Я – любовь, создавшая миры,

Я всему страданию причина.

Мать без края: "быть или не быть". Борис Поплавский

***

Счастье ль озаряло нас с тобою

иль светился лик зари в окне…

Мне ль не ведать: я тебя не стою, –

даже в миг круженья в вышине.

Ты вернулась вновь в неясном сне –

юная, не тронутая болью.

Пламенем зари горит во мне

мука, что любви не дали волю…

Годы встали зыбкою стеною.

Но пути назад не обрести.

Я тебя сном памяти укрою.

И молю: прости меня… Прости.

***

Сердце горлицей бьётся в сетях.

Устремлён взор к незримому раю.

И душа, что опять на сносях,

разродится ли счастьем, не знаю…

Стаи птиц улетают к Синаю.

И уносят тревожные клики.

Я вослед им беззвучно стенаю,

словно в небе закатные блики.

Зря ль зарёй золочёные лики

не случайных, я верю, прохожих

так задумчивы, нежны и тихи,

так чисты, что мурашки по коже.

Как стеклом, от тщеты отгорожен,

и в прохожих не зная участья,

вновь рождённое, всем пригожее

в мир протягиваю я счастье.

***

Всё ближе осень. Грянули дожди.

Любовь ушла. И в сердце не вернётся.

Впадать ли в грусть, когда едва ли жив,

скажи на милость, ревностный Га-Ноцри.

Коль Бог есть истина, я, вероятно, – ложь.

Что с этим делать, ведает лишь ветер.

Он гонит тучи и ввергает в дрожь.

Но и ему приюта нет на свете.

Что толку сетовать… Любовь неизъяснима.

И вертит нами по своим законам.

Как близко счастье, но скользит миг мимо

иль застигает вдрызг разбитым, сонным…

Во время оно было всё иначе.

И палачи не знали передышки.

Любовь безмолвно заходилась в плаче, –

чтоб не было ни дна им, ни покрышки!..

Расправит крылья милосердный ангел.

И принесёт весть добрую о смерти.

Огонь разверзнется и поглотит останки.

Я у него с рожденья на примете.

Простит иль нет Господь все прегрешенья,

содеянные мной в порыве страсти, –

от них не отрекусь… Не жду лишь мщенья, –

во всём подсуден, ни над чем не властен.

***

На заре зарделась роза.

От стыда ли, от любви…

В красоте её – угроза:

колет в кровь колючий шип.

Колет взор цветущий куст

яркостью беспечной.

И влечёт к избытку чувств,

к радости сердечной.

Зря ль стихи слетают с уст,

пылки и легки…

Осень. Увядает куст –

меркнут лепестки.

День пройдёт. За ним закат

опалит лик розы.

Не вернуть красы назад, –

стонут зори в росах.

***

Мы друг от друга далеки.

Но расставания сближают.

Склонились ивы у реки

и в ряби волн туманно тают.

Тень облака скользит по краю

омытого дождём окна –

её влечёт куда-то к раю:

из мглы – к обманной яви сна.

За всё уплачена цена

ещё до первого свиданья.

Страданье приношу, как дань, я.

Свеча молитвы возжжена.

Прости, что мне ты – не жена.

Неодолимость расстояний

не искупить без покаяний

пред алтарём… Как жжёт вина!

Хмель муки тяжек без вина.

Метания любви тихи.

Разлука встала, как стена.

Её не уложить в стихи.

Кому и что не изреки,

дано ль приблизить время встречи…

Умчалось облако далече.

Склонились ивы у реки.

***

Силы истрачены. Книги не проданы.

Что-то с поэзией или с народами.

Годы потеряны. Руки натружены.

Что-то с материей или с душами.

Крылья изломаны. Взоры погашены.

Что-то с приезжими. Что-то и с нашими.

Что-то с историей – даты изгажены.

Лгут языкастые, на кол посажены.

Мрут безъязыкие, страхом измучены.

Мокнут берёзы в слезах у излучины.

Стали продажными. Были ли чистыми.

Стали покладистей. Были ли истыми.

В Бога все веруем – не атеисты мы.

Только в нас веры нет в небесах мглистых.

Только нам веры нет – врали без меры.

Кто не мздоимцы, те – лицемеры.

Кто не насильники, те – кровопийцы.

Жаждут наживы вожди и убийцы.

Кто понаходчивей, встали на страже.

И оттесняют прочих к параше.

Кто позадиристей, зло лезут в драку.

Бьют под ребро сапогом, как собаку…

Что-то не ладится. Что-то всё странно.

Совесть истерзана. Кровь бьёт из раны.

***

Ум возгорится мыслью

или всё будет плохо.

Там, за лазурной высью,

будет ли встреча с Богом…

Оголодали травы.

Тянут земные соки.

В ордах дичают нравы.

