***

Опять пожар, но только не орите!..

Изложена на греческом, иврите ль

святая истина… Но свет её так ярок,

что пишется без грусти и помарок.

В моих краях слова излишне вялы…

Зато прекрасны барышень овалы:

они страстей губительных не знали, –

не потому ль их губы сочно алы…

Оставить ли привычные причуды

и сжечь тетрадь… Презренный счёт Иуды

сполна оплачен длящимся страданьем, –

зря ль к небу простираем в страхе длани.

На казнь скупому мука расставанья

с накопленным… Но утолит желанья

незримый дождь: как капли с веток ивы,

стекает истина в ладони тем, кто живы.

***

Истает след былых побед и бед,

склоняющих к душевному метанью…

Кого ни спросишь, не найти ответ:

где, как приуготовить дух к свиданью.

Нет правды на земле. Но правды нет – и выше.

Не ведал Гамлет, кто ему Лаэрт.

Когда нет сил, шагни в синь неба с крыши.

Взлетевших возлагают на лафет.

Фатальные предвиденья печальны.

Бог выбора изгою не оставил:

призвал зачем-то выведать все тайны…

Обрёк на казнь, – познал апостол Павел.

На Павелецком тьма видеокамер.

За ними – соглядатай ждущих душ.

В своих кошмарах видел ли Гомер

век нынешний, где каждый миру чужд.

Но ждущий отправленья на перроне

желает быть… Спи, Гамлет, беззаботно!

Шекспир стенал: зачем дано перо мне…

Вагон в пути. В нём мерзко, зябко, рвотно.

***

Горящий куст не мне ль во сне явился…

Возможно ли наутро первозданным

сползти в метро… Что кажется желанным, –

навязший миф. Взгляни прохожим в лица.

Ниц под ветрами клонится пшеница.

Царям послаще мёда лесть министров.

Горят пожары, медленны иль быстры,

но в их огне не тлеет плащаница.

Подставить щёку под удар угодно,

но не при людях… Могут быть бунты.

Опричники берутся за кнуты.

Дерут до крови. Бог залёг на дно.

Дни тянутся. В них мука веры длится.

Как долог миг… Как короток ты, век!..

Кто жизнь постиг, зрит кротко из-под век

во тьму себя. Взгляни прохожим в лица.

***

Что это было… Мне ли снам внимать.

До дней осенних дожил неужели…

Врывался в жизнь бездонно синий март.

Гремели грозы и ветра шумели.

Дороги звали в невозвратный путь.

Терялись письма в сумке почтальона.

Разлук и встреч переливалась ртуть, –

любовь почтила мир во время оно…

Чай поостыл в надбитой чашке гжели.

В вечернем сумраке дотла истлел закат.

В саду ждут снега шаткие качели.

И счастье не воротится назад.

***

Я жив, пока ещё былое снится, –

как с пламенем в крови под небо рос…

Летит, летит степная кобылица

в ров, под откос.

Мелькают лица встречных, будто спицы

погрязших в топкой колее колёс.

Журавль взмыл в синь, в руке мертва синица.

Я сам почти что околевший пёс.

Быть иль не быть. Давно забыт вопрос…

За горло быт берёт и насмерть душит.

Но дивный лик в венце златых волос

ещё встаёт во снах и смотрит в душу.

***

Пора прилечь… Утратить смысл и речь.

И впасть в неизъяснимое пространство,

где не с кем быть и некого стеречь

среди таённых мимолётных странствий.

Завидное, быть может… Но вовне

не узнаваемое в суетном потоке.

Любовь и смерть пульсируют во мне

то робким пламенем, то яростно жестоким…

Окинуть взором райские поля

ещё при жизни суждено немногим.

Взахлёб играет свита короля, –

театр дарован сирым и убогим.

Не убоится кары пилигрим,

пропивший лишний гривенник в трактире.

Приходит ночь. Паяц снимает грим.

И засыпает где-нибудь в Каире.

***

В ком нет влюблённости ни грамма,

навек наитием забыт.

Пусть жизнь комедия иль драма,

к чему тревожиться за быт…

Быть иль не быть. Как выбор пресен!..

Шекспиру было не до драм…

Он сочинял для сброда пьесы

почти задаром. Ради ль дам?..

Они его боготворили,

пока с нахмуренным челом

он пил винцо в худом трактире

и что-то чёркал там пером…

Века – подвижное болото.

В нём каждый ищет свой улов.

Но нет надёжнее оплота,

чем горстка вдохновенных слов.

Мальвине нравился Пьеро, –

был деревянным Буратино…

Всё бред и мрак. Сломать перо.

