ВИНСЕНТУ

Как сладок горький вкус полыни!..

Ему я предан и поныне.

И каждый вечер жду момента,

когда наступит час… абсента.

Зелёной феи* верный раб,

пред чарами её я слаб!..

Но сахар плавится в огне…

Винсент, мой друг, спешит ко мне.

"…Издревле, как встаёт февраль,

терзает душу мне мистраль.

В долине Роны, раб Прованса,

не жду я от судьбы аванса…" –

вздыхал Винсент ночной порой.

Кофейник с яркой синевой

ждал утра. Будет натюрморт,

едва рассвета час придёт.

Фарфора золочёна чаша.

Молочник бледно-голубой.

Кувшин майоликовый… Ваша

судьба ждать кисти под рукой.

…Ты не щадил абсент, Винсент.

Тебя он согревал в мистраль.

Но выстрел!.. Горький инцидент…

Зелёной фее друга жаль.

"И будет вечно длить печаль…"

Последний вздох унёс мистраль.

Винсент был славным абсентье.

Жаль, времена теперь не те!..

Признаюсь вам, – не моралист,

я сам… заядлый абсентист.

____________

* "Зелёная фея" – такое прозвище абсент получил

благодаря своему цвету (Прим. авт.).

***

Февраль нагрянет. И мистраль

задует с берегов Атланты.

И с уличных кафе гирлянды

сорвёт и унесёт вмиг вдаль, –

к альпийским склонам и снегам

как дань неведомым богам…

Мистраль – злой гость в долине Роны.

И никого ему не жаль.

Всласть разгоняет хмарь мистраль.

И вызывает в кронах стоны.

Вселяет горесть и в умы.

И что ему приход весны…

Винсент, вернись на берег Сены.

Пусть там бесчинствует мораль,

зато не так суров февраль.

Плоды твоей мазни бесценны.

Но краски, кисти и холсты

избавят ли от суеты…

Быть может, ты дождёшься лета.

Средь золота его полей

прольётся синь сквозь сноп лучей…

И вздрогнет дуло пистолета.

И сонм ворон умчится вдаль, –

в края, где мазал ты в мистраль.

***

Метаморфозы. Розы прячут слёзы

в росе бутона. Тонет вкус в вине.

Несносных дней мы провожаем грёзы.

И угрызения приятны нам вполне.

И полно, совесть! Весть свою судьбина

на биеннале горестных ночей

нам росчерком пера оставит чинно

в альбоме записей непрошеных гостей.

Не с тем ли посреди зимы морозы

в розарии нам пишут вензеля.

Зело безжалостна любовь. Метаморфозы.

Мечты апреля. Проза февраля.

***

Февраль не обещает потрясений

ни мне, ни нам, ни вам, ни им, – ни в чём.

На этот счёт не может быть сомнений:

хоть вены вскрой, – ему всё нипочём.

Бравурна музыка – гуляет гулким эхом,

как ветер, прокатившийся в ночи.

Февраль беснуется. И засыпает снегом

дома и очи. Даже жар печи

едва спасает… Пусть не так уж плох,

зима, твой марширующий оркестр,

но дай и мне исполнить монолог, –

быть может, горестный, наверняка – не к месту…

Из горла рвётся выстраданный звук,

клокочет хрипло!.. Чёртовы узоры

вставляет в рамы, тем очерчивая круг,

мороз. И грустью огорожены просторы

простывших душ, простуженных сердец.

Как перепев капели примитивен

в погожий полдень!.. Гимн весне – венец

усилий оркестровых, нам наивен

своею ясностью. И ужас повторений

сезонов, лет, эпох не изречён…

Февраль не обещает потрясений

ни мне, ни нам, ни вам, ни им, – ни в чём.

***

Сердцу выйдет ли что ещё…

Неизведанное, несказанное.

Знойным летом нагонит ветром,

озарит грозовым рассветом,

обнажая сокрытое, странное,

и угаснет, размыто дождём…

Или вдруг задушевным приветом

воронье раскричится гортанно

над застеленным саваном полем,

по которому бродит, волен,

зимний сумрак – дороги санные

не нужны ни ему, ни поэтам.

Поделом мне!.. Моим соседом

поселился февраль-выпивала.

Стылым вечером у холодной печи

одиночество горбит плечи.

Оседает душа устало.

Сердце, ждать ли ещё что летом!..

***

Белый всадник мчится к цели.

Следом саваном печаль

проступает из метели.

Опостылел мне февраль!..

