Моей жене, в руках которой распускаются цветы, посвящаю этот странный пёстрый букет с благодарностью и любовью, которую мне не выразить никакими словами, чему подтверждением – сама эта книга.

Не скрою, жена видит меня, самое невыносимое из созданий, насквозь и потому моих книг не читает. Никогда не узнает и об этой, если о ней не проболтается кто-нибудь…

_______

"Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто".

1-е послание Коринфянам 13:2.

"Любовь – это слизывание мёда с шипов".

Лион Фейхтвангер.

***

Твоих восхитительных линий

изгибы, к примеру, бедра,

понравились бы Аполлону.

Безумец Плиний

не стал бы Везувия зову внимать,

на несчастье, когда б

пред взором такую

рабыню имел… И Беллини

Винченцо тебе посвятил бы

канцону. Шальные ветра

гуляли бы в ней над садами

цветущих цинний.

Падут города, словно нравы.

Кочевьями диких племён

наполнится мир, как когда-то.

Восстанут травы

высокие, прах укрывая

сопревших в забвенье времён.

И орды дикарские,

вновь ожидая потравы

полей от соседей, тебя

изваяют. И, ликом пленён,

овалы твои оберегом,

во имя славы,

а также Валгаллы священной,

признает вождь. Это потом

всё будет… А ныне

любуюсь лишь я, как пеной

ступни вуалирует море.

Да вечер, с распахнутым ртом,

твои созерцает изгибы.

И облик явленный

вода отражает, колышась

в отсвете лучей золотом

заката… И мне ли,

как прежде, останешься верной

ты, вечностью вдохновлена ли,

своей ли прозрачной красой,

на галечном том биеннале.

Изгибы линий,

беспомощно и беззащитно,

по листьям стекая росой,

струятся меж пальцев.

Отринув песок, кроны пиний

вонзаются в небо небрежно

прибрежной зелёной каймой.

Под ними туникой воздушной

к бедру богини,

до одури нежная, ночь

припадает душой. И синим

туманом клубится рассвет

за песчаной косой.

И призраком бродит Везувия

склоном отважный Плиний.

И что-то Беллини Винченцо

наигрывает над волной…

И я, погружаясь во сны,

обнимаюсь с рабыней,

средь цинний цветущих

в саду обретая покой.

***

Страсть, прощай!.. Сто тысяч голосов

в тишину обрушилось. И счастье,

словно дым ноябрьских злых костров,

чадным стало. Стылое ненастье –

гость незваный. Жертвенно листва

догорает, небо согревая…

Не осталось в сердце озорства –

взялась пеплом осень золотая.

***

Молился я: да будет прощено

хоть что-нибудь…

Ан нет!.. И голос девы,

торгующей мороженым в кино,

томит и манит: прежние напевы

тревожат и зовут в любовный путь:

взять приударить… Нет, остынь, забудь!..

Ведь страсть – добыча Времени: давно

в полях цветы засохли, поутихли гневы.

Просеяны сквозь сито суеты

мечты и грёзы.

Выпадет в осадок

всё, что останется от красоты:

он прян и терпок, горек, кисло-сладок…

Под вечер вороша страницы прозы,

припомнишь вдруг рассветный стон берёзы,

пролившей слёзы, что её персты

клён не ласкает, на осины падок.

***

Скалы оскалились скрытой угрозой.

Розой пропах ветерок,

кротко гуляя в саду.

Мне ли пленять тебя скучною прозой.

Грозы ниспосланы в срок –

логом гремит гром в дуду,

дробно спеша из далёких ущелий

в келью, где маковый сон

сплёл нам тугие венки.

Звонкие струи дождя среди хмелей

льются чуть слышно. Стеснён

вздох твой – от счастья ль, тоски…

Скинуть нет сил полог дрёмы извечной.

Свечи возжечь ли в ночи –

очи её глубоки.

Или забыться, пока быстротечной

молнии хлещут бичи,

сном, – что в гнезде голубки.

***

Твои облака проникают в меня

туманом мечты ли, лжи…

Как призрачны миражи,

не знающие огня!..

Лишь две стороны у межи –

привычны векам мятежи:

грызня, западня, резня…

И знаю я: облака, что полы у пиджака,

распахнуты ненароком.

Глубины небес, как током,

пронизывают. А пока,

подхвачен жарким потоком,

питаюсь любовным соком,

влеком тобой в облака.

***

Я больше не чувствую вкуса солёных губ.

Не чувствую – окровавленных губ.

Не осязаю озябших губ.

Я стал груб.

Упруги губы подруги. Верьте,

губы – дуги под куполом смерти.

Губы – глыбы, припавшие к флейте.

Верьте губам, огрубевшим на ветре.

Губ отпечаток храните в конверте!

На мольберте – подрамник: бугры губ

сгублены холодом траурной ленты.

Гроб. Я в нём бесчувственен. Груб.

***

В твоих краях

я дивный чужестранец,

прекрасный пережиток старины:

скиталец,

чей багаж – походный ранец –

хранит нехитрые пожитки, –

чувства, сны…

Забытых мифов

восприемник мрачный, –

свидетель царств и бунтов! –

я творец

зеркал и образов.

Безумец, неудачник,

строптивец изгнанный, пьянчужка…

И певец!..

***

На дне фиала нет ни капли страсти,

ни капли счастья, веры и любви.

Но отчего я всё ещё во власти

твоих ласканий… Брезжит визави

лишь одиночество зеркальных отражений.

Но не забыть, хоть в гроб благослови,

твоих мятущихся прикосновений…

Я слизываю с губ озноб любви.

***

Когда ты входишь в комнату с мороза

и, бросив взгляд на мёрзлые углы,

не задаёшь и одного вопроса,

снимая с шубой хрупкий плат пурги,

спешу согреть тебя в своих объятьях,

отгородить от горя и тоски.

Как жаль, что душу не могу объять я –

вдохнуть, целуя зябкие соски

и тёплые, как талый воздух, губы…

Лёд тает, если ласки жарки, грубы!..

Но ты не таешь… Взглядом, полным мглы,

глядишь… Куда? На мёрзлые углы.

***

В чистом поле ветры дики –

разрывают тучи в клочья…

Нем Орфей без Эвридики.

Горло промочить не прочь я

чем-нибудь… Гарсон, наполни!

Как стихи – не нервы – тихи…

Что мне громы, жала молний.

Нем Орфей без Эвридики.

В чистом поле ночь сереет.

Бродит дождь в худой тунике.

Эй, гарсон, вина скорее!..

Нем Орфей без Эвридики.

Одиночество. Усталость.

Песнь оборвана на вскрике.

Ветры, прочь!.. К чему мне жалость.

Мёртв Орфей без Эвридики.

***

Здесь, где чумные тучи

пляшут над головами,

пишу я, быть может, лучше,

чем Мураками.

Я никому не известен.

И это вселяет надежду:

не испоганят песен,

не втиснут словечко между

лезвием и аортой,

ужасом и отчаянием,

предсмертным хрипом и горлом,

вечностью и молчанием,

между тоской и винной

чашей в гулкой гостиной,

мной и тобой, безвинной,

между гробом и глиной.

