ЖИЗНЬ ПЕРВЫХ РУССКИХ ПОСЕЛЕНЦЕВ В УРУГВАЕ

ЖИЗНЬ ПЕРВЫХ РУССКИХ ПОСЕЛЕНЦЕВ В УРУГВАЕ: ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

Василий Дубовик

Существует много легенд и домыслов о Сан-Хавьере, колонии русских иммигрантов в Уругвае. Как в действительности она была основана? Из-за чего ее основатели отправились из России на другой конец света? Как протекала их повседневная жизнь? Найти ответ на эти и другие вопросы, больше узнать о жизни русской колонии Сан-Хавьер в первые годы ее существования, в целом лучше понять историю этого кусочка российской культуры в Южной Америке поможет читателю оказавшийся в наших руках уникальный документ - дневник одного из первых русских переселенцев на уругвайскую землю, Михаила Футина, любезно предоставленный нам его внучкой, Соней Семикиной, которой, в свою очередь, дневник достался «по наследству» от ее матери Аделы (дочери Футина). Небезынтересны и содержащиеся в этом документе описания России и Уругвая того времени.

Дневник, завершенный автором 11 апреля 1949 года, состоит из двух частей. Первая содержит записанные Футиным рассказы о жизни его знакомых, жителей Сан-Хавьера. В их числе Василий Трофимович Потапов, Иван Фаддеевич Фалеев, Вася Рязанский, Даша Бострикова и Евдоким Иванович Кравцов. Во второй части Михаил Футин описывает свою собственную жизнь, не придерживаясь при этом какой-либо четкой хронологии событий. Все повествование проникнуто идеологией религиозного течения «Новый Израиль», представителями которого были все упомянутые выше люди.

Автор дневника, Михаил Футин, родился 21 мая 1886 года на хуторе Карповском (нынешняя Ростовская область), в семье донских казаков. Воспитывался по всем православным канонам. Когда Михаилу было восемь лет, умер его отец. Из-за болезни молодого человека не взяли на службу в армию. В юном возрасте он женился, но вскоре пришлось уйти из семьи на заработки. Поиски работы закончились ничем, и Михаил был вынужден вернуться домой. Случайно он знакомится с представителями религиозного течения «Новый Израиль», читает полученную от них книгу «Духовный алфавит», в котором давалось объяснение текстам Евангелия.

Эти идеи заинтересовали находившегося в очень тяжелой ситуации молодого человека. Уже через несколько дней он посетил тайное собрание «Нового Израиля» и вступил в его ряды. Окружение Михаила крайне негативно восприняло его отход от православной веры. Дело дошло даже до драки и суда с местным попом из-за различий в религиозных взглядах.

В результате Михаил вновь покинул семью. В начале 1913 года он решает отправиться вместе с другими последователями религиозного течения в дальнее путешествие к берегам Южной Америки. После почти трех месяцев пребывания в Монтевидео, путь до которого через океан занял у него 27 дней, Михаил в составе большой группы выходцев из России попадает в департамент Рио-Негро и участвует в основании там русского поселения.

Изначально Михаил Футин, как и подавляющее большинство других российских иммигрантов, занимался исключительно сельским хозяйством, впоследствии в совершенстве освоил профессию столяра; сделанные им предметы мебели пользовались большим спросом. Кроме Аделы у него было еще пятеро детей: Басилио, Каталина, Педро, Татьяна и Эльвира. Всю свою жизнь Футин много занимался спортом - каждый день, вне зависимости от времени года и погоды, плавал в реке Уругвай, катался на велосипеде. Обладал богатырским здоровьем, почти никогда не болел. К сожалению, 21 января 1954 года, в результате несчастного случая Михаил Футин трагически погиб. Оставив потомкам хорошую память о себе и рукописный дневник с пожелтевшими от времени страницами.

Михаил Футин с женой и детьми

С помощью дневника Михаила Футина можно получить представление о «Новом Израиле», религиозном течении (слова «секта» в Сан-Хавьере тщательно избегают до сих пор), которого он придерживался. По его словам, оно «отделилось от православия во второй половине XIX века». Его сторонники признавали, что Бог может переходить в человеческий облик. Человек, в которого переселялся Святой Дух, назывался «царем» и возглавлял течение. Его приверженцы верили в сверхъестественные способности своего «царя», умевшего предвидеть будущее, исцелять людей или, наоборот, наводить порчу. «Новый Израиль» отвергал церковные таинства и обряды, иконы и крестное знамение. Его сторонникам разрешалось жить в гражданском браке, причем возраст сожителей был абсолютно не важен: в одной из переехавших в Сан-Хавьер семей мужчине было девяносто лет, а женщине - пятьдесят. «Новый Израиль» получил распространение на юге Европейской части России, в Смоленской губернии и в Сибири. Центром деятельности течения был Ростов-на-Дону.

