Покаяния отверзи ми двери

«Се, стою у двери и стучу» (Откр. 3:20)

«Покаяние отверзи ми двери, Жизнодавче» - мы молим Господа открыть нам двери покаяния, но Христос уже стоит у дверей и стучит, ожидая, когда мы услышим глас Его и «ревностно покаемся» (Откр. 3:19). «Итак будь ревностен и покайся», - говорит Господь, - «Се, стою у двери, и стучу: если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною». Господь стоит у дверей, но мы не в силах отворить их, ибо потеряли ключ, и не знаем, где находятся двери. Ключом к отверзению сердца является любовь к Богу, а дверями – умное делание. Когда умное делание творится по ревностной любви к Богу, то отверзается сердце и в него входит Господь. Тогда отверзаются двери покаяния в духе и истине.

Но на пути к умному деланию возникает препятствие – дух самомнения подвижника. Под самомнением имеется ввиду не всякое мнение человека, но проявление его гордыни. Увидеть в себе самомнение как греховное проявление мешает сама гордыня. Эта страсть заслоняет голос Господа глухой стеной. Не пройдя через скорби смирения, невозможно увидеть в себе самомнение и прийти к покаянию-перемене ума в умном делании. После преодоления первоначального самомнения, оно вновь возникает, когда даются благодатные перемены в молитве. Ради искоренения самомнения, возникающего словно гидра в сердце, очищенном благодатью, Господь попускает брань с лукавым, которая очищает ум от самомнения и подготавливает его к восприятию полноты Святого Духа и тайной вечери с Господом.

В настоящей статье исследуется покаянная суть умного делания как благодать перемены духа молящегося от самомнения к обожению через отверзение сердца и брань с лукавым.

1. Умертви прежде самомнение

Умное делание – это узкий и прямой путь покаяния. Иисусова молитва словно острый меч Христов отсекают всякую нечесть и отверзает сердце к перемене всего внутреннего человека. Но умное делание несовместимо с самомнением, ибо оно уповает на себя, свое разумение, свое мнение или опыт, а Иисусова молитва – это упование на благодать Господа и прошение о помиловании грешника: Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешнаго.

Иисусова молитва может твориться всеми христианами с верою, полученной при крещении. Однако, не всякому христианину полезно приступать к умному деланию как новому образу жизни. Отцы предупреждают об опасности самочинных преждевременных упражнений в умном делании, если христианин еще не стал на путь непримиримой борьбы со страстями и не скорбит о падениях: «таким не должно касаться умного делания, ибо они подобны человеку, который, будучи ранен стрелою от врага своего, берет ее собственными руками и вонзает в свое сердце»[1]. Умное делание полезно для тех, кто «суть сопротивляющиеся страсти, так как произволением борются со страстью и не хотят действовать по ней, но и скорбят, и подвизаются. … Им во всяком случае можно и должно обучаться умному деланию, потому что они очищаются вседневною благодатию Христовою, чрез умную молитву и ежечасное покаяние» (там же). Таковым благодать с помощью умного делания очищает сердце и «отверзает двери покаяния», т.е. соединяет ум с сердцем. Иногда к таковым подвижникам за горячность их деятельной веры в соблюдении заповедей Иисусова молитва приходит сама собой без их предварительного намерения к умному деланию. Среди моих знакомых знаю несколько таких человек, которые не имея никакого представления об умном делании, вдруг, услышали внутри себя самодвижную Иисусову молитву, ревностно последовали за ней и обрели в ней непоколебимую веру и надежду. Такая молитва дается на непродолжительное время как благодать, призывающая к умному деланию и истинному покаянию. Но были и такие, кому неожиданно давалась такая благодать Иисусовой молитвы, но они, впадая в самомнение о своем достоинстве, сочли этот дар за признание их благочестия или особо склада ума, и прекратили деятельное очищения сердца, услаждаясь одной молитвой. У таковых за их самомнение вскоре отнималась благодатная помощь и молитва превращалась в пустое повторение слов. Эти примеры свидетельствуют о том, что нет божественного предопределения к умному деланию по особому свойству ума или избранности подвижника. Всякий человек может быть призван к умному деланию, если его дух устремлен к очищению от греха. Если же мотивацией к умному деланию становится не умертвение страстей, а устремление к достижению тонких состояний ума и созерцаний, то «таковым заграждаются уста запрещением»[2]. Ум будет повторять слова молитвы, но двери сердца останутся закрытыми. Уста сердца закрываются, чтобы уберечь такого подвижника от прелести. Ибо, «если кто мечтает мнением достигнуть высокого, будучи охвачен сатанинским, а не истинным желанием, такового сатана удобно опутывает своими сетями, как раба своего»[3].