***

Глыбу горя не сбросить вниз,

с Эвереста всех одиночеств.

В листопад, на излёте осени,

я вновь небу угоден и чист,

словно просинь у горизонта,

в злой осаде тягучих туч.

Где гроза, там озон… Но знай:

нет ни молний в душе, ни чувств,

зыбких, будто мерцание глади

тёмных вод в затяжной закат.

Я сиротству – уходу рад и

никогда не вернусь назад.

***

Светлане Локтевой.

На излёте осеннего вечера

расставаться особенно жаль…

Небеса по завету Предвечного

рассыпают в глаза звёздный жар.

Жеребёнком резвится месяц –

без оглядки куда-то мчит.

Жизнь была или только пригрезилась,

будто в утренней дымке скит…

Не молчи!.. Впрочем, всё давно сказано.

Тянет холодом от реки.

И надежды, и встречи напрасны, но

до чего расставанья горьки!..

***

Изгибы то плавны, то строги, –

остаться, скользить по ним взглядом…

Но надо пройти дороги

между раем и адом.

Но надо взять все преграды!

И быть, будто Гамлет, в роли,

не ожидая награды

помимо боли.

***

Я вселён во Вселенную,

словно прибыл с Селены в уют

дачных домиков в тени сосен –

из весны сразу в позднюю осень,

в шум дождя за окном, звон стаканов

и поскрипывание диванов.

Я вселён в гущу странной жизни:

не протиснуться, сколько ни висни

на подножке трамвая,

ни к чему, кроме чёрствого каравая

и засохшей трески, – ни тебе одалиски

от судьбы, ни любви к ней, ни льда без виски.

Я вселён в осенённость словами,

что живут и звенят между нами,

а другим они поперёк горла –

так жизнь прогоркла,

если между зеркалом и тобой тишина,

а в постели бессонница и жена…

Я вселён в себя, будто бес,

ошалевший от счастья чувствовать… Лес,

небо, волны, ветра… Острую боль утраты

тех, с кем вместе встречал закаты

и кого провожал без слёз

среди кутанных в саван берёз.

Я вселён в это Время, как в камеру пыток:

не уйти, не сбежать, и не будет вторых попыток…

И не надо!.. От прошлого ничего не осталось,

от грядущего – только вселенский хаос.

Я вселён… В твои губы. В тело. В болото с тиной…

И буду с грохотом выселен в яму с глиной.

***

Миндалевидные глаза,

вы раззолочены закатом…

Созрели ягоды – лоза

горит агатом.

Атомизированный мир.

Рим пал!.. Где римские когорты…

Рим жив!.. Да каски кирасир

в крови аорты.

Бегут тропинки в никуда.

Их манят призрачные дали.

В моей крови одна вода –

поэту счастья недодали.

Миндалевидные глаза

зовут… Куда? Гляжу за вырез…

Созрели ягоды – лоза

всю душу выест.

***

Не избавиться от греховной грязи

и посередине реки…

Нет нужных слов для связи –

сколь их не изреки!.. –

между мной и тобой, душой и небом,

мраком и мерцающим светом:

в нём даже близкие – далеки.

Ложь, что в реку с разбегу не входят дважды.

Вскинься, и ты в ней вновь

погибаешь от неистовой жажды –

сушит губы любовь.

Не спасают ни бог, ни проныра-бес,

ни водка, ни ширка, ни МЧС,

ни вселенская боль.

Боль – это отмель, где не гнездятся чайки,

не шепчутся камыши,

где твой единственный друг – отчаяние,

а молчанье – язык души.

Плеск чувств едва ли слышен.

Ты широка, река!..

Я жив, я дышу!.. Недвижим

сумрак, – ни огонька.

***

Долу клонится белая ива

посреди безмятежного рая.

Мотыльков без сачка ты ловила,

играя…

Или радостность только приснилась:

мне не счастье, а горе маячит…

Что за боль, что за Божья немилость, –

быть зрячим!..

***

Не прорваться по осыпи будней,

по уступам скалистой тоски

к томной выси девической груди,

разметавшей тугие соски,

не припасть ледяными губами

к позабытым изгибам плеч,

не вглядеться слепыми глазами

в сон, которого не сберечь.

***

Застлали снега и печали

дома и пригорки вокруг.

Твои руки к нежности звали,

а губы шептали: "Мой друг…"

И ложка звенела в стакане.

Но чай остывал на столе…

Держала любовь на аркане

и жарко мерцала в золе.

И вдруг догорела свечою,

забытой в сырой кладовой…

Печали остались со мною,

снега улизнули с тобой.

***

Где взять силы для новой любви,

если прежняя не умирает,

хоть гони её, хоть отдери

в злой крапиве за дальним сараем!..

Это шутка, конечно… Любви

не бывает ни прежней, ни новой:

в волны страсти отважно ступив,

мы меняем лишь ялики слова.

Мы меняем лишь имена…

И весенние зыбкие блики

ловят взгляды, щемяще маня,

как когда-то любимые лики.

***

О, как безудержна ты, дева!..

Меня в тенёта завлекла:

в свои сады – из тьмы, из хлева –

на нити света – как вола…

Я к миру ныне расположен –

о, как ты, дева, хороша!..

И умереть хочу на ложе,

а не от вражьего ножа.

И мне тобой не надышаться,

до дна не выпить мякоть губ…

О, буйство глаз! Триада граций!..

Измять. Изнежить… Обмануть.

***

Когда ты вернёшься домой,

уже отцветут абрикосы.

И солнце взойдёт над горой

и тени потянет за косы.

Когда ты вернёшься домой,

весна будет в самом разгаре.

И голуби выйдут на бой

за то, чтобы дальше жить в паре.

Когда ты вернёшься домой,

я встречу тебя поцелуем

воздушным… Так даль за собой

зовёт нас, когда мы тоскуем.

Когда ты вернёшься домой,

застанешь завещанный пламень

сиротства и горький покой

среди обгоревших развалин.

***

Позволь мне прижаться щекой

к твоей растревоженной грусти…

В тумане, что встал над рекой,

не спрятать ни мыслей, ни чувств, и

я весь обнажён… Но сокрыт

во взоре, что выстлан туманом,

мой страстный – последний!.. – порыв

проститься с земным и желанным.

***

Порыжели клёны.

Золотится свет.

Был и я влюблённым, –

жаль, что счастья нет.

Нет ни в чём покоя:

кто обрёл, – тот врёт!..

Небо голубое

душу приберёт.

Облетают клёны.

Блекнет рыжий свет.

Был и я влюблённым.

Был… Теперь уж нет.

***

Я сумел бы воспеть тебя,

если б жизнь не казалась адом.

Но, помимо тоски и дождя,

никого нет рядом.

Я сумел бы забыть тебя,

как забуду тоску и дождь.

Но зачем пробирает дрожь

до костей, без вины губя…

Я сумел бы… А может, нет, –

обо всём вновь напомнит дождь:

зазвенит, будто горсть монет

по брусчатке. И бросит в дрожь.

***

Бей в барабан, сзывай друзей

и разводи костры до неба!

