Embedded Files
Post date: Apr 1, 2012 12:17:13 PM
К 200-летию Отечественной войны 1812 года.
НА РОДИНЕ
Я не был тут лет сто, а может двести,
Но понимаю. Все шумит родник.
Он там, в овраге. Он на прежнем месте.
Не высох, не спечалился, не сник.
Я помню его крепко, помню ярко.
А он, родимый, помнит ли меня?
Тут винным долом шли попить доярки,
Подойниками весело звеня.
Тут цвиркает любимый мой кузнечик.
Попью воды, и все с души долой
Все чернота, вся хворь, вся ложь и нечесть,
А он шумит. И я еще живой!
ГЕНЕРАЛ-САДОВНИК
Помещичий садовник
Иван Бузаев некий
Как генерал-полковник,
У яблони с линейкой.
Здесь яблони сажались
По росту, по ранжиру.
Деревья те сражались.
Армейской жизнью жили.
В снегах тонули, спали.
Зализывали раны
И почками стреляли
Совсем как партизаны
Трусил к ним русый заяц,
Щипал нахально корку
Прадедушка Бузаев,
Шугал их по пригорку
Но места нет для грусти,
И яства нету слаще.
Как мед снимает с груши
Мой осторожный пращур.
Шумит камыш и донник,
Лягушки «квак» да «квак».
Он генерал-садовник
И это знает всяк
Грязища у амбара,
Тепло, темно и вязко.
А вот и бравый барин
С походкой гусарской.
Хозяин и работник.
Да полусонный сад.
Сидят и беззаботно
Грушами хрустят
И вот за этим хрустом,
Как в молодое время.
Так остро пахнет Русью,
И чуточку вареньем.
БАБУШКА
В этой жизни пышной,
Сколько не потей,
Не хватает пышек
Бабушки моей.
Не хватает деда
Ярких веретен,
Да махры соседа –
На мазарках он.
Не хватает санок,
Сколько не кричи,
Сказок про русалок
Ночью. На печи.
Чудо, та одежка,
Чудо, тот спорыш –
Ляжешь и немножко,
Чуточку паришь.
Не в Париж, а к маме,
Под ее ладонь.
Манит, манит, манит
К маме молодой.
В жизни этой тощей
Странные дела
Не хватает в общем
Воли и тепла.
МОНОЛОГ ГУСАРА
Я шел под звездою высокой,
Дымился серебряный путь.
Целуй меня в левую щеку,
А правую позабудь.
Я брел под звездою вслепую,
Щекой твои губы храня,
И отрекошетила пуля,
Вцелованная в меня.
Я выпил счастливую долю,
Скакал сквозь жару и мороз
И к милой, под нежной звездою.
Я правую щеку принес.
Но кто пошутил так жестоко?
Кто с гиканьем шпорит коня?
- Целуй мою правую щеку.
Она не узнала меня.
Москва-Париж-Москва
Поправив мужицкую шапку,
Он мчался наперерез
Французам. И саблей, и шашкой,
И пушкой щетинился лес.
В лесу и кроваво, и звонко,
(Я где-то об этом читал)
Спасала от пули иконка,
Никола-Угодник спасал.
И песня спасала Дениса,
Да шутка, да крученный стих,
Да, русская птица – синица,
Да трубка одна на двоих.
Пусть в картах – несчастные пики,
Ну, это, ты братец, шалишь,
В итоге России великой,
Пардон, поклонился Париж.
А русскими, вечно, стращали,
Презрительно щурили глаз,
Но курскими, жирными щами,
Божественно пах Монпарнас.
Пал ворог, чего там калякать,
Хватило и воли, и сил,
И русский исхоженный лапоть
По Сене божественно плыл
Художники их рисовали,
А женщины для бесед
Взволнованно розы совали
В китовый, капризный корсет.
Казалось бы – баловень славы
И лучик ее золотой,
Но, крякнув, и шапку поправив,
Давыдов помчался домой.
В Россию, то лесом, то долом,
Какая печаль впереди?!
И русский Угодник Никола,
Дремал на гусарской груди.
ОТСТАВКА
Ментик алый, волос – белый,
Беглый, пушечный огонь
Протрубили три победы
За плечами у него.
Вилась Висла, билась Тисса,
Неман был, как сеттер рыж,
Три победы у Дениса,
Пей шампанское Париж.
