6. "Холодная война", “Дело Касенкиной” 1948 г. и 50 лет спустя

Правительство СССР с 24 июня 1948 года запретило транзит грузов в Западный Берлин через советскую зону в Германии. Блокада Берлина резко обострила политическую обстановку. Запахло новой войной. МИД СССР начал сокращать число советских специалистов, командированных в США.

Из Москвы пришло предписание закрыть советскую школу в Нью-Йорке. До начала учебного года все учителя и ученики должны были вернуться в СССР. 31-го августа в день отплытия парохода "Победа" независимо друг от друга исчезают бывший директор школы Михаил Самарин с семьёй и учительница химии, пятидесятидвухлетняя Оксана Степановна Касенкина. Самарин сразу обратился в ФБР с просьбой политического убежища, которое ему вскоре предоставили. Неадекватное же поведение Оксаны Степановны позволило Государственному департаменту США создать шумное "дело Касенкиной". Суть его стала понятной лишь 50 лет спустя, когда Госдеп рассекретил скрытые им документы.

С 1998 года они доступны в Национальном Архиве США ( National Archives, 8601 Adelphi Road, College Park, MD, 20740) и раскрывают следующий ход событий. За несколько дней до отплытия "Победы" с Касенкиной в парке по-русски заговаривают незнакомые ей ранее люди. Это - химик Александр Коржинский, а за день до отплытия - некто Лео Кастелло. Коржинский приглашает её к себе домой на обед, где выясняет что она не хочет возвращаться в СССР. Он отправляет ее в редакцию газеты "Новое Русское Слово". 31 июля, в день отплытия "Победы", редактор "НРС, эсер "Зензинов (1880-1953) привозит её на ферму Толстовского фонда, где ей предоставляют убежище. На ферме ей приходиться работать на кухне и в столовой, обслуживая рабочих фермы. Работники, приверженцы монархического строя, относяться в советской учительнице с подозрением. Несмотря на безопасность укрытия, Касенкина, чувствует себя некомфортно. Она болезненно относится к снижению статуса, из работника культуры в официантку и посудомойку, и быстро меняет свое решение.

Спустя неделю пребывания, тайком от своих благодетелей, она пишет письмо Генеральному Консулу и просит случайного проезжего отправить письмо на домашний адрес его секретаря Порожникова. Ломакин получает её длинное сумбурное письмо с жалобами на одиночество и суицидное настроение. В письме Касенкина употребляет пропагандистские клише о верности делу диктатуры рабочего класса, о любви к Родине и ненависти к изменникам. Ни слова об Америке, кроме пренебрежительного отношения к “капиталистической системе”. Неупорядоченные мысли скачут из прошлого в настоящее. Однозначный смысл письма - просьба забрать её с фермы. Последняя фраза письма: ”Умоляю Вас, ещё раз умоляю, не дайте мне возможности погибнуть здесь. Я обезволена.” (Цит. по фотостатической копии письма Касенкиной к Ломакину, Национальное Управление Архивов, Вашингтон, Округ Колумбия, документ FW 702.6111/9-2048, State Department Decimal File, 1945-49, Box 3060, RG 59, NACP).

В письме ни слова о том, как она попала на ферму.

Одной из основных задач консульства любого государства состоит в помощи своим соотечественникам. В данном случае непонятным образом исчезнувшая учительница, умоляет Консула о помощи. Письмо Касенкиной не оставляло альтернативного решения, было необходимо ехать на белогвардейскую ферму .

