«Поступков наших свежих прах»
Что наша жизнь? - Сосуд с водой.
Одним дан с мертвой, тем- с живой.
Кто залпом пьет, большим глотком,
Кто цедит медленно, тайком.
Одни с чужого перельют,
Другие, постигая суть –
По горсти раздают другим…
Но их сосуд – не стал пустым!
Тебе в ответ.
Искусство – бросовая вещь?
Как нищая, стоит за подаяньем?
Но где, скажи, теперь, те – есть,
Искусство, обделившие вниманьем?
Забыты. Стёрты с памяти людской.
Те, источавшие завистный яд.
И истина, придумана не мной-
О том, что «рукописи - не горят»
Из будущего…
Мне чудится порой ответ потомков…
Из будущего в наше время- SOS!
Зачем упаковали мы в котомку
Ту заповедь, что даровал Христос?
Зачем закрыли в сундуки скрижали?
Развеяли по ветру прах Добра?
Что бродит где-то призрак Чести с жалом,
И брата ищет Краткости сестра.
И нам с тобою быть за всех в ответе!
Кровь черную смешать со звездной пылью в нас.
Чтоб ЖЕЧЬ, БУДИТЬ, ОТОГРЕВАТЬ, ПРИВЕТИТЬ,
Осколки льдинок вытащить из глаз…
Маска.
В лавке продавца полно народа.
Разный люд собрался здесь. Галдит.
На прилавке маска лишь урода,
Но никто примерить не спешит.
Всем хотелось маску «поприличней»,
Ту, которая имеет вид.
Чтоб сидела на лице отлично,
А другие говорили: - Шик!
Совесть продавца уснула, что ли,
Чтоб «урода» людям предлагать?
На нее глядеть нельзя без боли,
А не то чтоб даже примерять!
Все кричат: - Давай другие маски!
Вынимай, что есть из- под полы!
Дай нам Совести, Добра и Ласки,
Чести, Правды, но не надо Лжи!
Лавочник руками лишь разводит,
Нет! – кричит, - сегодня только та,
Что порою многим нам подходит,
Жаль не узнаете вы себя.
Прячете свои родные лица,
За красивой маской Добряка,
Думаете, правды не случится,
Все уносит талая вода.
Громче шум в лавчонке нарастает,
Возмущений уж клокочет гул,
Камнепадом на торговца валит,
Выбивает равновесья стул.
Я гляжу на всю толпу от входа,
Страшен мне толпы ревущей звук,
Чувствую себя я здесь- уродом,
Жалко стало мне людей вокруг.
Я согласен маску ту примерить,
Усмирить ревущую толпу,
И смелей шагаю я от двери,
Вытерев испарину на лбу.
А толпа вдруг резко замолчала,
Удивленно смотрят на меня.
Смелости моей, ценя начало
Расступились. И молчат глядя.
Гордо маску я беру урода,
Примеряю к своему лицу,
И счастливый шествую ко входу,
Я теперь ее уж не сниму!
Только что-то вдруг с толпой случилось,
Из нее вдруг вырвался один,
И шагнул к прилавку, сделал милость,
Стал уродом этот Паладин.
Радостно становится на сердце,
От того, что я не одинок.
И в душе запевшее вдруг скерцо,
Не вмещает скромный закуток.
Я урод. Но я – не одиночка!
Есть еще такие чудаки!
Им за это Смерть дает отсрочку,
Для созданья перла в две строки:
«Жизнь пролетела,
словно в сказке,
Я счастлив тем, что жил – без маски!»
***
Слова - камни,
Слова – в слёзы.
Забыт - вспомни,
Гони грёзы.
Живи – честно,
Твори - свято,
Люби место,
Где ты распятый.
Вся боль - лечит,
Твою душу,
Гони вечно,
Волной сушу.
Срывай путы,
Лети свободно,
Познай сути,
Прослыть не модным.
Будь сам собою,
Ветрам на встречу,
Босым изгоем,
Пока… не вечер.
Закон ошибки.
Среди огромного скопления народа,
Средь вечной суеты и скоротечности,
Брести слепыми с факелом у свода
В надежде отыскать остатки человечности.
И жизнь, написанную на черновиках,
Пытаться заново переписать пером,
Отбросив ужасы, сомненья, страх,
Попробовать перевернуть мир к верху дном.
Закон безрассудства.
Одиноко скрипела береза:
- Не чирикают в ней воробьи,
И никто по весне ее слезы,
Не уносит в чертоги свои.
Не шумят здесь теперь ребятишки,
Не привяжут уж больше коней,
Все окутано шалью затишья,
Оплело паутиной смертей.
Человек совершил свое дело,
В честь него здесь стоит саркофаг…-
Одиноко береза скрипела,
Да болтался оторванный знак.
Закон веры.