Бросай в огонь любовь, груз дней,

мечты и боль… Успеть до снега

всё сжечь! Пока бушует осень,

пока чадят её костры,

пока глаза впивают просинь,

а сердце просит красоты,

всё сжечь дотла. Пусть снежный ветер

сметёт в неведомую даль

и чад костров, и жаркий пепел,

и жар уст, горьких, как миндаль.

***

Ах, как было!.. Счастье плыло

средь кувшинок по реке.

Неужели разлюбила?..

Лодка меркнет вдалеке.

С берегов ползут туманы.

Холодком ползёт печаль

прямо к сердцу. Ах, обманы!..

Одинокость. Ночь. Причал.

***

Звёзды брызжут едва не в рожу.

Накатило. Горячий август.

Ты вспылила: "Уйди, Серёжа…"

Что тут скажешь: ничем не нравлюсь!..

Да и ты мне, признаться честно,

вряд ли по сердцу, хоть умна и

в лёгких туфельках так прелестна, –

сходят с рельсов, визжа, трамваи…

Нам бы вместе… Но звёзды эти

разлетаются врозь, как искры!..

Исчезают им вслед в рассвете

миги счастья, ярки и быстры.

***

Какая разница, когда умрёт любовь:

сегодня, завтра, через полстолетья… –

стегает Время, будто злая плеть. Я

сношу без слов измены, горе, боль.

Но счастье… Счастье, ты невыносимо

в своей невиданной, неизмеримой лжи!

Между тобой и ложью нет межи:

ты губишь жадно, зло, неумолимо…

***

Ты пришла ко мне из ада.

Я сказал, что мне не надо

от тебя любви порочной…

Ты спросила: это точно?..

Ты пришла ко мне из света.

Я сказал: не верю в это

счастье, ведь оно непрочно…

Ты спросила: это точно?..

Ты явилась ниоткуда.

Это было просто чудо!..

Я в тебя влюбился очно…

Ты спросила: это точно?..

Ежедневно, еженощно

жду тебя я. Это срочно!..

Приезжай… Но как нарочно

ты спросила: это точно?..

***

Пылай, сгорай дотла, любовь,

в кострах хмельной и жаркой осени!..

Душа, огню не прекословь:

взялась с любовью горсть вины…

В стынь пепел выжженных страстей

без жалости развеет ветер.

А кто-то будет ждать вестей

вдали все дни, весь век на свете!..

***

Зачем, как гул из темноты,

вдруг объявляется на свет

мой сон, в котором только ты,

твой шёпот – отзвук давних лет:

"Любовь, иду тебе навстречу…"

Зачем… Молчи. Оставь в покое.

Да, помню, помню жаркий вечер:

метёт метель, нас только двое…

Но в той звенящей тишине

в душе уже жила тревога:

ты позабудешь обо мне,

а я… О, смолкни, ради Бога!..

***

Не гляди на меня с укором:

ни к чему ни тревога, ни грусть!..

Да, гулял я бандитом и вором,

но к изжитому не вернусь.

Отгремела, как майский гром, юность.

Подступает осенняя мгла.

Что встречать чадный мрак, пригорюниваясь:

ты хранила очаг, как могла.

Скоро выйдет пора разлучаться.

Жизнь падёт с плеч, как тяжкий груз.

Мы знавали любовь и счастье!..

Ни к чему ни тревога, ни грусть.

***

Бежать!.. В распахнутую синь

из вязкой мглы бесцветных будней –

к престолу огненной красы

и нежности девичьих грудей.

Бежать на тайный зов – туда,

где пламя чувств горит не даром:

ещё живым – в костёр, в угар!..

И в синеве истаять жаром.

***

Век пену выплеснет на берег:

кто знал любовь, не жаждет денег…

О, зов времён и гимны предков,

степей полынные ветра,

кровавый перламутр утра,

тревожный гул и звон подков,

гортанный хрип на поле брани,

пожарища и дым багряный,

кибитки, станы… Вы во мне!..

Зря ль лики видятся в огне

костра в ночи у чёрной речки.

О, исполины грозных лет!..

А нынче всюду человечки, –

ни искр, ни пламени в них нет.

***

Зачем дана мучений нега

в ночи потомку печенега…

Взаправду ль слышу голос твой

иль шепчутся о чём-то звёзды?

Молю, прости… Ничуть не поздно

пройти по гулкой мостовой

нам, взявшись за руки, к мосту.

Там стражник дремлет на посту

и призраком встаёт рассвет,

шумит река – громада лет…

Прими последнее дыханье

моё в прощальном поцелуе!..

Ты, я – мы тьма, мы – мирозданье:

любовь, растраченная всуе…

***

Скажи мне, Аглая,

к чему такая

толчея на свадьбе.

Шепни мне, Аглая:

прогнать всех желаю!..

И будет дело в шляпе.

Твой милый с тобой.

Нам играет гобой.

Ты помнишь эти звуки?..

Твой милый с тобой.

Ветер гонит прибой.

Грядёт пора разлуки.

Скажи мне, Аглая,

дождёшься ль ты с края

земли домой Ясона…

А если, Аглая,

погибну от зла я,

помни меня весёлым!..

Твой милый с тобой.

Ветер дует в гобой.

Танцуй под эти звуки!..

Был милый с тобой.

Помаши мне и спой,

как горек миг разлуки.

Была ты, Аглая,

вчера молодая,

ходила за коровой.

А завтра, Аглая,

ты станешь седая,

век скоротаешь вдовой.

Был милый с тобой.

Помаши мне и спой,

как горек миг разлуки.

Дождёшься домой

или станешь вдовой, –

гадай, ломая руки.

***

Роса густа – умыто утро.

Туман кочует вдоль реки.

Как рассказать тебе про чувства,

что от меня так далеки…

Как рассказать тебе рассветы

и одинокость тонких ив,

в парчу зарею разодетых…

Как спеть забытый мной мотив.

И мига не сберечь, но годы…

Вступает вечность на порог.

Гляжу без слов в речные воды –

в них мгла не пройденных дорог.

Всё позади: любовь и ревность.

Всё ложно, что не изреки.

И не вернуть ни боль, ни нежность…

Туман укрыл излом реки.

***

Насмешливая леди из вчера,

искавшая во мне немного счастья…

Мерцали свечи, взгляды, зеркала.

Час встречи дарит радость лишь отчасти.

Разлуки не бывают холодны.

В них сердце бьётся, будто птица в клетке.

Любовь, не предвещавшая войны,

бьёт наповал – её удары метки.

Простительна неопытность души,

не отвергавшей выпавших страданий…

Внезапность встреч в заснеженной глуши –

предвестье неизбежных расставаний.

Божественная горечь Бытия

и дьявольская сладость странной встречи.

Искали счастья оба, – вы и я.

Мерцали взгляды, зеркала и свечи.

***

Из пепла не раздуть огня.

Им можно голову посыпать.

Жена кудахчет: цып-цып-цыпа,

сзывая радость в дом. Меня

под кров любви не заманить:

невзгоды оборвали нить

чувств и тончайших восприятий.

Сиротству нет противоядий.

Но я так много должен ей:

у Господа похищен ангел

был мной когда-то… Гаснет факел.

Горсть пепла – всё, что дал жене

я на прощание. Прости.

Тепло не удержать в горсти.

Увязло время. Сад немолод.

Ноябрь. Сиротство. Холод. Холод…

***

Когда ни ветра, ни сил

поднять одинокий парус,

гребу из самых низин

на гребень, – вовсю стараюсь…

И там, на пенном холме,

текучем, как будто ртуть,

я вновь доступен молве

и сплетням, что целят в грудь.

И вновь доступен тебе:

звони даже с края света.

А лучше, купи билет

обратный, – в любовь и лето.

И мы найдём оберег

среди раскалённой гальки.

Им будет отмечен берег,

дом, ветер и вскрики чайки.

***

И когда наступает день,

шумный, как гул прибоя,

всё встаёт на места. Лишь мозги набекрень

от твоего взгляда, Зоя!..

Эту муку не превозмочь:

зря ли сохнут сердца от зноя.

Заняться любовью никто не прочь

задарма… Подтверди, Зоя!..

И зла не помнить, – не знать добра.

Виной всему паранойя.

Осень жарит в глаза, будто бра…

Выруби солнце, Зоя!..

И когда из глубин твоего "Я"

лезет эра палеозоя,

ужаснись. Смири эго… Я

позвоню. Жди звонка, Зоя!..

***

Душа растормошена.

Поэзия. Жизнь. Жена

говорит: "Брось это!.."

Зачем тогда – за поэта?..

Берёза пускает сок.

Душой человек высок.

Мне чужды все те, кто – хором.

Живым истекаю словом.

***

Когда в душе ни Бога, ни царя,

не удержаться на краю карниза.

Ах, неужели жизнь случилась зря!..

В падении ни верха нет, ни низа…

В бою с судьбой виктории не быть.

И шпагой не пронзить ни час, ни вечность.

Вмиг рвётся всё связующая нить,

когда душа уходит в бесконечность.

Камзол души не сшить, как ни крои, –

не спрятать вдохновение за лацкан.

Когда угас огонь любви в крови,

бесчестно милым в преданности клясться.

Отчаливают к солнцу корабли:

даны им паруса, как птицам – крылья.

А души растворяются в дали,

не приложив и малости усилья.

Зови меня к престолу, не зови, –

от выбора пути уже не деться.

И пробовать перо остановить, –

как засадить клинок с размаху в сердце.

Даны душа и ум, любовь и честь

бывают, если очень постараться.

И за всю жизнь ни разу не присесть,

когда ты сам причастен к танцу граций.

Прощаться на причале не к лицу, –

зря ль публике дарована насмешка…

Как призовут к небесному крыльцу, –

счастливым будь и, главное, не мешкай.

Зови меня к престолу, не зови, –

камзол души не сшить, как ни крои.

Вмиг души растворяются в дали,

когда угас огонь любви в крови.

***

Секрет сиротских дней довольно прост:

кто тянет воз, тому никто не нужен.

Судьба порой и пса берет за хвост

и мнёт бока, забыв сварганить ужин.

Кто дружен с нищетой, кто – с головой,

кто канул в одиночество бесследно…

В ином существовании травой

подняться к небу, – разве не приметно?..

Надежды вдруг сбываются, но с кем

делить в ночи молчание… И вечность

стучит в висках и между строк поэм,

а взлёт души ввергает в бесконечность.

Ничем не расплатиться за любовь.

Лишь ненависть не требует усилий.

Молю тебя: прости за всё… Но вновь

кругом виновен, жалок, обескрылен.

Зачем даны никчёмные слова…

Зачем отводит взор немая горесть.

Покроет всё шальной волной молва.

Но не отмыть ни прошлое, ни совесть.

Весной, когда трава взойдёт, как встарь,

и солнце отогреет чьи-то души,

вдруг вспомни обо мне… И пусть печаль

тебя минует в этой части суши.

О, шепоток нежданного дождя!..

Ты вестник неизведанного счастья.

Грядёт любовь немного погодя, –

ты лишь стерпи. И верь, хотя б отчасти.

***

Присели на ветках свирели.

Запели, как будто в раю.

О, эти занудные трели

у кромки, на самом краю…

Весенние синие тени.

Нетленно цветение душ.

Сирень. Ароматы кипени.

И брызги разбитых вдрызг луж.

Ужели мученье продлится…

Офелия, выпей воды.

Всё тише в силках бьётся птица.

Всё звонче седые сады.

***

Сплетений миг, скрещений ток,

бесстыдство снежных нежных грудей…

О, сокровенный мой цветок,

расти и млей, ликуй и рдей –

в лощине сладостной мечты

сойдись, сплетись, сердец биенье!..

О, радость, трепет плеч и пыл

и мук, и слёз, и наслажденья!..

***

Когда устало смежаешь вежды,

затихнув между теплом и стужей, –

в тебе уже ни одной надежды,

быть может, только безвкусный ужин.

Мгновенья мчат равнодушной стаей.

Куда, откуда, – никто не знает.

Ты сдулся первым, а думал – стайер.

Когда звонят, отбиваешь: занят…

Знакомым тучкам вслед машешь ручкой.

Они вольны, как и ты, по праву.

И тесно дружишь с дворовой Жучкой.

Остатки ужина ей по нраву.

Нарвать цветов – половина дела.

Но где взять ту, кому веник нужен.

Ты мог, к примеру, быть виноделом.

А прожил жизнь пьяной рожей в луже.

Ужиться можно с любой бедою.

А вот с любовью одни размолвки.

И если в небе луна, – так воешь,

что даже звёзды слетают с полки.

Пусть кривотолки идут когортой.

Не ждёшь ни флирта, ни расставаний.

И между лезвием и аортой

уже ни мига, ни расстояний.

***

Ни с кем, молю, меня не спутай,

когда вернусь незримо в дом.

Вдруг зазвенит, разбившись, утварь

иль дверь заходит ходуном.

Быть может, скрипнет половица

среди тиши в полночный час.

Или в окно ударит птица,

и стон её оплачет нас.

***

Кромешный ад. Мир, лучший из возможных.

Отверженные женщины умны.

В них нет ни капли восприятий ложных.

А у иных ни дома, ни сумы.

Мы сами – путь разбойных караванов.

И позади – руины, очаги

угасших чувств. Унылый звук варгана

не заглушит ни стоны, ни шаги.

Разлука настигает невозвратно.

Мир, лучший из возможных. Нелюдим,

я вас любил безумно, зло, развратно,

как дай вам Бог любимой быть другим.

***

Стенания глухи. Зря ль луки

разлуки на взводе уже.

Вонзаются стрелы. И муки

бессчётно приносят душе.

Зачем чувства тонки и чутки,

а зовы любви горячи…

Для счастья остались минутки.

Секунды. Мгновенья… Молчи.

И чёлка над огненным взором,

и жадный изгиб нежных губ,

и слёзы – всё мучит укором:

зачем вновь желанен и люб…

Зачем истязанье прощаньем

даётся усталой душе

и с той, что томится желаньем,

и с тем, что избылось уже.

