С головы на ноги

Но поутру они проснулись

В пижаме спал Иван Петрович,

На животе спала собака,

Собаке снилось, что она,

Иван Петрович, почему-то,

Иван Петрович видел сон,

Что он собака, почему-то.

И эта странная картина,

Разволновала их обоих.

Иван Петрович хрипло лаял

На сослуживцев и домашних,

Он их хотел кусить за пятки

И не хотел вилять хвостом.

Но поутру они проснулись…

Леонид Сергеев

Иван Петрович умер. Ничего страшного, не пугайтесь! Он реинкарнировал. В домашнего хомячка. Вы думаете, он огорчился? Ничуть. Напротив, оценив все выгоды нового положения, остался очень доволен. Раньше, чтобы получить свою «двушку — распашонку», пришлось пройти «огонь, воду и медные трубы», а сейчас очень комфортабельную клетку ему, только за то, что он хомячок — джунгарик купил хозяин. Отличная кухня с хромированной сантехникой — поилка, кормушка, импортные еда и наполнители (пардон!) для сортира, круглый год витамины — овощи, фрукты, чудная спаленка с матрацем из стружек натуральной древесины. Да, еще шикарный тренажер-колесо, в котором Иван Петрович бегал поначалу по старой привычке, как на работе, но, поняв истинное назначение предмета, бегал уже для удовольствия и здоровья. Хозяин его любил, ценил и дорожил им, не то, что на старой человеческой службе. Правда, поначалу боялся выпускать из клетки, но потом, убедившись, что Петрович «добро помнит», оставлял дверцу на целый день открытой. Человек все же, со всеми вытекающими предрассудками. Даже если бы он клетку вовсе не запирал, никуда бы хомячок не сбежал, не такой Иван был дурак, чтобы от добра добра искать. Владелец сентиментально радовался, что удалось приручить хомяка, какой он замечательный, раз питомец отвечает доверием и привязанностью. Хомяк его не разочаровывал, разрешал гладить себя по спинке и класть на плечо, от него не убудет. За это, не смотря на увеличившийся прямо пропорционально количеству хомячков запах, хозяин принес Петровичу подругу, с которой ему тоже определенно повезло. Они оказались знакомы по прошлой жизни, работали в одном строительном управлении и даже издали друг другу симпатизировали. Женщина была спокойная, рассудительная и новой своей хомячьей жизнью тоже очень довольная. Так что, семья у них получилась крепкая, основанная на одинаковом понимании жизни и даже взаимной симпатии.

Тут читатель ожидает, что с Иваном Петровичем случится судьбоносное событие, но напрасно. Наплодив детей — хомячат, он умер и благополучно реинкарнировал в …хомячка. Предлагали ему повышение в крысы, Петрович решительно отказался. Опять бегать, добывать, отнимать, доказывать, кто главный, охранять добытое, еще отравят, не приведи Господь, умрешь в страшных муках. А так, отойдешь, спокойненько прожив свой хомячий век, и реинкарнируешь снова в хомяка. «Там» предупредили по-честному, что в следующий раз никелированная клетка с кормушкой не светит, придется или в крысы, или в инфузорию. Иван подумал-подумал и… все же выбрал, хоть последний раз, но в хомяки.

Что сегодня вместо «сникерса»

…Но из грехов нашей Родины вечной

Не сотворить бы кумиров себе.

Булат Окуджава

Пошел ребенок в детский сад, бедолага, а ему уже СНИЛС требуется вместо «сникерса». Оказалось, эта зеленая картонка так называется — СНИЛС. Дошел он до окончания школы, слава господу, а без картонки никак. Как бы ни сдал экзамены, без пенсионного удостоверения нипочем не узнаешь, как именно. Мигрируют граждане, как кролики, как гастарбайтеры, все труднее пересчитывать, присматривать за такой прорвой народа. А еще говорят, демографический кризис. Это меня, асоциальную, мамки просветили про детский сад и школу. Клерки тоже просветили, прямо в раж вошли образовательный. Звонит одна и милицейским голосом без предисловий перечисляет, что мне НАДО и ТРЕБУЕТСЯ сделать. Я, сильно удивившись, интересуюсь, не из Небесной ли дама канцелярии, раз знает точно, что именно мне надо. Нет, говорит, из Общества страхового. Мы вроде не страховали никого и ничего, стало быть, нам не надо. Надо, толкует, полюс получить ребенку вашему. Какой, зачем? Медицинский, мол, в поликлинику ходить. Так мы в неё не ходим и дите уже пятнадцать лет, благодаренье богу, не водим. Я в полном недоумении интересуюсь: «Женщина, да, скажите, наконец, правду, кто вы на самом деле?». Пришлось ей сознаться. Оказалась служащей из «медстраха». Может, зря созналась. Внутри у меня стало тверденько и прохладненько. Голосом тихим, ровным, почти нежно, спрашиваю:

— Так это вам я зарплату плачу?

— Какую зарплату?