    Духовным наставником основателей Сан-Хавьера был Василий Семенович Лубков. Он скромно именовался «самодержцем всего света, Царем Царей, Господом Господствующих»; его приближенных называли апостолами.

ВасилийЛубков с дочерью

Каждый новый наставник олицетворял собой очередной «век» жизни «Нового Израиля» с момента его основания. Лубков был «царем XXI века». В дневнике упоминаются имена его предшественников: Василий Федорович Мокшин, Парфентий Петрович Катасонов, Абакум Иванович Капылов.

При смене «царей» обычно возникали разногласия по вопросу преемника, однако всегда случалось чудо, и все споры благополучно разрешались. «Новый Израиль» открыто противопоставлял себя православной церкви. Его приверженцы приводили цитаты из Библии и Евангелия, которые «ясно противоречат всему, что установлено и признано за божество православным духовенством ». Поэтому, пишет Футин, люди, придерживавшиеся этого религиозного течения, постоянно подвергались гонениям со стороны всего православного мира. Собрания течения проходили всегда тайно: «где сберутся два-три человека или десяток, то нужно двери закрывать, окна подушками закладывать, а на дворе ставить сторожа...» .

Поначалу приверженцы «Нового Израиля» продолжали ходить в православные церкви, поклонялись православным иконам. Однако делалось это лишь для смягчения конфронтации с православием. В начале XX века Василий Семенович Лубков, духовный наставник общины, предписал всем ее членам перестать поклоняться имевшимся у них иконам и вернуть их в православные храмы. Так «израильтяне» пошли на разрыв любых отношений с православной церковью. «Иди к малакам, к баптистам и другим сектантам, только к хлыстам не ходи», - сказал сельский поп Михаилу Футину.

Стоит заметить, что и сторонники «Нового Израиля» зачастую не признавали православных за людей. Василий Лубков один раз так заявил о толпе, ожидавшей поезда на вокзале: «Это не люди, это навоз, его будут вывозить вагонами прочь».

Дневник помогает нам узнать подробности о переезде Новоизраильской общины из России в Уругвай. Ее члены решились на столь рискованное предприятие из-за «постоянных гонений со стороны православной церкви, правительства и простых людей». Отправлялись переселенцы на пароходе из города Либава (современная Лиепая) через Лондон. В Монтевидео прибывали большими группами каждую неделю. Вместе с Михаилом Футиным 2 мая 1913 года в столицу Уругвая на пароходе «Обан» прибыли первые 90 последователей течения «Новый Израиль». 31 мая 1913 года на пароходе «Баия-Бланка» приплыла последняя группа «израильтян». По прибытии всех россиян поселили в так называемый «Иммигрантский дом», жить в котором им пришлось два-три месяца. В течение всего этого времени духовный наставник, Василий Лубков, находился с ними и всячески им помогал. «За это время люди насиделись в иммигрантском доме..., и им показалось, что этому сидению и края не будет.

Основатели Сан-Хавьера у дома Василия Лубкова

Городские люди и ремесленники нашли себе в городе дело и поступили на работу, а земледельцы, которые составляли самое большое количество народа, сидели без дела». Наконец, удалось договориться об аренде владений братьев Эдуарда и Альберта Эспальтеров, расположенных на берегу реки Уругвай, южнее города Пайсанду. «Новый Израиль» заключает договор аренды этой земли под сельскохозяйственную деятельность сроком на 10 лет. 27 июля 1913 года переселенцы отправляются на военном пароходе из Монтевидео вверх по реке Уругвай и высаживаются в районе места, где сейчас располагается Сан-Хавьер.

    Первое время колонистам было крайне трудно жить на новых землях. Некоторые переселенцы ютились в палатках, у большинства не было и их; по ночам люди укрывались куском брезента. Через несколько дней после поселения Василий Лубков решил размежевать полученные земли. Бороздами от плуга были обозначены две улицы. Участки каждая семья выбирала по вкусу. В первые месяцы в колонии не было ни лошадей, ни повозок. Поэтому лес, необходимый для строительства домов, иммигранты перетаскивали вручную. Кухня поселенцев не отличалась разнообразием. Они ели либо кашу, сделанную из кукурузной муки, либо лепешки.

Довольно непросто складывались отношения с местным населением. Уругвайцы смеялись над внешним видом и обычаями русских переселенцев. Из «израильтян» почти никто не говорил по-испански, что сильно затрудняло их интеграцию в уругвайское общество.

Религиозные собрания проводились два раза в неделю в большом здании на берегу реки, которое впоследствии было переоборудовано под мельницу. Через несколько лет после поселения в Сан-Хавьере, Василий Лубков пережил тяжелую операцию по удалению почки. Находясь под наркозом, он увидел сон, содержание которого впоследствии было описано им в книге «Тайна загробной жизни», почитавшейся приверженцами «Нового Израиля».

