Вот тут-то и появился лис

Утренние мысли

Проснулась утром — нет никаких мыслей. Это плохо или хорошо? Жить хочется или нет? А повод? Самое время услышать заветное: «Вот тут-то и появился лис…». Но кто ж его скажет, заветное:

— А как это приручить?

— Ты не здешний, — заметил Лис. — Что ты здесь ищешь?

— Людей ищу, - сказал Маленький принц. - А как это приручить?

— У людей есть ружья, и они ходят на охоту. Это очень неудобно! И ещё они разводят кур. Только этим они и хороши. Ты ищешь кур?

— Нет, — сказал Маленький принц. — Я ищу друзей, а как это приручить?

— Это давно забытое понятие, — объяснил Лис.

Антуан де Сент-Экзюпери (Это на всякий случай)

Обращение к читателям

Хочу поделиться мыслями по поводу моего последнего рассказа «Обычные люди», написанного в форме псевдо — сценария художественного фильма. Намеренный писательский прием.

Насилие стало естественной частью современной жизни. Бабульки пьют чай, вперившись в телевизор, где море крови и трупов. Они больше не «кудахчут»: «О, ужас!» — при одном известии о страшном убийстве. Бандитский сериал смотрится наравне с любовной мелодрамой. Старики всем безразличны, и они ко всему безразличны. Бабушки, бывшие раньше символом доброты и мудрости, благодаря безусловной любви которых росло следующее поколение неравнодушных людей, стали бездуховной составляющей общества. Сформировались новые, страшные стереотипы, в которых ничто не слишком и никто никому не нужен.

Сегодня смотрела запись передачи, где женщина средних лет искренне, непосредственно, с душевной болью обращалась ко всем нам с вопросом: «Что происходит, и как нам это изменить?». Народ, собравшийся на очередное шоу, оказался «не в своей тарелке».

Подпишусь под каждым её словом.

ОБЫЧНЫЕ ЛЮДИ

Сцена 1. Старый дом

Старый дом, «хрущоба», спальный район. Вид «во всей красе». Облупившаяся штукатурка, балконы с «объеденными» подошвами, деревянные, многократно крашеные рамы, двери в подъезды зеленого, совдеповского, немаркого цвета. Растрескавшийся, вспученный асфальт, больные старые деревья, мусорные баки, полумертвая детская площадка. Сгнившая «песочница» и «грибок» над ней, полуразрушенные, кариесные зубы скамеек. Осень, листья уже не золотые — коричневые, но сухо. Солнце и небо затянуты серыми тучами.

Сцена 2. Старушки

На убогих скамьях примостились старушки. Укутаны. Шаль на пояснице, поверх пальто, или платок на плечах, есть стильная, в берете и шубке. Под «собой» утеплитель: одеяло розовое, байковое, вязаный половичок из обрезков ткани — «кружок», у «береточной» плед. «Собрание» расположилось возле второго подъезда, не угловой, значит, не дует, и скамейки две, одна против другой.

Типажи.

«Береточная» — нервная, тощая, волос мало, губы, сморщенные недовольной гузкой, накрашены ярко.

«Толстая» — кругом мешки, от глаз до лодыжек, брюзжит медленно и тяжело. Пальто на животе не сходится, подпоясана старым поясом от байкового халата, не в цвет, страдает одышкой.

«Молчаливая» — замкнута, больше слушает, соглашается или отрицает кивком головы, переживает справедливо лицом. Одета в «честное» советское, серое пальто и «удобные» «осенние» туфли.

«Правильная» — лицо добродушное, открытое, в меру пухлая. Смешливая, быстро воспламеняется, но легко уступает, защищает осуждаемых, расстраивается всерьез из-за «скамеечных разговоров».

«Обычная» — обычная тетка, не старая и не молодая, не злая и не добрая, похожа на вышедший из моды кошелек с двумя пимпочками — защелками. Прическа «гулей» на темечке, вокруг головы мохеровый шарф в крупную клетку, из бывших дефицитов, пальто-балахон не маркого цвета, с рынка, «слоновьи» ноги в полусапожках на толстой подошве (замки до конца не сходятся), пухлые, крепкие пальцы с широкими ногтевыми пластинам. Не спорит и не уклоняется, сплетничает в меру.

Сцена 3. Новый жилец

Рабочие азиаты выносят мусор из подъезда, грузят в самосвал. Машину с мебелью, разгружают они же. Паркуется простенькая легковушка, из неё выкатывается низенький, крепкий пузан. Одет средне — прилично. По-хозяйски покрикивает на рабочих. Старушки до того шушукавшиеся между собой, обращаются к брюханчику:

— Вы новый хозяин из двадцать четвертой? Сосед наш?

«Колобок» смеется, он на все смеется, с разной эмоциональной окрашенностью.

— Нет, дамочки! Хозяин скоро будет, а я тут за всем присматриваю, — укатывается в подъезд.

— Это что ж за человек такой? Богатый?

— Где там, богатый?! Богатый не купил бы в нашей развалюхе.

— А что? У нас стены толстенные — тишина, потолки три метра. Народу всего — ничего, машин нет. Скоро все квартиры в нашем доме богатые поскупают.

— Скоро нас всех закопают, а дом снесут. Вон, только в нашем подъезде сколь уже померло. Егорова из двадцать второй лежит пятый месяц, из двадцать третьей, как её?

— Перепелкина.

— Перепелкина, глухая, как пень, уже третий год из квартиры не выходит. В двадцать первой никто не живет, почитай год. На моем этаже какие-то гастрабайтеры во всех квартирах. Уходят рано, возвращаются поздно. Хорошо хоть не орут, не дебоширят, — сквозь одышку выступает Толстая.

— Таджики, они смирные, непьющие, им Аллах не велит, — это Справедливая.

— Так у вас там померли все старые жильцы, это их дети сдают? — подключается Береточная.

— Ну, да. Машкины…

Дальше обсуждение местных новостей и старостей.

Подъезжает дорогая машина, выходит «новый хозяин». Оценочный уровень — выше среднего, но чуть. Не сволочь, не дурак, так, пофигист. Мужчина в самом соку. Вежливо здоровается, спешит пройти в подъезд, но Береточная, очнувшись, его тормозит:

— Вы наш новый сосед?

Спокойно поворачивается.

— Да.

— Меня Вера Анисимовна зовут, — кокетничает. Сосед оценил, вспомнил все прочитанное.

— Позвольте представиться, Иван Николаевич, — почти не ерничает.

«Беретка» поплыла, собралась ответить, но тут вмешивается Толстая:

— Что ж вы, получше не нашли? Домик-то, завалящий, снесут скоро.

— А мне тут нравится, тихо, воздух чистый, соседки хорошие, — последнее подчеркнул.

Каждая отреагировала по-своему. А он скользнул в подъезд.

— Может и не снесут?

У каждой свои мысли, «свое лицо».

Сцена 4. Котлеты

Обычная тетка делает котлеты. Это смачное действо. Старая мясорубка закреплена на столе, фарш, панировка, огромная сковорода шкворчит, так все аппетитно показано, что поневоле чувствуешь запах и вкус. «Гуля» где положено, на темечке, вместо шарфа хлопчатобумажный платок. Камера фиксирует толстые пальцы, ловко разделывающие мясо, особенно подробно — отделение от кости, удаление сухожилий. Телевизор говорит рецепты.

(КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА)