ДИКИЕ СКАЗКИ
ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
О КНИГЕ
Детективная история про бабушку людоедку.
Вымысел становится реальностью, обыденностью.
Пропаганда насилия — пожирание жизни, пожирание друг друга.
Агрессия захлестнула мир, самое страшное, что и пожилые люди становятся агрессивными. Мы были под защитой любящих предков, а теперь они, вместо того, чтобы нянчить внуков, заедают пирогами теле-убийства вперемешку с мелодрамами.
Не хочу, чтобы наши дети вели себя как «ОБЫЧНЫЕ ЛЮДИ» сегодняшнего дня.
МНЕНИЕ ЧИТАТЕЛЯ
Мы - обычные люди!
У меня был жуткий протест - неужели мы такие циничные?! А потом успокоилась и вспомнила, как телевизор льёт весь ужас повседневности, а мы даже не замечаем. Вроде простенько написано, ситуации обычные, а ведь в том-то и дело, что ОБЫЧНЫЕ.
Вот тут-то и появился лис
Утренние мысли
Проснулась утром — нет никаких мыслей. Это плохо или хорошо? Жить хочется или нет? А повод? Самое время услышать заветное: «Вот тут-то и появился лис…». Но кто ж его скажет, заветное:
— А как это приручить?
— Ты не здешний, — заметил Лис. — Что ты здесь ищешь?
— Людей ищу, - сказал Маленький принц. - А как это приручить?
— У людей есть ружья, и они ходят на охоту. Это очень неудобно! И ещё они разводят кур. Только этим они и хороши. Ты ищешь кур?
— Нет, — сказал Маленький принц. — Я ищу друзей, а как это приручить?
— Это давно забытое понятие, — объяснил Лис.
Антуан де Сент-Экзюпери (Это на всякий случай)
Обращение к читателям
Хочу поделиться мыслями по поводу моего последнего рассказа «Обычные люди», написанного в форме псевдо — сценария художественного фильма. Намеренный писательский прием.
Насилие стало естественной частью современной жизни. Бабульки пьют чай, вперившись в телевизор, где море крови и трупов. Они больше не «кудахчут»: «О, ужас!» — при одном известии о страшном убийстве. Бандитский сериал смотрится наравне с любовной мелодрамой. Старики всем безразличны, и они ко всему безразличны. Бабушки, бывшие раньше символом доброты и мудрости, благодаря безусловной любви которых росло следующее поколение неравнодушных людей, стали бездуховной составляющей общества. Сформировались новые, страшные стереотипы, в которых ничто не слишком и никто никому не нужен.
Сегодня смотрела запись передачи, где женщина средних лет искренне, непосредственно, с душевной болью обращалась ко всем нам с вопросом: «Что происходит, и как нам это изменить?». Народ, собравшийся на очередное шоу, оказался «не в своей тарелке».
Подпишусь под каждым её словом.
ОБЫЧНЫЕ ЛЮДИ
Сцена 1. Старый дом
Старый дом, «хрущоба», спальный район. Вид «во всей красе». Облупившаяся штукатурка, балконы с «объеденными» подошвами, деревянные, многократно крашеные рамы, двери в подъезды зеленого, совдеповского, немаркого цвета. Растрескавшийся, вспученный асфальт, больные старые деревья, мусорные баки, полумертвая детская площадка. Сгнившая «песочница» и «грибок» над ней, полуразрушенные, кариесные зубы скамеек. Осень, листья уже не золотые — коричневые, но сухо. Солнце и небо затянуты серыми тучами.
Сцена 2. Старушки
На убогих скамьях примостились старушки. Укутаны. Шаль на пояснице, поверх пальто, или платок на плечах, есть стильная, в берете и шубке. Под «собой» утеплитель: одеяло розовое, байковое, вязаный половичок из обрезков ткани — «кружок», у «береточной» плед. «Собрание» расположилось возле второго подъезда, не угловой, значит, не дует, и скамейки две, одна против другой.
Типажи.
«Береточная» — нервная, тощая, волос мало, губы, сморщенные недовольной гузкой, накрашены ярко.
«Толстая» — кругом мешки, от глаз до лодыжек, брюзжит медленно и тяжело. Пальто на животе не сходится, подпоясана старым поясом от байкового халата, не в цвет, страдает одышкой.
«Молчаливая» — замкнута, больше слушает, соглашается или отрицает кивком головы, переживает справедливо лицом. Одета в «честное» советское, серое пальто и «удобные» «осенние» туфли.
«Правильная» — лицо добродушное, открытое, в меру пухлая. Смешливая, быстро воспламеняется, но легко уступает, защищает осуждаемых, расстраивается всерьез из-за «скамеечных разговоров».
«Обычная» — обычная тетка, не старая и не молодая, не злая и не добрая, похожа на вышедший из моды кошелек с двумя пимпочками — защелками. Прическа «гулей» на темечке, вокруг головы мохеровый шарф в крупную клетку, из бывших дефицитов, пальто-балахон не маркого цвета, с рынка, «слоновьи» ноги в полусапожках на толстой подошве (замки до конца не сходятся), пухлые, крепкие пальцы с широкими ногтевыми пластинам. Не спорит и не уклоняется, сплетничает в меру.