Через три с половиной месяца после приезда, 15 октября 1913 года, переселенцы решают начать посев сельскохозяйственных культур. К тому времени в колонии появляются тягловый скот и сельскохозяйственные инструменты, однако на всех их не хватает. На каждые пять семей выделялось по одному плугу и по два-три мула, что, по мнению Футина, способствовало сплочению коллектива общины. Коллективный дух проявлялся и в том, что переселенцам было запрещено жить поодиночке. Бессемейных обязаны были приютить у себя дома другие семьи.

В одном доме с другими колонистами поначалу поселился и Михаил, выехавший из России без семьи. Вскоре, однако, молодой переселенец был вынужден покинуть колонию в поисках работы. Нашел он ее на сосе.и leii эстансии4 Фаррапос. Через некоторое время Футин договорился с другим русским колонистом, Семеном Куликом, о покупке в кредит четырех мулов для совместного ведения хозяйства. При этом Михаил должен был отрабатывать их стоимость «на стороне», а Семен - возделывать с помощью этих животных землю. После 22-х месяцев работы на эстансии Михаил женился на овдовевшей русской иммигрантке и вернулся в Сан-Хавьер. По возвращении он попросил Семена Кулика передать ему его долю в совместном хозяйстве, однако тот отказался это сделать. Михаил добился своего только через суд поселения, который состоял из самых уважаемых в Сан-Хавьере людей. При этом все его решения утверждались лично Василием Лубковым.

Василий Лубков стремился к абсолютному равенству поселенцев в имущественном плане. Неудивительно, что в скором времени наиболее зажиточные семьи взроптали. Недовольство политикой Лубкова обусловило решение ряда переселенцев отправиться обратно в Россию.

Раскол возник и на религиозной почве. Один из иммигрантов, Семен Сушков, заявил, что именно он, а не Лубков, настоящий «царь» и «воплощение Бога на земле». В таком качестве Сушкова признала часть переселенцев.

Наиболее же сильный удар по сплоченности общины, пишет Футин, нанес Ипотечный банк, основной кредитор поселения. В середине 20-х годов он распорядился разделить всю землю и собственность по семьям. Не выдержав всего происшедшего, Василий Лубков решает вернуться в Россию. Десятки семей переселенцев уезжают вместе с ним. Через несколько лет Лубков погибает на каторге в Сибири.

Небезынтересна точка зрения приверженцев «Нового Израиля» на важные исторические события, происходившие в России в первой половине XX века. По мнению членов общины, все беды страны были вызваны нежеланием принимать «истинную веру». Они утверждают, что именно по этой причине пострадали миллионы православных в обеих мировых войнах, во время революции, гражданской войны, голода 30-х годов. Судя по дневнику Футина, многие в Сан-Хавьере искренне верили  в самые разнообразные легенды, связанные с именами «духовных отцов» общины «Новый Израиль». Например, в то, что «царь» Парфентий Петрович Касатонов убедил императрицу принять «Идею Христа» и «склонить к тому же и мужа своего, Александра Второго». При этом Касатонов, мол, поведал императору обо всех бедах крестьянского люда, и именно по его наставлению тот принял решение об отмене крепостного права в стране, несмотря на активное противоборство со стороны Синода. Русская Православная церковь воспринималась ими как противник всех позитивных начинаний императора, основной враг простого русского люда.

Другая легенда заключается в том, что после того, как император Николай Второй отказал в аудиенции Василию Лубкову, тот его проклял, и в результате царя убили коммунисты. Любопытно, что «новоизраильтянс» положительно отзывались о В.И.Ленине и отрицательно - о И.В.Сталине.

В дневнике можно найти немало интересных описаний различных городов Уругвая. Монтевидео, например, по словам Футина, представлял собой «белые домики с плоскими крышами, похожие на ульи. На возвышенности виднелось еще одно небольшое здание. Это была крепость. Вокруг этой крепости не видно было никакого населения. Она стояла одиноко, как тюрьма... Город сам собой показывался небольшой». Интересно описание кухни для пеонов, в которой обедал Михаил Футин: «Кухня меня удивила своей неопрятностью. Прокопченная и вся как смола черная, посредине к стенке устроен круг с железным обручем, посреди этого круга лежали дрова и дымились». В дневнике есть информация и об уровне зарплат и цен того времени. Так, за работу в эстансии Фаррапос Михаил Футин получал 15 песо в месяц, а за покупку каждого мула он заплатил песо (при этом все считали, что они обошлись ему очень дорого).

Жители Сан-Хавьера уже в 40-е годы XX века начинали понемногу забывать русский язык, и об этом красноречиво свидетельствует данный дневник. В нем довольно часто встречаются испанские слова, написанные на кириллице, например: «С адуаны показалась ланча и направилась к пароходу».

Заканчивается дневник описанием непростой ситуации, сложившейся в Сан-Хавьере после отъезда и смерти духовного наставника течения, Василия Лубкова. При этом Михаил Футин твердо верил в благополучное будущее русской колонии в Уругвае.