А теперь вот конь отпущен,
Сабля спит. Кругом почет.
И стихи читает Пушкин,
Саша Пушкин, черный черт.
Ты – Денис, угодник дамский,
Отставник теперь. Пардон.
Бывший командир гусарский
Продает московский дом.
Кажется, что жизнь промчалась,
И не тот уже закат.
И на память лишь осталась,
Эта вот колода карт.
Да закуталась, озябли,
Как в каком - нибудь бистро
Эта вот «За храбрость» сабля
Да гусиная перо.
Три трубы, как три победы.
Локон бел, а ментик ал.
А что дальше? Он не ведал.
То привал, то перевал.
Шевелит гусар усами,
Ногу, кажется, свело.
И летят, как стрелы, сани
В средневолжское село.
ПЕНЗА. В ТЕАТРЕ.
Это главное сраженье.
С замираньем на губах.
Там уже рождалась песня
Или слово, или вздох,
И в груди тепло и тесно,
Там опять чертополох.
Сердце старого гусара
Так уже несётся вскачь,
Да какой он, братцы, старый.
Тертый, крепкий он калач.
Обнимались две ладони.
На театрах, на виду.
В общем плаче, в общем стоне,
Говорили ерунду.
У него опять сраженье,
Как у Клязьмы под Москвой,
То же трепетное жженье,
И кровавый тот же бой.
Да, дела довольно плохи,
Ну, Денис, не будь дурак,
В этом вот чертополохе
Очень слабый левый фланг.
И уже стучит карета,
И в руках - ее платок.
И какие брызги сета!
За каретой. Цок-цок-цок.
ТАКСИ
Усатый таксист мне включил про баланду,
Про то, что в тюрьму бедолагу закрыли
А надо бы петь про другое, балладу
С названием чудным «Гусарские крылья»
СИРЕНЬ
Такие сирени цвели у него за плечом,
Пронзительно так, будто эти сирени из бездны.
А он – сумасшедший, ему, как в бою – нипочём.
Легко укатил целоваться с красавицей в Пензу.
И рвался от ревности сад, и слетала листва,
Подушка рыдала и снился все время тарантул.
И трогала щеки: «Жива, как не странно жива.
Уехал. Вернется. Какая же это утрата?!»
А Пенза – в свечах. И у города свой караул.
Красавица рвет его глупые, жалкие письма.
Целует в затылок. И крениться кивером стул,
Отныне он друг да и только. Отныне и присно.
И он возвращался. И отцветала сирень.
Увяли на окнах степные лазорьки простые.
И женины очи от слез становились серей.
Они его, кажется, кажется… точно простили.
А он не простил, не горячки, не медленных губ,
Ни черной заколки внизу ее тонкого платья.
Ах, как же я глуп, как же, боженька, слеп я и глуп.
Седой, отставной. Он в сарае безудержно плакал.
ПАРОХОДУ И ЧЕЛОВЕКУ
Списанный из ВМФ пароход «Денис Давыдов»
катает по Москве-реке состоятельную публику, зарабатывая тем самым себе на ремонт.
Здравствуй пароход «Денис Давыдов».
Ты от ветра и невзгод осип,
И не подаешь, конечно, вида,
Шлюзы ломит, палуба болит.
Честь и удаль, все пошло на убыль!
Ты теперь буржуйский ресторан.
На твои обветренные губы,
Натянули дьявольский капкан.
Стойки бара, дамы полусвета,
И другая яркая попса.
Но не спета песенка, не спета.
Светлая настанет полоса!
Запоют серебряные трубы,
И спасут от горестей и бед,
Их поднимет из глухого трюма,
Молодой и ветреный корнет.
Нет, не надо горького лекарства,
Все само собой произойдет,
Когда дух старинного гусарства
На Россию снова снизойдет.
Тискай свою дамочку, не тискай,
Но слетишь в дешевый свой уют,
В бой выходит храбрый полк Ахтырский,
Трубы серебром своим поют.
Родина – не эта вот шарага,
Не Сердючка с мыльного двора!
Как ромашка Родина, как шпага.
И нежна, и вольна, и остра!
Родина, она не мушкетерка,
Партизанка. И гляди, дивись,
Как из-за зеленого пригорка
Вдруг да к нам и выскочит Денис!
Google Sites
Report abuse