***

Лучи весны мотыжат лед,

ручьи звенят – поют о рае…

Во мне один поэт живет,

другой – страдает.

Могли бы быть они поближе

друг другу, но в глухой ночи

один из них все пишет, пишет…

Другой – молчит.

Весна сдружила их отчасти,

но ненадолго, уж поверьте!..

Один все думает о счастье,

другой – о смерти.

Один глядит в ночные дали –

над головой мерцает море…

Другому звезды нашептали:

все в жизни – горе…

***

Было Время: Господь – в ударе,

никакого тебе ширпотреба!..

Сотворив каждой твари по паре,

запер двери, а ключики – в небо…

Человечки ютятся у печки.

А за звездным окном – бури.

Слышь, – от страха стучат сердечки!..

Как так? Бросили!.. Обманули.

***

Поэт в России – вправду ли поэт?..

Не лгите веку, репутаций ради,

что вам не по фигу, что будет с этой кладью –

поэзией, наследством громких лет.

Картонные глаза на глиняном лице, –

мой современник в мишуру обряжен…

Поэт в России умереть обязан, –

и будет принят в пушкинский лицей!..

Поэт в России – злая поступь лет! –

едва ли жив: сиротство жжет и гложет…

Поэт в России больше не поэт!..

Никто в чуму поэтом быть не может.

***

Звонко лязгают зубы Моло́ха – снуют затворы…

В этом веке война – только повод для мерзкой сатиры.

Кто-то с детства лелеял мечту записаться в саперы,

чтобы лично стереть с лица мира дворцы Пальмиры.

Безысходность – лишь выход из света во мглу астрала.

Между ужасом и отчаянием не развести мосты.

Не спасают безденежье, пьянство, сиротство… Этого мало,

чтобы выжить и напрочь отгородиться от суеты.

Когда схлынут куда-то под землю потоки крови,

кто-то станет героем в неведомой интернет-игре,

где по клику мыши народы лишают крова,

а горе топит беженцев в море, будто котят в ведре.

И надежда на миг вознесения – добрая сказка,

что оставил душонкам уставший терпеть Христос.

Он-то знал: даже битой собаке потребны любовь и ласка,

что затеряны там, в мглистом храме искристых звезд.

***

На вершину взойти – это вам не взбежать на горку…

Одиночество, как и молчание, не имеет цены.

Чтобы что-то понять, надо в ужасе выбить подпорку

из-под обрушивающейся на тебя стены.

И в потоке сует нет людей, только зыбкие тени

мчатся сквозь времена к окончанию собственных дней.

Разорви круг забот, – ни прозрений, ни обретений;

разобщенность и чужесть когда-то соосных людей.

Отстраненность – конечно, и кара, и Божья благость.

На вершине в товарищах – риск и блажные ветра.

Здесь до неба рукой… Прочь сомнения, страхи и жалость!

Где ты, Господи?.. Будет, – шепнули, – наверно, с утра…

***

Сумрак глуше. Грусть все шире.

Эх, родимый балаган!..

Вечер. Еду по Кашире,

а куда, – не знаю сам.

Там, вдали, не ждет за чаем

ни очаг, ни самовар…

Я в Руси души не чаю,

а за что – не знаю сам.

Эх, Россия, – темна сила:

то погост, то злой бурьян…

По тебе меня носило:

был ли трезв я, был ли пьян…

Вечер. Еду по Кашире,

а куда, – не знаю сам.

Отгулял, отдебоширил…

Бей, косая, в барабан!..

***

Запереться в себе возможно ль…

И как быть, например, с гордыней,

с тем, что чувство покоя ложно

посреди города, ныне

полного захудалого люда,

прибывшего из ниоткуда.

Ничего уже не поправить:

чужака не назвать братом.

Если признавать правду, вид

из окна можно именовать адом.

Когда б не вера и образа, –

лучше вырвать себе глаза…

Но как вырвать себя из жизни:

из болота забот – на сушу…

Если жаждешь, то выжми сны,

чтобы увлажнить душу.

А если ждать надоело,

вяжи петлю: берись за дело…

И смирение – тяжкий грех.

Как сдержать в себе крик – до слез,

если ложь изъязвила всех!..

И об этом прознал Христос

и принял меры, конечно, –

его распятие будет длиться вечно.

***

Мне снятся то звери, то люди,

то сны Сальвадора Дали,

твои белоснежные груди

и голос, зовущий вдали.

Мне снится сиреневый вечер

у моря, ночная гроза

и чьи-то манящие плечи,

и чьи-то живые глаза…

Мне снится, что я еще с вами,

а не в невозвратных краях,

где тени в мерцающем саване

неслышно крадутся сквозь страх.

Мне снится дыхание счастья

и вечность немых укоризн,

гранат, что разломан на части

и выжат до капли, как жизнь…

Мне снятся случайные встречи,

цветущий миндаль, что шмелю

так сладок, и жаркие свечи…

Мне снится, что я еще сплю!..

***

Шепот Бога у кромки миров все глуше…

Как изрек один говорливый поэт,

человек состоит из воды и полоски суши, –

по крайней мере, в эти несколько тысяч лет.

А до этого он состоял из Святого духа,

но о тех временах – ни надежных вестей, ни слуха…

Время, будто железным катком, утюжит.

Встретив где-то живую душу, глазам не верьте.

Человек состоит из саке и тарелки суши,

жажды власти, любви и из страха смерти.

И ему так уютно в утробе и центре круга –

прежней вотчине Сына, Отца и Святого духа.

Но у кромки, у самой последней грани,

там, где сходятся линии всех горизонтов,

где когорты так тверды и алчут брани,

ухо ловит зачем-то призывный зов,

будто нет ни меча, ни надежды на руку друга…

Только трепет. И вера в Святого духа.

***

Лиц на улицах нет – толпы стали мишенью.

Если вечно в испуге, – значит, родины нет…

Лабиринтами будней незримой тенью,

озираясь поверх голов, бродит поэт.

Что он видит, – не знают ни века, ни эпохи…

Если маску отбросить, – обнажен каждый нерв.

Времена не бывают тяжелы, злы и плохи, –

это знал лучше зрячих слепец Гомер…

Торопливая жизнь чем вам не одиссея…

Лабиринты ведут лишь к истокам души.

У поэта болит от верчения шея:

нет и взора навстречу, хоть весь мир всполоши!..

***

Весь я – из ран и язв, но

посреди безъязыких миров

время пришло, – пуповина развязана:

отсечена без слов!..

Дыши сам, вольно действуй,

ничтожнейший из достойных.

Кончилось твое детство:

оглядись, – ложь, чума, войны!..

Лишь поймешь, кто ты, где ты, –

вывернет совестью на брусчатку…

Скажут: "Вот погань!.. Сгноить блядь эту…"

Расплата за правду-матку.

***

Застлали снега и печали

дома и пригорки вокруг.

Твои руки к нежности звали,

а губы шептали: "Мой друг…"

И ложка звенела в стакане.

Но чай остывал на столе…

Держала любовь на аркане

и жарко мерцала в золе.

И вдруг догорела свечою,

забытой в сырой кладовой…

Печали остались со мною,

снега улизнули с тобой.

***

Солнце село за плечи церквушек.

Страж уткнулся в смартфон на посту, –

человек ничто без своих игрушек!..

Тени мечутся на мосту, –

чем воздушнее мост, тем лучше:

огляделся, и хрясть – где глубже…

Так и я сиганул: с моста человечества,

темечком вниз, в пучину эпох…

Вам, – кричали мне вслед, – де-лать не-че-го!..

Взгомонились… Значит, выбор неплох:

на мосту не к лицу тесниться, –

вы бы видели эти лица!..

Шаг назад, освободить перила! –

зло полиция зевак материла,

особенно усердствовал один, в чине…

А мне хорошо: я уже в пучине,

где ни рож, ни собак, ни блох…

Токмо я и Бог!..

***

Пусть путь мой домой долог,

сквозь мрак и духовный голод

шагаю без остановки,

минуя скверы, парковки,

площади и пустыри,

где водятся упыри

с ухмылкой от уха до уха

и хриплым: "Погодь, братуха!..",

бью шаг по брусчатке лет, –

гляди-ка, галдят, скелет

выходит из подворотни… –

поэт бледной тени сродни! –

иду вдоль заборов и улиц,

сквозь мешанину лиц, –

чужих, хоть кричи, хоть юродствуй!.. –

к отчаянию и сиротству.

***

Ночные свирели

мне песню напели

о чуде весны за окном.

Пора, в самом деле,

влюбиться мне в Нелли!

Жаль, с ней я почти не знаком…

Бывает, встречаю

я Нелли за чаем

в гостиной, в домашнем кругу.

Подам чашку чаю,

гостей привечая,

и… Слова сказать не могу!..

А что, если стану

читать ей романы,

петь песни, гитарой звеня,

шептать на ночь сказки,

заглядывать в глазки…

Нет, Нелли прогонит меня!

Ах, милая Нелли,

весна еле-еле

меня добудилась… И вновь

взметнулись, как прежде,

мечты и надежды

на нежную грусть, на любовь!..

О, дивная Нелли,

на этой неделе,

молю, приезжайте на чай:

я выйду навстречу –

скорей бы тот вечер! –

и взгляд украду невзначай.

И за фортепьяно,

от близости пьяный,

я вам подыграю… Вина

моя ль в этом, Нелли,

что смолкли свирели, –

как гром, отгремела весна!..

***

Век, казалось, как жизнь исчерпан:

бьется ложка о дно кастрюли…

Эти мысли из черепа – вон!..

Хватит юлить!..

Мир – свет… И

в нем свет – ты!

***

Иду – куда? – без устали.

Пока тверда рука,

кладу стихи – не густо ли

к строке идет строка?..

Идут часы уверенно –

без боя и знамен…

Уходят дни безвременно:

покой мне не знаком.

Проходит жизнь. Бессмысленно?..

Казалось, на века

слова в граните высек… Но

как ноша нелегка!..

Иду, куда – неведомо…

Идет со мною тень

тропинкой неизведанной.

Идет последний день.

***

Где взять силы для новой любви,

если прежняя не умирает,

хоть гони ее, хоть отдери

в злой крапиве за дальним сараем!..

Это шутка, конечно… Любви

не бывает ни прежней, ни новой:

в волны страсти отважно ступив,

мы меняем лишь ялики слова.

Мы меняем лишь имена…

И весенние зыбкие блики

ловят взгляды, щемяще маня,

как когда-то любимые лики.

***

Кружева сиреневой тени

пляшут в полдень на талом снегу.

Образуют клубок сплетений

взгляды встречных прохожих… Не лгу,

Господи, по дороге к раю, –

разве чуточку привираю…

В ледоход, будто в голод народы,

друг на друга идут глыбы льда.

Ищу милости не у природы, –

ею дополна ссужен был дар, –

у тебя, Господи, по дороге к раю,

ибо чувствую: умираю…

***

Зря вы, девочка, мне говорите

про любовь и другие дела:

как вам дорог был Говоров Митя,

как зима за окном бела…

Что любовь – словно дивная сказка

из далеких, забытых времен…

Это пламя пылает напрасно:

был и я безоглядно влюблен.

Но пора чудных встреч миновала:

жизнь живое метлой извела.

Зря вы, девочка, ждете начала:

все зима замела добела!..

***

Эхма, горе-человек!..

На уме – ни строчки.

Прощевай, поэт, навек:

жизнь дошла до точки.

На арене гаснет свет:

не удался номер!..

Жил вчера во мне поэт,

а сегодня – помер…

***

Где нет железных подоконников,

там дождь призывно не стучит.

И втайне призраки покойников

не ищут от дверей ключи, –

войти под шум дождя во тьме,

шепча, что помнят о тебе…

Где нет железных подоконников,

там дождь качается в седле.

Не усидеть без подлокотников

божкам, приписанным к Земле

и отвечающим за души

в такой глуши!.. О, что есть хуже…

Где нет железных подоконников,

там у дождя, хоть век ищи,

не обнаружите поклонников…

Но я точу карандаши:

мне дробь дождя диктует строки, –

они и чувственны, и строги.

Где нет железных подоконников,

там шелестит невнятный шум

из сплетен недругов, сторонников…

Стихи, что дождь, идут на ум:

они беззвучны, но слышны

на подоконнике души!..

***

Время вышло, такая жалость!..

В горле сушь, на душе – полынь…

Лето будто шальное промчалось

в золотую осеннюю стынь.

Посреди облетающих кленов

и пронизанных дрожью осин

месяц, словно бодливый теленок,

лезет в горку, в хрустальную синь.

Жарко стонет студеный ветер,

что без спроса взлетел на крыльцо.

Зло рябина кровавой плетью

тычет в сердце, смеясь в лицо.

Было ль, не было… Все позабыто!

На душе – золотой отсвет

медяка, что небесный мытарь

обронил: мол, держи, поэт!..

Copyright © 2017 Степанов С.