На следующий день по получении письма Ломакин с вице-консулом Чепурных и сотрудницей консульства, хорошо знавшей Оксану Степановну, едет по адресу, указанному Касенкиной. Далее цитирование согласно Нью-Йорк Таймс и других приводимых в этой главе документов. Предварительно Ломакин сообщает о своих действиях в департамент полиции Нью-Йорка Джону Кронину,- начальнику Бюро по поиску пропавших людей,- и просит о сопровождении. Капитан Кронин, который несколько дней назад получил из консульства заявление о пропаже советской гражданки, обещает оповестить ближайшее к ферме полицейское управление о визите Консула. Представительская машина приезжает на ферму. Из интервью президента Фонда, графини Александры Львовны Толстой, известно, что Касенкина собрала вещи и вышла Ломакину навстречу. По распоряжению Толстой 12 мужчин окружают дипломатов и их машину. Известно, что один из них пользуется бандитским приёмом и держит шофёра Василия Молева за галстук. Никто на ферме не знал о написанном Касенкиной письме. Толстая зовёт Касенкину в дом, запирает дверь и вместе со своей помощницей Мартой Кнутсон тщетно пытается убедить учительницу не уезжать с советскими дипломатами.

Касенкина не слушает доводов, говорит, что хочет уехать с Консулом, и повторяет: "Будь, что будет". Убедившись в её непреклонности, Александра Львовна приказывает работникам не задерживать машину, поскольку Касенкина решила уехать с Консулом “по своей доброй воле”. Минут через двадцать на ферму приезжает другая машина. Узнав, что Касенкина уехала, они быстро уезжают. После их отъезда Толстая заявляет в местную полицию, что женщину, искавшую у Фонда приюта от репатриации в СССР, увезли на консульской машине. (Цит. по официальному меморандуму правительства США. Национальное Управление Архивов, Вашингтон, Округ Колумбия, документ FW 702.6111/8-948, State Department Decimal File, 1945-49, Box 3060, RG 59, NACP).

Ломакин привозит Касенкину в Консульство и через 3 часа принимает большую группу американских журналистов. В экстренной пресс-конференции участвует Касенкина. Она рассказывает, что попала на ферму против своей воли и называет имена людей преследовавших её в парке. Ломакин показывает конверт и написанное ею от руки письмо на нескольких страницах. Он во всеуслышание читает выдержки из него в английском переводе и передает фотостатическую копию письма для анализа криминалистов ФБР. На следующее утро, 8 августа, все основные американские газеты выходят с фотографиями c этой пресс-конференции, а корреспонденты "The New York Times" (Александр Файнберг-Alexander Fainberg) и "Herald Tribune" (Маргарет Партон-Margaret Parton) публикуют подробные и достаточно объективные отчёты. В то же время 8 августа отдельной статьёй эти и другие газеты печатуют заявление мистера Карла Мундта (Karl Mundt) - члена "Комиссии по анти-американской деятельности". Мундт требует, чтобы Касенкина была доставлена в суд и допрошена в качестве свидетеля шпионской деятельности. Его довод прост, пославшие её в США советские чиновники ей доверяли, значит она знакома со шпионской активностью.

На этой же странице газеты напечатано заявление Толстой, что она предоставила Касенкиной приют против своей воли, поскольку считает, что её подослали шпионить, в частности, для выяснения местонахождения Самариных.

В статье указано имя подсобного рабочего, которого Касенкина тайно просила отправить письмо предназначенное для Ломакина.

Заголовки менее авторитетных газет в статьях, чаще без указания имени авторов, начинают раскручивать удобные для политической обстановки версии: учительница похищена "с применением силы" из своего укрытия на ферме анти-коммунистов. В последующие дни "шумиха" в газетах и по радио набирает обороты.

Ломакин отдал фотокопию письма в руки представителям Государственного департамента США, рассчитывая на справедливое разрешение конфликта. Публикация письма свидетельствовала бы, что Касенкина умоляет Ген. консула забрать её с фермы, что полностью отрицает версию о похищении - “киднапинге”. Несмотря на странности тона письма, Касенкина пишет, что именно тяжелая депрессия, послужила причиной по которой за несколько дней до отплытия её стали преследовать в парке и склонять остаться в США. К этому же склоняла её и фраза Самарина: "что возможно я разъедусь с сыном".

