Біографія

Родился 14 сентября 1974, в Орджоникидзе, что в Днепропетровской области, Украина. Семья была рабочая. Отец всю жизнь проработал на одном рабочем месте, машинистом насосных установок на горно-обогатительном комбинате. Мать работала поваром и швеёй на трикотажной фабрике.

1981-1992 - учёба в школе и профтехучилище. Сразу после окончания учёбы, отказавшись от отсрочек, осенью 1992 ушёл в армию. Это был только второй призыв в армию уже независимой Украины. Отслужил два года, вернулся домой осенью 1994 в совершенно другую страну. Люди жили плохо, страна за эти два года сильно поменялась и отношения между людьми поменялись очень сильно в худшую сторону.

Из-за отсутствия денег шансов продолжить учёбу не было и пришлось искать работу. На государственных предприятиях зарплату постоянно задерживали или выдавали стиральными порошками. В то время появились первые предприниматели и была возможность зарабатывать на жизнь столько, сколько сможешь. Отец Руслана был человеком старой закалки и не одобрял его выбор, всё время твердил про стаж и ому подобное. Да и многие тогда называли предпринимателей по старой "совковой" привычке спекулянтами…

В период 1995-1999 занимался предпринимательской деятельностью в родном Орджоникидзе. Время это было сложное, на многое пришлось посмотреть другими глазами… В мае 1999, пережив кризис 1998-го, переехал в Киев, где работал на менеджерских должностях в разных коммерческих предприятиях. В октябре 2000 учредил свою компанию, которую непосредственно возглавляет по сегодняшний день. Компания занимается развитием и внедрением инновационных технологий в области энергосбережения, гражданского и промышленного строительства.

Руслан находится в постоянном поиске новых технологий и новых горизонтов развития для своего производства, очень любит путешествовать по миру. Мечтает о том, чтобы Украина стала процветающим и богатым государством, в котором живут свободные люди.

Женат с 2002, супруга воспитывает сына-первоклассника и увлекается декупажем.

В 2004-м был участником Оранжевой революции. Как человек, переживший девяностые, увидев, кто рвётся к власти, с первого дня вышел на Майдан. До этого политикой не интересовался и даже не знал, в чём разница между Кабинетом Министров и Верховной Радой… В декабре 2004 вместе с женой и её братьями, на общественных началах, ездили наблюдателями от Ющенко в третьем туре выборов президента в Днепропетровскую область. Увидели своими глазами, как фальсифицируются выборы, смогли найти нарушения и остановить фальсификации на тех участках, где были наблюдателями.

Зимой 2013-2014 стал участником Революции Достоинства, после того, как избили студентов. До этого момента, разочаровавшись в итогах Оранжевой Революции, принципиально не принимал участия в любых протестных движениях.

Книга "Пробуждение" написана под впечатлением от увиденного и пережитого во время Революции 2013-2014. Я решил записать все то, что впечатлило, чтоб не забыть. Первым был написан рассказ «Один день», в нём описаны события одного дня 18 февраля 2014, этот рассказ был написан за один день, на эмоциях, буквально спустя неделю после произошедшего. Следующим был рассказ «В осаде» о событиях 20-22 февраля 2014, работал над рассказом ночью, мучила бессонница и, по сути, это была такая терапия от контузии, полученной 18 февраля во время "Мирної ходи" на ул. Институтской.

Записи я давал почитать родным и друзьям, а моя жена предложила написать книгу, чтобы оставить в памяти все происходящее. Название «Пробуждение» пришло само по себе и это, по сути, отражает то, что происходило с нами в те дни, мы пробуждались от спячки и безразличия и начинали борьбу за свою страну и за будущее своих детей. Мы начинали поэтапно переходить от слов к делу и влиять на процессы, происходящие в нашей стране.

В июне 2014, в связи с началом Войны на Востоке Украины я приостановил работу над написанием книги и возобновил 21 ноября 2014. В день годовщины начала Революции опубликовал в Facebook короткий отрывок из рассказа «Один день», в котором я описал то, что больше всего поразило. В личные сообщения от группы «Майдан 18-20 февраля. Как всё было» пришло редкое фото, на котором была запечатлена давка на баррикаде № 8 возле выхода из станции метро Крещатик на ул. Институтской. Я долго искал в сети Интернет фото и видео именно с того места, но ничего не находил, понимал, что там было действительно жарко и очень страшно и людям просто было не до съёмок…

Фото меня поразило, в памяти всплыли лица людей… Я возобновил работу над книгой, работал по ночам, когда семья ложилась спать и в доме было тихо. Слова, буквы, предложения всё как-то само собой перетекало из головы на клавиши моего компьютера, часто встречал рассвет за работой над книгой… Встречался с людьми, которые пережили те события и были в самом эпицентре, спонтанно ездил на ул. Институтскую, ходил по тротуарам и в памяти всплывали новые подробности, которые раньше казались просто кошмарным сном…

Это мой первый опыт в написании книги, я изложил то, что видел, описал людей, которые были рядом и если кого-то нечаянно обидел, прошу не судить строго.

РУСЛАН САН-МАРИНО — человек далекий от литературы. По роду деятельности он владелец небольшой компании, занимающейся внедрением инновационных технологий, а по жизненной позиции — украинский патриот, горячо любящий свою Отчизну, гордящийся ее славным прошлым и остро переживающий за ее будущее. Именно поэтому он, человек определенного достатка, у которого, казалось бы, жизнь сложилась неплохо, не смог остаться в стороне от событий, происходивших на Майдане в дни Революции Достоинства. И он не просто не остался в стороне, он пошел в их самую гущу.

Уривки з книги "Пробудження"

ПРОЛОГ

События, о которых здесь будет рассказано, происходили в древнем городе, раскинувшемся на берегу могучей реки, и ведут отсчет от 21 ноября 2013 года.

Тот год был довольно сложным. Я человек не суеверный, но после ряда событий начал верить в то, что число 13, мягко говоря, не очень хорошее. В мае 2013 года, в возрасте 32 лет, умер от рака мой друг Юра. Он и его семья на протяжении полутора лет отчаянно боролись со страшной болезнью, помощи ждать было неоткуда...

Летом 2013 у меня на работе произошел пожар, полностью сгорело производство. А в стране начинался упадок экономики. Народ не знал, чего ждать от руководителей государства. Но, несмотря на все неприятности, мы с оптимизмом смотрели в будущее и не опускали рук. Страна готовилась подписать договор об ассоциации с ЕС. Казалось, что правительство, не обращая внимания на беспрецедентное давление со стороны соседнего государства, показывает всему миру: Украина выбрала европейский путь развития.

Честно говоря, я лично не очень верил в то, что мы подпишем этот договор — слишком жадные и беспринципные люди пребывали в то время у власти. Тем не менее мы прожили год, платя налоги по Налоговому кодексу, и деньги в бюджет поступали регулярно, несмотря на общий спад производства и деловой активности примерно на 40 % по сравнению с предыдущим годом. Именно этот показатель — 40 % — часто озвучивался при общении партнеров по бизнесу, да и я сам, подводя промежуточные итоги за год, констатировал спад объемов продаж и производства на 40 %. Много это или мало — судите сами. Тем не менее, в 2013 году в бюджет поступали рекордные суммы, ведь мы платили авансом среднемесячный налог на прибыль по итогам успешного прошлого года. А тем временем наше правительство и президент носились по всему миру с протянутой рукой и просили денег.

27 ноября 2073 года

«ПОДПИСАНИЕ АССОЦИАЦИИ НЕ ГАРАНТИРУЕТ УКРАИНЕ НОВЫЕ КРЕДИТЫ. — МВФ»

«ПУТИН НАЗВАЛ ПОЛИТИКУ РОССИИ В ОТНОШЕНИИ УКРАИНЫ «НЕАГРЕССИВНОЙ»

«АЗАРОВ ОТКАЗАЛСЯ ОТ ПОДПИСАНИЯ СОГЛАШЕНИЯ ОБ АССОЦИАЦИИ С ЕС»

В этот день многие украинцы испытали сильнейшее разочарование: наш премьер-министр Н. Азаров заявил, что Украина приостанавливает процесс подписания ассоциации с ЕС. Я не удивился такому развитию событий, хотя сильно огорчился, ведь очень хотел, чтобы в нашей стране начались перемены, да и мой бизнес был ориентирован на работу со странами ЕС.

Вечером мне по Вайберу пришло сообщение от друга Жени: «Поехали на Майдан на акцию протеста».

Женя на 7 лет младше меня. Тогда, осенью 2013 года, он работал исполнительным директором в благотворительном фонде — помогал детским больницам, организовывал креативные акции по сбору денег. Вспомнилось, как в октябре мы вместе собирались в Мариинском парке. Его компания тогда реализовала отличную идею — установила возле Зеленого театра уличную инсталляцию копий картин современных украинских художников, и те под открытым небом проводили для всех желающих свои мастер-классы. Конструкция работала на солнечных батареях — ночью она освещалась, а из колонок доносилась легкая музыка; был открыт свободный доступ к сети Wi-Fi. Получилось очень оригинально! Я даже приобрел несколько понравившихся мне полотен. К тому же это был социальный эксперимент — проверка нашего общества на зрелость: выстоит ли инсталляция под открытым небом без охраны? И он прошел удачно — никто ничего не повредил, конструкция простояла в Мариинском парке до середины следующего месяца. Октябрь радовал нас теплыми, солнечными днями, мы семьями посещали мероприятия, организованные Женей. Наши сыновья ели мороженое, которое бесплатно раздавал всем детям директор Зеленого театра, а я катал их по парку на трехколесном велосипеде, похожем на рикшу.

И вот месяц спустя я читал пришедшее от друга сообщение и понимал, что не верю в успех протеста, мне казалось, что ничего изменить уже невозможно. Черкнул ему несколько строк — мол, после Оранжевой революции политикам больше не верю. Женя пытался меня переубедить. Тогда я написал, как из убеждений в декабре 2004 за свой счет ездил в Восточную Украину наблюдателем от кандидата в президенты Виктора Ющенко. Однако последующие годы показали, что не все так просто, как тогда казалось... После 2004 года власть намеренно дискредитировала протестные акции, даже появилась такая «работа» — протестовать по любому поводу и за деньги.

Люди, тем не менее, вышли. Началось все с активной позиции студентов. К ним хотели примкнуть политики из оппозиции, но активисты отказались принимать их помощь, поскольку не желали участвовать в борьбе за власть. В итоге студенты обосновались на Майдане, а оппозиционные политики — на Европейской площади. Я наблюдал за всем этим со стороны и не верил в то, что у них что-то получится. До этих событий протесты проходили часто, но все они касались каких-то отдельных слоев населения страны. Власть умело закручивала гайки, поэтапно отбирая льготы то у чернобыльцев и афганцев, то уничтожая как класс мелких торговцев и предпринимателей. Масштабные акции не устраивались — и казалось, их уже не будет.

