verkhovsky

Арест Романовых в Крыму. Воспоминания А.И. Верховского [1]. // Огонек. 1926, №50 (194), с. 6-7

{с. 6}

Арест был произведен 26 апреля Севастопольским советом (его называли в марте и апреле Центральным Исполнительным комитетом армии, флота и рабочих) по приказу Временного правительства и непосредственно приведен в исполнение делегацией, в состав которой входили представители 4-х основных секций Совета — рабочих, солдат, матросов и офицеров. Читатель в 1926 г. плохо поймет такую своеобразную комбинацию.

Действительно, она не проста, но прямо вытекала из своеобразной же обстановки, в которой создался Совет.

Из окон домов Севастополя, из штаба крепости, где впервые собрался Совет, был виден широкий морской кругозор, на котором каждую минуту мог появиться и, действительно, появлялся турецкий флот, бросавший свои снаряды не только в корабли и батареи, но и в самый самый город, калеча и убивая мирных жителей. Вся жизнь шла в непосредственной опасности. Мало того, опасность грозила не только извне. Неприятельская агентура пустила глубокие корни в самом Севастополе. Незадолго до революции в самом порту от неизвестной причины взорвался и утонул один из наших лучших боевых кораблей — дредноут "Мария". Громадный броненосец стоял в порту на якоре. Вдруг на нем взвилось пламя, облако дыма охватило корабль, и на глазах всего флота и города он перевернулся и пошел ко дну, унося с собой тысячу жизней. Немного спустя неизвестная рука подожгла эллинг с дирижаблем - разведчиком, и он целиком сгорел.

Эта тревожная обстановка извне и внутри сплачивала всех перед лицом общей опасности. Она сделала то, что оборонческие лозунги господствовали в Севастополе в перные дни после революции. Поэтому, естественно было то, что матросская и солдатская масса, организовавшая Совет, включила беспрепятственно в свой состав группу офицеров; эта часть командного состава с первого дня революции прямо и откровенно приняла ее, как давножданное избавление от предательства, беспорядка и глупости, которые свили себе гнездо в высшем управлении царской армией и флотом, и тем осудили их на тяжелые поражения и на страшные жертвы мировой войны. Эта группа офицеров верила, что очистительный смерч революции смоет всю грязь старого и положит начало новой, освобожденной России. Они решили твердо итти вместе с массой, защищая новый строй от возможных извне и внутри нападений. И в дальнейшей своей работе эти товарищи в своем большинстве не остановились на полдороге; мы видим их и сегодня в рядах Красной армии и флота. Это была преимущественно офицерская молодежь, среди которой были люди, еще с 1905 года заявлявшие, на чьей стороне были их симпатии, и это создало им то доверие, которое было необходимо в Севастополе, где жила память о повешенных и расстрелянных участниках восстания 1905 — 1908 г.г.

Революционные традиции были живы и ярки в Севастополе, как нигде. Активность масс велика, и если стихийная месть за 1905 год не вспыхнула сразу, а лишь в конце 1917 и начале 1918 г.г., то это можно об'яснить напряженной боевой обстановкой и позицией, занятой в первые дни офицерами. Тем не менее, лейтенант Шмидт, Матюшенко и многие другие казненные изгнанники имели друзей в Севастополе, — друзей, искавших справедливой мести. В самом Совете, в его президиуме, был Канторович [2], приговоренный к вечной каторге, Мигачев — к тюремному заключению за участие в восстании на „Потемкине”.

Особенности обстановки объясняют, почему наряду с матросской, солдатской и рабочей секцией в Севастопольском Совете была секция офицерская, входившая первые месяцы после революции, как равноправный член во всей работе Совета.

Совет жил напряженной жизнью. Массы, сломав внешние формы старой государственности, стремились перестроить по новому жизнь, и в этой работе Совет был естественным вождем и организатором.

Массы несли в Совет все, что их волновало. Команда корабля недовольна своим командиром,— она шла в Совет со своей жалобой, Совет улаживал дело. Охранная команда выражала опасение, что таинственный противник собирается взорвать пороховые погреба,— Совет усиливал охрану... Матрос обижал жену,— она бежала с рыданиями в Совет, ища защиты. Все эти беды, большие и малые, стекались в Совете, и в непрерывных, едва не 24-часовых заседаниях - бдениях Совет стремился ответить на все вопросы.

Одним из наиболее тревожных вопросов, захвативших общественное мнение масс, был вопрос о членах бывшего царствующего дома. Взоры всех окружающих, полные ненависти, были обращены на южный берег Крыма, где Романовы жили. Целый ряд отдельных товарищей приходил в Совет, сообщая ряд сведений, будивших тревогу и находивших горячий отклик в кругах солдатской и матросской массы.

