…противостаньте дьяволу, и он убежит от вас.

Послание Иакова 4:7

***

Озарение – дар при жизни

то ль от Бога, то ль – в дань Отчизне…

Но костёр выгорает в пепел,

как ни был светел.

У него не погреют руки

ни глупцы, ни купцы, ни суки

в привокзальных блатных трактирах.

Всё мрак и прах.

Зря ли гений не узнаваем

на пути между адом и раем,

если только не выкинет фортель,

очки, портфель,

не избавит себя от груза

суеты, мук в любовных узах,

не заткнёт рот другим и совесть –

ножом за пояс.

Тьма раскинет крыла, как птица, –

и немеют пред нею лица…

Ждёт душа ни вина, ни хлеба, –

озарения небом.

***

Безудержно чайки кричат на причале.

Косой дождь забросил в пучину блесну.

Незваные ветры осенние хмари

на сердце нагнали… Верните весну!

Куда там… Мчат полчищем чёрные тучи.

Нещаден хлыст молний. Вдали кружит гром.

Внезапно затишье. Туман с горной кручи

вползает то ль в очи, то ль в душу ужом.

***

Заснуть. Залечь. Утратить речь.

Зачем дан смысл… Во что облечь

поток нежданных откровений,

дарованных тому, кто гений

иль несуразный дурачок,

вкривь набросавший пару строк

на трезвый глаз иль во хмелю,

во славу Вышнему царю…

Кто соткан из своих видений,

пленён тенётами сомнений

и мигом жив, – в нём сгусток жил

вьюрком льёт трель над полем ржи.

***

Чудный вечер. Отчего не выпить

нам до дна любовный кубок наш…

Полумрак идёт на абордаж, –

у ручья подала голос выпь.

Впрочем, нет… Закат кровав недаром.

С темью звёзды сеть раскинут всласть.

Ни к чему к ним попадать во власть,

изгорая страстью, как пожаром.

Ни к чему растрачивать слова,

а затем взор опускать повинно.

Будь чиста, как прежде… Кубок винный

опрокинут в ночь без колдовства.

***

А не податься ль в путь по свету, –

по воле случая, совету ль

обворожительной жены,

чьё сердце жаждет тишины

и нервы так обожжены,

что ангел с самой вышины

к ней мчится золотистым светом,

осенним пламенем согретым,

с посланьем тайным иль приветом,

чтобы утешить нежной лаской,

скрыв лик свой за незримой маской…

А, может быть, остаться дома

и ждать грозы, раскатов грома,

внезапных стрел гротескных молний

за шаткими шатрами крон и

размышлять, как непокорны

в горах ветра и в море – волны,

а человек без сна, без стона

всё тянет лямку, но корона

спадает наземь, – и со склона

он кубарем летит в коляске

своих надежд к трясине вязкой…

А, может, – запереться в клети

и ждать прихода близкой смерти:

Вселенная изголодалась,

ей надо подкрепиться малость,

жизнь для неё – всего лишь шалость,

на миг дарованная благость,

шкатулка, полная потерь, –

в предвестье верь или не верь,

но перст судьбы укажет дверь,

за ней темь чудится прекрасной,

мерцающей, маняще ясной…

***

Ветер, как в буйном припадке,

яро взметнул чью-то тень.

Мечется пламя лампадки, –

рвётся под горнюю сень.

Ясеня ржавая крона

бьётся под жар фонаря.

С лета слетела корона, –

осень в миру за царя.

Сумрак очертит сиротство.

Лики во тьме не видны.

В муках утрачено сходство

с тем, кто не вызнал вины.

Напрочь отставлена проза.

Осточертели стихи.

Грозы, умерив угрозы,

осенью странно тихи.

Ночь за окном и на сердце.

Ветер гнёт тени во мгле.

Даже винцом не согреться.

Искры померкли в золе.

Взор замирает недвижно, –

что ему танцы теней.

Ветер – стеная ль, неслышно ль, –

плачет и плачет о ней.