Несмотря на корректность действий Якова Ломакина, в прессе и по радио его обвиняют в похищении, отрицают существование письма или называют письмо подделкой. Журналисты и разогретая публикациями агрессивно настроенная толпа днём и ночью осаждают консульство. Все подходы к зданию консульства блокированы. В это время, согласно мемуарам самой Касенкиной ( "Leap to Freedom" Oksana Kasenkina, J.B. Lippincott Co. 1949), она свободно перемещается по зданию консульства, ей предоставлено радио и приносят газеты.

Спустя ещё пять дней , 12 августа Касенкина падает с высокого третьего этажа на бетон огороженного забором двора консульства. Её доставляют в больницу. В надежде найти причину самоубийственного поступка полицейские с разрешения Ломакина осматривают комнату Касенкиной в консульстве. В её сумке они находят запечатанное письмо, которое забирают для экспертизы. Письмо это было написано в июне и адресовано в Москву. В письме Касенкина пишет, что ждет скорой встречи с близкими ей людьми и мечтает о прогулке по подмосковным лугам. После снятия копии письмо якобы "нераспечатанным" официально возвращают в консульство. (см. текст июньского письма).

Возвращение якобы ненужных писем практиковалось и в СССР. Известно, что в 1931 г., неожиданно получивший руководящие посты в математике, философ-марксист Эрнст Кольман написал донос на математика с мировым именем Николая Николаевича Лузина (этот донос был найден в архивах и опубликован в 1990-е годы). Кампания Кольмана и его приспешников в печати против "лузинщины" привела к арестам, ссылкам и гибели нескольких талантливых математиков. Было подготовлено "Дело Академика Н. Н. Лузина". Возмущенной создавшейся ситуацией Петр Леонидович Капица написал довольно резкое письмо В. М. Молотову в защиту Н. Н. Лузина. Письмо вскоре вернулось с жесткой резолюцией В. М. Молотова "За ненадобностью вернуть гр-ну Капице". Впоследствии из рассекреченных архивов стало известно, что копии "ненадобного" письма Капицы были разосланы всем членам Политбюро. Не исключено, что именно благодаря письму громкое "дело" завершилось неожиданно. "Постановлением Президиума Академии наук об академике Н. Н. Лузине" ему было вынесено предупреждение. Столь "мягкое" завершение "дела Лузина", предположительно, было санкционировано самим Сталиным. Поразительно, что затравленный Лузин умрет в сталинское время, а оборотень Кольман, травивший прекрасных ученых математиков и биологов, доживает до 86 и умрет в Стокгольме, получив политическое убежище в ореоле борца с коммунистическим режимом!

Органы правосудия США требовали опубликовать текст письма Касенкиной к Генеральному Консулу, но Госдеп держал его под грифом секретности 50 лет, мотивируя свои действия юридической уловкой: -"письмо является личной собственностью Касенкиной, а она против его публикации". В интервью от 13 ноября в больнице Касенкина признаётся, что написала письмо Ген. Консулу, но старается исказить его смысл и отказаться от отдельных абзацев.

Однако графологи ФБР подтверждают, что оба письма целиком написаны Касенкиной. (Национальное Управление Архивов, Вашингтон, Округ Колумбия, документ FW 702.6111/9-2048, State Department Decimal File, 1945-49, Box 3060, RG 59, NACP).

Текст письма остаётся недоступен даже инспектору полиции ведущему следствие по этому делу.

Профессор истории Сюзан Корратерс в книге “Пленники холодной войны : заточение, побег и промывание мозгов” (2009) (in Chapter 1 go to pp. 53-54) на основании ранее засекреченных документов пишет, что в первые 6 часов Касенкина в больнице объясняла свой поступок тем, что ей хотелось "покончить со всем - будь, что будет”. Никаких заявлений о стремлении получить политическое убежище у неё первоначально не было. Сотрудникам советского консульства не позволили навестить Касенкину в больнице. Зензинову и Толстой, а затем и журналистам посещение было разрешено. В средствах массовой информации учительницу стали представлять как героиню, совершившую “прыжок к свободе”.

