过门 |Сквозь Проливные Врата
Глава 1.9 一 Очередной вызов родителей
过门 |Сквозь Проливные Врата
Глава 1.9 一 Очередной вызов родителей
Как только они сели ужинать, Чжу Сяочэн в очередной раз пустилась изливать душу.
Бабушка Сюй театрально ахала и причитала, тётя Ду “ответственно” лила слёзы. Сюй Силинь и Доу Сюнь оба делали вид, будто не узнавали своего “врага”, застыв с выражением крайней скорби на лицах.
Сюй Цзинь была так раздражена непрекращающейся болтовней Чжу Сяочэн, что это сводило её с ума. Они втроем сидели порознь, как ножки трипода, угнетая атмосферу. Доу-Доу, запертая в подвале, время от времени горестно выла, словно дикий волк.
Доу Сюнь знал, что Чжу Сяочэн хотела отослать его на несколько дней в другую семью, чтобы освободить пространство для супружеской вражды. Честно говоря, глядя на скверную атмосферу в их “доме”, ему не по чему было скучать, тем более, после стольких лет он привык жить под чужой крышей.
У него не было никаких сбережений, ему только и оставалось, что подчиняться решениям Доу Цзюнляна и Чжу Сяочэн, оплачивающих его расходы на проживание. Несбыточные ожидания от родителей, что он питал будучи ребёнком, давно стали ничем после постоянных разочарований. Поначалу Доу Сюнь хотел просто перетерпеть, осев в шестой школе на несколько месяцев, лишь для того, чтобы перевести дух, а затем как можно скорее поступить в университет, оставив эту сумасшедшую парочку творить, что хотят.
Кто же знал, что Чжу Сяочэн приведёт его в дом Сюй Силиня!
Доу Сюню хватило лишь одного взгляда на каменное выражение лица Сюй Силиня, чтобы понять: с точки зрения “ненависти с первого взгляда”, они достигли абсолютного… Единодушия.
Поскольку его учёба в шестой школе не будет длиться и одного семестра, в окрестностях школы вряд ли найдётся кто-то, кто сдаёт жильё на короткий срок. Недавний конфликт с бандой У Тао не пошёл на пользу — жизнь в общежитии тоже предполагала ворох проблем. На фоне утомительной болтовни Чжу Сяочэн Доу Сюнь взвесил все “за” и “против”, наконец-то принял решение и про себя подумал: Раз так, с таким же успехом я могу поискать гостиницу рядом со школой.
Сколько хочешь — столько и живи, в комнате убираются за тебя, тем более, сразу же разрешится вопрос с трехразовым питанием… Идеальной выход!
Когда бабушка Сюй тихо заговорила с ним, сказав, что он может чувствовать себя как дома, Доу Сюнь наконец нашёл возможность высказаться:
— Я…
Но он успел сказать лишь одно слово, как бабушка внезапно потянулась, погладив его по макушке и щеке.
Рука её была худощавой, из-за возраста кожа перестала быть упругой, но, благодаря надлежащему уходу, она всё так же оставалась белой.
Её светлое запястье обвивал полупрозрачный нефритовый браслет, от рукавов исходил аромат душистого мыла. С ним смешивался едва уловимый запах старинного отечественного средства по уходу за кожей, которым пользовались женщины прошлых десятилетий. Доу Сюнь слегка принюхался... От его бабушки пахло так же, когда она была жива.
Это марка “Бай Цюэ Лин”? “Юй Мэй Цзин”? Или это крем “Е Лай Сян”? Непрерывная завеса мыслей Доу Сюня внезапно разлетелась вдребезги.
— Бедняжка, — произнесла бабушка Сюй. — Твоя мама сказала, что ты очень хорошо учишься. Сколько тебе лет?
Доу Сюнь был погружен в глубины своих мыслей, когда внезапно услышал этот вопрос. Его губы слегка дернулись, а лицо покраснело раньше, чем он отреагировал.
Таким образом, он упустил возможность высказать своё мнение. Он был настолько смущён, что позволил взрослым самостоятельно определить его место жительства на ближайшее время.
Когда Доу Сюнь и остальные ушли, Сюй Силинь в ярости ворвался в кабинет Сюй Цзинь.
— Товарищ Сюй Цзинь, заявляю вам. Я не согласен, — сказал Сюй Силинь.
Сюй Цзинь молча достала кошелек, вытянув из него несколько ярко-красных купюр.
— Возьми на карманные расходы. Не мешай мне.