29-30 ноября 2073 года

«БЕРКУТ ЖЕСТОКО РАЗОГНАЛ МАЙДАН — ДЕСЯТКИ РАНЕНЫХ»

«ОППОЗИЦИЯ ПРИЗЫВАЕТ В ВОСКРЕСЕНЬЕ ВЫЙТИ НА ВЕЧЕ»

29 ноября 2013 года еще была надежда на то, что президент одумается и все-таки подпишет договор об ассоциации с ЕС, но чуда, увы, не произошло. Наш «гарант» на саммите в Вильнюсе выглядел жалко, над ним смеялась вся Европа. Он мог войти в историю реформатором, а вошел непонятно кем.

У меня были свои заботы — я готовился к поездке в Шанхай. Правда, вечером в пятницу я изменил своему правилу не смотреть политические ток-шоу. Решил послушать, что скажут наши политики в свое оправдание. С экрана телевизора, на котором красовались самодовольные рожи депутатов от правящей коалиции, лился поток лжи. Их было противно смотреть и слушать. Вдруг одна из депутатов от оппозиции сообщила, что «Беркут» на Майдане разбил голову известному фотографу из зарубежного издания. Она обратилась к политикам из партии президента, пускай, мол, позвонят своему шефу и потребуют остановить кровопролитие. Женщина-депутат от правящей коалиции с ехидной улыбочкой ответила, что все сказанное — неправда, что это просто попытка нагнетания ситуации в прямом эфире.

Но в субботу утром, 30 ноября, меня разбудила жена и со слезами на глазах рассказала, что студентов на Майдане сильно избил «Беркут» и что Майдана больше нет. Я первым делом включил телевизор и увидел кадры кровавой расправы над студентами, журналистами, да и всеми, кто попал под горячую руку зверей в погонах. Потом засел в интернет — от видео расправы над протестующими волосы вставали дыбом. Через 3 часа у меня вылетал самолет, а я не мог прийти в себя от увиденного. Не давала покоя мысль о том, что нужно отменить поездку и остаться дома. Но я все же решил лететь в Шанхай.

В аэропорту все обсуждали ночные события. Появились слухи о том, что «Беркут* был то ли из Крыма, то ли из Луганска. Позже выяснилось, что на самом деле силовики были киевские, а слухи распускали, видимо, боясь мести или пытаясь вбить клин в отношения между жителями разных регионов нашей страны. А возможно, уже тогда был запущен сценарий на раскол Украины. В Москве, в аэропорту Шереметьево, у меня была пересадка на самолет до Шанхая. Между рейсами пришлось ждать 5 часов. Все это время я сидел в интернете, наблюдая за событиями, происходящими в Киеве. Через Москву я летал довольно часто, у меня была традиция коротать время ожидания в одном пабе за кружкой ирландского эля. Но в этот раз я нарушил традицию — не мог оторваться от планшета.

Я очень переживал, что улетел, оставив свою семью в столь неспокойное время. А тем временем на улицы Киева вышло много народа — и это уже были не студенты, а взрослые люди разных профессий и разного социального статуса. Мы, украинцы, народ очень терпеливый, но бить наших детей никому не позволим!

22 февраля 2014 года

Утром, около восьми часов, я приехал в академию: все было спокойно, ребята находились на своих постах. К десяти был запланирован вывод ментов и их погрузка в автобусы. С Майдана приехали афганцы из Харькова. Сказали, что Допа с Гепой сошли с ума, хотят устроить в Харькове кровавую бойню. Один из афганцев был высокий рыжий мужчина лет около пятидесяти, другой — невысокого роста мужичок, похожий на таджика. Ребята рассказали, что у многих командиров семьи в заложниках у Гепы и им постоянно звонят, угрожают, требуют срочно возвращаться в Харьков. Афганцы хотели поговорить с земляками из полка ППС, чтобы убедить остаться. Мы пропустили их на территорию академии. Через некоторое время афганцы вышли и попросили выпустить солдат в бронежилетах, чтобы хоть как-то обезопасить их в дороге. В Харьковской области были случаи нападения гопников на милицию.

В это время подогнали дополнительные автобусы, приехала сотня «Коломыя». Я попросил самообороновцев обыскать автобусы и контролировать территорию. Ребята перекрыли своими автомобилями улицу с обеих сторон, чтобы никто не мешал, да и перестраховаться было не лишним. С Майдана прибыли люди с видеокамерой. Кто-то дал мне мегафон, из которого постоянно вываливалась батарейка. Я занялся организацией выхода ментов из академии: начал выстраивать коридор, а когда он был готов, на всякий случай прошел по нему, строго предупредив присутствующих, что, если кто-то кинет камень или еще какую-нибудь хрень, сразу получит пулю в лоб лично от меня. Возможно, это было слишком жестко, но время было такое — выбирать слова не приходилось. Еще раз проверил, все ли в порядке, и дал команду выпускать наших осажденных. Пошли первые бойцы... Они не очень хотели показывать документы, тем более на камеру. Тогда я подошел к командирам и попросил объяснить бойцам, что это главное условие. А если будут выпендриваться, то могут и здесь остаться. После этого менты начали выходить с документами в развернутом виде. Один человек снимал лица и документы бойцов, другой проверял на наличие оружия и со словами: «Спасибо, сынок, иди с Богом», — отпускал в автобус.

Когда дополнительные автобусы были заполнены, я попросил ребят отогнать их ниже по улице, и дал команду разобрать шины на центральных воротах.