Сообщалось, что в дворцах южного берега происходят таинственные приготовления. Что там готовилось? Приходили сведения, что в Чаир с'езжались офицеры с разных фронтов, привозя с собой оружие. Ялта и ее гостиницы были наполнены подозрительными людьми, жившими без дела. Такими называли графа Ностица, барона Штакельберга, ялтинского предводителя дворянства Попова и др. Рабочий, бывший на постройке в одном из имений, рассказывал, что бывш. императрица сооружает радио-станцию. В Чаире, имении, где жил Николай Николаевич, происходили таинственные ночные собрания. Все б. великие князья куда-то уезжали, неизвестно зачем. Их автомобили по ночам ходили по побережью и в горы. Были донесения, что Николай Николаевич вел деятельную переписку с фронтами, посылая делегатов с инструкциями. Наконец, сообщалось, что б. великий князь Александр Михайлович готовит какую-то авантюру, стремясь использовать пленных немцев, данных ему на работу. Он спаивал их, вел какие-то переговоры. Словом, масса сведений с разных сторон говорила о напряженной деятельности в Чаире и соседних имениях.

Что в этих сведениях было верного, а что было плодом воображения — разобрать невозможно.

Но популярность Николая Николаевича среди офицерства была Совету хорошо известна, и пройти мимо многочисленных свидетельских показаний Совет не мог.

Мало того, массы никак не могли понять, почему б. царская семья находится на свободе, почему она не брошена в тюрьму. Все тверже и тверже раздавались требования немедленно покончить суровой расправой с гнездом заговорщиков.

Все эти волнения и подозрения находили живой отклик в Совете, и Совет не хотел и не мог остаться безучастным. Не хотел, ибо заговор, если он имел место, был прямой угрозой революции! Не мог, потому что волна народного негодования быстро перекатилась бы через его голову и с Романовыми покончили бы самосудом.

После короткого обсуждения в президиуме Совета, в который лейтенант Левговд и я входили от офицерской секции, было решено, что в таком ответственном деле нужно действовать „решительно, но организованно”. Все сходились на этом. Разногласий не было. Но вопрос выходил из компетенции местного Совета, он имел общегосударственное значение. Поэтому была послана делегация к тогдашнему министру юстиции Керенскому и в Петроградский Совет солдатских и рабочих депутатов за инструкциями. Правительству и Совету были изложены все подозрения, волновавшие Севастополь, флот и южный берег, и было высказано мнение о необходимости: 1) установить, действительно ли имеет место заговор; для этого произвести внезапный обыск во всех имениях; 2) во всяком случае изолировать их от сношений с внешним миром и, в особенности, с армиями, а если нужно, то арестовать и посадить в тюрьму.

{с. 7}

(...)

казом командующему Черноморским флотом о принятии немедленных мер. Почему оно избрало такой странный путь — неизвестно. Он вызвал в Совете прямое недовольство, ибо в таком вопросе командование флотом никаким доверием не пользовалось. И, действительно, временно командовавший флотом адмирал Лукин был весьма смущен и стремился уклониться от определенных указаний. Да Совет в них и не нуждался. Его план „по обеспечению южного берега Крыма от контр-революционных попыток и пропаганды”, как это было глухо указано в приказе командующего флотом, был установлен.

Ко времени получения распоряжения Временного правительства вся организация ареста была проведена в полной конспирации. Были назначены военные части, которые должны были отправиться из Севастополя морем для ареста членов бывшего царствующего дома. Назначение этих частей было известно только немногим членам президиума Совета, при чем я помню, что в некоторых частях назначение в поход без заранее известной цели (цель похода была сообщена лишь после выхода отряда в море) вызвало смушение, и нужен был весь авторитет Совета для того, чтобы двинуть части, не разгласив тайны.

В ночь с 25 на 26 апреля 1917 г. части матросов и солдат севастопольского гарнизона под руководством членов президиума Севастопольского Совета, а также нескольких привлеченных товарищей прибыли на крейсере в Ялту и немедленно с моря на автомобилях направились сразу во все имения, где жили бывшие великие князья, а также в крупнейшие гостиницы, где, по имевшимся сведениям, группировались враждебные элементы. Каждой партией руководила ячейка президиума в составе: рабочего, матроса, солдата и офицера. Все эти места были одновременно оцеплены и произведен самый тщательный обыск. Этот обыск показал, что все сведения базировались на действительных фактах, но были сильно преувеличены. В Ялте жила масса буржуазии и дворянства, бежавших в Крым во время революции в Питере, но это были совер-

(...)

ликих князей, действительно, было обнаружено оружие: 24 винтовки, револьверы, патроны (несколько ящиков) и переписка; то, что казалось подозрительным, было из'ято. Радиостанции не было, был сооружен громоотвод. У Николая Николаевича не было ничего найдено. Ящики его письменного стола были почти пусты, что возбудило удивление. Возникло прямое подозрение, что б. главнокомандующий был кем-то предупрежден.

Николай Николаевич держал себя твердо, но беспрекословно подчинился приказу Временного правительства. Матросы, солдаты и рабочие, встретившись лицом к лицу

(...)

