Мне тридцать лет, а кажется, что триста, -
испытанного за десятерых
не выразит отчетливо, речисто
и ловко мой шероховатый стих.
Косноязычен и тяжеловесен,
ветвями свет, корнями роя тьму, -
для разудалых не хватает песен
то ясности, то плавности ему.
На части я враждебные расколот, -
нет выбора, где обе хороши:
рассудка ли мертвящий душу холод,
рассудок ли мертвящий жар души?
Единство полуптицы - полузмея,
то снизу вверх мечусь, то сверху вниз,
летая плохо, ползать не умея,
не зная, что на воздухе повис.
Меня пригрела мачеха-столица,
а в Курске, точно в дантовском раю,
знакомые еще встречая лица,
я никого уже не узнаю.
Никто - меня. Глаза мои ослабли,
мир запечатлевая неземной, -
встаю в который раз на те же грабли,
не убранные в прошлой жизни мной.