— Это я еще выясню, какую именно. Медицину родную, тьфу-тьфу, в глаза не видали всей семьёй, не беспокоим, ни вас, ни медицину, а зарплату плачу и плачу.

— Да какую вы мне зарплату платите? — утратив всякую строгость, визжит дама.

— Ну, как же вы запамятовали? Я родине налоги плачу, долго плачу, очень долго, она их исправно переводит в Фонд медицинского страхования, а фонд вас на работу нанял и исправно платит зарплату. Вам зарплату. Уточним, все же, у вас зарплата какая? Регулярно получаете?

На том конце трубки тишина.

— Ну, про регулярность, это мы с вами в другой раз потолкуем. А сейчас я хочу знать, почему мои служащие мне хамят, и по какой такой причине, решили, что это возможно.

Она трубку бросила. Или положила. А зря. Другой голос по этому номеру, явно из другой оперы, вежливо, даже доброжелательно поинтересовался, чего изволю.

— Изволю, чтобы клерки вашего учреждения, все до одного, разговаривали со мной точь — в — точь, как вы, если им вдруг вздумается меня побеспокоить. Но больше всего изволю, чтобы коллега ваша сей же час передо мной извинилась.

Не Рождество было, НО она передо мной извинилась, сославшись на то, что мы друг друга не поняли. Да уж, где нам друг друга понять. Ей — заложнице системы, находящейся поочередно то в роли исполнительницы или просительницы, чего НАДО, то с обратной стороны в роли перста указующего, выдающего эти НАДО. Палка, как банально известно, о двух концах. И мне — гражданке асоциальной, вечно ускользающей от дерюжно — жестоких социальных благ той же системы. Я не оговорилась о «жестоких». Вспомнила, как старенькая мама моего друга, выписавшись из больницы после инсульта, со слезами твердила всем подряд: «Городская больница — это ад, ад!».

Ад, родная, и для тех, кто в ней служит, и для тех, кого пользуют. Я человек небольшого достатка, просто, живу по-другому, потому и удается избегать благодеяний родины (кстати, честно мной много лет оплачиваемых), иногда опасных для жизни, да еще отягощенных муками условий их получения. Особо нервным напомню любое количество справок для получения справки и т. д. Но тут ведь как, сам не спросишь, с тебя спросят справочку или СНИЛС.

Р. S. Кстати, очень многие знают, чего нам, грешным, надо. Вездесущая реклама точно знает ско-о-о-лько мне всего надо. Я в сортир, а она как черт из табакерки, с рулона туалетной бумаги: «Вам надо подтираться только этим!». Вот те и запор. А девульки — телефонные коммивояжеры, напрочь позабыв о тренингах разных, так прямо сразу и начинают перечислять, куда мне надо пойти, и что там со мной сделают за немереные денежки. Спасибо продавцам — благодетелям, те иногда тактично интересуются: «Еще чего-нибудь?». И я честно отвечаю: «Да! Счастья, здоровья, благополучия! Да, побольше — побольше!».

Теория происхождения видов

Написано под впечатлением от обсуждения в сети Интернет физических данных двух почти обнаженных купальщиков мужского пола, широко известных среди особей человеческого рода.

Жарким июльским полднем обезьяны счастливо плескались в прохладном озере. Старый макак сидел в тени большого дерева и не спешил в воду. Старичкам всякая вода холодна. Солнышко взобралось повыше, и благодатная тень ушла. Макак неохотно поднялся, почесал нагретую плешь, седые, редкие волосы на обвисшем брюхе и поплелся к воде. Осторожно ощупывая дно сморщенной лапой, сделал шажок и замер. Рядом с ним «пробовал дно» старый шимпанзе. Откуда он взялся? На озере были только макаки, это их территория. Над водой повисла тишина. Шимпанзе, как ни в чем не бывало, готовился принимать водные процедуры. Но тут одна из молоденьких самочек захихикала и протянула лапку в сторону пожилых купальщиков:

— Ой! А у нашего-то сиськи больше!

— И брюхо, — подхватила самочка постарше.

— Зато у ихнего член солидней, — подключился юный самец.

— Дак он и помладше будет, — вступился за «своего» взрослый макак.

— И яйца у нашего не так отвисли, — солидарно поддержал взрослого другой макак.

— Ты на свои посмотри, — парировал юнец, — мозоли уже на коленках набили.

— Точно-точно, — захохотала молодушка, затеявшая развлечение.

Взрослая самка вступилась за своего обожателя. Поднялся гвалт, в котором упоминались достоинства и недостатки многих частей тела у купавшихся макак и даже их отсутствующих родственников. Перепалка переросла в потасовку, впрочем, не мешавшую двум пожилым самцам принимать водные процедуры. Не помешала она также группе крепких самцов шимпанзе накостылять макаковым самцам, получить сексуальное удовольствие с молоденькими самочками — макаками на берегу и преспокойно удалиться, прихватив наиболее симпатичных из них с собой, а заодно весь запас бананов и фиников, «надежно» укрытых сухими листьями у подножия большого дерева.