Рыжик

Однажды, проходя по улице мимо городского скверика, я услышал визг щенка. Подойдя ближе, увидел: пятеро ребятишек, привязав крохотную рыжую собачонку к дереву, расстреливали ее из рогаток. Щенок от каждого выстрела изгибался, подпрыгивал, натягивая бельевой шнур, но освободиться не мог. А ребятишки, стоя от него в пяти-шести метрах, со смехом выпускали из пращей новые и новые заряды камней. От увиденного у меня комок подступил к горлу. Я быстро срезал угол дороги, а когда до компании оставалось несколько шагов, крикнул: «За что?!» В глазах щенка была почти человеческая мольба о помощи. Ребята разом смолкли и, будто воробьи, разлетелись в разные стороны. Только двое, не имея возможности вырваться, понуро опустив головы, шмыгали носами. - Дяденька, отпустите.

Щенок все еще натягивал шнур, пытаясь освободиться. Но дерево, словно мощный якорь, держало его. Он уже не визжал, а только скулил.

- Это ваш щенок?

- Нет. Поймали на улице. Мы больше не будем. Вот и рогатки

возьмите.

- Рогатки. Зачем? Вы их изготовили, вы их сами и сломайте!

Выбросив сломанные палочки и почувствовав свободу, они стремглав бросились вниз к речке.

- Обидели тебя, да? - заговорил я с собачонкой. Она недоверчиво смотрела на меня, но уже прежней тревоги в глазах не было.

- Не бойся, сейчас я тебя развяжу. Потерпи немножко. Ах ты, бедненький.

Узел долго не поддавался. Освободив собачонку, я сел вместе с ней на ближайшую скамейку. Щенок то и дело вздрагивал и при каждом прикосновении к нему повизгивал. Наконец успокоился. Он смотрел мне в глаза, потом неожиданно лизнул своим шершавым и очень теплым язычком мою ладонь.

- Поверил в добро! Ах, молодец какой. Ну, вот теперь все будет хорошо. Как звать-то тебя? Наверное, Рыжий?

Щенок заглядывал в мои глаза и, осмелев, лизнул меня теперь в щеку.

- Не рыжий, а Рыжик ты, верно. Кушать хочешь? Сейчас я тебя угощу.

Достав из портфеля оставшийся от обеда бутерброд с колбасой, я протянул его Рыжику. Но щенок не хотел брать пищу. Даже отвернулся.

- Ну, не стесняйся. Кушай. Очень вкусно, уверяю тебя.

Щенок потянул носом. Запах колбасы ему нравился, да к тому же он, наверное, был голоден. Рыжик осторожно положил, как это делают взрослые собаки, передние лапы на хлеб, снял кусок колбасы и, посматривая на меня большими глазами, стал есть. Затем он съел и хлеб.

- Ну что, теперь ты веришь мне? А где же у тебя дом? Поди, не найдешь один-то. А хозяин, наверное, волнуется, ищет тебя, скажет: «Сбежал мой Рыжик, ослушался». Вот видишь, как нехорошо далеко уходить от дома. А мне уже пора на работу. Что же теперь делать-то будем, а?

Щенок слушал, склонив голову набок, отчего одно его ухо поднялось кверху, а другое опустилось. Я взял портфель и встал со скамейки.

- Ну что, пойдем ко мне на работу? Там меня подождешь до вечера, а потом посмотрим, как быть дальше.

Я пошел вверх по улице, и Рыжик, не задумываясь, побежал рядом. Он бежал, то плотно прижимаясь к моей ноге, посматривая снизу вверх, то шага на два забегал вперед, словно говоря прохожим: «Теперь попробуйте троньте меня. Видите, я иду с человеком. И я не какой-нибудь ничейный щенок, которого можно обидеть».

Подойдя к своему учреждению, я остановился.

- Ну вот, Рыжик, здесь я работаю. Эти два окна мои. Я буду сидеть в помещении и время от времени следить за тобой. А ты будь здесь и никуда не уходи. Здесь тебя никто не тронет. Понимаешь, в дом я тебя взять не могу. Я не один там работаю. Да ты и сам не захочешь сидеть в этом прокуренном, шумном помещении. А после работы пойдем ко мне домой.

