Пусть на крыльях разносят ласточки
До экватора, до Антарктиды обледенелой.
Я хочу, чтобы везде и всегда
Твое имя, для меня святое, звенело.
Я хотел бы, как в сказке,
В один день, в один миг
С дыханием тела вдвоем распрощаться.
Улететь, загореться одной звездой,
И чтоб каждый,
Поднимая глаза в небо, видел –
Мы смогли даже в Млечном пути
Не расстаться.