***

Впасть в одиночество. Забыться,

пока не грянула любовь…

Бредут потоком встречным лица

и будто пьют по капле кровь.

Кровь и любовь. Какая скука…

Ветра в дожди секут окно.

И нет безрадостнее звука,

чем дребезжащее стекло.

Пой, кифаред!.. Мне дивен голос

старинной греческой кифары.

Грядёт то ль изморось, то ль морось…

Сквозь сумрак зло елозят фары.

Сиротство, ты извечный спутник

Христом покинутого града…

Гроза. Дрожат уста и руки.

Гром. Молнии. Громада ада.

***

Нынче, должно быть, пятница,

но глаз ни в чём не уверен…

Что ни денёк, пятно лица

в зеркале глядит зверем.

Шаг за порог – всё равно, что в бой.

И вздрогнешь: Господь с тобой!..

За шиворот лезет холод.

Прохожего гложет голод:

мёрзнут на променаде

бляди в лёгком наряде –

папиков ждут брюнетки

и блондинки-нимфетки.

Брось сигарету в воду.

И рябь унесёт её в вечность.

Богу плохую погоду

приносит чья-то беспечность.

Нуждается мир в починке,

когда нет счастья у Нинки.

Жажды ждёт кружка пива.

Залпом рвануть – нужна сила.

Если ты не Геракл,

тяни по глотку под раки…

Брак даже Нинке не нужен:

измены, ложь, ругань в ужин.

***

Пробежал про Катеньку говор по долине.

Мол, под платьем Катеньки две тугие дыни.

Мол, под платьем Катеньки две медовых груши.

Талия у Катеньки – не найдёте уже.

Мол, под платьем Катеньки… Намекнуть вам? Да!

Есть под платьем Катеньки чудные места.

***

Успеть вскочить в вагон последний,

пока не тронулся состав

и не умчал погожий летний

денёк, пропев: "Гудбай, май лав…"

Успеть взглянуть в глаза напротив –

озёра ждущей синевы.

Резвятся птички на природе,

пока мы чем-то стеснены…

Успеть молчание промолвить, –

как долог ты, прощальный взгляд!.. –

пока вконец не обескровлен

и в ночь безжалостно не взят.

***

Цель на прицел. Революция.

Ревность целит в любовь, Люция!

Цепью лиц вереница. И я –

вырванная страница,

странных миров граница,

росчерк пера, – резолюция.

***

Горячи случались встречи,

да срока просрочены.

Без любви промчался вечер.

Ночь черна воочию.

Безотчётно шепчут речи

сны о чём-то чувственном…

Вместо счастья горечь, – сжечь и

позабыть о мученном…

***

Милая, нежная девочка!

Мне твои ласки приятны.

Трепетны души в тугих сачках.

Наши беседы невнятны.

Мы повстречались нечаянно,

чудная чуткая крошечка.

И я влюбился отчаянно…

Дай, причешу тебя, кошечка!..

***

Начать всё с чистого листа.

Сиротство. Избранность. Голгофа.

Вокруг всё гиблые места.

В них только подыхать неплохо.

О, холод каменных сердец!..

Побитые бездушьем лица.

Гряди же, тьма!.. Пусть, наконец,

распнут. Иль лучше удавиться…

Смирение и гордость дней.

Горсть семени в немую почву.

Проститься с дивным сном и с ней.

Смять чистый лист. Свернуться в точку.

***

Открой засовы, призрачный Сезам!..

Не надо злата, но сердечность дам,

на ласки щедрых, мне даруй. Быть может,

миг с алой розой разделю на ложе.

Любви счастливой есть ли что дороже!..

Припомнить ли: "Молчи. Молчи, Серёжа…" –

шептала ты на ушко со смешком.

Сплетались души, чувства в жаркий ком…

Где эти дни?.. О, сны воспоминаний!

Но алость губ… Но отзвуки стенаний…

Но невозможность прежних – нежных чувств!..

Ночь. Немота. Сиротство. Чужесть. Грусть.

***

Судьба, спаси от этих ног и рук, –

от стука в дверь, шагов друзей, подруг,

звонков, призывных очертаний тела,

любовных мук… Осточертело.

Едва в ночи ещё дымят костры, –

скрипит перо и грани слов остры.

***

Душа срывается на крик:

с живущим нет ни капли сходства!..

Уймись, безудержный старик.

Испей сиротства.

Пора отчалить в грустный путь.

Исход паломнику неведом.

Гроза настигнет… Ну и пусть!

Дано ль не захлебнуться бредом…

Отредактировать геном.

И ордам в дар – сертификаты.

Злой великан на деле гном,

чему все рады.

И дарование – лишь миг

едва ли зримых озарений.

Кто молчалив, не зря постиг,

что Бог – не гений.

И если в темени ночной

наитие не проявилось,

простись и с музой, и с женой, –

яви им милость.

***

Живу с полузакрытыми глазами.

Познайте сами

сиротство, безразличие, несходность…

И сродность

душ, впряжённых в общий гуж

среди жары, дождей, снегов и стуж.

О, взмыленность несущихся коней!..

Мятежность чувства. И тоска о ней.

Прочь, неизбывность ужаса ночами!..

Тьма пред очами.

Тягучий вздох, неясные движенья.

Миг постиженья.

Изгнание привычной суеты

из круга, где навек затерян ты.

Зла сумрачная участь королей!..

Перо. Бумага. И тоска о ней.

***

Суждено ль отплакать, отсмеяться,

заиметь на сердце темь и стынь.

С битым видом грустного паяца

мне шептать ли: "Милая, прости…"

Целовать ли с нежной страстью руки,

отдаваться ль встречной ласке губ.

Вспоминать ли радостные муки,

сны свиданий, горький мёд разлук…

Жаром тлеют в осень хризантемы.

Ветер носит чуткую поталь.

Мигу счастья не найти замены.

Что мертво, того ничуть не жаль.

***

Ходят лебедем рассветы,

бьются пламенем закаты.

Души донага раздеты,

задушевным встречам рады.

Бродит счастье где-то рядом,

да его не замечают.

Тучки мчат куда-то стадом, –

грозы мечутся по краю.

Парки в осень одичали.

Опустели в них эстрады.

Чья любовь ещё в начале,

ждёт нечаянной награды.

Чья любовь уже в конце,

ходит по свету в венце

из осыпавшихся роз

без свирели и без слёз.

***

Сумрачна чёрная роза.

Угли мерцают в груди.

Грозы, смех, слёзы… Всё проза.

Время дань взыщет. Уйди.

Преданность – странная гостья.

Радость и боль пополам.

Ягод отравленных гроздья

зло резво вносит в бедлам.

Свечи вдруг гаснут брезгливо.

Шёпот горяч… Разбуди, –

зорька забрезжит. Грязь. Ливень.

Угли угасли. Уйди.

***

Прости, прощальная любовь!..

Аорты рваны. Вены кручены.

Кто скор сыграть любую роль,

бездарностью своей умучены.

Кто миг постиг, – незнатен, тих:

дано ли выверить, в чём счастье…

Злой ястреб голубя настиг.

И жадно чрево рвёт на части!..

***

От меня пахнет женской любовью,

сплетённой с болью.

Лью не олово, – золото слов

в золу голов.

Гол ли камень, подбитый мхом…

Смехом выгнать застрявший ком

из помертвевшей глотки

на днище лодки.

Одиночество – гиблый груз.

Узы дружбы – сгоревший куст.

И к устам поцелуй прилип,

как прелый лист.

***

Предчувствия в глазах отражены.

Как вымолить прощенье у жены…

Её терпение, достойное романа,

и Богу странно.

Уходят годы. Давит липкий страх

сиротства. Жизнь – неотвратимый крах

всего и вся. Душа от лжи устала…

Русь. Водка. Сало.

А снам любви, скажите, Бога ради,

кому и где явить себя на радость…

О, кара кар!.. Но нет противоядий

от стерв и блядей.

Поладить не удастся в странной жизни

нигде ни с кем. И скорбь на шее виснет

тяжёлым камнем. Счастье взять ли силой…

Спроси у милой.

***

Амур ли голову вскружил…

Запаса прочности у жил

страсть вынести едва ли хватит.

Уймитесь, страхи…

О, обретение потерь!..

По силам, Господи, отмерь.

Блага дарованная роль:

любовь как боль.

***

Позабыто заветное лето.

Голы тонкие станы осин.

Счастье вдаль улетело за ветром, –

не выносит тоски сонных зим.

Но ещё не упали снега.

Ещё нежность мерцает во взоре.

Зря ли месяц горит, как серьга,

на багряном померклом просторе.

Но ещё в сердце бьётся волна.

И при встрече озябшие губы

тало дарят любовь. И слова

не нужны, – будто листья, пожухлы.

***

Будто в потёмках ударило током!..

Лишь бы наутро не вылезло боком

это знакомство с истомной девицей.

Грации юной нельзя не дивиться…

Девица стелется так, сяк и эдак, –

верно, давно понимает в поэтах!..

Страсть, будто плод, наливается соком.

Лишь бы суметь насладиться всем с толком.

Лишь бы не мучиться стыдной болезнью,

связан желаньем, боязнью и ленью.

Лишь бы дать денег. Проститься. И с Богом!..

Утро. Под душем читает из Блока, –

про незнакомку и "Окна во двор",

"Всю жизнь ждала" и "Ночной разговор".

Не торопливо. И не убого…

Ох, не запал ли я!.. Что-то мне плохо.

***

Дай, Боже, воли не сдаваться

под натиском несносных дней –

без песен, сорванных оваций

и снов о ней…

Как сладок сердцу хмель страданий!

Как горек мёд прощальных встреч…

О, неизбежность расставаний,

что так парализует речь!..

И течь на дне иссохшей лодки –

напоминание о вечном

изгнании. Мгновенья ходки

в своём потоке бесконечном.

И Млечный путь – седая лужа.

В обход пускаться нет резона.

Лезть напрямик, – лёд тонок, стужа…

Душа, замри!.. Не выдай стона.

***

Багряный вечер. Восковой печалью

течёт закат за зыбкий горизонт.

Твой лик сокрыт за вычурной вуалью.

Раскроет вскоре полночь горний зонт.

И ты уйдёшь неузнанной во мглу.

Сведёшь во мрак несбыточное счастье.

Вновь вскинется тоска в глухом углу:

сносить её – то ль участь, то ль причастие…

Вновь изгоревший в муках человек

угаснет немо в чуть живые угли.

Сокроет очи завесь чутких век

и жар зари любовь в золу обуглит.

***

Дожди сошли. И смыли чувства.

Стынь. Сумрак. Изморозь. Туман.

Вас пережить – уже искусство:

чарующий самообман…

Твой стройный стан – такая мука:

изгибы слишком хороши…

Ласкать их – и дурман, и скука:

неизъяснимый шок души.

В окне маячит крона липы:

размыт туманом силуэт.

Мы в мёд любви без стона влипли…

И из силков исхода нет.

Неотвратимое коварство:

впадать то в ясность, то в туман…

О, это варварство!.. На царство

взойди, – ликуй, самообман!..

***

Месяц взялся серебряным мелом.

Озарит Дею, – взгляд украду…

Эта бледная девочка в белом –

будто белая роза в саду.

Клялся, – нет, не приду!.. Но примчался.

Где ты, радость растраченных лет…

О, последнее – мнимое – счастье

в добела побледневший рассвет!..

***

К чему витиеватость речи…

Почти молчание предтечи

дымком из вересковой трубки

под воркование голубки.

Раздоры ветер в ночь пророчит…

Отчаяние смочит очи

росой. Не зря колюча роза…

Без озарения жизнь – проза.

К чему заботиться о счастье…

Кто вдумчив, мучим несогласьем.

Вдохни поглубже звон осенний.

Твой выдох, может быть, последний.

И он не так уж неизбежен…

Наутро стынь. Простор заснежен.

Кто разлюбил, прощально нежен, –

чист, скорбно нем и безутешен.

***

Весны напрасные мотивы

не веселят усталый дух.

В грозу печально мокнут ивы

в обличье горестных старух.

Пренебрежение весенним

разливом чувств ведёт к сиротству.

В нём даже свежий цвет сирени

сродни кичливому уродству.

Уста несут не слово, – холод:

прощально исцелован мрамор.

Душа испытывает голод

от радуги в оконной раме.

О, истязание весной!.. –

невыносимой, лютой болью, 

её ещё зовут любовью, –

увы, случилось не со мной.

***

Бессчётны никчёмные речи.

Незрячи горячие взгляды.

Груз вечности давит на плечи.

Калечат любовные яды.

Дыхание движет телами,

как тьма – метеорным потоком.

Мы встретились между веками.

Страсть бьёт, как током.

Сердца от разлук уберечь ли…

Безмолвно мерцают Плеяды.

Уйти от заряда картечи, –

зря тратить ядра.

Покончить со всеми делами.

Упиться живительным соком.

И взмыть в черноту надо льдами, –

стать звёздным оком.

***

Гудело лето!.. Было ль это…

Гремели грозы. Сыпал град.

Сверкал из ложи глаз лорнета.

И губ ждал спелый виноград.

Вино в фиал лилось рекою.

Звенел под зонтиками смех.

Я приударил за другою.

Ты мстила мне с другим за всех…

Но рай кончается однажды.

И гаснут летние огни

кафе: ни в ком не встретить жажды, –

в осенней стыни мы одни.

Лишь сердцу, сжатому тоскою,

всё мнится летний променад…

Приди. Шепни: "Люблю!.." Не скрою,

я сам обманываться рад.

***

Родимая, не грусти!..

Остыли уста в поцелуе.

На волю любовь отпусти.

Блаженство исчерпано всуе…

Беззвучно истлеют костры

осенней тоски на аллеях.

Но молчные муки остры, –

зря ль кровью закаты алеют…

В ком смяты слова на листке.

Случайна прощальная встреча.

Луна серебрится в реке.

Огнями раскинулся вечер.

Листва под ногами хрустит.

Склоняются ниц ветви туи.

Прости, ангел мой!.. Не грусти.

Остыли уста в поцелуе.

***

Прощай. Прощай!.. Я ухожу

по льду до хруста хрупких луж, –

скольжу сквозь призрачный рассвет

в тот край, где расставаний нет.

Всё остаётся позади:

разлуки, встречи... Отзвук лир

умолк. Тишь плещет через край.

Я ухожу. Прости!.. Прощай.

***

Как ты царственна, пылкая роза!..

Куст колюч, но нежны стебельки…

Зов грозы – мук сердечных угроза.

Свежесть чувств, алость уст сбереги, –

не отдайся безумным порывам,

когда страсти бьёт хлёсткий родник…

Ветер взвился в грозу над обрывом.

Куст отцвёл. И сиротски поник.

***

И жадна, и губительна сила,

что дарована чёрным очам…

Ты отчаянно в ветер влюбилась,

что тебя вожделел по ночам.

Алчный гость развевал занавески,

волновал дуновением грудь,

приносил потаённые вести,

звал с собой в неизведанный путь.

Осязал нежно свежие губы.

Навевал дымку сладостных грёз.

Осушал взмахом крыльев голубки

бисер радостных девичьих слёз…

Никогда мне не быть этим ветром,

тайным пленников чёрных очей,

что встречаем так страстно, приветно

посреди черноморских ночей!..

***

Где же ты, милая… Сбылось ли счастье?

Бродит по миру немая печаль.

Радость сердечную с неба украсть ли…

Застили тучки вечернюю даль.

Гнётся под ветром седая берёза.

Мало ли видано горя, сестра…

Тучки умчат в темень немо, бесслёзно.

Стоны уняв твои, стихнут ветра.

***

Дни без любви мучительней, чем ночи.

Верни в мир грёз, вечерняя заря!..

Страдания уйдут. Взгляд станет кротче

в мерцании свечей у алтаря.

Янтарь рассвета и рубин заката.

Алмазный высверк Млечного пути.

К любовным чарам не дано возврата.

В душе былых влечений не найти.

И зря при встрече что-то шепчут губы.

Прости, исполнен горечи Грааль.

О, яд любви!.. Иных им всласть чаруй ты…

Иным даруй и счастье, и печаль.

***

Девчонки, думайте о нас!

В атаку в рост встаём мятежно.

И любим вас до стона нежно,

идя на смерть в рассветный час.

Подруги, думайте о нас…

Враги злой тучей налетели.

Штурмуют роты цитадели.

Назад ни шагу! – дан приказ.

О, жёны, думайте о нас

в пустой супружеской постели.

Жаль, долюбить мы не успели.

Но что войне святая страсть…

О, вдовы, помните о нас!..

Излечит время боль неспешно…

Вы не забудете, конечно,

тот поцелуй, в последний раз.

О, юность, поминай и нас…

Кто шёл в штыки, погиб безгрешно.

Взмывают души к сини вешней.

К ней молит мать иконостас.

***

Любовь чревата лютой болью.

И обрекает на разлуки.

Весна не поведёт и бровью

на эти муки.

Амур в пылу ломает луки.

Утихнет страсть. Возьмётся солью

слёз боль. Века к страданьям глухи.

Любовь напьётся чёрной кровью.

Явить выносливость воловью.

Зачем тревожны лиры звуки…

О ночь!.. Приникни к изголовью.

Он тих. Она ломает руки…

***

Вот и всё. День угас. Лезет в окна тьма.

Взвилась в небе златая метель.

Ржавый месяц горит, как отметина

безвозвратных несметных потерь.

Отойти от окна. И прикрыть глаза.

Может быть, хлынет в сердце вновь

из забытых дней и покой, и разлад,

и восторг, и печаль, и любовь.

***

Спи, мой милый… Спи, родимый,

тайну наших встреч храня.

Мы увидимся, любимый,

у небесного царя.

Скоро смежу веки, вся твоя навеки!..

***

Отвести стынь в сторону

осень не молю.

Мы шептали поровну

страстное "Люблю…"

Жаркая ль, постылая ль

давняя любовь…

Позабыл порывы я, –

остывает боль.

Неприметным вечером

тень отчалит в даль…

Тихой мукой мечена

вдовая печаль.

***

Тучкам не перечу.

Не таю вражду.

Поостыл пыл речи.

Ничего не жду.

Никого не встречу.

Всласть не обниму.

Вечер взял за плечи

сдобную луну.

И ведёт к усладам

сквозь речной туман.

Росная прохлада.

Горестный обман.

***

Что это было… Мне ли снам внимать.

До дней осенних дожил неужели…

Врывался в жизнь бездонно синий март.

Гремели грозы и ветра шумели.

Дороги звали в невозвратный путь.

Терялись письма в сумке почтальона.

Разлук и встреч переливалась ртуть, –

любовь почтила мир во время оно…

Чай поостыл в надбитой чашке гжели.

В вечернем сумраке дотла истлел закат.

В саду ждут снега шаткие качели.

И счастье не воротится назад.

***

Корчмарь, подай вина!.. Халдей, не будь подлизой.

Смел сказ Карамзина о сексе с бедной Лизой.

Сраженьям есть цена. И сердце – поле боя.

Любовь – всегда война. В ней погибают двое.

За неименьем чувств ждут браки по расчёту.

Когда находит грусть, идут все распри к чёрту!..

Всласть пьёшь один, – познай всевластие сиротства.

За пеленой гардин ждёт казни инородство.

Молчание в ночи тревожно без причины.

Душа кровоточит, хоть леплена из глины.

Господь прикрыл глаза… Прочь, горькое похмелье.

О, винная лоза, даруй, даруй веселье!..

***

О, Господи!.. Даруй и мне прощенье.

Возможно ли не знать греха в аду…

Земле не укротить своё вращенье, –

слетают души в бездну на ходу.

Друзья уходят в пламенные споры.

Любовь уносит ветрами ненастья.

Мне остаются памятные ссоры

и дымка грёз о ненасытном счастье.

На части распадается былое…

В нём сердце изнывало от тоски.

Я был один. Затем нас стало двое.

Мы думали, – до гробовой доски…

Но всё не так, не с тем, не с той… Не время

итожить жизнь прилюдно, сгоряча.

Гремя мечом, век подставляет стремя.

И сносит головы во тьму, рубя с плеча.

Мы были там, где нас в глаза не знали.

Не подавали в радости вина.

Но утопали сумерки в рояле…

И проявлялась блеском слёз вина.

Но вот какая, в чём… И мне ли снится

в немом сиротстве выстраданный сон,

когда из тьмы вдруг проступают лица

всего на миг и вырывают стон.

***

Тянет ночь изнемочь, – и в лёжку…

Зла усталость посконных дней.

Погружать ли в спитой чай ложку.

Нет любви. Прочь мечты о ней!..

Но с неистовой тёмной силой

налетают на сердце сны.

К прежней ласке зовёт лик милой.

Тайной нежности нет цены.

Поцелуи безумны, томны.