Хлебнуть винца. И кануть в тину.

***

Отдайте должное ему.

Пусть он закурит сигарету.

И вспомнит прошлое. Вину

не искупить ни ту, ни эту…

Верните взятое ему, –

желанность встречи, боль разлуки…

Любовь дана на казнь уму, –

зря ль призывает злые муки.

Даруйте благостность ему.

В сиротстве ждут покой и воля.

Душа скворцом поёт в весну

и рвётся в небо – на приволье.

Сулите вечное ему.

И пламя вспыхнет в нём стократно…

Но распахнётся дверь во тьму, –

в неё он канет безвозвратно.

***

Киты гребут плавниками –

рвутся из волн на сушу.

Мура японского ками

растревожила душу.

Бужу в ночи вдохновенье,

но исторгается стон.

Богу тяжко сомнение

в людях и в Нём самом.

Мосты над Невою тонут

в туманах далёких лет.

Без крика, воя иль стона

меня извлекли на свет.

Промчалось Время экспрессом.

В безмолвии мир покину,

Божьей пятой, как прессом,

вмурован в глину.

***

Ты спросишь, как дела мои? Неплохи.

Да и стишки как будто не плохи.

Бог прибирает души в суматохе

и отправляет толпами в архив.

Кто рьяно чистит ваксой сапоги,

готовится взять лик в прицел винтовки.

Разбрасывать в гнезде врага листовки

самоубийственно. Создатель, помоги!..

Века метут… И не видать ни зги.

Роятся лица впереди и сбоку.

Вмиг на брусчатку вывернет мозги

шальная пуля жребию в подмогу.

Налейте водки яростной массовке.

Века метут…  Бьёт колокол тревогу.

Ещё мгновенье, и пора в дорогу.

Безмолвно. Безвозвратно. Без страховки.

***

Скажи, зачем в вечерней тишине

нисходят тени прошлого ко мне…

Любимец муз, сними венец свой, Пушкин.

Отбрось перо. Хлебни винца из кружки.

Вдруг налетают отзвуки былого,

но в эхе том не разобрать ни слова…

Всему виной янтарная мадера, –

её огонь мог вдохновить Вольтера.

Из сумрака вдруг проступают лица.

Я должен им… И долг мой не простится.

Прощения ли жаждал Шарль Бодлер

в борделе за дешёвым шардоне…

Свершённое в порыве, сгоряча,

истает, что сгоревшая свеча.

Так хворост чувств воспламенял абсент, –

не от него ль сходил с ума Винсент…

Жестока осень – время покаяний,

прощальных встреч, нещадных расставаний.

Изгонит грусть из сердца совиньон:

глоток, и вот ты – Франсуа Вийон…

Наполнена душа немой печалью.

Что было, не было, – сокрыто за поталью…

Свело мерло, коварный дар богов,

во тьму раба пера Эдгара По.

Горят вдали закатные огни.

И у костра сиротства мы одни.

Ужель Рембо о прожитом жалел,

когда вкушал младое божоле…

Растаяли и грёзы, и надежды.

Зима готовит скорбные одежды.

В ненастный день берёт нас в плен глинтвейн.

Своей судьбы не ведал Поль Верлен…

Но сердцу помнится далёкая весна, –

кипела кровь, любовь лишала сна…

И с нимфами делил обед из мидий

с вином из Лидии в изгнании Овидий.

Угаснет вечер. Грянет темнота.

Но немота моих ночей уже не та…

В ней ни грозы, ни спевки птиц весенней, –

ей опьянялся всласть скворец Есенин.

***

Я вышел говорить

в безмолвные пространства.

Когда прервётся нить,

наступит постоянство

немой бездушной тьмы.

И был ли голос звонок…

Стенали ль я, ты, мы

иль вскрикнул Бог спросонок.

***

Полночь небо звёздным жаром окропила.

Месяц вылез из-за крон, зевнул спросонок.

Вдохновения жерёбая кобыла,

где твой тонконогий жеребёнок…

Сердце сердится… Сквозняк терзает двери

неказистого сиротского приюта.

Ждёт пергамент. Ему нечего доверить.

Для поэта неприятная минута.

Бьётся тёмным говорком родник сомнений.

Как облечь его в неведомую форму…

Сна всё нет. Ты вечна, мука сочленений

в узел строк ранимых, непритворных…

Свежесть чувств, жар уст, – когда, что было…

Ликом строг без строк пергамент под руками.

Вдохновения жерёбая кобыла

прочь умчала звёздными лугами.

***

Вверяться снам – напрасное искусство.

Твой лёгкий стан… В нём скрыта тонкость вкуса.