Выехали автобусы, которые мы блокировали эти три дня. Сначала их проверяли, а потом ставили в колонну. Когда все было подготовлено, начали выпускать харьковчан. Я стоял, разговаривал с журналисткой 5-го канала. Она просила дать интервью, но я ответил, что устал от вопросов на камеру еще со вчерашнего дня. Мне жена прислала СМС, в котором говорилось, что в Межигорье уже гуляют Самооборона и 5-й канал. Я спросил у журналистки, правда ли это, и она подтвердила этот факт. Тогда я в мегафон сообщил новость всем, и народ начал аплодировать. Потом я начал кричать в мегафон: «Слава Украине!» — и мне дружно отвечали: «Героям Слава!» Это был момент, когда пришло понимание того, что режим окончательно сыпется. В то же время я осознавал, что борьба продолжается, у нас впереди еще очень трудный путь. Рядом кто-то радовался:

— Ура! Мы победили!

А я отвечал вполголоса:

— Боюсь, все только начинается.

Харьковчане выходили не слишком дружелюбно. Один демонстративно бросил перчатки на асфальт. Народ начал возмущаться, но я попросил не обращать внимания на мудака. Тут один из проходивших мимо харьковчан, увидев меня, заулыбался, подошел, пожал руку и сказал:

— Спасибо тебе, Руслан. Ты — мужик, свое слово сдержал. Теперь я обязан сдержать свое.

Я узнал своего вчерашнего собеседника — командира ППС. Странные все-таки повороты делает жизнь: еще пару дней назад мы бились друг с другом, готовые стоять до последнего, а теперь жмем руки и говорим слова благодарности.

В такие моменты я начинаю понимать, что у нас есть будущее. Удивление вызывает другое: как прихоти одного человека смогли развязать такое противостояние?

Когда все бойцы сели в автобусы, я попрощался с руководством академии, попросил своих ребят снять баррикады со всех ворот. Те, кто был на машинах, поехали проводить колонну за территорию Киева и области.

Был большой соблазн передать дело другим, а самому отправиться в Межигорье, но так поступил только Сергей, наш старший по посту № 1. Позже оказалось, что этому мутному типу мы особо не доверяли не зря, — раньше он махал флагом Партии регионов на Антимайдане.

Поскольку во время переговоров я дал слово, что лично вывезу силовиков за блокпосты, отказываться не годилось, да и вообще я привык доводить начатые дела до конца. Нам вызвался помочь «Автодозор». Об этой организации я узнал только днем раньше, причем мне не очень понравился их активист Эдвард — неприятный мужичок в мощном бронежилете. Очень удивил тот факт, что они называли Автомайдан «мусорской». Как могут быть мусорскими те, кто пострадал от беспредела власти, кто, многим рискуя, участвовал в автопробегах и «сафари на титушек»?

Я выезжал сразу за последним автобусом. Ко мне в машину сел Александр, парень, с которым мы вместе «охраняли» ментов. Он тоже был бизнесменом, да и к тому же работали мы на одной улице. Впереди колонны ехало машин пять-семь, и еще примерно столько же сзади. Двигаясь по Бориспольскому шоссе, мы прикрывали колонну слева. Проезжавшие мимо автомобили сигналили нам. На Бориспольськой окружной дороге автобусы заехали на АЗС. Во избежание провокаций въезды и выезды мы перекрыли.

На заправке произошел анекдотический разговор. Стоим в очереди в туалет, болтаем — нас четыре человека. Один парень начинает что-то рассказывать:

— Вот у нас, в Энергодаре Запорожской области...

Я перебил его:

— А я — из Орджоникидзе!

Вклинился еще один:

— Я тоже из Запорожской, из Днепрорудного.

Четвертый улыбнулся и сообщил, что он родом из самого Запорожья.

Тут кто-то из ребят резонно заметил:

— Блин, ну и кто из нас бандеровец?

Мы громко рассмеялись. Рядом подполковник ВВ мыл руки и улыбался. Чтобы добить его окончательно, я сказал, что мой

напарник по сопровождению тоже бандеровец — только из Харькова.

Сколько бы пропаганда противоположной стороны не захлебывалась слюной, доказывая, что революцию делали так называемые бандеровцы-западенцы, проверки реальностью эта теория не проходила — мы были со всех регионов Украины.

После заправки колонна двинулась дальше. Мы замыкали колону и вдруг увидели, как нас начинает обгонять «Порше Кайен». Вел он себя не совсем адекватно, пытался вклиниться в колонну. Александр спросил, как снять с предохранителя карабин, который лежал рядом. Я показал и сообщил, что он заряжен — если что, можно стрелять. Но «Порш» на ближайшем повороте свернул направо и был таков. Мы без проблем миновали блокпост на выезде из Борисполя и свернули на харьковскую трассу. Движение колонны координировали между собой по рации через программу Zello. Пока ехали, Саша читал мне свои стихи об Украине. Стихи были хорошие, пробирали до мурашек по коже. Он рассказал, что одно из стихотворений написал, увидев сон, в котором к нему пришел Тарас Шевченко и надиктовал свое послание народу Украины.

На харьковском шоссе в нашу колонну влился еще один автобус и два ЗИЛа. Это была обслуга полка внутренних войск из Луганска, которая базировалась в селе Старое Бориспольского района. В процессе переговоров солдаты заявили, что хотят вернуться в село, чтобы пойти дальше одной колонной со своими, но я настаивал на полном выходе из Киева и отправке в Луганск. Было опасение, что это просто уловка, а на самом деле они хотели передохнуть и возвратиться в Киев. Как бы там ни было, но из Старого им просили передать: если они вернутся, то местные жители их просто сожгут, — вот такие суровые сельские жители в моем Бориспольском районе.

Машины обслуги были старыми и никак не могли набрать скорость. Я обогнал их и встал впереди, дабы подстраховать на случай непредвиденных обстоятельств. Основная колонна ушла вперед. Хотя я пытался притормозить их движение, но один явный неадекват из «Автодозора» начал кричать в рацию:

— Бросай их, мы за них не подписывались!