Как говорит преп. Исаак Сирин, прежде созерцания необходимо прохождение деятельной части пути покаяния, состоящей в «претерпении плотских скорбей [телесных лишений, неизбежных в борьбе со страстями], производимых действованием раздражительной части души», а потом переходить ко второй части, которая «заключается в тонком делании ума и в Божественном размышлении, а также и в пребывании на молитве, и так далее; она совершается вожделевательною частию души и называется созерцанием». Преподобный Исаак Сирин категорично предупреждает, что «всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части переходит к сей, второй, привлекаемый ее сладостию, не говорю уже — своею леностию, постигает гнев [Божий] за то, что не умертвил прежде уды свои, яже на земли (Кол. 5)»

Выше мы рассмотрели опасность преждевременного перехода к умному деланию по самомнительному устремлению к созерцанию. Но, с другой стороны, самомнение может порождать нежелание менять устоявшийся благочестивый образ жизни. Многие благочестивые христиане, искренне желающие спасения, старательно ходят в церковь, исповедуются и причащаются, исполняют утреннее и вечернее молитвенные правила, красиво поют акафисты и «покаяние отверзи ми двери, Жизнедавче», постятся, читают душеполезные книги, беседуют о Боге и совершают многие другие внешние подвиги, полагая, что в этом внешнем делании и состоит суть покаяния и спасения. Такие подвижники внешнего благочестия относятся к внутреннему умному деланию, как к излишнему деланию для избранных монахов, обладающих особым призванием со стороны Господа. И среди монахов также можно встретить подобное самоограничение себя внешними подвигами. О таковых отцы говорят: «Многие … погрешают против здравого разума, думая, что умное делание принадлежит одним бесстрастным и святым мужам. По этой причине, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопения, тропарей и канонов, препочивают в этом одном внешнем молении. Они не понимают того, что такое песненное моление предано нам отцами на время, по немощи и младенчеству ума нашего, чтобы мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного делания, а не до кончины нашей пребывали в песненном молении. Ибо что младенчественнее того (Григорий Синаит, гл. 19), когда мы, прочитав устами внешнее наше моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что творим нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея». Под «песненным молением» или «псалмопением» отцы понимают не только церковные песнопения, но и молитвенное правило всякого христианина, совершаемое утром и на сон грядущий. Умное делание не для избранных, а для всякого человека, стремящегося к подлинному покаянию в духе и истине (Ин. 4, 24). Было время, когда умное делание было тайным учением и мало кому известным. Но в наше время оно перестало быть таковым, и препятствием к нему может стать ложное самомнение о своем внешнем благочестии. Дела внешнего благочестия необходимы и являются основанием для внутреннего покаяния, но они становятся препятствием к подлинной внутренней духовной жизни подвижника, если тот видит во внешнем делании смыл и цель христианской жизни.

Еще более устойчивым и утонченным препятствием к умному деланию является самомнение, возникающее у людей высокого ума, которые хорошо образованы, много читают и хорошо знают труды святых отцов. Многие из таковых имеют академическое духовное образование, владеют иностранными языками и философской терминологией, но не имеют опытного познания божественного. Таковые становятся пленниками рассудочных мнений о Боге и увязают в различных богословских беседах и спорах или тонкостях понимания святых отцов, тратят весь ресурс своего разума на бесполезные исследования, пытаясь своим рассудком с помощью логического мышления постигнуть Божественные тайны или открыть что-то новое в трудах святых отцов. В таких по виду духовных занятиях, богословских исследованиях или публичных дискуссиях в социальных сетях они находят удовлетворение и радость открытия «нового мнения» о Боге и проводят в этом самомнении всю свою жизнь, совершенно не испытывая потребности в истинном познании Бога, являясь по сути пленниками самомнения.

Богословское образование несомненно полезно, если оно опирается на опыт духовной брани и опытное, а не теоретическое ведение божественного. В противном случае, теоретическое знание о Боге может породить самомнение, что Бог уже познан и нет нужды в очищении и умном делании. Преждевременное рассудочное знание о высоких духовных состояниях или о тонкостях догматов не полезно и для тех, кто законным образом приступил к умному деланию по горячности веры и любви к Богу. Преп. Исаак Сирин в слове «О чине и уставе новоначальных и о том, что прилично им» говорит: «Как мечущегося на всех льва, избегай рассуждений о догматах: не сходись для этого ни с питомцами Церкви, ни с чужими»[4]. А преподобный авва Исаия (отшельник) наставляет: «Не беседуйте ни о мире, ни о Боге, ни о спасении ваших душ, но пусть каждый идет в свою келью оплакивать грехи. Ибо когда вы начнете говорить будто бы о Боге, о догматах, о нравственности, о богослужении, то вы будете просто бросать слова на ветер и в конце концов поссоритесь»[5]. Истинное неизреченное ведение божественного смиряет ум подвижника и побуждает его к молчанию и хранению безмолвия, а рассудочное мнение о Боге от чтения и знания может стать основанием для самомнения, которое в разговорах побуждает показать свои знания и настаивать на своем мнении, порождая споры. Поэтому старец схиарх. Эмилиан, толкуя подвижнические слова аввы Исайи Отшельника, говорит: «Если ты живешь вместе с другими братьями, то не желай состязаться с ними в разговорах. Начал кто-то из них богословский спор? Не желай и ты дискутировать на богословские темы. Тот в разговоре с тобой употребляет философские термины? Не желай показать, что и ты знаешь философию, не стремись быть равным … не заводи споров с братом. Предоставь ему выразить свое мнение, и дело кончено» (там же). Этот совет современного подвижника умного делания, достигшего созерцания нетварного света, нацелен на умертвение самомнения у новоначальных.

Таким образом, самомнение может стать препятствием к перемене ума, с одной стороны, по преждевременному самочинному устремлению к умному деланию, а, с другой стороны, по самоудовлетворенности мнимым внешним благочестием или мнимой духовной деятельностью ума в сфере рассудочного богословствования. В обоих случаях самомнение опирается на представление о себе, сформированное в результате сочетания гордостной самости с ложными помыслами и потому оно является прелестью, препятствующей приближению благодати. Не очистив ум от самомнения, невозможно приступить к подлинному умному деланию.