Изгибы ланьих линий манят взоры.

Дни юности до помраченья скоры.

Забудутся разлуки, ссоры, споры…

Смятенье чувств выводит на просторы.

Возврата нет. Прими своё несходство

с бесцветным сном. Всесильна власть сиротства.

Родство с туманами – наследственное свойство.

От дней и судеб остаётся остов.

В реке Времён ты сам – скалистый остров

за дымкой слов без пирсов и мостов.

***

Рождённым не выбрать отчества.

С Отечеством что поделать…

Спасительны ль муки творчества, –

метаниям нет предела.

Пусть гвардия поредела, –

разверзла земля глубины, –

сквозь поры души и тела

впитана боль любимых.

Безумие бьётся в каждом, –

ума Бог отсыпал крохи.

Что было, уже не важно, –

ждут будущие дороги.

Как дороги лики близких,

шагнувших во тьму навеки…

Но сдайся или борись ты,

не прекратить набеги

на берега морских волн,

на сердце – слепых волн страха.

Кто узами мысли скован,

не убоится праха.

Что ахать о мёртвой жизни…

Зря ль Иов обрёл свои язвы.

Я отчеству и Отчизне

дыханием слов обязан.

***

Оставить речь потомкам. И с котомкой

уйти в сиротство. В сумрачной тиши

костёр души горит неспешно, ломко,

пиши стишки ты или не пиши…

Гуляет ветер по холмам и долам,

качает фонари и провода.

Вчера шумели кроны. Нынче голо,

морозец, в лужах ломкая вода.

Пергаменты ни изорвать, ни скомкать,

когда они чисты, как первый снег.

Закат угас. Свет звёзд колючий, ломкий

пронзает насквозь небо, взоры, век.

***

Душа в огне. Заветные победы

сулят ли Веды в грохоте Времён…

Пройдут века. На нет сойдут все беды.

И мир любовью будет окрылён.

А может, нет… Грядут лихие войны.

В пожарах битв никто не сыщет славы.

Погибнет и презренный, и достойный.

И будут годы долги и кровавы.

А может, нет… Возьмёт своё болото

извечной алчности и злобной жажды власти.

С картинной лжи сползёт вся позолота.

Постигнут мир несчётные напасти.

А может, нет… Душа к добру проснётся.

И вспомнится: в начале было Слово.

И воссияет радостное солнце

как знаменье пришествия Христова!..

***

Зачем тревожат сердце звуки

ещё не спетых дивных песен…

Прощайте, недруги и други, –

мне круг забот привычных тесен.

Зря ль взор впивается в простор

непостижимый, неизбывный…

Пусть жизнь, как вихрь, идёт в разор, –

мне чужд тщеты мотив унывный!..

И чудятся иные звуки, –

то ль чей-то зов из вышины,

то ль тихий вздох неясной муки,

то ль стон не вызнанной вины…

***

Ну, вот и сникло всё… Всё-всё уснуло.

Воспрянь, Сократ! Правь к горизонту, Сулла!..

Не трать напрасно бисер слов, Гораций.

Очнись, Платон!.. Взгляни на танцы граций.

Встаёт рассвет. Гроза. Бьёт гром из пушки.

Останься, где стоишь, ревнивец Пушкин!..

Ты задолжал за выпивку, Ван Гог…

Не беспокойся, – счёт оплатит Бог.

Кто осторожен, – трезв к исходу пира.

Злой рок за двери выставит Шекспира.

Поэт Есенин шатко верит в Бога.

Трактир закрыт. Обнимемся, Серёга!..

Весь мир – одна замызганная лавка.

Зря не достроил ты свой замок, Кафка!..

Рассвет. Гроза. Срывает ветер доски.

Пора. Стреляй навылет, Маяковский.

Жить не по лжи?.. Взгляни на эти лица.

Замри в плену иллюзий, Солженицын.

Перо выводит чёрные бороздки…

Кому? Зачем… Винца отведай, Бродский.

Вселенский шум. Неясное страданье.

Ждёт хан Батый от Новгорода дани.

Босой Христос исколесит все веси…

Рассвет смял душу. И в петле подвесил.

***

Август выгорел. Зло дожди

барабанят, тревожа души…

Разлюбить не спеши. Дождись, –

вскоре остекленеют лужи.

И по хрусткому льду уйди

безоглядно в седую завесь.

Мне останется боль в груди, –

от неё уже не оправлюсь.

***

Развенчано. Истрачено!..

В ночи вчерне исчёркано…

Могло всё быть иначе, но

в колодце дней черным черно.

В рассвет примчал ненастный ветер.

Стучит в окно: я за тобой…

Грядёт весна. Но не приветит

её грай голос золотой.