Сцена 3. Новый жилец
Рабочие азиаты выносят мусор из подъезда, грузят в самосвал. Машину с мебелью, разгружают они же. Паркуется простенькая легковушка, из неё выкатывается низенький, крепкий пузан. Одет средне — прилично. По-хозяйски покрикивает на рабочих. Старушки до того шушукавшиеся между собой, обращаются к брюханчику:
— Вы новый хозяин из двадцать четвертой? Сосед наш?
«Колобок» смеется, он на все смеется, с разной эмоциональной окрашенностью.
— Нет, дамочки! Хозяин скоро будет, а я тут за всем присматриваю, — укатывается в подъезд.
— Это что ж за человек такой? Богатый?
— Где там, богатый?! Богатый не купил бы в нашей развалюхе.
— А что? У нас стены толстенные — тишина, потолки три метра. Народу всего — ничего, машин нет. Скоро все квартиры в нашем доме богатые поскупают.
— Скоро нас всех закопают, а дом снесут. Вон, только в нашем подъезде сколь уже померло. Егорова из двадцать второй лежит пятый месяц, из двадцать третьей, как её?
— Перепелкина.
— Перепелкина, глухая, как пень, уже третий год из квартиры не выходит. В двадцать первой никто не живет, почитай год. На моем этаже какие-то гастрабайтеры во всех квартирах. Уходят рано, возвращаются поздно. Хорошо хоть не орут, не дебоширят, — сквозь одышку выступает Толстая.
— Таджики, они смирные, непьющие, им Аллах не велит, — это Справедливая.
— Так у вас там померли все старые жильцы, это их дети сдают? — подключается Береточная.
— Ну, да. Машкины…
Дальше обсуждение местных новостей и старостей.
Подъезжает дорогая машина, выходит «новый хозяин». Оценочный уровень — выше среднего, но чуть. Не сволочь, не дурак, так, пофигист. Мужчина в самом соку. Вежливо здоровается, спешит пройти в подъезд, но Береточная, очнувшись, его тормозит:
— Вы наш новый сосед?
Спокойно поворачивается.
— Да.
— Меня Вера Анисимовна зовут, — кокетничает. Сосед оценил, вспомнил все прочитанное.
— Позвольте представиться, Иван Николаевич, — почти не ерничает.
«Беретка» поплыла, собралась ответить, но тут вмешивается Толстая:
— Что ж вы, получше не нашли? Домик-то, завалящий, снесут скоро.
— А мне тут нравится, тихо, воздух чистый, соседки хорошие, — последнее подчеркнул.
Каждая отреагировала по-своему. А он скользнул в подъезд.
— Может и не снесут?
У каждой свои мысли, «свое лицо».
Сцена 4. Котлеты
Обычная тетка делает котлеты. Это смачное действо. Старая мясорубка закреплена на столе, фарш, панировка, огромная сковорода шкворчит, так все аппетитно показано, что поневоле чувствуешь запах и вкус. «Гуля» где положено, на темечке, вместо шарфа хлопчатобумажный платок. Камера фиксирует толстые пальцы, ловко разделывающие мясо, особенно подробно — отделение от кости, удаление сухожилий. Телевизор говорит рецепты.
(КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА)
В КРАЮ ПИРАМИД
Всем МЛМ-щикам посвящается.
Людям без чувства юмора лучше не читать.
После Катастрофы, люди оказались кто где. Эти — в пустыне. Были они из разных племен, но языки имели схожие, постепенно научились понимать друг друга, образовался свой, новый язык, и вошел в повседневный обиход. Больше напоминал сленг, да многовато при нем было вспомогательных жестов, но притерлось. Профессии имели разные, большей частью, бесполезные, потому как, навыков, способствующих выживанию, те профессии им не дали. Кладовщицы, нормировщицы какие-то, слесари, бухгалтеры, инженеры непонятного назначения, военные, художники, маникюрши, доктора даже. Но те хоть на что-то годились. Только, без лекарств лечить не умели. Ну, перевязать, шину наложить, диагноз поставить. А что его ставить? У всех один и тот же — голод и холод. Считать особо нечего и не у кого. Бухгалтеры с кладовщиками раньше чужое считали, своего-то раз-два и обчелся, а тут только «обчелся». Технарям разного уровня мастерить нечего и не из чего, копать не приучены, и нечем опять же.
Ну, копать всем пришлось учиться — куда деваться, и в основном с помощью природных приспособлений — рук. Военных никто не слушался — одичали все. А им самим никто команд не отдавал, так и не знали, что приказывать.
Брели кучно, жаловались друг другу, окапывались от холода на ночь (тут от военных прок был), ели, что найдут, сообща или тайком. Наконец, посовещались и решили — брести дальше бессмысленно, нету ничего, в какую сторону не пойди, а окапываться каждую ночь тяжело, постановили - больше не кочевать, выбрать место и осесть.