Жизнь уложить ли в сроки…

Высечь ли в искрах строки.

Не поддаётся мрамор.

Если ни в чём нет прока,

выручат девять граммов.

Мрачен лик под поталью.

Бьётся река аорты.

Там, за просторной далью,

грозные повороты.

В Стиксе не ищут броды.

Грозы сойдут и громы.

Сменят язык народы.

Прежде пройдут погромы.

Кончится время песен.

И возродится снова.

Мир непокорным тесен

прочными узами слова.

Прочим дана полова.

Зёрна разносит ветер.

Вспыхнет в стогу солома,

факелом на рассвете…

Ван Гог. Закат над стогом.

Точит балясы месяц.

Полночь. Мрак за порогом.

И я был весел.

***

Портовой шлюхе веры нет.

Но есть растленные матросы.

В театре наведи лорнет

на юный лик, – рассмотришь слёзы.

Весна всласть насылает грозы.

Ночной гром – нарочный разлуки.

В забытой вазе сохнут розы –

свидетели сердечной муки.

Осенний ветер без натуги

сметает с рощ багряных кроны.

В нём чудятся то ль гимна звуки,

то ль умирающего стоны.

Любовью жить найти резоны

мне одному ли всё труднее.

Спадёт закат на горизонте.

Раскроет вечность звёздный веер.

И станет всё куда мрачнее.

Пред бездной праздновать ли труса.

Бог ждёт любви. Ему виднее.

Смять розы. И отправить в мусор.

***

Заложник стеснённых пространств,

как Иов в коросте язв,

безропотно жду избавленья.

Где ты, мгновенье…

Нахраписто душит безвременье.

Расслабил его ремень я.

И вольно вспорхнул к небесам, –

без помощи Божьей. Сам.

***

Зачем даны и радость встречи,

и горесть тягостной разлуки,

и страстность в голосе предтечи,

и обречение на муки…

Зачем в ночи не молкнут звуки,

зачем тревожна тишина…

Зачем заламывает руки

вослед невинному вина.

Зачем судьба себе верна.

Зачем напрасны все потуги.

Зачем бездомная Луна

всё набивается в подруги.

Зачем вся жизнь замкнулась в круге.

Зачем боль не унять вином.

И стрелы сломаны, и луки.

И мрак готов накрыть щитом.

***

Уста весны – столь хрупкой, страстной!.. –

всласть дышат синевой хрустальной.

А я влачу в полуподвале

дни на продавленном диване.

Спёрт воздух. Сырость ест глаза.

Иль то незваная слеза

проступит вдруг в минуту грусти.

Чуток пощиплет… И отпустит.

Виной смертельная усталость, –

её поднакопилось малость.

И с ней не вырваться наружу,

к весне… Всё жду: вот-вот – удушит.

Иль так и буду – бездыханным,

немым, подслеповатым, странным –

ворочать в сумраке мешки.

В них без вины гниют стишки.

***

Поезд катится во Ржев.

Жизнь живу на кураже.

На хрен мёртвому Москва!..

В ней метанья и тоска.

А во Ржеве женщины

нежностью помечены.

Принесут без слёз

розы на погост,

как помру без грусти

в сраном захолустье.

***

Я ль был тобою очарован…

В осеннем сквере за окном

плющ сохнет памятью. О ком?..

Твоих очей свет мне ль дарован.

Ты ль грезилась несвязным сном…

Вселяла силы и надежды.

Шептала: всё не так, как прежде…

Я вправду ль был с тобой знаком.

Тебе ль вверялся, словно небу.

Тобой ли радостно дышал…

Была ль ты вправду. Или небыль

разбила сердце плетью жал.

Меня ли ты брала в оковы.

Меня ль пленяла сетью нег…

Закат истлел. Вслед сыплет снег.

Я ль был тобою очарован.

***

О, мука странного пути, –

от мрака, что засел в груди,

к невероятной силе света!..

Зря ль взоры к небесам воздеты

и сердце чует будкий зов

и наяву, и в глуби снов.

Из этих грёз возврата нет.

Всё – мрак. Всё – неизбывный свет.

Всё – громогласный рык иль шёпот.

Всё – смех иль плач. Всё – бунт иль ропот.

Всё – мука странного пути,

когда и тропки не найти.

***

Я устал. Ночная тишь сторожка.

Тяжек груз бессонных зыбких дум.

Господи, Ты обожди немножко, –

может быть, и я возьмусь за ум.

Впрочем, нет. Бурьян занёс дорожки,

по которым радость входит в дом.

На берёзе опадут серёжки, –

не вернётся в сердце дивный сон.

Дни и годы трачены напрасно.

Вязь судьбы дано ль кому прочесть.

Строчки сбились вкривь бессчётно, рясно.

Может быть, их шёпот – просто ересь.