***

Кличет ночь в омут сна провалиться

от тоски иль жары…

Вечность дышит в овал лица, –

ждёт поры.

Иглы звёзд колким блеском мерцают

в млечной жиже.

Эль-Эльйон оком мёртвой цапли

зрит, – кто выжил…

***

Ошеломителен удар:

шеломом – в грязь, судьбе в угоду.

Смирение – бесценный дар,

а смерть – расплата за свободу.

Иную крепость взять ли сходу…

Глубокий ров. Высокий вал.

Кто бьётся Господу в угоду,

свой дух обетами сковал.

Бурлит извечный карнавал.

Но чья рука срывает маски…

Шлем. Щит и меч. На штурм! На вал!..

Хлябь. Смрад. Потоки красной краски.

***

Пена небесная, пена морская…

В безднах бездонных что зряшно искал я?

Шёл ли под парусом, птицей ли бился,

смыслы высматривал или лица…

В мёртвой пустыне, в зелёной долине

что я искал, обездоленный сыне…

К солнцу тянулся ли, факелы ль жёг,

был ли смирен иль ступал за флажок…

Шёл ли на зов, гром сражений иль эхо,

зыбкий мираж или речь человека,

мощь ли копил иль пускался в разор…

Сколь не искал, ничего не нашёл.

***

Мою судьбу не занесли в скрижали, –

доверили на растерзанье ветру…

Осенний сад озяб. И в рыжей шали

похож на одряхлевшую Деметру.

Скорее бы сошли снега на кровы.

И залепили уши, рты, глаза…

Стынь остужает реки пылкой крови.

Согреет сердце винная лоза.

За чередой грёз и предназначений

вдруг настигает неподвижный миг,

слетевший из других миров, ничейный, –

к нему ли я, как к роднику, приник…

Пусть пряника судьба не преподносит

и беды раздевают догола,

меня, как шар земной, не сбить с оси…

Стих не смести в корзину со стола.

***

Былых мучений след на земле

найдёте в сердце своём. Но прежде

услышьте слово в небесной мгле, –

в своей последней надежде…

Жаль, породниться с тобой, земля,

живым даровано после смерти.

Под млечным парусом с корабля

сойти на берег нельзя, поверьте!..

Но если дерзко расправить крылья,

шагнуть за край неизбывной бездны…

Следы в веках заметает пыль. Я,

взлетев над бездной, исчез безвестным.

***

Чужие сны неизъяснимы,

не излагаемы – свои:

в них в осень – тишь, свист снега – в зимы,

в весну – грохочут соловьи...

Поутру не на что смотреть, –

туманы, шумные потоки…

Когда в затылок дышит смерть,

закаты к выжившим жестоки.

Стаканчик терпкого винца

душе – нежданная подмога…

Тяжка и радость, и вина,

и немота, и шёпот Бога.

***

Ветер ожил, – у прохожих

поднял фалды на ура,

слёту смазал мне по роже

и на облаке удрал.

В лицах встречных вместо мысли

хмарь не выплаканных чувств.

Взоры ищут просинь в выси,

гроздь рябины – алых уст…

Осень празднует сиротство, –

кажет мертвенный оскал.

Я и сам – забытый остров

из немых туманных скал.

***

Переиздать себя навряд ли выйдет.

Прицельно Время жизнь пробьёт навылет,

застрянет в окровавленной стене.

Стелиться перед кем-то – не по мне…

Сомнительны дни и телодвиженья.

Пожар во взоре, за грудиной – жжение.

Но чутко трепетание стиха, –

так в штиль листва колышется слегка.

Спасительна коньячная настойка.

Стихами смерть не отвести нисколько,

но несколько исчёрканных в чернь строк,

мне верится, отодвигают срок.

В издательство несут чистовики, –

слова в них, словно в банке червяки,

ещё живые, копошатся немо…

Отдать им жизнь, – нет благостней обмена.

В них обмануться… Нет страшней обмана.

Отчаявшимся грянет с неба манна.

Кто осенён, встаёт с колен. И снова

берётся за перо, заслышав Слово.

***

Не избежать извечных укоризн:

друзья и близкие без сна зовут к ответу…

Поэзии божественная жизнь

из тьмы забвения на миг выводит к свету.

Как не последовать исконному завету

взмыть соколом над суетой земной…

С тем крылья мысли приданы поэту

с рождения бездонной синевой.

И он парит, – творит в стол понемногу,

творит в огонь, и в пепел тлеет сам…

Дитя земли, он уподоблен Богу.

И жив, пока вверяется стихам.

Copyright © 2024 Степанов С.