Я послал его куда подальше и попросил по рации притормозить колонну. Потом была вторая попытка переубедить меня: со мной поравнялась одна из машин сопровождения, приоткрылось окно, и мне сказали:

— Оставь эти машины и езжай дальше!

Я их снова послал и закрыл окно. Представьте себе: две грузовые машины с военными на трассе в то время! На дорогах было много псевдогероев, а попросту — мародеров. Я не мог бросить этих солдат, хотя еще вчера они были нашими заклятыми врагами. Так потихоньку, с помощью матов, сказанных в рацию, мы нагнали основную колонну.

Когда колонна остановилась, мы вышли из машин и решили проверить новоприбывшие автомобили на предмет оружия и спецсредств. Выяснилось, что там были только кровати, матрасы, топливо и всякое барахло. Когда я подходил к примкнувшему авто, столкнулся с огромным офицером — полковником ВВ. У него было сильно обожженное лицо, обработанное пеной от ожогов. Кто-то рядом воскликнул:

— О, да это же знаменитый полковник Осипов.

Я не успел уточнить, чем он знаменит, потому что полковник начал противиться досмотру машин и говорить:

— Видишь, что вы с нами делали!

Я не сдержался:

— 18 февраля я был на улице Институтской. Там я видел и на себе прочувствовал то, что вы делали с нами. Но, в отличие от вас, мы не становились зверями, не добивали лежачих и беспомощных. А пленным оказывали помощь и передавали их командирам. — Немного помолчав, я спросил: — А что вы делали с нашими ранеными?

Сначала он опустил взгляд, но потом ответил вопросом:

— А вы видели, как Правый Сектор поймал беркутовца, распорол ему живот и выпустил кишки?

— Нет, не видел. Без свидетельств это просто слова. Предъяви видео или фото. Вот у нас достаточно видеодоказательств ваших зверств... Так что давай, полковник, не выпендривайся и показывай, что в машинах!

Мы завершили досмотр и двинулись дальше.

По прибытии на КПП возле поселка Березань мы передали колонну патрульным ГАИ, чтобы они проводили автобусы до границы Полтавской области. Мы вышли попрощаться с силовиками. Какой-то парень из «Автодозора», проезжая мимо, открыл окно и прокричал:

— Все, валим отсюда, нам сейчас будут мстить!

Он дал газу и скрылся. Похоже, это был тот молодой «крикуна, который днем ранее подстрекал толпу возле академии и сбежал, когда я на него наорал. Мы с Сашей переглянулись, недоумевая, кто нам будет мстить, и остались на КПП присмотреть за выездом наших подопечных. Колонна ушла очень быстро. Силовики хотели проехать Полтаву, пока светло, потому что там стоял серьезный блокпост наших товарищей. Также поступала информация, что в Харьковской области на ментов нападают провокаторы из «Оплота» — обстреливают возвращающихся силовиков, которые не хотят ехать на «шабаш Гепы и Допы». Луганские и донецкие бойцы решили объехать Харьков через Днепропетровск. Говорили, что у них больше нет желания поддерживать прежнюю власть. Честно говоря, они были сильно деморализованы, злились на генералов, которые их бросили.

На КПП остался только ПАЗ с солдатами из Мариуполя — они ждали своего комбата. Чтобы не оставлять автобус до его приезда на произвол судьбы, мы решили задержаться. Нас в двух автомобилях осталось пятеро — четыре мужчины и одна девушка. Мы, пятеро гражданских, стояли посреди трассы и охраняли двадцать одного бойца внутренних войск. Парадокс, но наше присутствие было для них залогом благополучного возращения домой. Они очень боялись, что мы их оставим. Многие проезжающие мимо автомобилисты сигналили, приветствуя нас.

Со стороны Березани подъехала машина ГАИ и, не рискнув к нам приблизиться, заняла наблюдательную позицию. Немного позже из Березани выехала еще одна машина ГАИ, сделала разворот на трассе, проехала мимо нас и двинулась дальше. Мы с Сашей начали смеяться: наверное, менты думают, что майдановцы захватили их КПП и теперь им негде «стричь капусту».

По трассе проезжали автобусы с ментами. На них были таблички «Милиция с народом» и «Мы едем домой». На зеркалах реяли желто-голубые шарфы и национальные флаги Украины — вместо пропуска на блокпостах. На ПАЗе наших подопечных не было ничего из национальной символики, а дорога им предстояла дальняя. Тогда я открыл багажник, вынул свой флаг Украины, полученный на Институтской, и отдал его солдатам со словами:

— 18 февраля на Институтской снайперы стреляли в меня, когда я был обмотан этим флагом, но он уберег меня. Пусть он и вам поможет вернуться домой целыми.

Они были очень рады подарку, и повесили флаг на переднее боковое окно.

Один прапорщик с очень суровым, даже злым лицом переживал больше всех и требовал, чтобы флаг вывесили на самое видное место. Я этого прапорщика заприметил еще при осмотре академии МВД. Он злобно смотрел на меня — я затылком ощущал его недобрый взгляд. Но сейчас, пока мы ожидали отстающих, делать было нечего, и у меня возникло желание поговорить со вчерашними врагами, так сказать, провести агитацию, да и просто понять, почему они так яростно защищали режим Януковича. Я решил не искать легких путей и начал разговор именно с этим прапорщиком.

Сначала он неохотно шел на разговор, но когда выяснилось, что он старшина, я вспомнил своего старшину по службе в армии — здорового рыжего дядьку с кулаками с мою голову, который по-отечески воспитывал нас, двадцатилетних пацанов, в далеких девяностых годах, когда я проходил службу в только начинавшей формироваться армии уже независимой Украины. Рассказал Виталию — так звали прапорщика — о своей службе, и у нас наладилось нормальное общение. Мы говорили о жизни, о семье, о работе. Я показывал ему фото на телефоне — фрагменты мирной жизни... Мы оказались практически ровесниками. Его больше всего интересовал вопрос о том, что будет с бюджетом Украины. Я сделал предположение, что его, скорее всего, пересмотрят, на что старшина с сожалением заметил, что теперь плакали его 10-процентная надбавка и квартира... Оказывается, они с нами воевали за надбавку в 200 гривен в месяц!

Старшина рассказал, что дополнительных денег им не выплачивали, кормили пустой гречкой. А когда привезли в Киев 3 декабря, трое суток почти вообще не кормили, держали на морозе на улице! Личный состав — это мальчишки, которых на службу призвали 15 ноября, а через две недели уже отправили в Киев, где они со щитами стояли на Майдане. На этих солдат больно было смотреть — дети, только закончившие школу. Их родители — по сути, наши ровесники...

После подобных рассказов я тогда еще больше возненавидел лживую, циничную власть, всю систему; выстроенную Януковичем. На вопрос, почему же не переходили к нам, многие солдаты говорили о трех годах дисбата (это хуже тюрьмы). Кроме того, солдатов запугивали зверствами майдановцев — обещали, что с них на Майдане кожу живьем снимут. А у офицеров и прапорщиков свои резоны — контракт, семья на Востоке, ну; и эта пацанва, за которую они отвечали.

А вот про «Беркут» они говорили, что ненавидят их не меньше нас — за то, что эти изверги впереди ставили детвору со щитами. Из-за спин вэвэшников беркутовцы кидали гранаты, камни, стреляли по людям и уходили на перекур. Пили чай-кофе и ржали, наблюдая, как ВВ выгребает от протестующих. Солдаты говорили, что были моменты, когда очень хотелось развернуть щиты и пойти в атаку на «Беркут». К сожалению, этого не случилось.

Дискуссия со старшиной завершилась просто сакраментальным вопросом:

— Іде гарантия того, что вы сейчас кричите «Зека геть», а через два года не будете кричать «Зечку геть»? Если мы встретимся с тобой на этом месте, что ты мне скажешь?

Я ему ответил, что мы потеряли много людей, сил и здоровья, а поэтому больше не повторим ошибки 2004 года. Будем контролировать власть, не допустим появления подобных Януковичей. Естественно, он остался при своем мнении, но задумался и пожелал мне удачи.

Пока мы беседовали, подъехала легковая машина, из которой вышел невысокий мужчина в гражданской одежде, с закрытым шарфом лицом. Это был комбат. Оказалось, что у него сломана челюсть и наложены шины. Он сообщил, что из села Старые Петровцы идут еще две грузовые машины, и попросил, чтобы мы их подождали. Мы ответили, что так не делается — нужно было сразу все согласовать, мы бы включили их в колонну. А теперь неизвестно, когда они доедут к нам, да вообще, доедут ли через мятежный Киев.

Наши опасения подтвердились — на выезде из Киева на Бориспольскую автостраду их остановили на блокпосту и начали банально грабить те, кто там находился. Я позвонил Леониду, попросил его съездить на блокпост и помочь. Через какое-то время он перезвонил мне и рассказал, что из машин слили топливо и начали выгружать багаж. Потом нашел старшего, передал трубку, и я поговорил с ним по телефону. Тот пообещал вернуть топливо и весь груз обратно. Минут через тридцать снова перезвонил Леонид и рассказал, что ситуация усложнилась:

— Из леса вышли какие-то люди с винтовками и начали отбирать у солдат сгущенку, сигареты и противогазы. У одного из солдат отобрали мобильный телефон.

Я попросил найти их старшего и дать ему трубку, на что Леня ответил:

— У них старший тот, у кого круче экипировка.

Наконец нашел одного, готового поговорить. Налетчик сказал мне:

— Мы — первая линия Грушевского. У вас свои задачи, а у нас — свои. Мы забираем противогазы на нужды Майдана.

Я его спросил:

— Сигареты и сгущенка — тоже на нужды Майдана?

Тот несколько, как мне показалось, смутился. Я вел дальше:

— Прекращай мародерство, «герой Грушевского»!

В ответ услышал что-то невнятное — слова вперемешку с матами, и связь прервалась.

Леонид набрал меня еще раз и заявил, что не может больше смотреть на мародеров. Не добившись результата, он оттуда уехал. Леонид был настоящим участником Революции — проявлял смелость тогда, когда многие прятались по домам и боялись выйти на улицу. Нормальные люди остаются людьми несмотря ни на что. Но, к сожалению, в межевых ситуациях появляются и такие псевдогерои, видевшие события, за участников которых они себя выдают, в лучшем случае по телевизору. После столкновения с ними просто опускаются руки.

Ситуацию на блокпосте в Киеве удалось решить при помощи ребят из «Автодозора». Машины отпустили. Чтобы оградить машины от других неприятностей, мы попросили автодозоровцев провести их дальше.

И снова пришлось ждать. Пока я общался с офицерами, солдатиков начали выпускать из автобуса — покурить и в туалет. Саша начал переговариваться с ними. Вдруг я услышал громкий смех Александра. Он позвал меня:

— Руслан, подойди, пожалуйста, и расскажи ребятам, кто такой титушка. У тебя лучше получится.