2. Покаянная суть умного делания

Суть умного делания не в технике и не в стяжании высоких состояний, а в обращении ко Христу за спасением души для жизни будущего века. Христос пришел на землю, чтобы спасти всякого человека и всех призывает к покаянию. И тому, кто откликается на Его призыв и ведет непрестанную и непримиримую борьбу со страстями, Христос дает Иисусову молитву и полноту благодати Святого Духа в умном делании.

Многие, читая о молитве Иисусовой, обращают внимание на техническую сторону молитвы и стараются тщательно соблюдать советы отцов о положении тела, формуле молитвы, внимании к словам, отсечении помыслов и воображения, о способах скорейшего обретения сердечного места с помощью дыхания. Все эти советы отцов о внешней стороне умного делания полезны, если молящийся приступает к умному деланию с осознанием своей неспособности самому изменить себя и с верою в личность Христа как Спасителя и как Сына Божьего: «Такое делание может быть полезным, если при этом не теряется из виду, что каждое призывание Имени Христа должно быть неразлучно с Ним, Его Персоной, неотрывно от Лица Бога. Иначе молитва превращается в техническое упражнение и становится грехом против заповеди: "Не произноси Имени Господа Бога твоего напрасно" (Исх. 20, 7; Втор. 5, 11)». Сказано «каждое призывание Имени Христа», то есть, умное делание – это не только частое повторение Иисусовой молитвы и внимание к словам и помыслам, но и непрестанное памятование о Христе, Который дает молитву молящемуся.

Покаяние как перемена – это дар благодати. Покаяние как умное делание – это деятельная вера во Христа в ощущении Страха Божьего: «Покаяние есть вторая благодать, и рождается в сердце от веры и страха; страх же есть отеческий жезл, управляющий нами, пока не достигнем духовного рая благ»^[6]. Страх Божий не рождается от нагнетания эмоций и мрачного вида лица, ибо это духовное чувство, которое рождается от Духа Свята. Но молящийся может различать отсутствие Страха Божьего и то, что противоположно Страху – это чувство довольства собой и самоуспокоенности, которые неизбежно приходят после познания благодатных перемен в молитве. Когда приближается благодать, то Страх исчезает и сердце радуется. Это нормально. Но когда благодать умаляется, то как бы ни был высок и блажен опыт вкушения благодати, человек возвращается к своей падшей природе, порождающей самомнение и утрату Страха. Это начинает проявляться в уповании на свой навык или технику молитвы, на свою волю и свой ум. Эта гордостная самость свойственна нашей падшей природе, и она проявляется всякий раз, когда благодать умаляется, и молящийся остается наедине со своей природой, лишенной благодати. Обнаружить эту самость и направить силу имени Христа против гордостного самомнения – это и есть молитва в духе смирения и сокрушения о своей греховной природе. О своей самомнительной природе можно знать от чтения, но самому увидеть проявление своей самости невозможно. Поэтому Иисусова молитва – это прошение о том, чтобы Христос показал самомнение, очистил от него сердце и «дух прав обновил во утробе моей». Тщетна надежда того, кто полагает, что сердце очищается от повторения имени Господа. Если молящийся не увидел то, от чего просит очиститься и не познал свою немощь в борьбе с гордостью, то нет смысла в очищении, ибо тогда молящийся не познает силу благодати и лишь укрепит свою самомнение. Теоретически важно знать, что есть тайные грехи самомнения, которые не видны из-за гордыни, и просить в молитве показать их.

Духовные ступени умного делания изложены Христом в заповедях блаженств. И первой ступенью является «блаженство нищеты духа». К восхождению на эту ступень подвижник приходит по своему произволению, но само восхождение дается по благодати осознания своей неспособности самому своими усилиями умалить страсти. Эта ступень названа первой, но она не оставляется при восхождении на последующие ступени, а остается основанием для всей лестницы восхождения к Царству Небесному. Великий делатель умной молитвы старец Иосиф Исихаст рассказывает о том, как ему было даровано осознание блаженства нищеты духа: «Мы спрашивали Старца Иосифа: — Старче, каким деланием ты достиг такой степени, что Пресвятая Богородица тебя поцеловала? И он ответил, что более всего остального принял к сердцу и изо всех сил пытался постичь и исполнить заповедь «познай самого себя». Что ты такое есть? Ничто. Ты даже не червяк, ты — ничто. Когда благодать приходит к человеку, она его делает богом. Когда благодать покидает человека, тогда он готов принять любую ересь, совершить любое преступление, тогда он готов для ада. Все зависит от благодати Божией. Но и благодать требует от человека выполнения определенных условий, чтобы прийти к нему и поселиться в нем»[7]. Теоретически умом это все знают, читали, но на практике это знание невозможно проявить соблюдением, если не было приближений и удалений благодати, научивших и показавших собственное ничтожество и немощь духовную. Памятование о смиряющих уроках оставления благодати помогает хранить Страх Божий и держать молитву в покаянном духе. Но, с другой стороны, без стремления молящегося к обожению не дается ведение райских благ в сердце: «Ибо не рождает Дух воли не хотящей, но Он лишь желающую [волю] преобразует для обожения»[8].

Поэтому покаянная суть умного делания – это устремление к обожению в Страхе Божьем, нищете духовной, памятовании о смерти и уповании на Христа.

3. Сердечное место

В практике умного делания телесная область около физического сердца – это особое место. В этой области находится «сердечное место», через которое ум входит в «духовное сердце», которое воспринимается как духовный центр, где ум восходит к созерцанию небесного и далее к единению с Богом. Духовное сердце бесконечно и способно вместить в себя не только умопостигаемый мир ангелов, но и Царство Божие (Лк. 17:21). Духовное сердце – это дверь, у которой стоит Христос: «Се, стою у двери, и стучу: если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20). Но, с другой стороны, «духовное сердце» связано с телом человека и подобно ограниченному сосуду внутри человека, из которого «исходят злые помыслы» (Мф.15:19) и которое нуждается в очищении кровью Нового Завета посредством добродетели разума и благодати Святого Духа.

Сердечное место - это двери в духовное сердце, которое не связано с физическим сердцем. Но когда ум соединяется с духовным сердцем, то ясно ощущается самодвижная молитва именно в сердечном месте и ясно осознается, что молитва творится благодатью Святого Духа. Отцы-исихасты учат, что сердечное место расположено в верхней левой части физического сердца немного выше линии сосков^[9]. Более точно сердечное место находится на ширину ладони ниже ключицы и на длину мизинца левее от середины грудины. Именно, здесь, а не по центру груди или ниже линии сосков.

Если проследить телесные места, в которых естественным образом сосредотачивается ум во время молитвы, то сначала молитва творится на устах, затем переходит на заднюю стенку гортани за глоткой, затем опускается ниже кадыка и далее может длительное время твориться в области грудины вблизи сердечного места, пока благодатью ум не соединится с духовным сердцем. Некоторые практикуют держать внимание сразу ниже кадыка или ниже ключицы, считая, что в этих местах происходит словообразование и потому там проще удерживать внимание. Когда же отверзаются двери сердца, то ум входит в сердце и там углубляется в неведомые глубины, где неведомыми «вратами вечности» выходит к созерцанию небесного и далее к единению с Богом. Все истинные перемены в молитве осуществляются благодатью, но зависят прежде всего от покаянного духа молящегося. Если дух молящегося неправ, то и ум может застрять либо в голове, либо в груди, но в духовное сердце ум не сможет войти по своему желанию.

Некоторые из практикующих умное делание уверены, что сердечное место находится не слева от середины грудины, а по центру вблизи солнечного сплетения. Этому может способствовать, в частности, неправильное понимание святоотеческих текстов или неточность перевода греческих текстов^[10]. Ошибочное представление о сердечном месте порождает ошибочное представление о сердечной молитве. Если длительное время практиковать молитву, удерживая внимание по центру груди, то можно стяжать умно-сердечную-деятельную молитву с устойчивым пребыванием ума по центру груди и быть уверенным, что это и есть сердечная молитва, а устойчивость внимания принять за свидетельство благодатного перехода к сердечной молитве. Ошибочное мнение о стяжании сердечной молитвы может препятствовать совлечению молитвы в сердце, если молящийся успокоится на достигнутом, словно стяжал сердечную молитву, о которой пишут отцы, и начнет искать в молитве признаки состояний, свойственных сердечной молитве, а именно, мир помыслов, самодвижность, бессловесность течения молитвы, безмолвное созерцание. В отсутствии опыта действительной сердечной молитвы, молящийся может легко принять бессловесные и безобразные лукавые подмены за проявления благодати, радоваться им и быть искренне уверенным, что знает, что такое сердечная молитва.

Но опасно не только ошибочное представление о сердечном месте, но и ошибочное представление о признаках отверзения сердца и соединения ума с сердцем. Если прежде времени посчитать, что умно-сердечная-деятельная молитва, творимая в сердечном месте либо по центру груди, и есть молитва в сердце, то опять возникает ложное самомнение, которое долгие годы не дает соединиться уму с сердцем.

4. Брань в преддверии сердца

На этапе умно-сердечной-деятельной молитвы, когда двери сердца еще на отверзлись, молитва творится в преддверии духовного сердца. При этом возникают необычные духовные ощущения. В области сердечного места могут ощущаться благодатная теплота и легкость течения ума в словах молитвы. Молитва может иногда переходить в бессловесные движения, сливающиеся с сердечным плачем или приболезненностью в сердце. Молящийся может временами ощущать любовь и блаженство в сердечном месте. Иногда молитва может течь самодвижно, но самодвижность быстро исчезает, если ум рассеивается. Все это свидетельства благодатных перемен в молитве. И, если молитва продолжает твориться в напряжении покаяния, то вскоре может последовать отверзение сердца и соединение ума с сердцем. Тогда молящийся изумляется и радуется непрестанной самодвижной молитве, творимой уже не умом, но Святым Духом. Сердечная самодвижная молитва творится независимо от деятельности ума, творится то словесно, то бессловесно единым потоком мысли и сердца, то быстро, то замедляется, но не прекращается ни днем, ни ночью и длится месяцами. И когда такая самодвижная молитва возникает, то это есть верный признак начального этапа истинной сердечной молитвы^[11].

