***

Следы полуулыбки зыбки.

Младенец плачет в зыбке. Скрипки

печальным звукам не дано

вспять раскрутить веретено

сует и связей беспричинных.

И чинно дни минуют мнимых

восторгов, горестей… И дно

заждалось пропасти одно.

Ходули Времени так хлипки!..

В насмешливой полуулыбке

мне будущность морщинит лик.

…Младенец всхлипнул. И притих.

***

Язык вывален на плечо –

припекает под южным солнцем.

У развала дебаты: рост цен.

В центре выживут: мол, им чо! –

а в провинции самогонцем

промышляют… Кто чем богат!

Рад безденежью, нищим брат,

наблюдаю я за заборцем,

на котором вальяжно кот

восседает – король округи

греет косточки на досуге.

И глядит, как в сердцах народ,

обозлившийся в этот год

что в Саратове, что в Калуге,

рассупонился на потуги,

пока пивом не занят рот,

осмысления Бытия.

Так витийствовать – это ж надо!..

Мол, родились не для битья.

Для счастливого, дескать, житья…

Солнце жарит, а мне отрада,

что горюю не я… С ограды

кот, завидев в кустах воробья,

подмигнул. И удрал куда-то.

***

С трибун глаголю не манифест!

Сегодня праздник. Глаголофест.

Горласто – в рупор и до упора –

погромче грома глаголет Слово.

О том, что было, и том, что будет,

о Че Геваре, Пабло Неруде,

Голгофе, совести, вознесении –

и в искупление, и во спасение, –

над повседневностью и веками

дворами, арками и площадями –

по всей Вселенной, над всеми нами,

сметая меты в один присест,

гремит раскатисто Глаголофест.

Упорно. Рупорно. Круша просторы,

глаголет Слово. Отставьте споры…

Я вам талдычу не манифест.

Манит как благовест Глаголофест!..

***

Ржавые листья тоски

пристали к стеклу. У сарая

радостная Аглая

с лаем выложила соски

соскучившимся щенятам.

Темень спешит в плаще мятом –

мягко поскрипывают мостки.

Хлестки розги дождя,

ждавшего за забором вором

случая – за разговором

сорвать барабан с гвоздя.

И разбудить округу,

дробью разбив фрамугу

остекленевшего в лени дня.

***

Пусть жизнь – театр, да плохи в нем актеры!

Трагедии заиграны давно.

Утеряно интриг веретено.

Судьба узлы нам вяжет, не узоры…

В них гением бывало вплетено

души невидимое волокно –

восторг, молчание иль разговоры,

молитвы, вознесенные усильем

последним, плачи и мечты о малом…

Бог – первый зритель! – дремлет за финалом,

устав внимать дворцовым камарильям.

…Как вдруг, пленен закатом алым,

из-за кулис врывается с бокалом

и требует: "Скорей чернил!.." – Шекспир Уильям.

***

Не кормить на площади Сан-Марко

голубей мне. Как прозрачен вечер!

Голубей же, небо, в знак прощанья.

Мне ль желать счастливого свиданья…

Осень, как плащом, укроет плечи

пеленой желтеющего парка.

Парки Нона, Децима и Морта

тянут пряжу. Жалкая кудель…

И удел известен мне до срока –

растрепала по лесу сорока.

Короток проливший свет апрель:

преют листья на листе офорта.

Форте отгремело. И пиано

пульс почти не слышен. Прочно арка

укрывает сырость Гранд-канала.

Кампанила не подаст сигнала.

И кормить на площади Сан-Марко

голубей не мне в клубах тумана.

***

Когда уйду, не вам стенать ли, плакать…

Всплеск горести оставьте синеве.

Невыносима чувственная слякоть,

как и туманы в осень на Неве.

Невесело. И спелых яблок мякоть,

едва созрев, уже гниет в траве.

Отравлен Гамлет верою молве…

Когда уйду, не вам стенать ли, плакать.

***

Сердцу выйдет ли что еще…

Неизведанное, несказанное.

Знойным летом нагонит ветром,

озарит грозовым рассветом,

обнажая сокрытое, странное,

и угаснет, размыто дождем…

Или вдруг задушевным приветом

воронье раскричится гортанно

над застеленным саваном полем,

по которому бродит, волен,

зимний сумрак – дороги санные

не нужны ни ему, ни поэтам.

Поделом мне!.. Моим соседом

поселился февраль-выпивала.

Стылым вечером у холодной печи

одиночество горбит плечи.

Оседает душа устало.

Сердце, ждать ли еще что летом!..

***

Мне не пишут ни те, ни эти.

Ниоткуда!.. Издалека,

приподняв воротник пиджака,

налетает без спросу ветер

и гнет заросли ивняка.

Как комки окровавленной ваты,

смяты в пепельнице заката

догорающие облака.

Писем нет!.. Ни о том, ни об этом.

День-деньской в положении риз,

выступаю из-за кулис:

жду – мелькнет почтальон с конвертом.

Вот он! – чешет в квадрат ворот.

Ангел где-то там, падши ниц,

верно, молит: прости, Господь,

слепоту души и глазниц

пустоту! И даруй надежду…

Рву конверт. Только чистый лист.

Дождь нагрянул и пляшет твист –

не в аду, не в раю, а между.

***

Восхожу по линии упадка,

что бычок от Агнии Барто.

И мое существованье шатко.

Слава Богу, что еще никто

не прознал об этом!.. На ходу

мироздание, как маятник, качается.

Шаг, еще один, – и упаду.

Досточка, вздыхаю, – не кончается!..

***

Мяукает –

читает! –

кот стихи.

Мои, быть может, –

этого не знаю.

Но как же впечатляющ

схлест стихий,

поведанных

им в рифму!..

Молодая

Луна встает.

И россыпь звонких нот

берет кот. И как трепетно тихи

внимающие со своих высот

ему созвездия…

Собрат,

читай стихи!

Жалею лишь,

что так не голосить

мне никогда.

И не ходить по краю –

карниза,

бытия ли! –

ночью мая…

И рифмой зря

бряцаю,

может быть.

***

Шел некто по воде

и, верно, вел куда-то.

Но что мне в зареве

спадающей зари…

Спит семя в борозде, –

нет всходам точной даты.

Пустыней, в мареве,

кружат поводыри.

И яркий Альтаир

взойдет напрасно в срок.

Свет лишь сгущает мглу.

И так велось извечно.

Бежать бы в антимир!..

Да только адресок

царапан по стеклу,

разбитому беспечно.

***

Вселенским потоком влеком,

взираю оком внутренним

на скопище звезд над окном –

ночь гаснет в сиянии утреннем.

И там, на планетах круглых –

нигде не добыть квадратных! –

людишки зевают в утлых

ладейках судеб. Приятны,

вполне возможно, их лица,

поступки – не бессердечны…

Друг другу могли бы сниться

хоть изредка мы, конечно.

Но нет между нами связи.

И обод Времен не крутится,

увязнув в парсеках грязи

в межзвездную распутицу.

Винить ли кого, что Богом

заброшен вселенский дом,

и солнце зря огненным оком

таращится за окном.

***

Скалы оскалились скрытой угрозой.

Розой пропах ветерок,

кротко гуляя в саду.

Мне ли пленять тебя скучною прозой.

Грозы ниспосланы в срок –

логом гремит гром в дуду,

дробно спеша из далеких ущелий

в келью, где маковый сон

сплел нам тугие венки.

Звонкие струи дождя среди хмелей

льются чуть слышно. Стеснен

вздох твой – от счастья ль, тоски…

Скинуть нет сил полог дремы извечной.

Свечи возжечь ли в ночи –

очи ее глубоки.

Или забыться, пока быстротечной

молнии хлещут бичи,

сном, – что в гнезде голубки.

***

По мостовым твоим, судьба,

бежать ли мне вприпрыжку

в надежде – в горе голытьба

со мной разделит пышку.

Ждет за углом кистень тщеты.

Хрясть!.. – и катайся в луже.

Отрепье – смокинг нищеты

на подиуме стужи.

Тужить мне не о чем, судьба, –

батог твой всласть изведан.

Не жди, не вырвется мольба:

привычно сердце к бедам!..

И дань уплачена сполна.

Быть может, только грош

тайком держу – на штоф вина.

Ищи же!.. Не найдешь.

***

Спите, девушка в розовом платье!..

Канапе ли удобно для секса…

Кесарь выступил в бой, да осекся,

получив по виску рукоятью –

не кинжала, а плети рефлекса.

Кисло-сладок изюм в чреве кекса,

с кофе выкушанный не в кровати.

И зачатье – всего лишь изъятие

ничего из чего-то благого,

помещенное внутрь пустого,

изготовившегося к принятию

то ли теплого и живого,

то ли тени, – ее Голгофа

воскресит лишь души распятьем.

***

По крохам сметена устало –

пир отгремел! – жизнь в жменю Бытия,

тая блаженство и огонь соития,

как таинство, проросшее из малой,

никчемной капли. Палевый рассвет

вновь предвещает день, в котором нет

ни веры, ни надежды запоздалой.

Долой уныние!.. Ведь будет и закат.

И козопас сведет стада в долину.

И тени вновь падут на дно, в низину,

по струнке вытянувшись, будто на парад.

В саду не гость застанет – душный вечер:

набросит сумрак, вечности предтеча,

на шею скуки якорный канат.

И буду рад я приближенью ночи.

И напророчу неизбежность сна,

сменяющего похожденья дня

паденьем в пропасть. Но едва ли очи

смежит судьба, засевшая в засаде

и из зловредности и наслажденья ради

сзывающая беды, что есть мочи!..

Мочи, покуда силы есть!.. Пусть ад

мне станет раем. Уж звенят кимвалы.

И алы отблески небесной крови – скалы

лакают жадно их. Судьба, твой маскарад

яви скорее!.. Душит ватный сумрак.

Закатно тлея, гасит жизнь окурок…

И смертный мрак свершает свой обряд.

***

Ночь тосклива. Обыватели печальны.

Алчно ветер сотрясает провода.

Воды стылы. И сомненья изначально

челн протокой темной правят в никуда.

Никудышен день, ушедший вслед за солнцем.

"Цинандали" терпче, чем крепленая вода.

Одолеть ли эту темень за оконцем

цепким пламенем души?.. Да никогда!

Дали мглисты. Жизнь под звездами мертвеет.

Верткий ветер вяжет в узел провода.

Ода "К радости", – нет, сердце не согреет:

горе горькое – ждать утра в холода.

Copyright © 2015 Степанов С.