Семичева Галина
СВЯТОЕ МЕСТО
На подземных ходах, катакомбах
Расположен древнейший наш Томск,
Там, где в первых в Отечестве домнах
Получало железо свой лоск.
Здесь готовили пушки и ядра
В городище Грустина в тайге,
И купцы от зари до заката
Тусовались и «жгли» в городке.
Но, Ордою дотла разорённый,
Казаками отстроенный вновь,
Воскресив колокольные звоны,
И дарил и вновь дарит любовь.
Есть у города место святое,
Место памяти павших солдат,
Что когда-то звалось Лукоморьем,
Нынче знаем, как Лагерный сад.
Неспроста именованный садом,
Где когда-то стояли полки,
Проводились ученья, парады
У Томи, величавой реки.
Сотни лет в гарнизоне под Томском
На плацу обучали солдат.
Пополняли российское войско
Тыщи крепких сибирских ребят.
В дни правления Екатерины,
В дни суворовской битвы за Русь,
По-сибирски сражались мужчины:
- За Отечество с ворогом бьюсь!
Сила духа и честь и поныне
Доблесть, мужество – стержень солдат.
Вот с такими страна не погибнет!
Если бой – как стальные стоят!
ПРЕДАННЫЙ ДРУГ
Скулил подброшенный щенок,
Голодный, маленький, тщедушный,
И вот – глаза в глаза – у ног,
Похоже, чувствовал, что нужный.
Привстал, хозяину в лицо
Глядел так преданно и нежно,
А тот – к ошейнику кольцо
Наощупь. Был незрячим грешный.
И день за днём щенок добрел,
Ценил хозяйскую заботу.
«Дай лапу!» На. «Сидеть!» Сидел,
И вскоре вышел на работу.
Водил хозяина с утра
На зорьке встретиться с рассветом.
Хозяин скажет: «Ну, пора».
И шли за хлебом иль с рецептом…
Катились годы, день за днём.
Довольно долго «праздник» длился.
Везде и всюду – всё вдвоём,
Пока хозяин не свалился.
Тогда позвал он в смертный час
К постели преданного друга,
Погладил пса, а сам – угас,
А тот скулил и лез под руку,
Поднять как будто бы хотел,
Но силы было маловато.
С тоски – пёс рядом околел,
Во всю длину улёгшись рядом.
МАМЕ (вне оценки жюри)
Труженице тыла,
участнице строительства ж/д Асино-Томск.
Всё глубже на лице морщин излучины,
И с каждым днём сильнее тела крен,
Давно лежат измученные рученьки
На головах натруженных колен.
Измерить нечем, всё что ею пройдено,
И нечем взвесить горе и тоску,
Ей всё казалось, что погибнет Родина,
Не будь её в том трудовом полку.
И все дела остались жить столетьями
В весёлом беге резвых поездов,
И в улица, где светятся созвездьями
Живые окна белых городов.