Но часто бывает так, что умно-сердечная молитва на долгие годы застревает у входа в сердце и никак не может войти внутрь сердца. И причиной тому служит самомнение. Арх. Антоний (Михайловский-Голынский) поясняет, что на этом этапе умно-сердечной-деятельной молитвы сердце еще не очищено и «Здесь, в самом основании самомнительного сердца, дьявол воздвигает себе великую храмину из страстей … Он каждый момент измышляет новые и новые способы борьбы, а благодать, назидания ради, попускает человеку быть искушенным»[12]. Вот важный момент в его словах – когда молитва приближается к сердцу, то благодать попускает лукавому искушать молящегося ради очищения от самомнения. И эти искушения могут возникать как слева через устрашение молящегося ужасными видениями во сне или наяву, болевыми ощущениями, телесными недугами, так и справа через прельщение святыми образами Христа, Богородицы, ангельским пением и т.д. В это время искушений молящийся ясно ощущает сопротивление гордыни, исходящей из сердца, но не может ее преодолеть своим произволением и только в молитве ощущает силу, способную ей противостоять. И именно в этой борьбе с духом гордыни ощущается промыслительное действие благодати, которая может запросто очистить сердце, но не делает этого, чтобы молящийся осознал свою немощь без благодати и смирил свое самомнение. Ибо кому тогда венцы вручать, если не будет сражения?

В это время лукавый может подстраиваться под склонности молящегося и незаметно подбрасывать ему помыслы ложного мнения о его молитве и его способностях. Одному он может напомнить, что «из тысячи разве один найдется, при великой осторожности сподобившийся достигнуть чистой молитвы»[13], а тебе нечего о ней и мечтать. И будет всячески рассеивать молитву помыслами и образами, так что молящийся впадет в уныние и может охладеть к умному деланию. Другому, наоборот, лукавый может создать тишину от всякого помысла и сотворить иллюзию ощущения блаженства в упокоении ума, незаметно подбрасывая помысел: «вот это и есть чистая сердечная молитва и блаженство познания божественного безмолвия, молись и дальше так». (Такого плана искушения, пожалуй, самые хитрые, потому что не видны явные признаки в виде помыслов или образов и при этом ощущается упокоение от тяжких трудов трезвения и услаждение безмыслием). А третьего подвинет на усиление молитвенных трудов в ожидании благодати и явит ему сначала луч света словно проблеск Божественного света, а затем и лучезарный образ Вседержителя, сошедшего с иконы, так что молящийся падет на колени и поклонится лукавому в образе Христа. Начинающий обычно думает, что последнее искушение столь явно, что его легко распознать и отклонить. Но отцы говорят, что даже опытные в искушениях принимали такие образы за благодатные дары и падали.

И случается это не сразу, а постепенно. Сначала могут возникнуть необычные телесные ощущения в виде теплоты или подкожных жжений, бегущие по поверхности тела мурашки, бесконтрольные подергивания мышц, ослабление ощущения тела. Если эти перемены принять за благодатные и ожидать их повторения, то они могут усиливаться до жара, ощущения удара током или судорожных телесных движений и блудной брани. Старец Иосиф Исихаст пишет: «ум, остановившись вниманием на прелести, тотчас же рассеивается. Как питатель сердца, он передаёт ему показанное прелестью, и оно сразу приходит в смущение. Тогда человек надувается, словно мех, воздухом темным и нечистым, так что даже волосы его встают дыбом, и весь он становится смятенным и неспокойным»[14]. А когда ум научится сосредотачиваться на словах молитвы, то начнут исчезать телесные ощущения. Сначала молящийся перестает чувствовать ноги, туловище, руки, а потом возникает ощущение, словно одна голова висит в воздухе. При этом голова осознает свое пространственное положение, верх-низ, лево-право, и что ноги где-то внизу, руки где-то сбоку, но их невозможно пошевелить или сотворить крестное знамение рукой. Эти перемены могут быть вызваны естественными причинами из-за концентрации ума на молитве и отрешения от всего внешнего. Но они могут возникать и по действию лукавого, который может помогать молящемуся в концентрации внимания путем прекращения атак помыслами ради соблазнения новизной духовных ощущений. Может возникнуть ложное состояние полного отсутствия помыслов подобно тому, как пишут отцы о благодатном «мире помыслов». И если молящийся забудет о Страхе Божьем и увлечется этими состояниями, то лукавый может начать воздействовать на воображение. Может возникнуть слабый луч света или сияние, можно услышать сладкие звуки и ароматы и т.д. Эти новые явления едва различимы и кратковременны, но они заманчивы. И молящийся может принять их за проблески благодатных перемен и устремиться к ним. Тогда могут возникнуть явления, поражающие воображение. Можно неожиданно увидеть небеса, как у Силуана Афонского[15], можно увидеть ярчайший ослепительный свет или свет, красочно переливающийся различными цветами, красивые пейзажи и лучезарные образы. Возможны и противоположные устрашающие видения. Здесь следует заметить, что истинный Божественный свет не возникает в виде луча или другой пространственной формы. Истинный Божественный свет бесконечен и не имеет пространственных различий и временных изменений. Все эти явления, как и помыслы, легко отсекаются на начальном этапе, когда они слабые. Тогда крестное знамение, творимое в Страхе Божьем и с верою силу Честного Креста против лукавого, прекращает эти явления. Но если им довериться, то тогда уже помимо воли молящегося лукавому попускаются более сильные воздействия на ум молящегося, чтобы смирить его самомнение и вернуть к покаянию.

Видения могут быть не только от лукавого, но и от Бога, причем не только на этапе умно-сердечной молитвы, но и в любой ситуации и на любом этапе молитвы. По содержанию видений невозможно определить их источник. Основное отличие состоит в том, что божественные явления возникают сами собой, как власть имущие над нами, без нашего согласия. Они захватывают ум, делают тебя участником событий, ты живешь ими, пока не будешь возвращен обратно. И при этом не возникает сомнения об источнике видения, ощущается мир, любовь и смирение. Как говорит преп. Силуан Афонский: «Не горело ли в нас сердце наше» (Лк. 24, 32), говорили Апостолы, когда приблизился к ним Христос. Так душа узнает своего Владыку, и любит Его, и сладость любви Его горяча»[16]. Свт. Иоанн Лествичник называет божественные явления во время молитвы «достоверными извещениями»: «Во время молитвы не принимай никакого чувственного мечтания, чтобы не впасть в исступление ума. Извещение о том, что прошение наше услышано Богом, получаем мы во время молитвы. Извещение есть устранение сомнения; извещение есть достоверное объявление неизвестного»[17]. Видения от Бога дают нам достоверное ведение божественного таким образом, что оно становится нашим убеждением вне всяких сомнений. А видения от лукавого нуждаются в нашем согласии и доверии, без которых они исчезают, обнаруживая свою сатанинскую сущность. От видений лукавого веет холодностью, от них не исходит любовь.

Любое мнение о себе, своих трудах или молитвенном состоянии может стать основанием для сочетания с прелестью, если к нему прилепляется самомнение. Как сказано было Богородицей тому монаху, который имел высокое мнение о сотворенном собственными руками множестве «церковных кивотов, аналоев, окладов для икон» и увидевший их в «огромном рве среди грязи и комьев земли, исковерканных столов, сломанных стульев, и шкафов»: «Ты монах, мы ждали от тебя главного — покаяния и молитвы. А ты принес лишь это…»[18]. Выйти из этих ложных мнений можно только после того, как молящийся перестанет обращать внимание на состояния, но сосредоточит свое внимание на покаянии. Как говорит арх. Антоний: «О месте сердечном не беспокойся, лишь делай молитву, борясь со страстями, а Господь Сам входит в очищенное сердце, вводя с собой и ум, и молитву, ибо сердце - обитель Божья, и путь в нее знает только один Бог … Будь, делатель молитвы, в простоте, а не в ухищрениях дерзости. Господь слышит твою молитву, веруй сему и молись. С помыслами не соглашайся, греховного всего избегай, себя считай грешнейшим всех и всячески недостойным Бога. Плачь, скорби и молитве внимай».

Таким образом, в практике умного делания сердечное место – это место у входа в духовное сердце. Здесь творится умно-сердечная-деятельная молитва и ощущаются благодатные перемены – теплота, блаженство, любовь, легкость течения молитвы. Но здесь же попускается лукавому подвергать молящегося подменами благодатных состояний ради искоренения самомнения. Услаждение и упокоение в блаженных состояниях, возникающих вблизи сердечного места, задерживает отверзение сердца. Поэтому в умном делании отцы часто напоминают о смирении и сокрушении в молитве, с помощью которых можно избежать всех искушений лукавого и хранить молитву в напряжении покаяния.

5. Отверзение сердца к покаянию

Когда умное делание совершается в напряжении покаяния, то отверзается сердце молящегося. Тогда творится благодатная самодвижная молитва и молящийся обретает достоверное ощущение благодати. Ведение «вкуса» благодати впоследствии становится верным проводником при всех переменах в молитве вплоть до единения с Богом. Ведение благодати спасает человека от лукавых подмен при сердечной молитве. В период сердечной молитвы брань с лукавым за чистоту ума и сердца продолжается[19]. Только чистый ум может быть восхищен на небо к ангельскому созерцанию Божественного света. Но чистота ума обретается не чтением и не воображением о чистоте, а только в брани с лукавым. Неужели после того, как отверзается сердце и наполняется благодатью непрестанной самодвижной молитвы, сопровождаемой ощущением райского блаженства, еще остается место для лукавого? Нет, не остается. Сердце очищается от всякой нечести, но остается падшая природа человека и как только благодать умаляется возрождается самомнение молящегося, как сказано в Евангелии: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным» (Мф. 12:42). Так и случается, когда после познания рая в сердце, благодать постепенно умаляется и оставляет сердце «выметенным и убранным» наедине с самомнительной природой молящегося. Познание рая настолько велико и желанно, что неизбежно сердце молящегося начинает наполняться мнением, что он стал уже другим сам по себе. Самомнение возрождается и не замечает духа прелести, возвращающегося в свой дом. Преп. Симеон Новый Богослов пишет о том, как Господь «посрамляет самомнение мнящих о себе, что они нечто»: «помышляй и о Боге, что (когда) Он скрывается от нас, всех нас содержит великая и густая тьма … Увы мне! как я опишу все?—самомнение и леность, как разбойников напавших на меня, (чувственное) удовольствие и заботу нравиться людям, которые, таща в противные стороны, расхитили у меня: одно— целомудрие мое и трезвость, а другая — добрые дела и Божественные деяния, которые, выказывая самих себя, сделали меня мертвым, оставив во мне оскверненном странное, удивительное и великое самомнение»[20]. И снова в молитве начинаются искушения лукавыми созерцаниями или состояниями нирваны безмыслия, которые настолько тонки, что их трудно распознать умом, как вражьи без опыта вкушений и падений или совета опытного. И только отсутствие вкуса благодати выдает их ложность. Но не сразу молящийся осознает это и потому соблазняется, сочетается с лукавым и падает в бездну прелести, если не вспомнит о покаянной сути молитвы.

Свт. Григорий Богослов сравнивает созерцание с райским древом познания добра и зла, к которому небезопасно приступать преждевременно: «потому что древо сие, по моему умозрению, было созерцание, к которому безопасно могут приступать только опытно усовершившиеся». Запретными плодами на древе созерцания являются искушения от лукавого, которому на этапе сердечной молитвы попускается предлагать для вкушения ложные образы словно образы истинного созерцания. И это попускается ради того, чтобы научить молящегося различать ложь от истины, очистить от самомнения и вернуть его к нищете духа и упованию не на себя и свой опыт, а только на Господа одного, «Ибо смиренномудрие и сокрушение рождаются в сердце от трудов подвизающихся в [духовных] бранях»[21].

6. Плоды покаяния

Ощущение благодати сверхъестественно, но его познание дается человеку в пределах его естественного состояния не своими силами, а силою Святого Духа. И когда ум благодатью Святого Духа восхищается к истинному созерцанию, то молящийся перестает ощущать сразу все тело, а не по частям. При этом исчезает ощущение пространства и времени и забывается все земное. Ум освобождается от всех телесных чувств, рассудочных мыслей и воображения, протекающих во времени. Тогда прекращается и покаяние. Но душа ощущает знакомое чувство божественной благодати, а ум осознает свое преображение к иному способу движения – единовидному созерцанию в Духе.

Преп. Максим Исповедник называет это состояние благодатного созерцания неизреченным безмолвием в тропосе благобытия[22]. В тропосе благобытия человек весь преображается и становится подобен бестелесным ангелам, пребывающим в созерцании Божественного света. Под созерцанием Божественного света имеется ввиду созерцание в пределах тварного естества человека, которое предшествует вознесению к бытию Богом по благодати и сверхъестественному созерцанию нетварного света Святой Троицы. При созерцании Божественного света все существо человека становится созерцающим умом подобно ангелам. Это совершенно иной способ существования человека вне пространства и времени в бесконечности и вечности. Тропос благобытия – это бытие на небе, из которого изгнаны сатана с бесами и всякий ум, впадающий в самомнение.

При созерцании Божественный свет воспринимается умом как бесконечный чистый прозрачный воздух, в котором нет лучезарных образов, нет ничего локального и изменяющегося во времени, ослепляющего или переливающегося цветами. Бесконечный, бесформенный, неизменный Божественный свет светит как истина для ума, как просвещение ведением божественной мудрости. В этом состоянии рассудочное мышление исчезает, и ум единовидно созерцает и впитывает в себя ведение божественного в той мере, в какой это доступно для ума в пределах его тварной природы. А разум также преображается и его рассудительность проявляется в различении бесконечного и вечного по степени благодати и мере приближения к Богу. Просвещение – это познание непрестанного возрастания, как говорит апостол Павел, в ощущении благодати от «силы к силе» и в ведении истины «от славы к славе». Истина постигается единовидно и не выразима словами, «потому что истина есть нечто простое, единственное, единое, тождественное, неделимое, непреложное, бесстрастное, не подлежащее забвению и абсолютно непротяженное»[23]. Но истина не пустота безмыслия, а достоверное ведение ранее неизвестного, превышающее всякое рассудочное мышление и представление о божественной мудрости. Ум просвещается ангельским ведением, и по мере обретения навыка в созерцании восходит к ведению высшего ангельского чина херувимов на пороге вознесения к Богу. В этом состоянии ум перестает ощущать не только все чувственное, но и все умопостигаемое, включая самого себя и свою волю, но при этом ощущает предельное возрастание силы Божественного света, словно ум приблизился к самому Солнцу, от Которого исходит Свет. Преп. Максим Исповедник называет это состояние «незабвенным ведением» или вторым наивысшим состоянием чистой созерцательной молитвы: «когда в самом порыве молитвы ум восхищается Божественным светом и вообще не чувствует ни самого себя, ни что-либо из сущих, а лишь одного Того, Кто Своей любовью так озаряет его»^[24]. Но это состояние никак нельзя назвать обезличиванием или покоем, наоборот, «незабвенное ведение» - это «бесконечно щедрое излияние потока истинной мудрости», которое воспринимается личностью молящегося как «непрекращаемое, непроизвольное, вечное движение мудрости, созерцания и ведения»[25], исходящего от Личности Иисуса Христа.

А когда молящийся возносится благодатью от естественного созерцания к сверхъестественному единению со Святой Троицей, то все естественное, включая ум, исчезает, но личность человека остается и сверхъестественно осознается сверхъестественная сила Божественного Света, который затмевает все виденное раньше, и осознается как Истина и Благодать в единстве. Тогда душа сверхъестественно видит единый Свет уже не как отражение Солнечного света в тварном зеркале ума, а как приснобытие Солнцем.

А после опыта бытия Богом по благодати человек возвращается к тварному естеству ума и осознает непреодолимую пропасть[26] между тварным и нетварным бытием и полное свое ничтожество без благодати. Тогда человек познает истину о себе и подобно старцу Иосифу Исихасту и преп. Симеону Новому Богослову, говорит о себе, что он «ничтожество и хуже всякого человека и всякого бессловесного животного»[27] и учит других «считать себя ничтожнее всех в мире, поистине худшим не только сподвижников и мирских людей, но даже и язычников»[28].

Таковы истинные плоды покаяния и таково ведение истины о себе, в которой нет места самомнению.

* * *

Виктор Неовитос

21.02.2019

[1] Преп. Василий Поляномерульский. Предисловие к главам блаженного Филофея Синайского.

[2] Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические.2

[3] Преп. Василий Поляномерульский. Предисловие или предпутие, желающим читать книгу святого отца нашего Григория Синаита и не погрешать против ее смысла.

[4] Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. 9.

[5] Схиарх. Эмилиан Вафидис. Толкование на подвижнические слова аввы Исаии. Слово первое. Заповеди аввы Исаии жившим с ним братьям.

https://azbyka.ru/otechnik/Emilian_Vafidis/tolkovanie-na-podvizhnicheskie-slova-avvy-isaii/2

[6]Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. 83

[7] Старец Ефрем Филофейский. Моя жизнь со Старцем Иосифом / Перевод с греческого

и примечания архимандрита Симеона (Гагатика). — Москва, Ахтырка: Ахтырский Свято-Троицкий монастырь, 2012. Стр.269.

[8] Преп. Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию, 6.

[9] Преп. Никодим Святогорец. Невидимая брань. «Заметь еще: быть вниманием надо в сердце или внутри персей, как говорят иные отцы, именно – немного выше левого сосца, и там повторять молитву Иисусову. Когда от напряжения сердце начнет щемить, тогда поступи, как советует монах Никифор, именно – подымись с того места и стань со вниманием и молитвенным словом там, где мы обыкновенно ведем беседу с самими собой, под кадыком наверху груди. После опять сойдешь над левый сосец. Не побрезгуй сим замечанием, как оно ни покажется тебе слишком простым и мало духовным".

[10] Неизвестный афонский исихаст. Трезвенное созерцание. Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 1999. – «Преклонив голову прямо на грудь, пусть попробует найти место в середине груди и там внутри, поставив все свое внимание как некоего неусыпного и опытного стража и надсмотрщика, начнет проговаривать молитву». Переводчики уточняют, что в этом месте слова εις τό μέσον του στήθους правильнее переводить «в глубине груди», т.к. в аналогичных выражениях того же автора слово μέσον имеет смысл «внутри» или «посреди», как, например, в следующем абзаце этой же главы: «там, где собраны вместе сердце, ум и внимание и где они благоговейно поучаются в Моем имени,– там посреди (μέσον) них и Я».

[11] См. статью «Этапы умного делания». https://vk.com/doc455765288_477508628

[12] Арх. Антоний (Голынский-Михайловский). Путь умного делания. О молитве Иисусовой и божественной благодати. Гл. «Молитва умно-сердечная деятельная».

[13] Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. 16.

[14] Старец Иосиф Исихаст. Десятигласная духодвижная труба старца Иосифа. Гл. Просвещение Божественной благодатью.

[15] Арх. Софроний Сахаров. Ч.2. Гл. XVI - О духовной войне. «Я сам дважды ошибался. Один раз враг мне показал свет, и помысл говорил мне: прими, это благодать. Другой раз я принял одно видение, и много пострадал за это. Однажды в конце бдения, когда запели «всякое дыхание да хвалит Господа», я услышал, как Царь Давид в небе поет славословие Богу. Я стоял на хорах, и мне казалось, что нет ни крыши, ни купола, и что я вижу отверстое небо».

[16] Старец Силуан. Часть вторая.IX.

[17] Лествица. 28:41-42

[18] Рассказ архимандрита Тихона «Cхиигумен Мелхиседек» в книге «Несвятые святые».

[19] См. статью Виктора Неовитоса «Трезвение». Глава «Ступени духовной брани». Ступень 10.

https://vk.com/doc455765288_477676137, и статью «Поясничный змий»

https://vk.com/doc455765288_480680778

[20] Преп. Симеон Новый Богослов. Гимн 36.

[21] Преп. Макарий Великий. Послание к чадам своим.

[22] Тропос благобытия – способ существования человека на небе в состоянии неизреченного безмолвия – седьмой день творения человека. (Преп. Максим Исповедник. Главы богословские. 1.55-56)

[23] Преп. Максим Исповедник. Мистагогия V.

[24] Преп. Максим Исповедник. Главы о любви. 2.6.

[25] Об особенностях состояния «незабвенного ведения» см. в статье «О незабвенном ведении (ἄληστος γνῶσις) в Мистагогии V прп. Максима Исповедника».

https://independent.academia.edu/VictorNeovitos, https://vk.com/doc455765288_487353224

[26] Преп. Максим Исповедник на слова преп. Григорий Богослова (Слово XLI): «великая и непроходимая пропасть, отделяющая …всякое сотворенное и текучее естество от несотворенного и постоянного». (PG91, 1413A)

[27] Преп. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. Гимн 50.

[28] Преп. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. Гимн 33.