***

Настал миг следовать заветам…

Воспламенённый словом дом,

душа прощается с поэтом,

сгоревшим в нём.

От дней минувших – горстка пепла.

От дней грядущих – ничего…

Развеять прах – забота ветра.

Пылай, чертог!..

Воздай во имя неба дань.

Пусть зарево узрят потомки –

дельцы, стяжатели, подонки…

Пылай, чтоб сгинуть навсегда.

***

Притронуться к прекрасному лицу,

губами впасть в бездонность поцелуя…

В ночи лететь к заветному крыльцу

и нажимать дверной звонок вслепую.

О, кротость встречи жадных ласк и дня,

отнявшего последние надежды!..

Ты помнишь ли, любимая, меня, –

святой огонь горит во мне, как прежде.

Но в стылом доме царствует одна

она… Касаясь хладными перстами

знакомых черт, находит тишина

лишь пепел чувств, истлевших между нами.

Ни пламени, ни искорки во тьме.

Немая пустота во всё пространство.

Но нежность губ ещё живёт во мне

неясным сном, с которым не расстаться.

Простишь ли ты, любимая, меня…

Мерцали взоры и сплетались руки.

И билась тишина в ночи, звеня

и предвещая горестность разлуки.

Всё позади. Всё кануло в ничто.

Замкнулся круг извечного сиротства.

В закатной мгле зовёт твоё лицо

отчалить чёлном на туманный остров.

***

Ветры мечутся тысячи лет,

как кочевники – в поиске счастья.

Где желанный венец на челе,

в чём исход грозового ненастья.

Обрести ли спасительный свет,

что ведёт из потёмок на волю…

Обезумел я или ослеп, –

но не в силах сыскать свою долю.

Да и в чём она… Знают ветра,

что срывают с цветов лепестки,

как прощален в тиши скрип пера,

как безрадостен лепет тоски.

***

Жил-был… И дожил до распада.

И даже псы на страже ада

во власти погребальной грусти

мой дух через порог не впустят…

Не ждут певца и у врат рая.

Царит и там хандра тупая.

Стишки рвут в клочья, не читая,

немой зевоты не тая…

Поэту некуда податься.

Нет ни страстей, ни танца граций,

ни оглушительных пирушек

в кругу пьянчужек и подружек…

И визави – одно сиротство.

С ним неразрывное родство

бессонно набирает силу.

И под руки сведёт в могилу.

И там, в звенящей немоте,

никем не зримой темноте,

где длится вечное мгновенье,

дух обретёт успокоенье.

***

Я ли не звал тебя, девица,

выйти в весну за плетень…

Нынче зима. И метелица

бьётся в окно в мглистый день.

Помнишь ли ласку сердечную,

тайный для всех уговор,

юности страстность беспечную…

Втуне угас гордый взор.

Нет, не вернуть прежней радости.

Сердце так ждало любви…

Тянет прожитое в ад. Прости.

Время нещадно. Уйди.

Тают беззвучно мгновения –

искры, что бьются в огне.

Сердцу отрадны видения

счастья в чуть брезжащем сне.

***

Как много надо неизбывных сил,

чтоб выбраться из непроглядной мути…

Кто молод был, тот станет некрасив

то ль к смерти на пути, то ль на распутье

житейских неразрывных отношений,

что сковывают души крепче цепи

во все века. И Бог – то ли мошенник,

то ли факир, что жизнь сжигает в пепел…

А мне-то что… Я всласть терзаю лиру

в глуши, где ввек не встретить ни души.

Да, я желал бы вдруг сменить квартиру

и позабыть о благостной тиши,

что душит насмерть предрассветной ранью,

грохочет сердцем, искрой бьёт в глаза…

Но где взять силы позабыть, что ранен,

и что зовут быть к Богу голоса.

***

Винцо в Граале оставалось.

И вызывало в сердце ярость, –

мечталось жахнуть, но нельзя:

опять с судьбой пойдёт грызня.

А не забыться ль… Лечь. Заснуть, –

пуститься в грёзе в зыбкий путь

к ручью в лугах, дремотным ивам…

К ещё не тронутым мотивам.

И завести свою свирель,

пока гудит весна в апрель

и песней бьётся в сини птица…

Пока ещё хоть что-то снится.

***

Ни грёз, ни прозы, ни поэм.

В зарю, средь непроглядной рани,

миг исчерпал себя совсем.

Взор балансирует на грани,

нещадной немотой изранен.

Ты ль ниспослал её. Зачем…

Даль вязнет в розовом тумане.

Смолк звон зари над Бытием.

***

Вверить выбор перекрёстку.

Где путь к милой стороне…

Жизнь Иерониму Босху

лишь привиделась во сне.

Я и сам едва ль не Гойя

перед ложем страстной махи, –

обнаженье чувств такое…

Кровоточат муки, страхи.

Ждёт главу топор на плахе, –

кату лишь бы рубануть,

не испачкав зря рубахи…

Перекрёсток. Выбор. Путь.

***

Хочу такую… Всласть трогать пальчиками.

Как звать вас, милочка. Придвиньтесь ближе.

Давайте вместе резвиться зайчиками

сначала в Лондоне, затем – в Париже.

К чему противиться… Отбросьте грусть с лица.

Нежней я, лапочка, чем ветерок.

Она как вскинется: где здесь милиция!..

Отлезьте, папочка. Ваш вышел срок.

***

Коль Бога нет, – и состязаться не с кем…

Ненастный ветер кроны гнёт к земле.

Дым облаков сгустился и стал веским.

Сплетает ливень нити на стекле.

Из них не выткать полотно наитий,

по ним не вызнать сокровенный путь.

Но оборвётся трепетная нить, –

миг обнажит сокрытых смыслов суть.

Жизнь бита вдребезги, – осколки ранят душу.

Да есть она ль… И вправду ль цвёл миндаль.

Ной с чистым сердцем выбрался на сушу,

не ведая, что уготовит даль

его потомкам по веленью рока.

Век нынешний ничем не кротче прочих.

В нём ветер за окном в мгновенье ока

сметёт следы, лишь ночь укроет очи.

***

Да что тебе в весенних рощах,

ночных рыданьях соловья,

в осенней хляби бездорожий

и взмётах ветра средь жнивья…

Утихомирься, страстный странник!..

Давно пора найти приют

среди камней замшелых, странных, –

в них родники неслышно бьют.

И, может быть, глубокой ночью,

сквозь облака и блёстки звёзд,

узришь и Бога ты воочию,

и ввысь простёртый зыбкий мост.

***

Настал четверг – палач, беспечный изверг,

что всласть глумится над несчастной жертвой.

Рассвет занялся. Зажигалки высверк

дан сигарете, вынутой мной первой.

И как, скажи, прожить отвратный день…

В скрижалях не оставлено завета.

Из тени выйдешь, – и отбросишь тень.

Отбросить день из памяти, – победа…

Отбросить тень в истории – расплата

за муки, что невидимы для люда.

Уходит жизнь. К былому нет возврата.

Закрыть глаза. И ждать, что грянет чудо.

Быть может, в пятницу. А лучше, – в воскресенье.

Отменный день к тщете воскреснуть снова.

Всласть обмакнуть перо в разгул весенний…

Но всё вотще, когда в душе – ни слова.

***

Пожелтели в безмолвье листки.

Губы жаждут испить эликсира.

Но от виски лишь ломит виски.

Осень гложет со страстью вампира.

Депрессивная русская лира,

я устал умирать от тоски, –

мир во мне не признает кумира.

Не пора ли расстаться… Прости.

Чёркать строки уже не с руки, –

мне ль мерцали в них искры сапфира…

Под окном в рост идут сорняки.

Тянет с улицы смрадом сортира.

Не осталось объедков от пира.

На полотнах поблекли мазки.

Бог предъявит свой счёт без придирок.

Я устал умирать от тоски.

***

В Граале горькая вода.

Другой не будет никогда.

Даётся выбор только раз,

а дальше – кто во что горазд…

Раздоры. Ссоры. Рвы. Заборы.

Громоздки пробки. Злы заторы.

Просторы отданы под оры.

Штурмуют бастионы орды.

Шрапнель им затыкает рты.

Когорты родиной горды.

Даны во власть им щит и меч.

Руби, коли без сна и мечт.

Кровав закат, растёкся тало…

Рука бойца колоть устала.

Дымятся смертные костры.

Их жала жарки и остры.

Хлебнуть винца в чаду пожарищ.

Прощай, мой боевой товарищ…

Сгиб ни за грош в чужом краю.

Быть может, свидимся в раю.

Взирает Бог на дело рук

своих ли, рад стараться ль Дух,

непогрешимый и святой,

вспоённый горькою водой…

Мчат в никуда и дни, и годы.

Одних ждёт смерть, других ждут роды.

И будь, что будет, круг за кругом:

одни – при злате, те – за плугом…

Рождённый к жизни нищим принцем,

изыскан в речи, с тонким слухом,

на всё не поведу и ухом,

на всё не шевельну мизинцем.

***

Пламя ждёт искры у стога.

Ждёт камнепада скала.

Вечность ждёт мига от Бога.

Ждёт ветра взвиться зола.

Выжата жадно лоза.

Взоры ждут пенного хмеля.

Ждут зрячих душ образа.

Ждёт похвалы пустомеля.

Ждёт взгляда звёздная мгла.

Ждут озаренья потёмки.

В сердце вонзилась игла.

Вынут её лишь потомки.

Время – как ствол у виска.

Ждут неги скорбные губы.

В души стучится тоска:

приотвори, – и погубит.

***

Умрём я, он, она и ты.

О, сердце, мри!.. Бьёт пульс напрасно.

Сойдите, чудные мечты.

Смерть истинна. И тем всевластна.

Вселенная мертва. И ясно

на самой грани, у черты, –

мерцают звёзды безучастно

среди бездонной черноты.

Быть со Вселенною на "ты" –

предаться грёзам безоглядно.

Сотрутся милые черты

из памяти. И плотоядно

поглотит тьма всё, что прекрасно.

Так тленом тронуты цветы…

В глубь зеркала вглядись бесстрастно.

Умрём я, он, она и ты.

***

Возьми суету на мушку.

Покайся в своей вине.

В весну заведи подружку, –

пусть в осень снимает стружку

с тебя по сходной цене.

Пылает душа в огне

пристрастий, противоречий,

а кажется, что в броне, –

ползёт, как конь в бороне,

от немоты к речи.

Зардел горизонт далече, –

в золу изгорает закат.

Где тот, кто хандру излечит

хотя бы в излётный вечер…

Сиротство. Рассвет. Рестарт.

***

И всё не так… И всё непросто,

когда ты – льдина или остров,

что откололись на века

в туманах от материка.

Моря тщеты несут в пространстве

волненья лет, бессонных странствий,

потерь, невзгод, безмолвных мук…

Зря ль небо обратилось в слух.

На лоне матери-природы

случаются то смерть, то роды,

то стародавних храмов своды

штурмуют яростные орды.

Своим безумием горды,

пигмеи рвутся взять бразды

жестокой безраздельной власти

и насылают в мир напасти.

Ни в чём не встретить тишины.

И осознание вины

взор озаряет слишком поздно.

В винцо влит яд. Поникла роза.

В сиротстве канет человек

в небытие под чей-то смех.

И вечность в прах рассыплет остов.

Я ль – льдина, я ль – туманный остров…

***

Всмотрись в мгновенье непредвзятым взглядом.

Медовый хмель вдруг обернулся ядом.

И рядом среди гвалта ни души:

бушует город, – а живёшь в глуши…

Лишь туши облаков неравнодушно

куда-то прут, – прекрасна их наружность.

Земная ось колеблется упрямо.

Могла б уняться, – и не стало б гама…

Зря ль амальгама зеркала в щербинах.

Ущербный сброд в нём щерится незримо.

Замены нет страстям неистребимым:

они – надгробный памятник любимым.

Как блик, белеет парус одинокий.

В окне – рассвет. От слёз просохли строки.

Стремительно проносится мгновенье,

венчая смертью муку дерзновенья.

***

Чёрной тучей сгустилось ненастье.

Ветры грозную песню поют:

"Здравствуй, благостный мученик счастья!

Мы разрушим твой дом и уют…

Опрокинем, вихрясь, в бездну с кручи,

где стяжал ты лазурный отсвет.

Вечным поиском истин измучен,

осчастливлен им, – гибни, поэт!..

Вознесём тебе гимны забвенья,

заметём безоглядно следы.

Ты познал озарений мгновенья,

так познай немоту темноты!.."

***

Встаёт заря, наперекор распаду.

Встаёт народ, с тщетой не зная сладу.

Встаю и я – продраться сквозь преграду

из дел и бед на радостный простор.

Не Прометей, не ждя ни в чём награду,

пытаюсь зря ль затеплить слов лампаду

и не утратить, в пику маскараду,

ни смысл речей, ни волю, ни задор.

Дано ль пройти над бездной по канату…

Не угодить ни в пропасть, ни в засаду.

Не лезть на стену, в петлю, на эстраду,

чтобы нести пустопорожний вздор.

Труба зовёт взойти на баррикаду,

зажечь сердца – перебороть блокаду

из лжи и зла. И в мир явить громаду

бессмертных строк всему наперекор.

***

И было всё не так. И будет всё не так –

не там, не с теми, не тогда, не к месту…

Что расцвело, истлеет в осень в прах.

Прощальным взором проводи невесту

в грядущий сумрак. Истечёт ручей

среди камней в зелёную долину,

где налетевший вихрем суховей

его иссушит в знойную годину.

Взимают дань нещадно Времена.

Что им мои бессонные метанья,

вовек не искупимая вина

и иступлённое пред небом покаянье.

Что им твоя прозрачная печаль…

Офелии в гробу не целовали руки.

Кто утопил её, познал всю прелесть чар

невинной юности, – и тем обрёк на муки.

И все мы – дети, все мы рождены –

нет, не для радости, – для кротости страданья.

Отчаянье и ужас суждены

в преддверии фатального свиданья.

Кто думает, – тот мыслит лишь о мраке.

Тропа петляет. И ведёт к кресту.

Прощальным взором проводи невесту.

Жди свой черёд, как все, в тоскливом страхе.

***

Унялся ветер. Взят фальстарт.

Притормозило Время странно.

Колода из краплёных карт

в руках у Бога. Бритва. Ванна.

Прикрыть глаза. Виват, нирвана!..

Отрадно плыть в твоём тумане.

Но парус сник. На сердце – рана.

Дух балансирует на грани.

В мольбе протягивать ли длани…

Закат мерцает рваным пульсом.

Быть может, алчет щедрой дани,

пылая пламенным кустом.

Уста сомкнуты дрёмным сном.

В нём вечность брезжит сквозь мгновенье.

Сын жаждал встретиться с Отцом,

познав, что жизнь – лишь наважденье.

Тогда к чему все прегрешенья…

Сзывает ветры звук варгана.

Последний вздох, – и отрешенье.

Прикрыты очи. Бритва. Ванна.

***

О Господи, молю тебя, даруй

не звон фанфар, не злато, – избавленье

от суеты. Дай радости перу,

огня – костру, а сердцу – исцеленье!..

И я воскресну, – пробудится дух

и к созиданию, и к озаренью…

И вдохновение вернётся вдруг

как дар и к слову, и к прозренью.

Copyright © 2025 Степанов С.