Наотмашь бьем мы по лежачему,
Втроем вступаем в бой с одним.
Поспать. Пожрать - вот это значимо!
Знать, что ждет завтра – не хотим!
Забыты Пушкин, Гоголь, Бродский,
Забыт Малевича квадрат.
Лишь иногда хрипит Высоцкий,
Предвидя наших душ закат.
Вагоны леса. Речь чужая.
Пустырь в лесах и в душах тишь.
В который раз уж, Русь – босая,
С рукой протянутой стоишь?
Очнись! Младое поколенье,
И гласом разума взопи!
Храни что было, есть – нетленно
Храни, прошу тебя, храни…
Я был убит.
на стихи Тимофея Алексеева «Взгляд из поднебесья»
Уж сколько пало нас в боях сражений,
На поле Куликовом, подо Ржевом,
Полтавский бой и озеро Чудское –
Все это стало капище людское,
Где только лишь одно в ушах звенит:
Я был убит, убит, убит, убит…
Дом.
Вы слышали, как умирает дом?
Как стонут от безлюдья половицы?
Как хлюпает дождями крыша в нем,
И в поле плачут зоркие глазницы?
Как к дому прилетает воронье,
И ищет, чем здесь можно поживиться,
Но оглядев нехитрое старье,
Спешит смыть грязь у старенькой криницы.
Вы думали о тех, кто строил дом?
Кто выбирал счастливой жизни место.
Кто расчищал с площадки бурелом,
И радостно месил здесь глиняное тесто.
Кто сруб рубил, укладывая в чашу,
Кто камни с речки натаскал на печь,
Кто в красный угол усадил здесь старших,
И первый хлеб старался тут испечь.
Вы знаете хозяев поименно?
Или хотя бы несколько из них?
Не знаете?! – Спросите непременно,
И уточните, где здесь был родник.
Сходите, наберите там водицы,
Отмойте окна, затопите печь.
Пусть радостно запляшут половицы
И лучик солнца прыгнет вам на плеч.
И там, расслабясь, у окна на лавке,
Вдруг что-то вспомните далекое, свое…
Как часто, слишком часто мы не правы,
Бросая дом родной, друзей, село.
Февральский вечер.
Ходит, бродит вечер зимний,
По заснеженным дорожкам.
На деревья бросил иней,
Кистью сбегал по окошкам.
Стукнул посохом по двери,
Пошалил с дымком игриво,
Лед на озере проверил,
Камышам погладил гривы.
На темнеющее блюдо
Бросил звездные крупицы,
Нос щипнул влюбленным людям,
Подмигнул, кому не спится.
Наш путь.
Бурелом. Бурелом. Бурелом.
Наших душ и поступков лихих.
Напролом. Напролом. Напролом.
Мы идем, обо всем позабыв.
Мы сквозь сучья и ветки бредем,
Спотыкаясь на каждом шагу,
Отыскать мы хотим водоем,
Чтоб напиться на том берегу.
Там вода вдохновенья полна,
Там найдем мы заветную ширь,
Там полетов своих крутизна,
Отражается звездная пыль.
И спешим. И спешим. И спешим.
Ускоряем свой шаг мы к мечте.
И идущий с тобой пилигрим,
Не скулит на тяжелой версте.
Просто души, однажды сплелись,
Зазвучали с тех пор в унисон,
И не важно, что поздно нашлись,
Что века разделяют наш сон.
И слова… И слова… И слова…
Пробудили начало начал.
И не важно, что скажет молва,
У нас просто единый причал.
В том источнике воду черпал,
Вдохновенья для новых вершин,
Тот потомок, чей дед Ганнибал,
Кто Державина путь завершил.
А попутчиком был молодой,
Совсем юный безусый корнет,
И его знаменитый «Герой...»
Облетел в переводах весь свет.
А потом, а потом, а потом,
Проложили тропу к роднику
Баратынский, Апухтин, Бальмонт,
Сологуб, Грибоед, Коцебу.
И приметен там был граф Толстой,
Мережковский, Тургенев и Фет,
Передавшие нить с золотой
На серебряный чистый рассвет.
И не счесть, посетивших родник,
Напоённых в чертогах его,
И на вопли похожий их крик,
Совершил над судьбой торжество.
Вдохновленные этой борьбой,
За возможность хоть что-то сказать,
Мы дорогою трудной идем,
Постараясь себя не терять.
Не терять свою чистую суть,
Не растраченный алчностью ум,
И пускай не из легких наш путь,
Мы отправились все же в Арзрум.
Впереди, впереди, впереди
Ожидает немало врагов,
Но вставай, и все так же иди,
До заветных крутых берегов.
Мы подставим друг другу плечо,
Продираясь сквозь сучья и хлам,
Наше сердце горит горячо,
И поэзия стала наш Храм.