Иванов Иван
***
Бездомных псов глаза хранят Луну,
Собачьи сны пропахли едким дымом.
В бетонных гаванях они идут ко дну
В водоворотах толп, скользящих мимо.
Нас тысячи в декабрьском «нигде»,
Распятых меж помойкой и подвалом.
Застрявших в бесприютности беде,
Когда засохший хлеб – уже немало.
И, в общем то, просты законы стай.
У вожаков острее клык, гортань целее
И лишь один приказ для слабых: «Умирай!»
Не воя… Не скуля… И не жалея…
Мы пьем из луж кострища фонарей,
Закусывая снегом из канавы
И все страшнее слышать смех детей,
Тех, что с булыжником в руках выходит правы…
Собачьей радости цена невысока,
В мечтах бездомных так всего немного…
Ворваться б в чьей то бухты берега,
Заснув с обратной стороны порога.
А в город варварски ворвется снегопад,
Промозглый вечер наползет невнятно
И сотни Лун опять в домах горят,
А на какую выть все так же непонятно…
***
Мне с тобой по Мураками
Неопознанно-воздушно...
Мрамор скул горит веснушно
Цвета меди мотыльками.
Мне по Бродскому с тобою
Сигаретно-декадентски.
Я как будто пьян мертвецки
Боссановной глубиною...
Мне с тобой по-Маяковски
Ритмолестницеобразно.
Скулит память громогласно
Плечи кутая в обноски
По-Есенински хотелось
Синь небес сосать глазами,
Шепот мерить твой верстами,
Лить стихов осточертелость.
Междустрочно мне с тобою...
Подобложечно уютно...
И скрежещуще-паскудно
Нестобойную порою.
***
Целуй его за всех
Не отданных войной.
Дари ему свой смех,
Вновь мир ему открой.
Прости ему те дни,
Что отданы боям.
Тропинки протяни
К отеческим дверям.
Пороховую вонь
Смой утренней росой,
Вручи ему гармонь,
Пусть пьяный и босой
Он будет хрипло петь
Иль плакать…
Не поймешь…
Не дай ему сгореть,
Ведь память не пропьешь.
И будет она бить
По снам и песням век,
А ты должна любить!
Спасать!
Он – Человек.
Войной испепелен
И поднят на щите.
Но, в тишину влюблен
И в краски на холсте…
Он ненавидит сталь –
В ней слишком много пуль.
Он проливал хрусталь
В небесную глазурь.
Целуй его Женой
И Матерью целуй!
Войной больной…
Герой…
Лишь к ней его ревнуй.
И от нее спасай,
Обняв его в тиши…
Солдат – дитя в венце израненной души…
***
Нет, Лиличка… Он больше не придет…
В прихожей вашей бас не прогрохочет.
Сейчас апрель… На реках тает лед
Дни все длиннее и короче ночи…
Он словно высечен был из гранитных глыб,
Сплетен из пряжи рельсовых узоров.
Ему уметь бы сглаживать углы б,
Но слишком твердым оказался норов.
Он мог оркестр собою заменять,
Вой медный труб и грохот барабанный!
Стихи металлом сплевывал в тетрадь,
Строк грубоватых скульптор филигранный.
А вам свезло узнать его иным,
Распятым на привязанности к музе,
Любовью к вам истрепанно-больным,
Плененным в этом тройственном союзе.
И были вы, не стоя ни гроша…
Чудовищем в его стихах воспетым.
Вы были счастливы, салонная душа,
Обзаведясь, своим ручным поэтом?
Нет, Лиличка… Он больше не придет…
Ваш слух отвыкнет от его набата
Сейчас апрель, на реках тает лёд...
Лубянка стала точкой невозврата...
***
Нам научиться б по-собачьи выть,
Луну зрачками по ночам вбирая…
Сливаясь с небом без конца и края,
В потоке ветра по теченью плыть
Нам бы уметь любить, а не желать,
Не выставляя верность на продажу.
Былых ошибок сбросить бы поклажу
И вновь уметь прощаться и прощать…
Нам вечность априори не дана!
Так почему же под обид давленьем
Мы упиваемся как ядом озлобленьем,
Из нашей речи выжигая имена?
Нам бы расслышать красоту дорог…
Нам бы увидеть дымный ветра запах…
Растаяв снегом, на кошачьих лапах,
Весной пролиться на родной порог.
Друзей бы находить не во-хмелю
И в смысла поисках не прибегать к стакану.
Впускать свободу в душу не по плану
И в будни не влезать, будто в петлю.
Нам так хотелось бы…
Жилось…
И пелось бы…
Сквозь тернии дорога не пугает!
Да может мы владыки собственной судьбы…
Но так по-человечьи «бы» мешает...
***
Мажь полумесяц кровью июля,
Меридиана ломая хребет.
В губы ветрам впиться птицы рискнули,
Вдрызг об асфальт расплескался рассвет.
Чрево Парижа - хрипящее жерло.
Пахнут мазутом шелка мостовых.
Бриз океанский ласкает несмело
Улиц Кадат беззаботно-пустых.
Вдоль по гранитным бритвам бордюров
Праздные водят нежностью стоп.
Утро в себя облекает понуро
Города дряхлого каменный лоб.
Каша из толп, фонарей умиранье,
Вскрыт мегаполис булыжником дня.
Дворникам брошена ночь на закланье
И звезды в кострищах сгорают звеня.
А к вечеру в маленьких кухонь клоаки
Стекает людской изможденности жижа
И вновь в подворотнях завоют собаки.
Хрипящее жерло - чрево Парижа...
***
По бокалам спрятано
Легкое вино,
Сентябрем врывается
Улица в окно.
А в прихожей теплится
Звонкое «Привет!»,
Лепестков здесь парочку
Приютил паркет
Мыло пахнет мятою,
Пахнет счастьем час
И слегка запутанным
Будет твой рассказ:
О мирах прочитанных,
О ветрах дорог
О свершенных таинствах
Автостопных строк.
Захмелев отчаянно,
Вспыхнешь словно мак
Плечи неприкаянно,
Кутая во мрак.
И бессвязным шепотом,
Утонув в плече,
Станешь мягким золотом,
Мотыльком в свече.
Ты не будешь грешною.
Стыдно? Ну и что?
Но висит на вешалке
Не мое пальто…