От былых надежд – одни неврозы.

На сиротство шум весны обрёк.

Никого, кто бросит в гроб мне розы, –

никого я в жизни не сберёг.

***

Окно. Ночь. Стынь. Туманный мост.

На нём – потерянный прохожий.

На первый взгляд, как будто прост.

А на второй, – мороз по коже…

Через перила перелез.

Спасти… Но времени в обрез.

Его терзает мерзкий бес.

Один шаг в бездну. И исчез.

Тень жадно скрыл живой туман.

Скорей всего, был тяжко пьян…

Пьяниссимо – в клубах тумана.

Гул сердца. Быть настороже.

Как душен плен самообмана.

Бежать. Не вырваться уже…

Зря ль ужас поселился в доме.

Прикрыть глаза. Затихнуть в коме.

Встал ветер. Кроны бьются в стоне.

Прилечь. Отдаться всласть истоме.

Истаять с первой в стынь порошей.

Шагнуть в ничто, где ждёт прохожий.

***

Зачем ты сорвала цветок…

И прервала нежданно ток

жизни нежного созданья

в таённых дебрях мирозданья.

Зачем, скажи, вкусила грушу…

Тобою ход Времён обрушен.

С тобой я изгнан прочь из сада

в объятья ада.

Испить всласть чашу сожаленья…

Терзают думы, сны, сомненья.

Зря ль ивы над водой тихи.

Погосты выстилают мхи.

Не замолить вовек грехи.

Желтеют листья и стихи.

К тебе тяну в смятенье длани, –

в них трепетный огонь желаний.

Неугасимый. Неизбывный…

Слоны к ногам приносят бивни.

И ждут по кости инкрустаций.

Плод грёз, трагедий и простраций.

***

Сорока в белом ожерелье

трещит. Сквозняк терзает двери.

Нахрапом дождь сквозь окна вхож.

Мурашки не сползают с кож.

Всё это осень. Дрожь осин.

Рябь чёрных язв изъест берёзы

ещё до снега. Шрамы оспин

не заживляют даже слёзы.

Прочь с трона, осень!.. Госпожа

зима грядёт суровой гостьей.

Берёзы голые – как кость ей.

Обгложет вдосталь без ножа.

И не подавится ни разу.

Успеть бы срезать розы в вазу…

Стынь. Утро. Снег, как по заказу.

Белым-бело. Мгла. Тяжко глазу.

***

Где ты, быстроногое детство…

В какие умчало края.

Жила во мне праздная резвость.

И нет от неё ничего.

Надежд никаких не тая,

гляжу, как по стылой лазури

мчат тучки – предвестники бури.

Быть может, в строй к ним стану я.

И вольного ветра струя

меня увлечёт прочь от рая.

И, слов никаких не куя,

останусь совсем без всего я.

***

Прощайте. Был ли я вам мил…

Я вас простил. И вы прощайте.

Причал. В тиши скрипит настил.

И волны шелестят о сваи.

Как беспокойны чаек стаи.

Им странно, что пустынны пляжи.

Зима вот-вот пригонит сани:

ждёт тройка жеребцов в плюмаже.

Один лишь миг, – сорвётся в путь.

Молить ли о пощаде втайне…

Всё обойдётся как-нибудь.

Я вам простил. И вы прощайте.

***

Голоса в мой дом давно не вхожи.

Радости обходят стороной.

Талый след запорошён – искрошен

невозвратно мглистою порой.

Грусти нет. И всё же каждый вечер

вдаль гляжу сквозь мутное окно.

То ль утешить сердце больше нечем,

то ль зову, что сгинуло давно.

Грезится, что в сумраке примечу

средь огней знакомую мне тень.

И, надеясь на живую встречу,

жду, – вернётся незабвенный день.

Всё напрасно. Вновь шаги прохожих

обогнут забытое крыльцо.

За окном весь век одно и то же, –

в мглистых тучах кроет Бог лицо.

***

Дано ль из пепла возродиться…

Бог к переменам не готов.

Лети, степная кобылица,

по склону в ров.

Ко мне, к тебе весь век суров

Тот, кто в ночи тревожной снится…

От суши откололся остров.

Горят зарницы.

Глядят с прищуром угли львицы.

Ей сладостно томленье жертвы.

В капкан нельзя не уловиться,

не знал ужель ты…

Простись с закатным светом дня.

Среди застолья живы свечи.

Не угаси в себе огня.

Ещё не вечер…

Пусть каждый миг судьбой помечен.

И отвернулись Времена

от зря погибших в скорбной сече, –

грядёт весна.

Дано ль с ней вырваться из сна…

Давно без дел кинжал пылится.

Смерть – справедливая цена…

Лети, степная кобылица.

***

Зардела роза, чуть живая

под гнётом ветра и дождей.