В эти дни я открыл в себе способности оратора и переговорщика — видимо, в экстренных ситуациях каждый узнает о себе что-то новое. Я подошел к бойцам. Саша еще раз задал вопрос бойцам:

— Так кто такой титушка?

— Это человек с другими политическими взглядами — не такими, как у вас, — повторил один из солдат вдолбленную кем-то фразу.

Я очень долго смеялся, потом рассказал им историю Вадима Титушко — от начала и до нынешних событий.

Наверное, искаженное значение слова «титушка» в головы солдат вложил замполит. Кстати, один из офицеров мне рассказал, что замполиту части доложили об истории с моим флагом, и он попросил привезти его в Мариуполь, чтобы отдать в музей части. Надеюсь, мой флаг, как обещали, сохранили, и он будет напоминать солдатам и офицерам этой части об испытаниях, которые все мы прошли той зимой.

Был еще один прапорщик, типичный мариуполец. С мариупольцами я общался в свое время и в армии, и по работе, а, следовательно, знал, что жителям этого приморского города присуще особое чувство юмора. Этот прапорщик много рассказал о себе, о происходящем в последние дни. Его отец поддерживал Майдан и постоянно звонил со словами: «Сын, кого ты защищаешь, бросай все и езжай домой!» Прапорщик отвечал, что с радостью бы это сделал, но ведь не может же он бросить своих детей. Мне он, смеясь, говорил:

— Руслан, ты бы видел, как 20 февраля, когда началась стрельба, драпанули генералы в своих каракулевых шапках. Первыми!

Причем перепрыгивая через легковые авто! Сразу исчезли — и духу их больше не было.

Дальше, по его словам, история развивалась так. Связь с командованием пропала, руководство на себя никто брать не хотел, солдаты начали в соплях и слезах разбегаться по холмам на Грушевского. Офицеры и прапорщики еле собрали их и приняли решение вывозить из центра Киева. В автобусы погрузились все, кто оказался в тот момент на месте сбора, и колонна выдвинулась в сторону Харьковского жилмассива. Проезжая недалеко от Академии МВД, решили попросить там временное убежище, но были заблокированы.

Было интересно общаться с солдатами. Вспомнив, каким я был в их годы, попытался представить себя на месте солдат. Всех интересовало, за что мы так отчаянно боролись. Я объяснил, что мы боролись за будущее свое и своих детей, да и за их будущее тоже, ведь они, по сути, только начинают жить. Многих волновал один вопрос, который, впрочем, всегда возникает у сторонников бывшего президента: а кого ставить, ведь нет никого? Наша прошлая власть лелеяла у людей миф «безальтернативности». Я всегда отвечаю, что найдется много достойных людей. Выбор всегда есть.

Младший сержант Шабан начал размышлять:

— Если любого могут поставить, то что, и я могу стать президентом?

Я ему ответил:

— Конечно, ты тоже можешь стать президентом.

Он задумался и протянул:

— Президент Шабан — звучит!

Мы дружно рассмеялись, и я его заверил:

— Нет в жизни ничего невозможного. Нужно только захотеть.

Шабан задумался, сел в автобус и начал что-то строчить в

своем мобильном. Мы шутили, что он пишет свою предвыборную программу.

У пробегающего мимо солдатика я спросил:

— Сынок, сколько тебе лет?

— Я только школу закончил и сразу в армию забрали, — ответил он еще детским голосом.

На вид ему больше пятнадцати лет и не дашь... И как он держал свой щит? Солдаты шутили, подтрунивали друг над другом, а мне,

честно говоря, было грустно от осознания того, на какую подлость способны некоторые нелюди ради достижения своих гнусных целей. Один солдатик, явно постарше остальных, спросил:

— У меня два высших образования, я юрист. И что мне теперь — в милицию не стоит идти работать?

Я ему ответил:

— Конечно, нужно идти и работать! Но, главное, — поступать по совести и защищать людей.

Еще один паренек вздыхал:

— Я родом с Тернополя. Мне теперь домой лучше не возвращаться? Я же был на Майдане... Меня теперь дома убьют за это.

— Езжай домой в гражданке и не бойся. Народ у нас незлопамятный, а ты человек подневольный, связанный присягой.

Всех, а особенно офицеров, интересовал вопрос, что с ними будет дальше. Они боялись, что теперь их расформируют за ненадобностью. Я ответил, что они же не «Беркут», который расформируют обязательно. А внутренние войска нужны для охраны тюрем, патрулирования улиц, выполнения других заданий. Многие офицеры планировали по возвращении домой написать рапорт об отставке.

На КПП вернулись сотрудники ГАИ, которые сопровождали колонну до границы с Полтавской областью. Один гаишник, неплохо экипированный, с пистолетом в кобуре, которая крепилась на правую ногу, был не похож на типичного гаишника, которых мы не любили за их продажность и постоянную жажду наживы. Мы разговорились, я заметил, что солдаты — еще дети, только после школы, гаишник ответил, что он таким же пацаном в 1988 году попал в Нагорный Карабах, где началась война между Арменией и Азербайджаном. Вскоре прибыли два опоздавших грузовых автомобиля. Мы попросили ГАИ сопроводить их и автобус до Полтавы. На прощание я заглянул в салон, пожелал «гостям» счастливого пути, а сержанту Шабану сказал:

— Я в тебя верю. Возможно, из тебя выйдет хороший президент. Но главное, чтобы ты был хорошим человеком.

Старшину попросил:

— Старшина, береги детей — довези их матерям здоровыми и невредимыми.

Уже начинало темнеть, и мы отправились по домам.