Напечатав в гугле "Kasenkina tells her story", можно выйти на видеоклип снятый британскими журналистами в больнице две недели после её падения из окна. В этой кинохронике 28 августа 1948 г. видно психическое состояние Касенкиной, завпечатлён её голос и полностью ложный перевод. На вопрос почему она выпала из окна, она отвечает туманной фразой (почти повторяющей написанное ею в письме), никак не объясняющей причины падения:"Я ни один раз обращалась к Вам сказать мне всё откровенно, что вы знаете..." При этом бодрый голос комментатора в качестве перевода повторяет распространённое клише о её "прыжке к свободе" и обвинении Ломакина в похищении.

Последствия искусственно созданного конфликта

Во время “холодной войны”, сталинских репрессий, маккартизма и борьбы с космополитизмом ожидать справедливых оценок событий на обоих полюсах не приходилось. Американские журналисты язвительно писали, что Ломакину бы лучше самому попросить политического убежища в США, поскольку в Москве его ожидает расстрел за неудачу с Касенкиной.

Страница "New York Enquirer" от 16 августа 1948 года c утверждением, что консула Ломакина по возвращении на родину ждёт расстрел, и что лучше бы ему самому попросить политическое убежище.

Статья из той же газеты - "Смертная казнь через расстрел по возвращении в Россию будет судьбой Якова Ломакина"

Девятнадцатого августа Госдеп принимает поспешное решение об отмене экзекватуры Ген. Консула Ломакина, т.е. объявляет его персоной non-grata, на том основании, что он похитил женщину, искавшую политического убежища в США, и держал её в заключении против её воли. Документ вступил в силу 25 августа после подписания Президентом Труменом.

Отмена экзекватуры дипломата высоко ранга - решение редкое и всегда воспринимается как удар по престижу страны. В ответ Правительство СССР незамедлительно закрывает консульства в Нью-Йорке и Сан-Франциско, что по протоколу означает беспромедлительное закрытие консульств США в Ленинграде и Владивостоке. Консульские отношения между СССР и США были восстановлены только через 26 лет в 1974 году.

Высокопоставленный разведчик ВМФ США контр-адмирал в отставке Эллис М. Захариас в книге “За закрытыми дверьми. Секретные истории холодной войны” (“Behind closed doors. The secret history of the cold war. G.P. Putnam’s sons, New York, 1950.), которого невозможно заподозрить в симпатиях к СССР, писал: “ объявление Ломакина персоной non-grata было плохо продуманной и несвоевременной акцией Гос. Департамента США “. Помимо закрытия консульств, по мнению Захариаса, резко и надолго изменились политические и военные планы Кремля. Сталин прекращает переговоры “по Берлину”, и этот дипломатический демарш стоил США многих миллионов долларов, потраченных на создание “воздушного моста”, необходимого для доставки жизненно важных продуктов жителям блокадного Западного Берлина.

По опубликованным данным в 1948 году каждый день содержания "воздушного моста" стоил американским налогоплательщикам 260 тысяч долларов.

Захариас пишет: “Ломакин не был ординарным консулом, он занимал очень высокое положение среди советских дипломатов... Он был рассудительным и способным принимать самостоятельные решения, что было положительным фактором в русско-американских отношениях. Его можно отнести к тем немногим про-американски настроенным дипломатам, память о которых сохранилась от короткого периода пребывания Максима Литвинова послом в Вашингтоне.”

Это было написано в разгаре холодной войны и в преддверии маккартизма! (первое издание книги вышло в 1950 году). Захариас декларирует: “фанатиков нельзя допускать к доминирующему влиянию в деликатных вопросах международных отношений”. Он с сожалением отмечает: “оголтелые фанатики в данном случае полностью захватили контроль над ситуацией. Они воздействовали с помощью кричащих заголовков, под которыми писались стимулирующие ненависть статьи, в конце концов приведшие к тому, что Гос. департамент принял дипломатическое решение, по своей суровости никак не соответствовавшее будничности инцидента. Этот искусственно созданный шумный протест взбудоражил общественное мнение и заставил Гос. департамент отозвать консула Ломакина за превышение дипломатических полномочий”.

Приняв решение об отмене экзекватуры, чиновникам Госдепа пришлось смириться с отменой представительств в Ленинграде и Владивостоке, открытия которых они много лет добивались. Через несколько дней выяснилось, что в поспешности они не учли ещё одного важного фактора. Ломакин имеет статус официального представителя ООН, согласно которому его пребывание в США не подчиняется ни Госдепу, ни Президенту США.

В газетах грубые статьи с карикатурами о выдворении из США сменяются вопросами: "уедет, не уедет?", "если уедет, то вернётся ли он на следующую сессию ООН?"

Можно только предположить сколько жизненных сил было отнято у Ломакина за развернутую против него кампанию. Всё усугублялось нетерпимой обстановкой превнесённой в консульство послом СССР в США и одновременно главным резидентом советской разведки Александром Панюшкиным. С 1935 года он работал в органах госбезопасности, недоверие, обыски, аресты, были для него делом привычным. Панюшкин истерично начал подозревать во всех работниках консульства потенциальных "невозвращенцев".

24 августа в газете "Новое Русское Слово" появилась статья "Я не тороплюсь уезжать,-заявил Зот Чепурных." 26 августа Панюшкин в экстренном порядке отправляет на грузовом теплоходе "Маршал Говоров" (с заходом в Мексику) семью Чепурных.

Чепурных был сотрудником отдела Внешней разведки. После изнурительного пути через Атлантику в Москве Зот Иванович и его жена были арестованы, а три дочери, младшей из которых было 1,5 года, отправлены в детский дом. В период "оттепели" Зот и Анна Чепурных были освобождёны и воссоединились с детьми. Ломакина к тому времени в живых уже не было. Бывшие коллеги рассказали о шагах, которые Яков Миронович неоднократно предпринимал для их освобождения. Благодарный Зот Иванович сохранял добрые чувства к вдове и детям Ломакина до конца своих дней.

Между офицерами внешней разведки КГБ и сотрудниками МИД'а отношения всегда были непростыми. О чём намёками пишет в своих мемуарах "Памятное" крайне осторожный Громыко. Когда Панюшкин вышел на пенсию в 1973 году он надеялся воспользоваться материалами хранящимися в историко-архивном управлении МИД'а. Его запрос о предоставлении возможности почитать свою переписку из Вашингтона и Пекина не был удовлетворён. Министр А. Громыко был достаточно зломамятным и захотел уязвить человека, от которого когда-то находился в унизительной зависимости. Получив отказ, Панюшкин обращается к Суслову. Он знал о прохладных отношениях министра с главным идеологом партии. После разговора с Сусловым осмотрительный Громыко был вынужден дать разрешение. Из этого эпизода можно сделать вывод о том насколько сверх закрытым учреждением является Историко-архивное управление МИД'а.

Не исключено, что Панюшкин хотел бы отправить на "Маршале Говорове" и Ломакина с семьёй. Но оказалось, что ещё в июне Ломакин получил положительный ответ из МИДа на свой запрос об отпуске. За два месяца до событий с Касенкиной он забронировал для себя и семьи каюты на лайнере "Стокгольм", принадлежащей шведско-американской кампании.

Отплытие состоялось 28 августа 1948 года в 12 часов. С утра по обе стороны длинного здания Пирса 97 стояли представители американских и иностранных СМИ, а также, используя образное определение Захариуса, "оголтелые фанатики", среди которых были возбуждённые ненавистью ярые антисоветчики. Толпу контролировали полицейские. По образовавшемуся корридору на "Стокгольм" спешили пассажиры и провожающие. При вспышках фотокамер военный атташе провел в каюты детей Ломакина: Алёшу (5 лет) в белой матроске и Лору (11 лет) с туго заплетёнными косичками. Ольга Ломакина гордилась тем, что ей удалось обмануть корреспондентов и пройти незамеченной. Она приехала на такси с подругой. Они прошли по пирсу бойко перебрасываясь на ходу фразами на английском языке. Охотившиеся за мадам Ломакиной газетчики приняли за неё и сфотографировали оставшуюся неизвестной женщину выходившую из представительской машины. На интернетном аукционе e-bay в 2012 году продаётся фотография, оторопевшей от неожиданного к себе внимания, чужой "mommy", выходящей из машины.

В каютах, предназначенных для Ломакиных, было много цветов присланных доброжелателями. Из газетных сообщений известно, что для Ольги Ломакиной, иммунные к пропаганде, нью-йоркцы присылали цветы даже в осаждённое журналистами консульство. Ряд американцев, лично знакомых с Ломакиными, в письмах выражали сочуствие и стыд за раскрученную в прессе травлю. (Факсимильные копии писем см. здесь.)

Помимо семьи в каюте собрались провожающие: друзья и несколько смелых американцев, которые не побоялись выразить своё отношение к "шумихе". Все с волнением ждали появления Ломакина, так как опасались, что искусственно созданная атмосфера ненависти может спровоцировать неуравновешенных личностей к экстримальным действиям. Газета Нью-Йорк Таймс от 29 августа 1948 года следующим образом описывает событие. "Ломакин вышел из здания консульства ровно в 11 часов, подъехал к Пирсу 97 в 11:07, по корридору пирса его сопровождал мистер Стиллан Вульф (Stellan Wulff), ответственный чиновник шведско-американского пароходства. Вспышки фотокорреспондентов яркими молниями озаряли мрачное помещение пирса. В какой-то момент корреспонденты сумели прорвать оцепление полиции и побежали к трапу. У трапа Ломакин остановился и сказал с характерной для него мягкой приветливой (affable) улыбкой: "Я купил билеты 2 месяца тому назад. Я еду в отпуск. Мне нечего вам сказать. Всё сказано в ноте." Около 40 журналистов, вбежавших за ним по трапу, были остановлены капитаном полиции Антони О'Коннелл (Anthony O'Connell) и шестью полицейскими. Один ловкий фотокорреспондент из Питтсбурга успел заскочить в каюту и сфотографировать, испуганных неожиданным вторжением, Лору (дочь) и Зину Иванову (секретарь Ломакина), которая также возвращалась в Москву . Когда лайнер стал отчаливать Лора и Зина вышли на палубу. Они махали и посылали воздушные поцелуи знакомым. Ломакин не выходил на палубу, но с сыном наблюдал за происходившем на пирсе в иллюминатор."

Этот момент завпечатлён на выразительной фотографии купленной на аукционе e-bay в 2012 году.

Газеты язвително писали, что в соседней каюте едет корреспондент газеты "Русский Голос", но это не подтвердилось. В действительности в каюте 37А ехал корреспондент газеты "Нью-Йорк Таймс" А. М. Розенталь. В первый же день пути Розенталь передал для Ломакина письмо. Факсимильную копию этого письма можно прочитать здесь. За восемь дней пути Розенталю не удалось собрать сенсационного материала для статьи.

Утром 6 сентября "Стокгольм" пришвартовался в порту шведского города Гётеборг. Пассажиры в это время завтракали в столовой. Корреспонденты первыми ворвались по спущенному трапу. Ослепляя вспышками и задавая вопросы, они окружили столик за которым завтракали семья Ломакиных. Пассажиры были возмущены их поведением. Одна решительная женщина (её имя есть в списке пассажиров класса А) подошла и резко выступила, выразив общее мнение следующими словами: -"Немедленно убирайтесь, вы нам всем мешаете. Я сейчас же вызову капитана и вас вышвырнут отсюда. Оставьте Ломакиных в покое. Мы на протяжении всего пути наблюдали за ними. Это приличная семья и нам стыдно за происходящее." Шведские журналисты оказались вежливее американских. Они извинились и ушли. В газете Aftonbladet в тот же день вышла статья с фотографиями, где приезд Ломакина сравнивали с ажиотажем, который вызывал приезд Греты Гарбо на родину. Они писали, что Ломакин был доброжелателен и приветливо улыбался, но говорил так же мало как знаменитая актриса.

Фотография, купленная на интернетном аукционе e-bay в 2012 году, завпечатлела спустившуюся по трапу семью. Ломакин с неизменной мягкой улыбкой. Испуганный вспышкой Алёша несёт альбом для рисования, в корзиночке, по всей вероятности, цветные карандаши. Ольга выглядит озабоченной. Действительно, будущее семьи было непредсказуемо.

В изданной весной 2012 года в русском издании книги "Прощание с иллюзиями" (глава "Лимб" стр. 94) известный журналист и телеведущий Владимир Познер пишет о Ломакине.

"Последний год в Америке (1948 г) был тяжелым. Папа потерял не только работу, но и надежду на ее получение. Советскому гражданину с коммунистическим мировоззрением, человеку, который не стеснялся открыто выражать свои политические взгляды, не было места в этой Америке, и он быстро это понял. Он мечтал вернуться в Советский Союз со своей семьей. Он говорил об этом неоднократно с советским генеральным консулом в Нью-Йорке, но тот отвечал уклончиво и неопределенно, от чего отец сходил с ума. Позже, когда мы жили в Германии, картина повторилась, только теперь уклончивые ответы давал не генконсул, а посол СССР в Германской Демократической Республике, — и отец вновь не находил себе места. Сегодня я понимаю, что все мы обязаны жизнью этим двум людям. Если бы мы приехали в Советский Союз чуть раньше, не приходится сомневаться в том, что отца расстреляли бы, мы с матерью очутились бы в ГУЛАГе, а брата разместили бы в приюте для детей врагов народа. Генеральный консул в Нью-Йорке и посол в Берлине знали о том, что творится в СССР. Но ни тот, ни другой не могли рассказать об этом моему отцу, да и он вряд ли поверил бы им; поэтому они изо всех сил пытались задержать его отъезд. Я буду благодарен им по гроб жизни и хочу, чтобы все знали их имена: Яков Миронович Ломакин и Георгий Максимович Пушкин."

Ломакин возвращался в СССР зная о том, что начавшаяся после войны кампания борьбы с космополитизмом к 1948 году усилилась. Каждый человек общавшийся с иностранцами или вернувшийся из-за границы рассматривался как носитель прозападных идеологий и мог быть репрессирован за “низкопоклонство перед западом”.

13 января 1948 года был убит знаменитый актёр и режиссёр Михоэлс.

В 1943 году он был командирован НКВД от Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) в США, Канаду, Мексику и Великобританию для сбора финансовой поддержки для Красной армии, с чем успешно справился. Со смертью Михоэлса начался новый подъем антисемитизма, сопровождавшийся увольнениями и арестами.

Таким образом, евреи, в одно и то же время, преследовались в США (кампания “Red Scare”) за коммунистические идеи, а в СССР, как “безродные космополиты”.

Продолжением борьбы с “низкопоклонством“ стала борьба за русские и советские приоритеты в науке и технике. Критике подверглись ряд научных направлений. В августе 1948 года в Москве проходила сессия Всесоюзой Академии сельско-хозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ), которая закончилась разгромом генетики в стране и репрессиями против учёных.

Зная политическую обстановку в стране, мог ли Ломакин представить себе как сложится судьба его семьи по возвращении на родину?