А из чего выбирать? Главное, от воды никуда не уходить. Там и зверьё мелкое, какое выжило, обретается, если повезет, можно белком подкрепиться. Но везло редко, мало братьев меньших сохранилось. Решили, особо не усердствовать, чтобы размножались. В будущее, значит, смотрели. И прикармливать животину нечем, сами боялись, чтобы они от людей чего не откусили, некоторые пытались, даже те, что раньше травоядными были. Жить захочешь…
Племя, назовем его так, захотело. Стали договариваться, как жить дальше, чего делать, всем вместе и по отдельности. Бабы заголосили, мужики пусть идут, добудут мамонта, а уж они приготовят, но примолкли. Убивать некого, разве что друг друга, а было б яйцо да курочка, состряпала б и дурочка. Порешили: вместе рыть норы — землянки, вместе ловить тараканов. Ну, и спать всем вместе, теплее все же, и размножаться необходимо, как иначе.
Был у них один мыслитель. А мыслитель в пустыне, что голый на стадионе. Мысли не мысли, есть только то, что есть. Не Моисей все же, на манну небесную и глас Господень рассчитывать не приходилось. Посмотрел он кругом, что, собственно, есть. Глина, песок, вода. И озарила его идея, не новая по прошлым временам, а по нынешним, прямо скажем, бред. Построить пирамиду. Делать, значит, кирпичи из глины, обжигать их и пирамиду строить. Нормировщицы его первые матом обложили, тут и так нормировать нечего, нормируй — не нормируй, все одно, по три таракана в день на каждого, а он стройку затеял. Тараканов надо искать, а не дурью маяться. За каким… она сдалась, эта пирамида?! Мыслитель обосновал. Внутри жить будем, снаружи никто не нападет (кому нападать?), нагреется песок и отдаст тепло, как радиатор, сухо, а до вершины достроим, можно будет посмотреть, что там, вдали, за рекой. Спорили долго, едва без тараканов на ужин не остались, ругались так, что чуть возможности для продолжения рода друг у друга не поотрывали. Склонила к строительству чисто человеческая мысль — вдруг все вымрем, хоть пирамида после нас останется. Хеопсова же, наверняка, стоит по сию пору. Никто не осмелился задать вопрос, на хрен тараканам их пирамида. Главное — цель появилась — для чего жить.
Дальше что? Египтяне эти сильно умные были. Пока все живущие питекантропы в шкурах шлялись, они уже про золотое сечение и число Пи кумекали. А тут, стороны света с трудом, по восходу и закату. Хорошо, хоть военные соображают маленько без компаса. Архитекторы из них хреновые были, надо ж не только кирпичи из глины делать навостриться, чтоб не разваливались, как спервоначалу было, а чтоб на головы потом не падали. Бухгалтеры с нормировщицами долго считали, а военные рисовали.
Доктор однажды хотел внести разлад, когда из-за чертежей этих все голодными спать легли. Это миф, говорит, про строительство пирамид за двадцать с небольшим лет. Там миллионы кирпичей, нужно было столетия класть. А нам, сколько придется? Пустое все. За деморализацию выставили на ночь тараканам на съедение, доктор взмолился о прощении, осознал мотивацию общей целью и замолк.
— Вы, доктор, в строительстве ничего не смыслите, так что, лучше изучайте местную флору — фауну и прочее для использования в лечебных целях. Или экстрасенсорные методы осваивайте.
Проученный доктор молчал, все и так знали, что всей флоры и фауны тут с гулькин …нос.
Начертили-таки на стене землянки палочкой проект, цифры кое-какие записали там же. И принялись. Рассуждали так. Нижнюю часть надо всем вместе строить, с перерывом на добычу пищи и её прием, потом, из-за сужения пирамиды к вершине, народу на стройке будет меньше занято, а на пищедобыче больше. И чем выше пирамида, тем всем сытнее, потому как больше еды добывается. Еще один стимул работать скорей. А уж как до вершины дойдут — будет благоденствие. И тараканов больше разведется к тому времени, и охотников.
Не буду испытывать терпение любопытного читателя. Пирамиду они построили. Еды, правда, не намного больше стало, видно, плохо тараканы разводились или есть больше стали, дети, опять же, народились, тоже расход пищи. Да и искусство ловли насекомых — кормильцев плохо развивалось. Тараканы же, всем известно, живут дольше пирамид, потому как приспосабливаются очень хорошо, в отличие от людей. Ясное дело, они прятаться лучше стали. В общем, как было плохо с едой, так и осталось, не сбылась эта мечта. Зато увидеть, что там, на другом берегу реки, получилось. Глянули с вершины, а там тоже пирамида стоит, один в один ихняя, и такие же человечки шевелятся. Не одни они, стало быть, выжили и не их одних светлая мысль посетила. К жизни, кстати, пирамида оказалась непригодна, в золотом сечением не сошлось что-то, внутри кирпичи ухали периодически на головы незадачливых архитекторов. Польза была еще для доктора - научился лечить наложением рук, соответственно, и для окружающих. Была от пирамиды польза, была. А дабы дух единства не угас, и новая цель общая появилась, решили построить еще одну, рядышком, чтобы после племени не одна пирамида осталась.
2015 г.