щие указания по борьбе с революцией в 1905 и 1908 г.г., людьми, которых они ненавидели всеми силами, все же держали себя с большой выдержкой, и там, где арестованные не проявили противодействия, к ним отнеслись совершенно корректно. Лишь бывшая императрица Мария Федоровна не пожелала подчиниться приказу Временного правительства, и прибывшие и ее дом должны были действовать помимо от ее согласия; тем не менее, и здесь ни одного лишнего слова или действия, не вызывавшегося необходимостью, не было допущено. Дисциплина была строжайшая. Так как переписка до ближайшего рассмотрения не давала оснований для установления заговора, а оружие было найдено в очень небольшом количестве (как было объяснено, для содержания в порядке многочисленных пленных, находившихся в бывших царских имениях на работах), то президиум после совещания не нашел нужным переводить арестованных в тюрьму и постановил оставить их под домашним арестом. Победители были великодушны и, убедившись в том, что опасность не грозит, не хотели мстить. В имениях был оставлен караул из состава Черноморской дивизии под командой прапорщика Жоржиани с задачей — пресечь всякие сношения с фронтами и наблюдать, чтобы арестованные не бежали из пределов своих имений. Им разрешалось, однако, пользоваться свободой в пределах имения и под надзором выезжать на прогулку. Когда охрана войск была установлена, военные части были вновь посажены на крейсер и вернулись в Севастополь.

Этот обыск и арест вполне разрешил все возникшие недоразумения. Матросские, солдатские массы и рабочие на этом деле почувствовали свою силу. Они увидели, что ничто не в состоянии им противостоять. Все успокоились. Заговора не было обнаружено. Оружия не было. Опасность не угрожала. Возможность явных осложнений была предотвращена.

Вопрос этот в Севастопольском Совете в бытность мою там больше не возбуждался. А. Верховский

1. Вопросы биографии А.И. Верховского и история его книги На трудном перевале. М.: Воениздат, 1959, обсуждаются в статье Голубев А.А., Полторак С.Н. Александр Иванович Верховский: первый опыт анализа историографии проблемы. // Клио (СПб). 2006, №1 (32), с. 54-56.

Следует отметить, что в своей книге (см. с. 238-245) Верховский иначе излагает историю обыска у Романовых.

2. Канторович (Конторович) Николай (Год) Лазаревич (Натан Лейзерович), 1877 (г. Севастополь) -1921 (г. Севастополь)

Фармацевт. Участник социал-демократического движения с 90-х гг XIX в.

С 1900 г. - член Севастопольского комитета РСДРП и его военной организации. Арестован в 1903, освобожден в 1905.

Член Севастопольского совета, один из руководителей Ноябрьского восстания (1905 г.) в Севастополе.

Приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением в Шлиссельбургской крепости, где отбыл 10 лет.

С апреля 1917 г. в Крыму.

Почетный председатель Севастопольского комитета РСДРП(м) и почетный председатель президиума Совета военных и рабочих депутатов, делегат I Всероссийского съезда Советов, член Всероссийского ЦИК Советов, кандидат в члены Учредительного собрания от Таврической губернии.

Правый меньшевик, сторонник оборончества и однородного социалистического правительства.

В 1918—1920 годах один из профсоюзных лидеров в Севастополе и в Крыму. Председатель Крымпрофа, старший товарищ председателя Севастопольской городской думы, почетный мировой судья.

Противник советской власти. Преследовался при белых режимах. При П.Н. Врангеле арестован, ему была «назначена» высылка в Советскую Россию, против чего выступила Севастопольская городская дума (Крымский Вестник. — 1920. — 10 (23) августа, 11 (24) августа, 23 августа (5 сентября) и др.), понимая, что там его тоже ждут преследования.

После ареста и заключения в сентябре 1920 года по распоряжению Врангеля Канторович был выслан в меньшевистскую Грузию. Похоронен на городском кладбище в Севастополе.

При составлении этой биографии авторы статьи (А.Г. и В.Г. Зарубины, Е.Н. Шуранова) использовали источники:

- РГАСПИ (б. ЦПА ИМЛ), ф. 275, оп. 1, д. 34, л. 104 об.—105;

- Королев В.И. Политические партии Украины и Крыма. История и современность. Симферополь: Таврия, 2001, с. 80;

- Крестьянников В.В. Канторович Николай Лазаревич // Севастополь: Энциклопедический справочник. / Редактор-составитель М.П. Апошанская. Симферополь: Бизнес-Информ, 2000, с. 233 и др.

См. также биографию Канторовича, приведенную в книге под ред. А.П. Ненарокова Меньшевики в России. Т. 3, ч. 2. М., 1997, с. 670-671:

И биографию Канторовича, приведенную в книге А.Г. Зарубина, В.Г. Зарубина "Без победителей". Симферополь: Таврия, 1997, с. 35: