***

Вкусить винца и устриц.

И ждать, когда отпустит.

Густые краски грусти

легли на полотно.

В окне немые сцены.

От них спасают стены.

Пространства молчью ценны,

бесплотны, словно сон.

Стон ужаса беззвучен.

Зов сердца не изучен.

Зря ль плеск речных излучин

на зорьке вечно нов.

Ручей сбегает с кручи,

испив любви из тучи.

Неясной мукой мучим,

ношу венец тернов.

***

Пренебрежение ближайшим окружением

грозит сожжением и связей, и мостов.

Пронзает боль, когда не ждёшь, – с опережением

и разрушением незыблемых основ.

О, сила снов!.. Не сбросить лязг оков,

что Времена куют для каждого без цели.

Дни биты в щебень. Грузнут в грязи слов, –

их отзвуки безмерно надоели.

И вихрь сует дано ль остановить…

Винцо дарует тонкость ощущений.

Перо выводит миг – витую нить

из встреч, разлук, прощаний и прощений.

***

Позабыто заветное лето.

Голы тонкие станы осин.

Счастье вдаль улетело за ветром, –

не выносит тоски сонных зим.

Но ещё не упали снега.

Ещё нежность мерцает во взоре.

Зря ли месяц горит, как серьга,

на багряном померклом просторе.

Но ещё в сердце бьётся волна.

И при встрече озябшие губы

тало дарят любовь. И слова

не нужны, – будто листья, пожухлы.

***

Изжить ли тайные изъяны…

Умом Россию не понять.

Припомни прелести Татьяны.

О, грёзы, – с нимфой танцевать,

вверяться чарам томной неги…

На кой чёрт сдался ей Онегин,

санкт-петербургский ушлый хлыщ, –

богат наследством, духом нищ,

гуляка праздный, лежебока…

Бродя в тоске среди берёз,

горюй, Танюша, но без слёз, –

моли о знатном муже Бога.

И жди, – найдётся генерал,

коли нам Пушкин не соврал.

***

Никчёмность дней. Исчёрканы страницы.

Несвязность речи. Странные, как птицы,

слова – вразлёт. Собрать их россыпь в стаю

дано ли вновь… В раю все хаты с краю.

Неосязаемость дана душе как дар.

Неисчерпаемость чувств глушит, что удар.

И арка небосвода будто душит.

Неслышный звон закладывает уши.

Ушибы сердца прочим не видны.

Ушедшему не предъявить вины.

Пожар заката не залить вином,

когда вокруг исконно всё вверх дном.

Метро. Перрон. Вагон. Влезть внутрь за стадом.

Сударыня, не прижимайтесь задом

в толпе, не доводите до греха…

Лишь в детстве поступь Времени легка.

Груз уз, разлук и встреч лежит на сердце гнётом.

Прощальный взор. И вдох перед полётом.

***

Как Иов, с язвами наружу,

живу. Тужу. Мурыжу душу

стишками, досыта натружен

поклажей рифм.

И в жаркий зной, и в злую стужу

ужу улов, тяну на сушу.

И верность Слову не нарушу,

пока им жив.

***

Если мыслить о времени и пространстве, как

стопке чистых листков, ожидающих строчек, –

будто перебираешь колоду карт

или ловишь сигнал из тире и точек.

Словно стяг на осеннем сыром ветру,

страх полощется до лоскутов, до рвоты…

Стоит треснуть полсклянки, осоловелый труп

не возьмут и обозным небесной роты.

Горячиться ль и напрочь исчёркать лист,

что дарован во времени и пространстве…

Никому не удастся, как он ни чист,

не казниться строкой, – страх рвёт стих на части.

И мытарства даны в радость тем из нас,

кто не узнан никем и гоним всем миром.

Но с небес смотрит око и тайный глас

обещает приют даже самым сирым.

***

Уйти в стремительный полёт!..

В оцепенении нет смысла.

Орфей умолк. Струна провисла, –

несносно стонет, не поёт.

Небесный свет безмолвно манит.

Зачем бездонна эта бездна…

В неё всё канет безвозмездно.

Как близок край!.. Душа – на грани.

Кто ранен, истекает кровью

ещё не вызнанных стихов.

Как сердце бьётся: гул веков

не эхом отдаётся, – болью…

Кто жаждет, – капли не прольёт.

Кто мудр, с тем жизнь была сурова.

О, роль!.. Зачем в тебе – ни слова.

Шаг. И стремительный полёт.

***

Будто в потёмках ударило током!..

Лишь бы наутро не вылезло боком

это знакомство с истомной девицей.

Грации юной нельзя не дивиться…

Девица стелется так, сяк и эдак, –

верно, давно понимает в поэтах!..

Страсть, будто плод, наливается соком.

Лишь бы суметь насладиться всем с толком.

Лишь бы не мучиться стыдной болезнью,

связан желаньем, боязнью и ленью.

Лишь бы дать денег. Проститься. И с Богом!..

Утро. Под душем читает из Блока, –

про незнакомку и "Окна во двор",

"Всю жизнь ждала" и "Ночной разговор".

Не торопливо. И не убого…

Ох, не запал ли я!.. Что-то мне плохо.

***

О, россыпь искр!.. Не дотянуться

до вас ни в полночь, ни в рассвет.

Душа потрескалась, как блюдце,

на склоне лет.

Осенней сумрачной порой

ночами оттого ль не спится,

что месяц всходит над горой, –

проститься.

И землю серебрит лучами.

И правит звёздным хороводом…

Застыть. И тьму испить очами

перед уходом.

***

Стенало и билось. Металось постыло,

как щепка по быстрой реке.

Но к камню прибило. Осело. Остыло

исчёрканной строчкой в стишке.

Просить, чтоб простили, отринуть всё или

дать вспыхнуть. И искренность чувств

прорвётся, что силы… Всласть вёсны испили

и свежесть, и пламенность уст.

***

Остался вдох иль два… И вечность на исходе.

Скажи, зачем хранить отжившее в комоде:

желтеющие вырезки газет, –

угасший свет.

Сойдут за солнцем вслед и отблески, и тени:

победы, горечь бед, горячность, чад сомнений.

Останется лишь немь и пустота, –

соль на устах.

Всё так и станется… Но вольны небеса:

дана им власть, – вливать винцом в уста

живительные капли зыбких слов

сквозь завесь снов.

***

Один шажок до катастрофы.

Ты видел девок в номерах?..

Немые дни. Теряю строфы.

Что делать, Гракх?..

Бежать… Но как сойти с Голгофы?..

Душа едва горит в стихах.

Уста ждут уст. Пустеют штофы.

Что делать, Гракх?..

Блеск молний. Встрепенулись дрофы.

Гром давних битв гремит в горах.

Мечи ржавеют в струпьях крови.

Утихни, Гракх…

***

Осень ранит, безвинно неволит.

Среди сбрызнутых кровью рябин,

милый друг, позабыть ли о боли

и той доле, что Бог отрядил…

Среди взявшихся дрожью осин,

милый друг, не согреться кострами.

Кто рождён для сиротства, один

знает сердцем, что станется с нами.

Среди выпитых синью берёз

волглый ветер чуть машет крылами.

На лице ни улыбки, ни слёз,

милый друг… Дым кружит над домами.

Милый друг, обо всём позабудь…

Хрусток вкрадчивый шорох листвы.

Шаг. Ещё… Зыбкий зов будит грудь, –

стон берёзовый, смолкнешь ли ты?..

***

Чуть слышным дыханием ветер овеял

прибрежные ивы, дубовую рощу.

Закат догорает. Стишки в пламя брошу

и мирно отдамся в объятья Морфея.

Быть может, пригрезится что-то из детства, –

воздушные змеи и Надино тело…

Но снится стынь кладбища, давка за место,

могильные стоны. Как всё надоело!..

Как всё стало чуждым, – дома, лужи, дым

дачных костров, что угоден живым.

А мне не сидится, не пишется в стол,

не спится… Мерещится, будто… ушёл.

От Нади с сачком на росистой траве,

от змеев воздушных в густой синеве…

Зря ль шёлковый дождь, что проплакал в рассвет,

бесшумно смыл в вечность оставленный след.

***

Хитёр замoк. Но найден ключ.

И всё же дверь не поддаётся.

Зря ль ветер зол, дождлив, колюч.

Шлёт темень, как на дне колодца.

И сердце жаждет уколоться

и обрести желанный ритм.

О, как снести скол лет с лица!..

И вырвать напрочь жилы рифм!..

И из рифлёного стекла

собрать седые витражи

по тайным выгибам лекал,

что чертят в воздухе стрижи.

Иже еси на небеси!..

О, дивный дар – изъять из туч

свет молнии: блескучий ключ

к замку… Стих ветер – нем, без сил.

***

Не спятить… Сегодня пятница.

Сорвать паутину сует с лица.

И сдвинуться с мёртвой точки, –

успеть до ночи.

Схождение параллелей

у самого горизонта –

иллюзия ложной цели, –

горячечный звон литавр.

В грязь – лавры: прочь с пьедестала…

Сиротство вконец достало.

До язв уязвлённая гордость –

как в горле кость.

Безмолвно смести границу, –

зря ль вечность созвучна мигу…

Перевернуть страницу.

Захлопнуть книгу.

***

Неряшливы пустячные вчерашние стихи

на грани неизбывности и шумной чепухи.

Господь глядит с укором: мол, раздул бы кто мехи…

Миражи фраз. Химеры слов. Неясные штрихи.

Без сил душа распластана. Всесильны лишь грехи…

Глухи к свирели вечности, сны сухи и тихи.

Хи-хи!.. – хохочут шёпотом серёжки у ольхи.

И что им, что мелодии не так уж и плохи…

О, этот шорох шелухи, скрывающий стихи!..

Но верю я, что ласточка – незримо прямо в облака,

как отзвук дальнего звонка иль возглас счастья с языка, –

стремительная ласточка вспорхнёт из-под стрехи.

***

Незримый трепет ветра.

Чуть слышный шёпот уст.

Неуловимость света.

Невыразимость чувств.

Тропа открыта взору.

Покатая Луна

сквозь тучи лезет в гору

походкою слона.

Сердца открыты неге…

Сквозь звёздную поталь

прогнавший тучи ветер

уносит души вдаль.

***

Утрачен счёт побед и поражений.

Сиротство предпочтительней движений

в потоке дружб и служб, недужных связей,

словесной грязи.

Над душами без сна зияет бездна.

Мы ей даны, как корм скоту. Известно,

что все усилия познать себя напрасны,

хотя и страстны.

Отставить щит и меч. И колесницу

предать огню. Перевернуть страницу.

Захлопнуть книгу, двери, окна. Смежить очи.

Жить тяжко очень.

Не соизмерить ноль и единицу.

Разжать кулак и отпустить синицу.

И, отдавая дань винцу и сыру,

скорбеть по миру.

***

Как трудно двигаться к началу,

заглядывать в немые лица:

их ждут к небесному причалу, –

по ним промчала колесница

Времён нелёгких, бессердечных.

Не дай, Господь, страданий вечных!..

Возможно ль вымолить прощенье

у тех, кого уже нет с нами:

метаться в муках сожаленья

между реальностью и снами,

исполненными тёмной грусти…

Вина безмерна. Не отпустит.

И, отпирая двери в ужас,

среди прохожих безызвестных

глядеть ли под ноги, где лужа –

лишь зеркало небесной бездны.

Глазурь зари над головами…

Мгла в сердце. Тьма перед глазами.

***

Гряди, мой век!..

Мысль. Слово. Человек.

***

Нет, это не Есенин и не Пушкин,

не Блок, не Хармс, не Пастернак, не Кушнер…

Сергей Степанов. Человек. Поэт.

Любовь. Боль. Счастье. Человечность. Свет.

Copyright © 2021 Степанов С.