эпилог

После этих событий я проспал два дня. Страна хоронила и оплакивала героев Небесной сотни, но я пребывал словно в тумане, между сном и явью. Я как во сне слышал песню «Пливе кача», другие траурные мелодии и речи, доносившиеся из динамиков телевизора в гостиной.

24 февраля мы с женой, Иваном и его девушкой Леной решили съездить в центр Киева. С Европейской площади мы по Грушевского поднялись к Верховной Раде. Проходя мимо Кабинета Министров, увидели отряд Самообороны Майдана, охраняющий вход в здание. Возле Рады было много людей — они стояли в колоннах, выкрикивали лозунги, держали в руках транспаранты. Верховную Раду тоже охраняли бойцы Самообороны Майдана.

Недалеко от Рады я встретил Юру с Автомайдана, которого в последний раз видел утром 18 февраля. Юра был с женой и, узнав меня, спросил:

— Привет, ты как? Твои все живы, здоровы?!

— Привет, все живы, слава Богу. Мне только немного досталось, но это пройдет, — ответил я.

— Ну, выздоравливай, главное, что живой, — хлопнул меня по плечу Юра, и каждый пошел своей дорогой.

У здания Верховной Рады остановились два внедорожника «Рендж Ровер». Из Рады вышел депутат Петр Порошенко с охраной. Садясь в авто, он на пару секунд остановился и, глядя в нашу сторону, кивнул в знак приветствия. Рядом со мной стоял пожилой мужчина, одетый в обычную одежду, но с символикой Майдана. Мужчина помахал депутату рукой и пожелал удачи. Позже, из вечерних новостей, я узнал, что Петра Порошенко делегировали в Крым для проведения переговоров с людьми, захватившими власть на полуострове, — мы его видели в тот момент, когда он уезжал в аэропорт.

Пройдя мимо Рады, мы зашли в Мариинский парк. Мне стало жутко, это место вызывало плохие ассоциации. В парке стояло чучело с табличкой «титушка». Я сказал Яне, что у этого

парка плохая аура, и я это чувствую. Через Мариинский парк мы прошли к дому № 9 по улице Грушевского. Жену очень потрясло видео событий 18 февраля, снятое именно возле этого дома, — на кадрах было видно, как жестоко менты с титушками избивали людей. Жена шла и повторяла: только бы возле того дома не лежали цветы, только бы не лежали... Но там оказались гвоздики...

Потом мы пошли на Липскую, к бывшему офису Партии регионов. Я начал рассказывать, что здесь происходило. На Шелковичной, когда я показывал на крышу дома, с которого в меня стреляли, рядом стоял пожилой худощавый мужчина. Он тоже смотрел в том направлении. Услышав мой рассказ, сообщил, что он был среди тех, кто прогнал ментов с крыши. Я был рад встретить одного из своих случайных побратимов и крепко пожал ему руку.

Все это время я был спокоен и как-то отрешенно рассказывал о пережитых событиях. Но когда мы подошли к метро «Крещатик» со стороны улицы Институтской и я показывал то место, где стоял на баррикаде, я вдруг увидел карту Киева на рекламном щите и все вспомнил. Я стоял возле карты Киева, смотрел на нее, и в голове начинали всплывать, как кадры из фильма, сцены нашей обороны, которые до этого помнил смутно, — они казались мне нереальными отрывками страшного сна. Со стороны я, наверное, выглядел глупо, и жена сказала мне:

— Что ты улыбаешься? Здесь же люди погибли.

Я ответил:

— Просто я все вспомнил. Посмотрел на карту и вспомнил. Пойми, я вспомнил!

Когда мы подошли к месту, где был проход, в котором погибли люди, я не смог сдержаться и зарыдал так, как не рыдал никогда в жизни. Плакал, уткнувшись в плечо любимой женщины, пряча слезы от прохожих, ведь мужчины не должны плакать. Ваня с Леной сделали вид, что ничего не заметили. А у меня перед глазами стояли лица тех людей, которые, истекая кровью, просили о помощи.

Спустя время я пытался отыскать в интернете видео с баррикады № 8, которая стояла возле метро Крещатик, но почти ничего не нашел. Видимо, там было слишком жарко, и людям было не до съемок. Знаю одно: та горстка ребят, которые не отступили и приняли на себя удар, дали возможность очень многим людям отойти на Майдан и таким образом предотвратили большие жертвы. В этом проходе в давке погибло три человека.

Еще две недели после 21 февраля я не мог подолгу ходить. Накрывало непонятными шумами в голове, значительно ухудшилось зрение, буквы при чтении просто расплывались. К тому же мучили сильные боли в спине, и большую часть суток я спал. Наверное, так проявляется контузия. Заснуть без 200 граммов коньяка я не мог. Да и сон был один и тот же...

В Фейсбуке жена нашла информацию о сборе участников обороны баррикады на метро «Хрещатик». Мы решили съездить. Там собрались мужчины — крепкие и не очень, многие рассказывали о том, что они киевляне и защищали жителей своего города. Отряды Самообороны в тот день бросили баррикаду и ушли на Майдан, оставив на произвол судьбы много простых людей. Оборона баррикады возле метро «Хрещатик» на улице Институтской была отчаянной, но непродолжительной из-за отсутствия необходимых сил и других ресурсов. Однако

те, кто остался, приняли на себя огромное количество гранат и дали возможность уйти на Майдан многим сотням людей. Да и штурм Майдана остановился из- за нехватки у противника гранат.

Вот такая она, «капля в океане». Каждый человек, который просто приходил на воскресные вече, привозил дрова, продукты, шины, строил баррикады, писал посты в соцсетях, стал каплей в океане, смывшем нечисть с киевских холмов.