Страстен шёпот соитых душ…

Дождь разбудит. Безмолвно кроны

отражаются в сколах луж.

***

В ночи возвратилась она, 

полна нерастраченной неги…

Неясная поступь сна

волной омывает берег.

Сберечь ли взволнованность чувств

среди одичалой пустыни…

О, где же ты, свежесть уст,

увядших в житейской стыни.

Усталость смыкает очи.

И сны выступают в набеги.

О, нега несбыточной ночи!..

Волна опечатала веки.

***

О, память!.. Пуд духовной соли.

В тебе ни сна, ни постоянства.

Любовь, познав пределы боли,

затихла в глубине пространства.

Какая пустота в глазах…

Немая бездна в них сокрыта.

Ещё шажок, – и вот он, крах

мечты в болотной тине быта.

Душа, побитая собака,

устало дремлет, безразлична

к посулам, гневам, вспышкам страха…

Не верится? Знаком с ней лично.

Кого спроси: как жизнь?.. Отлично!

Соврёт и в ложь поверит свято.

Случилось счастье. И цинично

то ль отнято, то ли отнято.

***

Налетевший ураган любви

взмёл мечты, да и затих нежданно…

Странника никто не приютил.

К роднику уста приникли жадно.

Бог наслал сиротство, как проказу…

Кажется, что нет конца пути.

Высохший цветок не красит вазу.

В сумраке дороги не найти.

От судьбы подарка не дождаться.

Взор томят закаты и рассветы.

До прозрений не дожить, Горацио, –

мудрецам ли ведомы ответы…

Не изгнать из сердца садной боли.

Попрощаться никогда не поздно.

Ураган цветы осыпал в поле.

Отгремел раскатисто и грозно.

***

Отшумела жизнь дождём негромким.

Отмерцала в рваных тучах синь.

Прочь уносит хрупкие обломки

дней река Времён сквозь мглу и стынь.

Не тревожься, милая, до срока.

Не изжить в померкшем сердце боль.

О беде ль трещит в саду сорока…

Долгим взглядом душу не неволь.

Расставаний горестная мука

мне знакома с самых юных дней.

Неизбежна скорая разлука…

Не печалься. Позабудь о ней.

Помни лишь изведанную радость.

Помни счастье чувственных минут…

Не грусти, когда в багровый хаос,

в немоту меня в венце сведут.

***

Закройте двери. Окна. Шторы. Душу.

Жизнь сокрушая, рвётся кит на сушу.

И вот уже терзают чайки тушу…

Но я не струшу.

И сердце не предам во власть невзгодам.

Бог милостив. И тянется к народам.

Но вот народы… Пристрастились к кодам.

И верят ботам.

Баталии грядут масштабом с сушу.

Когда б не яблоко умяла Ева, – грушу

сжевала сочную, отдав огрызок мужу,

жизнь стала б хуже?..

Добро и зло присущи антиподам, –

невинный агнец выглядит уродом…

Дела всё горше под небесным сводом.

Очнись, Мария!.. И готовься к родам.

***

Иди ко мне. Раскроем створки.

Заглянем в бездну – суть миров…

Движения ловки ли, ловки ль,

но согревают мигом кровь.

Порой и я с тобой суров.

Но в час иной бываю нежен…

О, гром сражений, шум пиров!

В земной юдоли кто не грешен…

И вновь покаяться готов.

То ль наяву, то ль вправду сплю…

Познавший мёд и горечь снов, 

как в юности, горю, – люблю!..

***

Зябко мерцают топазы.

Взор полон жертвенных чувств.

Роза нема в лоне вазы, –

снится ей розовый куст.

Штоф винца сладостно пуст.

Жаждут уста наслаждений.

Взять аккорд, выплакать грусть

фортепианной мигрени.

Как надоели проказы

ветреной стыни осенней…

Сердцу желанны экстазы

страсти таённой, последней.

***

Между мной и тобой

мрак и свет всей Вселенной.

Вечный яростный бой.

Верность бьётся с изменой…

Ни к чему в сердце злость.

На лице – безмятежность.

Шляпа. Бабочка. Трость.

Впереди – неизбежность.

На порог грядёт гость.

Боже, где человечность…

Время ссыпано в горсть.

Каждый миг – уже вечность.

***

Сон ли это снится

сумрачной порой…

Мчится колесница

горною тропой.

Ждёт меня ль юница,

царственна собой…

С кручи ль устремиться

в бездну – жребий мой.

Вихрем колесница

взроет звёздный рой.

Не судьба, девица,

пить меды с тобой.

Как блеснёт зарница

в синеве ночной,

выйди помолиться, –

огнь слезой омой.

***

Я просил тебя не терзать мне душу.

Не тревожить тишь. Не взывать ко всем, –

мол, опять поэт сел прилюдно в лужу:

молчалив, угрюм, брызжет кровь из вен…

Девочка, гляди, по долине – дождик

моросит во мгле. Гром – что чёрный смех…

Кто был жив вчера, до утра не дожил.

Почивай, не узнанный человек!..

Частоколом вех ощетинен век.

Ждёт героя в дом траурный ковчег.

Караул – во фронт. Всех свистать наверх!..

Никого. Нигде. Мгла. Мгновений бег.

***

Судьба грохочет из всех орудий.

Уже не вырваться и в броске

из беспощадного схлёста будней,

когда ты будто гудящий улей,

замок, построенный на песке

в пустыне Наска, Пскове, Москве.

Не встать в атаку и в плен не сдаться

какой-нибудь подгулявшей милке.

Офелию утопил Горацио, –

она ему отдалась, но граций

легко приравнивают к подстилке,

когда Вселенная на развилке.

А разве ты не презрел законы,

когда в глаза лгал о нежных чувствах…

В ночи откроешь окно, – в нём стоны

пронзают сонмы мгновений сонных…

В горсти – не густо. На сердце – пусто.

В кровь пена истины на устах.

***

Душа в огне. Заветные победы

сулят ли Веды в грохоте Времён…

Пройдут века. На нет сойдут все беды.

И мир любовью будет окрылён.

А может, нет… Грядут лихие войны.

В пожарах битв никто не сыщет славы.

Погибнет и презренный, и достойный.

И будут годы долги и кровавы…

А может, нет… Возьмёт своё болото

извечной алчности и злобной жажды власти.

С картинной лжи сползёт вся позолота.

Постигнут мир несчётные напасти.

А может, нет… Душа к добру проснётся.

И вспомнится: в начале было Слово.

И воссияет радостное солнце

как знаменье пришествия Христова!..

***

Я не знал тебя лучше Бога.

Не изведал твоих страданий.

Но я видел, как пламя стога

отражается в стёклах зданий.

Здесь и птицам летать нет смысла. 

Всё бесплодно. Не вьются гнёзда.

И в иссохшем канале крыса

чует ужас вблизи от носа.

Переезды ждут пассажиров.

И вывозят к вратам погоста.

Пассатижами вырвать жилы

в жертву Богу совсем не просто.

Но я вызнал святое пламя.

И любовь без измен и мщенья.

Что бы ни было между нами,

даруй прощенье.

Copyright © 2023 Степанов С.