Ветви ивы молчаливы…

Говорливы снегири –

розовеют горделиво

в талом отблеске зари.

Зло сорвал с рябины стылый

ветер алую вуаль…

Женишок-февраль немил ей:

впился иглами в уста.

Леденеют пальцы, в иней

бытия погружены.

Ждёт в воротах сумрак синий.

Где вы, розвальни весны!..

Снам не сбыться, знаю верно.

Отзвенел зимы хрусталь.

Уксус жизни в нём исчерпан.

Опостылел ты, февраль!..

***

До крови зимний день изранен –

закат пульсирует мятежно…

Я огранён, как редкий камень,

тобой, февраль, – морозный, снежный.

Не знаю, был ли я желанен

твоим ветрам, метелям, вьюгам…

Но за огранку благодарен,

и если б смог – стал верным другом.

Но камень холоден и странен –

огранка незамысловата.

Я словно льдина – бездыханен,

мерцаю в зареве заката.

И твой уход, февраль, нежданен –

за горизонт с худой котомкой.

Я мартом буду одурманен,

как встречей с дивной незнакомкой.

Февральский сумрак подрумянен

пожаром – сцена для поэта…

В бетон зажатый горожанин,

теплю лампадку – жду рассвета.

***

Бревновёрток лесосплав.

Вздыблекожен ледостав.

Заворотен старогод.

Новогод салаторот.

Инеок ледохрусталь.

Весножаден злофевраль!..

Глыботорен ледоход –

белокаш и быстроброд.

Вешневоден мартосвет.

Медоносен пчелоцвет.

Творчеплоден глагочас.

Зычнозвучен богоглас.

***

До весны ещё добрых полмесяца.

За окном куролесит февраль.

Вьюга пляшет: то стихнет, то взбесится.

Календарь, что отъявленный враль,

обещает весну точно в марте.

Но на сердце калёна печать:

были вёсны нежней и желанней…

Новой мне нипочём не встречать.

***

Душа, что дворник при вокзале, –

за горизонт зря рельсы звали! –

зло взмётывает сны в спирали,

в позёмку обретя азарт.

Февраль – апофеоз печали:

чадит свеча в хромом шандале…

Зима в неистовом запале

призвала стужу в арьергард.

Всё зря! – нет мощи в арсенале…

Печаль – лишь таинство вуали.

Звенит капель – весне сигналит:

навстречу мчится авангард.

В окне истаяли скрижали.

И взгляды жадно рвутся вдаль. И

снега лакают свет – заждались:

вот-вот взметнётся синью март!..

***

Купить собаку чау-чау

и с музой подписать контракт.

Перевести "Жэньминь жибао",

вступив с неведомым в контакт.

Приятен дыбе хруст сустава…

Когда пройдёт земная слава,

постели скомканный сатин

никто не сменит… Спи один!..

Я нем, но лампочки мигают.

Страх строит храм из кирпичей.

Жизнь состоит из мелочей:

тебя от прочих отличают

тушь, лак и крем от "Л'Этуаль"…

Меня, – что я явлен в февраль!..

***

Твой колокол, зима, и я заслышал.

Морозный звон разносится над глушью.

Едва мерцает день. И изморозь на крышах

и проводах склоняет к малодушью.

Метель все чувства заметает. В стужу

мир ограничен наледью окна.

В анабиоз затягивает душу

зима. И царствует во льдах одна…

Как вдруг – капель! Свирель её приметна

под снежной кровлей за полдень едва ль.

Денёк-другой… Даль искрится всесветно.

Сползает наледь. И – прощай, февраль!..

Ты всем ручьями докучаешь, март.

И грязь проталин ни к чему штанинам.

Но что кручиниться… Тебе всем сердцем рад, –

распутицу приемлю беспричинно.

А там – апрель… И вот уж не свирель –

валторны гимн весны трубят призывно.

Зануда-соловей заводит трель…

И замолкает колокол унывный.

Надолго ли… Всему есть свой предел.

Пусть дел не счесть, – и это тоже скука! –

но колокол – нет, не окаменел:

ударит вновь! И от глухого звука

его я вздрогну. Знать, студёный снег

вновь закружит, жизнь погружая в наледь.

И Времена опять замедлят бег.

И вьюга мёрзлый саван накрахмалит.

***

Рождён в февральский снежный миг,

я Бытие едва ль постиг…

Замолкла кузница без дела –

душа к ремёслам охладела.

И, еретик, вероизменник,

не возношу в ночи молитв.

Напрасно миро жжёт священник –

кагор не впрок в меня пролит…

Но небеса добры!.. Недаром

согрет я зимним покрывалом.

Круг жизни в стужу завершая,

снежком лечу… в ворота рая.

***

Где-то в сугробах, алых в зарю,

в засаде таится март.

И сообщает силу свою

посланным в авангард

талым ручьям – мощь явить в бою

дрогнувшему февралю.

Но, кажется, взят фальстарт.

Вновь досаждают морозы, –

снежная крупка лупит в лицо

и выбивает слёзы.

Ветер пронизывает пальтецо

зло, впадая в азарт.

Что за напасть, эти зимы!..

В самом начале приятны, –

ели красуются в серебреце,

свежи и снежны, опрятны… –

душам простывшим так тяжки в конце.

Как феврали нестерпимы!..

Вот бы ускорить верченье часов…

Солнце, твоя алебарда,

знаю, пронзит насквозь алый сугроб –

вызволит душу марта!..

Сердцу так тягостен смертный озноб…

Где ты, капели зов!..

***

Февраль. Вновь солнце брызжет ярко!

Вперёд страны встаёт доярка.

Семь раз отмерь, один – отрежь

себе язык. Льстецы в фаворе.

Держи яички на просторе.

На счастье – никаких надежд.

Найти любовь, другим на горе.

Кианг. Тибетское нагорье.

Поль Сартр. Экзистенциализм.

Программа партии. Цинизм.

Любви ждёт дивная блондинка.

Email. Улыбка. Блузка. Грудь.

В глаз Каю угодила льдинка.

Всё обойдётся как-нибудь…

***

Февраль всё вокруг накрахмалил,

но март распалил свой утюг:

прогалины, тёмные дали

из дымки прорезались вдруг.

Случится ли счастье, беда ли, –

мгновения жизни в цене:

без устали жму на педали –

навстречу желанной весне!..

***

Метель притихла, как дитя,

покой на время обретя.

В окне как лунь седой февраль

мерцает в снежной паутине.

Застряла жизнь на половине.

Опустошён до дна Грааль.

Ни слов, ни слёз. Бездомный пёс

по насту горести понёс.

Зашлась в беспамятстве душа, –

ей страшен штык карандаша.

Зло сумрак бродит по углам.

Поскрипывают половицы.

В сердцах прохожих по глазам

легко читать, листая лица.

***

Морозный полдень. Ненадолго

хмарь спала, колкий свет даря.

Лазурней не найти чертога,

чем горний купол февраля.

Горит на солнце льдом дорога

и манит вдаль, под высь небес.

Февраль, как дани, у порога

ждёт променада в снежный лес.

Ну, нет… В меня вселился бес.

И шепчет: встань, задёрни шторы!

Февраль не принесёт чудес, –

одни раздоры и разоры.

Не верь блистанью февраля,

не доверяй ему надежды.

Пригрезился зов Феба зря, –

взовьётся снег, залепит вежды.

И верно. Ввечеру пурга

метёт сквозь темень зло, убого…

Взметает искры кочерга

в огне печи, но ненадолго.

***

Радости нет и не будет.

Блёклые люди в пальто

топчут, февраль, твои груди

в свежем пушистом манто.

Вьюги гуляют без меры.

И заметают следы

хрупкой надежды и веры.

Дни на невзгоды щедры.

Ветки во льду, будто пальцы,

кличут под ветром беду.

Все мы, февраль, постояльцы

стужи в угарном бреду.

Бледные лица под снегом

вспыхнут румянцем на миг.

И распрощаются с веком,

что в феврале их настиг.

***

Что мне, февраль, твои метели,

морозы, мёрзлые снега…

В стынь стайкой снегири напели, –

ручьи пускаются в бега.

И суждено тебе истаять

под звон капели в яркий полдень.

Ещё ты можешь вьюжить в крае.

Дни сочтены, – на что ты годен…

Ещё один иль два заряда

твоей нещадной снежной пушки, –

и разом алебарда марта

собьёт снег с елей на опушке.

И посереют вдруг сугробы.

На них ручьи пойдут в набеги.

Снега утратят вид суровый,

осядут и сойдут навеки.

***

В донельзя сонном феврале

Грааль не угодил мне в руки…

Снега мерцают в лунной мгле,

склоняя к скуке.

Вот-вот нагрянет синий март

и распалит огонь желаний.

Не знаю, буду ли вновь рад

поре метаний…

Апрель прижмёт к губам свирель

и зажурчат его напевы.

Я скуке укажу на дверь

в объятьях девы.

А в мае ранняя гроза

вдруг пробудит в душе тревоги…

О, проза!.. Винная лоза,

опутай ноги!..

В донельзя сонном феврале

я снежной глыбой немо стыну.

И талым мартом на заре

ручьями схлыну.

***

Хороши поля Прованса.

Если б только не мистрали…

Спи, Ван Гог!.. Пусть синь пространства

скроет мрак твоей печали.

Зря бы вёсны умирали,

если б не холсты и кисти…

Как твои глаза мерцали:

билось солнце в пейзажисте!..

Как вы люты, феврали, и

как чисты холмы и дали.

Жизнь и счастье – всё в начале.

Если б только не мистрали!..

Зло хрипят вороньи стаи

над безбрежными полями.

Улетели прочь мистрали,

да печаль всё та же с нами…

***

Февраль, двадцать шестое. Вечером

ты удивилась, как изменчива

погода нынче. Ветер. Снег.

Закат сгустился, но померк

за занавесью снежных вихрей.

Пылали чувства нежно… Стихли.

И выйдет что из-под пера ль…

Двадцать шестое. Мгла. Февраль.

***

Ещё снега. Но певчие – поют.

И предвещают вольную весну.

Февраль, уйди: как душен твой уют!..

Пусть солнце марта ловит на блесну

живые взоры, томные слова,

неясные оттенки странных чувств…

Пусть вновь кружится вихрем голова

и наплывает тёмным морем грусть.

Февраль, прости!.. Но сердце отпусти:

душа истосковалась по любви, –

нежданным встречам, жарким и пустым,

по расставаниям… Уйди, февраль! Уйди…

***

Февраль. Четверг. Пять вечера.

Душа бездельем мечена.

Хлебнула бы, да нечего…

Тоска на грусть наверчена.

Сиротство обеспечено.

Не вырваться из вечного.

Умолкла речь. Чу!.. Скрип пера.

Февраль. Четверг. Пять вечера.

***

Как много, Боже, суеты.

Помру. Кто принесёт цветы.

Таких на свете не сыскать,

помимо Кать.

Как много, Боже, пустоты.

Я в ней теряю суть. А Ты?..

Дана вина, но где свобода.

Хлебнёшь винца, а в нём – вода.

Как мало в сердце чистоты.

Я в ней изверился. А Ты?..

Нет дна у бездны. Ты притих.

Февраль. Метель. В стол спрятан стих.

***

Метель кружит белёсой стылой тьмой.

Чу!.. Провода во мгле гудят так гулко…

Шагни навстречу, ты – перед стеной:

не задалась сиротская прогулка.

Укладывать ли мысли в стройный ряд…

Снега сметают время и пространство.

Февраль не прост, – не сменит свой наряд

на что-нибудь иное, без жеманства.

Жар фонарей едва сипит сквозь мглу.

Скажи, пора грядёт ли – веселиться…

Душа, как пёс, скулит в своём углу, –

сметают вихри мысли, веси, лица…

***

Двадцать шестого февраля

играет свита короля.

Летят гонцы во все края.

Гремит оркестрик: "Тру-ля-ля!.."

Но, участь горькую тая,

поэт не пьёт из хрусталя.

И фейерверк сверкает зря

двадцать шестого февраля.

***

Зол февраль… Не дождаться весны.

Что ни ночь, – невесёлые сны.

Что ни день, – долги тёмные думы.

Лица встречных, что тучи, угрюмы.

Писем нет – от неё ли, от Бога…

Пелена снежной пыли. Хмарь смога.

Солнце окунем рвётся с блесны.

Зол февраль. Не дожить до весны.

***

Стерпеть. Смириться. И свинтить

во сне в святые Палестины…

Душа не спит. Сплетает нить

то ль истины, то ль паутины.

Стенает за стеной февраль, –

ему немой покой неведом…

Как фейерверк, сверкает даль, –

огни в ночи и мне соседом.

Соотнестись дано ли с кем…

Шаман без удержу камлает.

Стишкам во вред засилье тем.

Кому пёс служит, тем и лает.

В стынь облака ползут во мгле

почти без скрипа, словно тени.

Танцует сердце на игле

полночных страхов и сомнений.

Увязнуть в думах, как в желе, –

им неспокойность мига чужда.

Кот добр и ластится к жене, –

чем не замена ласкам мужа.

Ужели вечно немость длить,

навек забыть мотивы песен…

Господь, прости… Но что делить, –

твой хлеб и чёрств, и груб, и пресен.

Пресыщен тот, кто ложью сыт, –

ему льстит хитрый и голодный.

Напрасно честью дорожит

пиит, слагая гордо оды.

О, одиночество!.. Твой мрак

глухим раздумьям колыбелью…

И жизнь, и смерть, – безмолвный прах,

всколыхнутый всевластной плетью.

***

Олени вышли на тропу.

И смотрят в душу долгим взглядом.

Так провожаем мы в гробу

того, кто лишь вчера был рядом.

Луна ползёт за поворот.

Что за мираж… Ни капли в рот!..

Тропа заснежена по голень.

Ты лют, февраль!.. Любовь – под корень.

Провалены хибар глазницы.

Пора забыть об очаге.

Едва живу, – на кочерге

нет разницы, с кем вдрызг напиться.

Опять нежданный поворот.

Куда? Зачем… Прощай, народ!..

***

Двадцать шестого февраля,

печаль ли, радость ли тая,

без слов винцом из хрусталя

утешу душу.

Навек заснежены края.

Хмель выжег разум короля.

Позёмка, забытьё кроя,

шуршит и душит.

***

Отчаль, февраль, в немую даль.

Мне по сердцу парусник марта.

Умчи, февраль, мою печаль

безудержно и безвозвратно.

Налей, февраль, вина в Грааль:

в душе нет ни капли азарта.

Прощай, февраль, тебя не жаль:

всё ближе безбрежный свет марта.

***

Пылает марево нещадно.

Закатный жар зовёт к ответу.

Клубок размотан, Ариадна!..

Из сумерек я вышел к свету.

Не зря последовал завету

идти по строгому пути:

от февраля – к весне и лету…

Назад дороги не найти.

Из лета в осень гонит ветер,

что налетел из ниоткуда.

У ноября я на примете, –

ему безрадостное чудо.

Закат сгорит. Померкнет груда

багряных облаков беспечно…

И звёзды в зеркале пруда

возьмут меня в свой дом навечно.

***

Печаль, отчаль!.. Метель. Февраль

меня на счастье зря ль венчал…

Взор залепил снегами, враль,

взметая вихри зло в спираль!..

В сугробах тонет магистраль.

День меркнет в стуже, но не жаль

ни снежных баб, ни нежных краль…

Грааль. Феерия. Февраль.

***

Идут снега. Метёт февраль.

На окнах льдистый веер. Сталь

так на морозе холодна, –

язык приложишь… И хана!..

А хананеям – ничего.

У них снега – чудна́я редкость.

Там раньше гнали прочь Его…

Кусают локти нынче в кость.

Стенают в саванах берёзы.

С них камнем снегири – в сугроб.

На ветках лёд, как будто слёзы.

Февраль всем уготовит гроб.

Но робости на сердце нет.

И без меня весенний свет

вдруг приголубит всласть под дых…

И отогреет всех живых.

***

Февраль наслал печаль неспешно.

И передушит всех, конечно.

И не останется и следа,

будь то суббота иль среда.

Февраль, ты злобный гробовщик, –

со стужей всласть переборщил.

И жадно прячешь солнце в тучах:

мол, я – всевластный, я – могучий!..

Но чем ты лучше всех других

среди лесов, полей глухих,

закутанных в недвижный саван.

Не выжил в них бы и сам Он…

Но и тебе сломают шею.

Весенний день зарозовеет.

И брызнет вдруг хрустальным светом!..

И проклянёт февраль при этом.

***

Коварная стезя досуга!..

Мотив не донести до слуха

иных ревнителей стиха:

и песни скорби им – "Ха-ха!.."

А мне всё – слёзы, всё – печаль…

Грааль. Свирель. Метель. Февраль.

***

Форель сквозь лёд ввысь рвётся зря.

Здесь кружит стужа февраля.

А подо льдом – благая тишь.

Лежишь недвижно. И молчишь.

Сойдёт весенняя шуга.

И синь вселит в сердца угар.

А был ли он, февральский лёд…

Жаль, что форель не доживёт.

Ну, а пока, судьбы не зная,

она сквозь лёд к сиянью рая

стремит из черноты без края…

И кажется, вот-вот взломает.

***

Февраль. Капель льёт в небо трель.

И солнце бьёт бесцеремонно.

Его сиянию не верь, –

зима ещё зевает сонно.

Ещё ударят в ночь морозы.

И взоры одолеет грусть.

Колючий ветер выбьет слёзы.

Не разорвать февральских уз…

Ещё звенят в снегах синицы.

Им стройно вторят снегири.

Дни длятся серой вереницей.

Где тот, кто раскуёт вериги…

Ещё зима вершит свой суд.

И в ночи звёзды неясны…

Уймись, февраль. Пора и в путь.

Грядёт дыхание весны.

***

Февраль плеснул печаль в Грааль.

И за полночь отчалил вдаль.

Грядёт рассвет. И талый март

синь распахнёт до райских врат

под перелив капели робкой.

И с ней истает неторопко.

А там танцующий апрель

прижмёт к губам свою свирель.

И буйный май нагонит грозы.

С ним взоры расцветут и розы…

Флёр грусти – прочь. Вновь не до сна.

В сердца врывается весна!..

***

Снега кружат, как фестиваль.

Февраль прощается навеки.

Метель взметается в спираль.

Мгла опускается на веки.

Мерцают тусклые огни.

Так после бала тлеют свечи.

С тобой, февраль, мы ждём одни,

когда в ночь загустеет вечер.

Легла крестом печаль на плечи.

Уста сковала немота.

Ещё немного подналечь, и

воцарится пустота. 

И среди этой стылой тьмы,

под шелест яростного снега,

в тисках тоскливой красоты,

нет ни мгновения, ни века.

***

Всё глуше кровь бежит по жилам.

Взаправду ль истина в вине…

Невзгоды ищут старожила –

прижать к стене.

Ночь напролёт кружилась вьюга.

Гряди скорее, день весенний!..

Моя невзрачная лачуга

забыта всеми.

Встревожит тишь звонок нежданно.

Ошибочно набрали номер.

Сиротства хмель пью немо, жадно,

пока не помер.

В мороз без умолку сороки

трещат – клянут судьбу безмерно…

В темь набело кропаю строки.

В огонь, наверно.

***

Судьба, отпрянь. Нет, весь я не умру.

Умру не весь. Невесть, в каком предместье.

Взметя под выси скорбную пургу,

снега укроют города и веси.

Рождён в февраль, растаю в серебре, –

бесследно в бледной круговерти мглистой.

Всплакнёт свеча в сиротской конуре.

Бог душу приберёт живой и чистой.

***

Сноп звёздного света из тьмы

пронзает зрачки, словно спица.

Не спится… Всё сердцу не спится, –

гремит колокольчик зимы,

тревожно скрипят половицы…

И, кажется, нет ни крупицы

надежды дождаться весны

и впасть в её вещие сны,

с ней буйствовать и веселиться.

Среди заревой тишины

раскрыть настежь все окна в доме.

Пусть всласть озарит солнце лица,

когда миг наступит проститься

и вольно с простёртой ладони

вспорхнёт в синеву синица.

***

Ширь снежной каши месят тени.

И ждут, когда же к перемене

склонится горесть февраля.

Под грязным небом в полдень зря ль

капель свою свирель заводит

и призывает жизнь в природе.

И взорам вдруг открыта просинь.

И дней весенних сердце просит.

***

Я там, где февраль цитадель сдал навеки,

где в марте проклюнутся к солнцу побеги,

где первых подснежников россыпь робка,

где ширится просинь и без ветерка,

где говор ручьёв всё живей с каждым днём,

где птичий трезвон рвётся поутру в дом,

где зыбкие тени на грязном снегу

стенают: спаси нас... Не знаю, смогу ль.

***

Отчаль, февраль. Пора в дорогу.

Печаль ужом ползёт к порогу.

Извив, – и сгинет навсегда.

На трон восшествует весна.

И вырвет, наконец, из сна.

И одарит желанным светом.

Февраль… Могильщик твой – весна –

живёт в ручье, лучом согретом.

Но, может быть, грядущим летом,

когда винцо вернёт печаль,

средь белой ночи став поэтом,

я вспомню о тебе, февраль.

И вновь почудятся снега.

И станет вдруг тревожной нега…

Но миг вернётся в берега.

И будет, будет дольше века.

***

Скажите, где скрыл лик февраль…

Он мне остался должен дни.

Сгоняет стадо туч в кораль

весенний ветер. Господин

всего живого, в очи свет

в март солнце льёт бесцеремонно…

Но отчего мне воли нет

и на сердце темно и сонно.

Мне одному ли не вдохнуть

раскрытой грудью талый воздух…

Февраль сошёл. Но манит в путь,

во тьму, даруя грусти посох.

Copyright © 2023 Степанов С.