Погладив его за ушами, я усадил Рыжика в палисаднике напротив окон здания. А сам вошел в кабинет. Щенок оказался очень понятливым. Он сидел смирно и так же, как и в скверике, наклонив голову набок, отчего одно ухо смешно поднималось вверх, смотрел на меня через стекло.

- Жди, - чуть слышно сказал я и уселся за бумаги.

Через каждые десять - пятнадцать минут я подходил к окну. Рыжик был на месте. Потом, как-то забывшись, занятый делами, я посмотрел минут через сорок.

- Что такое? Рыжика нет. Где же он?

Выбежав на улицу, громко позвал: «Рыжик! Рыжик!»

Щенка нигде не было.

« Как же так! Ведь он только что сидел здесь. Куда мог сбежать? На душе было неспокойно. - Лучше б я его взял в кабинет. Нехорошо как-то получилось».

О случившемся я рассказал товарищам.

- Не волнуйся, собачонка, по всей вероятности, вспомнила дорогу к своему дому и ушла.

Ответ ребят меня несколько успокоил. Я знал, что память у собак прекрасная. В этом мне не раз приходилось убеждаться и раньше. Но то были взрослые собаки. А здесь, можно сказать, несмышленый щенок.

Прошло несколько дней. Но забыть о щенке я не мог. По дороге на работу и с работы мне ни разу не довелось увидеть Рыжика. Но время шло. Однажды я шел с работы. На улице было тихо. Листья на деревьях кое-где зажелтелись и, срываясь, яркими оранжевыми пятнами ложились на асфальт. Метрах в десяти от нового кирпичного дома, обнесенного зеленым штакетником, у калитки стояла большая рыжая собака. Симпатичная мордочка с поднятыми вверх острыми ушами смотрела прямо на меня. Сильные стройные ноги, прямая спина говорили о силе и молодости собаки. Рыжая с отливом короткая шерсть блестела.

«Отчего она так смотрит на меня? И почему хозяин держит такую большую собаку не на привязи? Кругом прохожие. А встречи со взрослыми собаками не всегда приятны», - подумал я.

Вдруг она сорвалась с места и несколькими прыжками оказалась передо мной. Собака сразу встала на задние лапы, положив передние мне на грудь. А сама скулит, словно говорит: «Ну, здравствуй! Здравствуй!»

- Рыжик! - вырвалось у меня. - Ты?

Я поставил портфель на тротуар, а Рыжик, обрадованный встречей, в прыжке лизнул, мою щеку теплым, как тёрочка, жестким языком.

- Узнал все-таки, Рыжик?- повторял я. - Ах ты, умница.

Я взял его голову в ладони.

- Ну, пойдем, расскажешь, как ты живешь.

Я сел на скамейку, а Рыжик, положив на мои колени сильные лапы, поскуливая, смотрел и смотрел мне в лицо. Его влажное пятнышко носа то и дело касалось моих ладоней, и весь его вид говорил: «А я вот здесь живу, в этом новом доме. Ты разве не знал? У меня хороший хозяин. Между нами крепкая дружба. А в тот весенний день я ушел домой».

Наблюдая за Рыжиком, я думал, какая у него великолепная память и сколько в нем доброты и верности, признательности и обыкновенной собачьей нежности. Я был рад, что он не затерялся в городе, и не стал бездомной собакой.

- Рыжик, теперь мы будем видеться чаще, - сказал я, поднимаясь. - Иди домой, - погладил его по мягкой бархатистой шерсти. Рыжик заскулил, сразу забеспокоился, но остался на месте. Сделав несколько шагов, я оглянулся. Он смотрел мне вслед, статный и гордый. Голова его, чуть склоненная набок, была высоко поднята. Только теперь ухо его не задиралось смешно кверху, как тогда, в мае, он держал уши ровно, направив чашечками вперед.

И.Мелихов