Вокруг без сна горит, стеная

средь крон, костёр осенних дней.

В угаре дышится трудней.

Но розе жить ещё возможно,

пока не стала мгла мрачней,

пока снега не пали грозно.

Пока не замерла душа,

внимая вьюге злой, мятежной.

Пока мгновения, кружа,

взор не застлали пылью снежной.

***

Всё слава Богу… Мне ль рядиться в тогу.

Не лучше ль в щель забиться навсегда.

И ждать, когда тень подойдёт к порогу

иль вспыхнет неизвестная звезда.

Сотрутся в пыль века и города.

Что дорого, – всё разлетится в щепки.

И в зеркале очки и борода

зря примеряют щегольское кепи.

Ждёт бабников парад из броских юбок

на набережной утлых одиночеств.

И на причале скрип рыбацких шлюпок

куда красноречивей всех пророчеств.

Душа мрачна. Тоска легла на веки.

Взор из-под них мерцает еле зримо.

Волна грудасто налегла на брег. И

манит за край, в закат необоримо.

***

Пора. Восстать. Рвануть в атаку.

Всей мощью дать отпор врагу.

Любовь всплакнёт, – мир её праху,

и сманит беса к очагу.

Друзья нальют винцо в графины.

Вкусят сыр, зелень, шашлыки.

Застолья шумны и наивны.

Что толку их встречать в штыки.

Горюй. Сиротством утешайся.

Как благодатны дни затишья.

На грани бездны удержаться

способны Бог, мысль, мышь и я.

***

Не всё кончается со смертью, –

неизъясним её туман…

Зря ль воды рек, прощаясь с твердью,

впадают в тёмный океан.

Я ветер запустил в карман.

Пусть в нём живёт, себе на радость.

Зря ль истина легко обман

распознает, – мирам во благость.

Просторов снежных величавость

не зря дарует сердцу Русь.

Господь, прости… Циничен малость,

ещё немного, – и смирюсь.

Зря ль в небеса уже не рвусь.

И от тщеты не сатанею…

Когда глаза сомкну во рву,

тогда, надеюсь, и прозрею.

***

Зори и розы.

Слёзы и грёзы.

Грозные грозы.

Взор из-под век.

Лозы и росы.

Осы. Стрекозы.

Зов. Зыбкость позы.

Взрывной успех.

Узоры прозы.

Раздрай. Неврозы.

Вздоры. Угрозы.

Груз чёрных вех.

Метаморфозы.

Знобко. Морозы.

Заверть. Мимозы –

к розам на снег.

***

Картина сходит со станка.

Как кисть поэзии тонка!..

Мазки взвивают полотно.

Воздушное, парит оно

в неведомой доселе выси

пространства мысли.

***

Истает день, как зыбкий лёд в стакане.

Синь потемнеет, словно акварель.

И облака, куда – не знают сами,

погонит ветра ломкая свирель.

Апрель вступает властно во владенье

просторами. Среди ночной тиши

его возносит дивной пташки пенье,

способное до дна разворошить.

Не согрешить весною невозможно,

но вновь влюбиться – наскрести ли сил…

Забудется ль, что всё на свете ложно

и жарких чувств вовек не воскресить.

Апрель в силки заманивает души.

Встаёт рассвет. Грядёт весенний день.

Но отчего тоска бесслёзно душит

и безоглядно в дар даётся всем.

Всесильный свет пронизывает кроны.

Блуждают взоры в радужном дурмане.

Весна танцует всласть, не сняв короны.

Тишь. Вечереет. Тает лёд в стакане.

***

Мне дар поэзии не дан, –

не возведён в поэта сан,

я лишь транслятор интуиций

усталой от полёта птицы.

Порхаю в небесах незримо,

пока дни пролетают мимо,

пока внизу шумит весна, –

во мраке пропасти без дна.

***

Не буду прочтён никогда и никем

от Владивостока до древних Микен.

От Санкт-Петербурга до Вены иль Рима

никто не узнает моих песен ритма.

Никто не проникнет в глубины метафор

средь давних развалин и черепков амфор,

что зыбко мерцают сквозь вязь стройных строк, –

их в мраморе высечь судил ли сам Бог…

И ладно. Не надо. Читайте всех прочих,

что пишут кудрявей, длинней иль короче,

честней или лживей… Но только моих

скрижалей не троньте: постиг в них я миг.

Познал в них я вечность и времени бег,

высоты и бездны твои, человек.

Дана мне в них истина, что так желанна

всем прочим от Крыма и до Магадана.

***

Союз поэзии и Духа –

слияние фраз, мыслей, звука –

биенье родника метафор

в теснине неприметных гор.

В нём торжество и совершенство,

и наслажденье, и блаженство,

и поиск истины средь гряд,

и постижение себя.

Copyright © 2025 Степанов С.