Хотим сожрать мир

фантасмагория

О КНИГЕ

Фантасмагоричная, страшноватая сказка, про жизнь человечества после смерти, жизнь после Конца времен. И хотя есть в сказке существа необычные, люди — по-прежнему люди. А потому, любовь и ревность, верность и предательство, зависть, даже убийство — всё имеется. Сдобрено толикой юмора, приправлено щепоткой сарказма. Пробуйте.


Кладбище - огород

- Смотри! Там, внизу, люди!- Толстяк замер на месте.- Голые все.

- Не люди это,- отозвался Вепрь.

- Точно люди, на огороде каком-то.

- Вот именно, каком-то. Кладбище это.

- Чо не закопали, сверху оставили? Почему не сгнили, зверьё не объело?

Они спустились в ложбину. На небольшом, ровном участке земли в одинаковых позах - на коленях, с поднятым к небу лицом, сидели голые, мертвенно-белого цвета люди. Глаза открыты, тела неподвижны. Зеленые побеги, растущие из покойников, сквозь покойников, выглядели дико и страшно.

- Мертвяки? Почему не зарытые, голые, сидят почему?- сыпал вопросами обычно флегматичный и молчаливый Толстяк.

- После Конца времен все как могут еду добывают,- неохотно ответил Вепрь.- Их ещё живыми тут оставляют. Кормят специально плодами какими-то с семечками вместе, потом садят в такую позу, чтобы дерьмо выходило без помех, а семена, внутри у них проросшие, в человечьем навозе быстро укореняются, и питаются телом, как удобрением. Огород – ты прав, только на кладбище. Плоды, кстати, красивые вырастают и вкусныеее, на грушу похожи.

- Груша - это что? – по привычке спросил ошарашенный Толстяк.

- Груша? Ну, как бы тебе объяснить? Как ягоды лесные, только большие, с кулак, и сладкие.

- Из них ягоды вырастут, сладкиееее?- недоверчиво протянул Толстый.

- И впрямь, пока растет не очень похоже на то, что они сожрали,- кивнул Вепрь.

Действительно, ростки были блеклые, кривые, узловатые. Где уж тут «грушам» завязаться. Но уродцы упрямо тянулись хилыми веточками вверх, стебли крепли и утолщались прямо на глазах.

- Если бы хоть какие-то глаза тут были, - мелькнуло у охотника.- Действительно, где же люди, огородники где? С той стороны никакого поселения нет.

- Пошли, посмотрим, наверное, посёлок за другим холмом.

- Сейчас пойдем, днем?- изумился Толстяк.

- А что толку прятаться? Их сторож нас давно засёк. Да мы и не взяли ничего, урожай-то еще не поспел,- саркастически заметил Вепрь, кивая в сторону «кладбища – огорода».

Охотники на всякий случай перехватили в правую руку крепкие рогатины, цепким взглядом окинули друг друга – не ослаб ли пояс, на месте ли крюк – и плечом к плечу зашагали вверх по противоположному склону, навстречу «огородникам».

Красивая - вкусная

Послышался треск сучьев и тяжелые шаги. Кто-то огромный пёр напролом сквозь чащу. «Медведь!»,- напрягся Вепрь, но услышал голоса и ослабил руку сжимавшую приклад карабина. Разговаривали двое. Басовитый бубнил медленно и невнятно, четко проговаривая лишь слово «вкуснаяяя», дискант строчил, как из пулемета, но почти все слова были ясны, хотя, одно тоже выделялось особенно.

- Ой! Птичка, какая смешная - серенькая, шустрая! Смотри - смотри! КРАСИВАЯЯЯ!

- Перепелка! – «взрослым» голосом поучал толстяк (Вепрь почему-то решил, что бас – толстяк). – Вон сколько их, малявок, в траве! Вкусныеее!

Охотник по-прежнему не видел собеседников, только по шумам догадываясь, где они сейчас. Треск сменился шлепками по воде и взвизгиваниями меньшого, должно быть, от летевших брызг.

- Посмотри, какая рыбка красиваяяя! – заливался он.

- Форель красивая рыба, - согласился старший и добавил со вздохом,- вкуснаяяя!

- Топ, а солнце красивое? – поинтересовался маленький.

- Красивое, - привычно подтвердил Топ.

- А вкусное?- не отставал малыш.

- Вкусное,- согласился великан, и тут же зашелся громким, каркающим смехом.

- Вот балда,- отсмеявшись, сказал он,- солнце не съедобное. Да и не достать его, оно, знаешь, как высоко.

Маленький немного посопел и возразил обиженно:

- Ты же сам говорил, все, что движется – живое и его можно съесть, а солнце движется.

- Ишь ты! Сообразил!- удивился Топ.

И тут он их увидел. Вернее, его. Топ действительно оказался большим и толстым. Безразмерный комбинезон защитного цвета делал фигуру хозяина похожей на бронетранспортер, а непропорционально маленькая, лохматая голова, казалась на ней чужеродным предметом. Но куда подевался второй? Сколько Вепрь ни таращился, малыша рассмотреть не мог. Шевельнуться, сменить позу, ему даже в голову не могло прийти. С первого взгляда стало ясно, с Топом шутки плохи. Не смотри, что так нежно воркует с меньшим. Сожрать не сожрет, но прихлопнет конкурента, как перепелку. «А может, я и вкусныыый»,- усмехнулся охотник.

- Нет, пока всю живность в округе не сожрет, на человечину не перейдет. А про солнце-то, хоть и посмеялся, но задумался – нельзя ли откусить. Где же, все-таки, маленький?

Хотя наблюдавший не издал ни звука, толстяк насторожился, замер, прислушался, потянул носом воздух. Но охотник тоже был не новичок. Сидел неподвижно, бесшумно, под ветер в сторону от гиганта. Не обнаружив ничего подозрительного, тот снова заговорил:

- Вишь, показалось.

- Что показалось? - непонятно откуда спросил писклявый.

- Вроде есть кто-то.

- Кто? Зверь?

- Не знаю, зверь или…

- Вкусный?- перебил малыш.

- Наверное, вкусный,- согласился Топ.

- Значит, может и сожрать,- пошутил сам с собой Вепрь.

Живая гора неожиданно быстро двинулась в его сторону и оказалась совсем рядом. И тут тертый калач Вепрь похолодел. Никакого второго не было - и басом, и дискантом толстяк говорил сам с собой.

- Псих!- ужаснулся Вепрь.- Такой страшнее всякого. Это он про себя маленький, умильный да пушистый! Значит, снаружи постоянно доказывает второму, меньшому, беспомощному, какой он сильный, главный, агрессивный. Оторвет башку, потом пожалеет, вот, мол, попался глупенький, непутёвый, красивыыый, вкусныыый.

Озноб прокатился по телу волной, но Вепрь, не пошевелился. Топ постоял еще немного в опасной близости от схоронившегося, развернулся и зашагал прочь. Снова затрещали ветки и потек разговор на два голоса. Всё стихло, но человек в засаде еще минут сорок изображал бревно. Наконец, вылез, подошел к ручью и долго пил, склонившись к самой воде, как пьют загнанные животные, спасшиеся от погони.