У Сюй Силиня были собственные принципы, поэтому он сдержался.
— Не пытайся провернуть такой трюк. Неужели я похож на того, кого можно подкупить? Если ты решишь взять под опеку целый сиротский приют — нет проблем, но позволить этому… Позволить жить здесь этому Доу никак нельзя!
Сюй Цзинь, подняв голову, взглянула на него:
— А что, ты его знаешь?
— Это с ним я подрался в тот день…
Услышав это, Сюй Цзинь слегка подняла брови и невозмутимо ответила:
— Ну, это действительно карма.
— Мам!
— Сюй Силинь, какой теперь смысл пинать мёртвую лошадь? Когда я изначально спросила тебя, ты без раздумий, лишь рот открыл и сразу согласился, оставив меня без всякой поддержки перед лицом твоей бабушки. Под таким напором, только и оставалось, что отступить, — вздохнула Сюй Цзинь. — А теперь ты идешь на попятную, но уже поздно!
— Но ты не говорила, что приведешь в дом этого болвана!
— Не пытайся меня уговорить. Сколько раз я говорила тебе, ты всегда должен держать слово, будь то обещание себе или другим. Это основы того, что делает тебя человеком. Если ты не будешь держать своё слово, чего ты достигнешь?
Сюй Силинь ответил:
— Я не человек, меня стыд не волнует. Я буду собакой, ладно? Гав-гав-гав!
Сюй Цзинь на мгновение была ошеломлена отсутствием совести у её любимого сына, но быстро восстановила боевой дух.
— Бессмысленно заявлять мне это. Это решение приняла моя мама, твоя лао-лао. Как думаешь, ты справишься со своей бабушкой?
Сюй Силинь промолчал.
— Если сможешь, дерзай. Уладь все со своей лао-лао, а с завтрашнего дня я буду величать тебя папочкой, — не менее бесстыдно развела руками Сюй Цзинь. — Если нет, так оставь меня в покое. Поладь со своим одноклассником и больше не ввязывайся в драки… Вырос под потолок, а всё ещё не боишься потерять лицо!
Сюй Силинь и Сюй Цзинь были связаны переданным по наследству страхом перед бабушкой: они смотрели друг на друга, но никто не осмеливался протестовать.
Вот так Доу Сюнь, собрав свои скудные пожитки, и переехал в дом Сюй Силиня.
В тот же вечер, выражая свой скрытый протест, Сюй Силинь не вернулся домой на ужин. Он сбежал в Макдональдс, где дежурил Цай Цзин.
— Да разве можно такое терпеть, — сказал Сюй Силинь.
Цай Цзин знал, что он просто выплескивает гнев, поэтому ничего не ответил.
Стоило Сюй Силиню только подумать, что в будущем придётся каждый день видеть лицо Доу Сюня в своём собственном доме, в его душе закипал готовый к извержению вулкан. Хотелось, чтобы он взорвался на месте, но он не мог допустить этого в присутствии Цай Цзина… Как Сюй Силинь никогда не снимал обувь перед девушками, за исключением Юй Ижань, выставляя напоказ плохо пахнущие ноги, точно так же он не привык и грубо сквернословить перед Цай Цзином.
Вовсе не потому, что он видел в Цай Цзине девушку, просто ему трудно было грести Цай Цзина с У Тао, Лао Чэном и им подобными под одну гребёнку.
Сюй Силинь всегда бессознательно защищал Цай Цзина. Люди, обычно игравшие с ними в баскетбол, прекрасно знали, что, хотя техника ведения мяча очкарика Цай Цзина никуда не годилась, если поставить его на защиту против Сюй Силиня — без особых усилий успех увеличится вдвое… С парнями из баскетбольной команды Сюй Силинь играл корпусом в пределах правил, но он никогда бы не позволил себе атаковать Цай Цзина.
Сюй Силинь не мог выругаться и нервно смял в руках стаканчик из-под чая после того, как допил:
— Неудивительно...
Сюй Силинь хотел было сказать: “Неудивительно, что Доу Сюнь, этот болван, ведёт себя так, словно нуждается в пощечине. Всё-таки весь этот шум из-за того, что он никогда никому не был нужен.” Но, прежде чем договорить, он опомнился: было бы неуместно произнести это в присутствии Цай Цзина, поэтому он поспешно “проглотил” свои слова.
Цай Цзин ждал целую вечность, и, так и не дождавшись продолжения, недоуменно спросил:
— Неудивительно что?
Сюй Силинь ответил, сокрушенно вздыхая:
— Неудивительно, что два дня назад у меня начал дергаться глаз!
После всей этой паники и увиливаний, Сюй Силинь почувствовал, как в груди сдавило ещё сильнее. Он уже начал жалеть, что пришёл к Цай Цзину… Лучше бы он пошёл в интернет-кафе с Лао Чэном сыграть катку в Контр-Страйк.
Вернувшись тем вечером домой, Сюй Силинь сразу же увидел Доу Сюня, сидящего с бабушкой в гостинной. На чайном столике стоял её расстроенный радиоприёмник, который был полностью разобран. Доу Сюнь, держа смоченную в спирте ватную палочку, протирал все внутренние пыльные детали.
Доу Сюнь и Сюй Силинь обменялись взглядами: ни один из них не был рад другому, поэтому они одновременно равнодушно отвернулись друг от друга.
Бабушка Сюй нудно запричитала:
— Убежал на всю ночь, и поминай, как звали, а как вернулся, так даже не поздоровался! Сразу видно, чем старше становишься, тем лучше знаешь, как себя вести!
Сюй Силинь сделал вид, что не расслышал. Он спросил:
— Чем занимаетесь?
— Радио не работает, — пожаловалась бабушка. — Я столько раз вам говорила, но никто мне ничего не починил.
— Разве мы не купили тебе новое?
— Новое такое странное, я не знаю, как им пользоваться…
Предчувствуя, что она будет бесконечно докучать своей болтовней, Сюй Силинь тотчас скрылся наверху.
Бабушка Сюй в полном негодовании повернулась к Доу Сюню:
— Посмотри-ка на него, никакого терпения!
Доу Сюнь не знал, как должен ей ответить. Он скованно кивнул головой, и через некоторое время посчитал, что ему, вероятно, тоже следует улыбнуться. Но момент был упущен, уже не было смысла улыбаться. Ему только и оставалось, что целиком сосредоточиться на вещи в его руках: он кропотливо воскрешал радиоприёмник, которому давным-давно требовался ремонт. Поменяв батарейку, он передал его бабушке Сюй:
— Готово.
Все старики бережно хранили свои воспоминания. Бабушка Сюй была несказанно счастлива и не отпустила Доу Сюня, задавая ему нескончаемые вопросы.
Поначалу Силинь опасался, что Доу Сюнь, будучи той ещё бесчувственной сволочью, может нагрубить бабушке. Он воспользовался предлогом взять попить из холодильника, чтобы по пути подслушать их разговор, но обнаружил, что Доу Сюнь, вопреки его ожиданиям, ведёт себя прилично. Он отвечал на каждый вопрос, и не было похоже, будто он собирается огрызаться.
“На каждого найдётся управа”.
Сюй Синь успокоился, ведь его лао-лао — это его лао-лао: она могла стереть с лица земли империю, укротить четыре моря, и не имела себе равных во всей Поднебесной.
В доме Сюй Доу Сюнь вел себя очень тихо и не выходил из комнаты, пока его не звали.
Каждое утро, когда Сюй Силинь просыпался, Доу Сюнь уже был на пути в школу; на учёбе они взаимно игнорировали друг друга; после занятий у Сюй Силиня было полно дел, а Доу Сюнь незамедлительно собирал вещи и возвращался домой, чтобы сразу запереться у себя в комнате.
Они не обращали друг на друга внимания, тем самым кое-как поддерживая это странное перемирие.
Три дня спустя первый ежемесячный экзамен закончился.
Вне зависимости от важности теста, в день после сдачи экзаменов во время занятия по самоподготовке после полудня о дисциплине можно было забыть: одна половина класса сравнивала оценки, пока другая без умолку болтала.
В самый разгар хаоса, Цилисянь, на которую чёрт знает, что нашло, ворвалась в класс и сразу же начала ругаться:
— Вы только посмотрите на себя! Домашнее задание, что я выдала вчера, принесли сегодня только тридцать шесть человек. Есть трое, кто до сих пор не сдал! Кто сказал, что вы не должны выполнять домашнюю работу во время ежемесячных экзаменов? Если вы осмеливаетесь так поступать с моим предметом, что уж говорить про остальные. Чего вы добиваетесь?
Цилисянь, пытаясь успокоиться, вдруг хлопнула ладонью по парте:
— Те, кто не сдал свою работу, встаньте!
Спустя минуту тишины несколько студентов медленно поднялись.
Вне себя от злости, Цилисянь допрашивала одного за другим:
— Какое у тебя оправдание?
Первый ученик ответил:
— Учительница, я все сделал, но торопился утром и забыл взять работу с собой.
— Если даже о домашнем задании забыл, то что ты вообще можешь запомнить? Иди домой и принеси его!
Второй ученик оказался сообразительнее. Пока Цилисянь подвергала первого нравоучениям, он тайком выудил недоделанную работу по физике и, даже не глядя на вопросы, быстро нацарапал ответы. Убедившись, что под каждым пунктом есть ответ, он мог притвориться, что просто забыл сдать, после того, как выполнил задание.
Когда Цилисянь подошла к нему, он, опередив её, заговорил первым:
— Мне очень жаль, учительница. Я забыл сдать сегодня утром.
Цилисянь с силой выхватила лист и, едва пробежав глазами по почерку, пляшущему то янгэ*, то танец львов*, сразу же раскусила его затею, продолжив ругаться:
Танец янгэ (扭秧歌) — один из самых популярных видов народных танцев, может сопровождаться театрализованными выступлениями.
Танец львов (耍狮子) — один из традиционных танцев в китайской культуре. Представляет собой фигуру льва, которым управляют двое людей, находящихся внутри фигуры.
— Кого ты пытаешься одурачить? В конец класса!
В этот момент Цай Цзин легонько толкнул Сюй Силиня под столом и указал ему за спину.
Сюй Силинь обернулся и был вне себя от радости, лишь только посмотрев в отдаленный угол класса, где, выпрямившись, стоял Доу Сюнь с полным безразличием на лице.
Цилисянь подошла к нему на своих восьмисантиметровых каблуках:
— Ты… Ну а ты что скажешь?
— Я не сделал.
Доу Сюнь не опустился до низкосортных оправданий и невозмутимо посмотрел на нее.
— Я не сделал.
Цилисянь и предположить не могла, что найдется кто-то, кто посмел бы ей дерзить. Она подавилась воздухом:
— Ты… Что ты сказал?
— Я не сделал, — вновь повторил Доу Сюнь, чётко произнося каждое слово.
Цилисянь, с трудом верящая в происходящее, вновь спросила:
— Почему же?
— Потому что большинство вопросов раньше уже встречались в предыдущих тренировочных упражнениях, — ответил Доу Сюнь.
В старшей школе, говоря о естественных и точных науках, нельзя было избежать “тактики бесконечных домашних заданий”. Одно и то же задание могло не только попадаться повторно, но и встречаться каждый день, разве был ещё кто-то, кто не мог решить их?
Цилисянь ни разу не слышала, чтобы кто-то использовал столь неприемлемый предлог для отказа от выполнения домашнего задания. Она была так зла, что почти заикалась.
— Повторение… Повторение — это метод обучения! Это поможет закрепить знания, поможет восполнить пробелы.
Доу Сюнь “выплюнул” ещё одну фразу, куда сильнее отягощающую его “преступление”, неторопливо перебив ее.
— Учительница, — начал он, — повторение — не метод обучения. Это метод дрессировки собак.
Весь класс, тридцать с лишним “овчарок”, на миг оказались в полной тишине. Затем они услышали, как “дрессировщица собак” взревела, как раскат грома:
— Вызываю родителей в школу! Сейчас же! Немедленно! Если не может отец, то пусть придёт мать!
— Моя мать уехала в Америку, чтобы уйти от мира и стать монахиней, — тут же ответил Доу Сюнь.
— Вон из класса!
Доу Сюнь мельком посмотрел на Цилисянь, собрал свои вещи и, подняв рюкзак, вышел прямо через заднюю дверь. Перед уходом, он даже культурно прикрыл за собой дверь.
Цилисянь, кипя от злости, с минуту стояла на месте, прежде чем устремиться за ним в порыве ярости.
Лао Чэн обернулся и сказал Сюй Силиню:
— Настоящий мужик!
Сюй Силинь не обратил на него никакого внимания. Он нырнул под парту и позвонил Сюй Цзинь.
— Если ты ещё раз во время учёбы будешь сидеть в телефоне, в следующий раз отправишься в школу со смарт-картой, — ответила Сюй Цзинь.
Имеется в виду то, что у Сюй Силиня отберут мобильный телефон;
вместо этого звонить он сможет лишь с городского телефона, для использования которого нужна смарт-карта.
— Вдовствующая императрица, ваш покорный слуга хочет вам кое-что сообщить, — Сюй Силинь воровато огляделся, — Господин Доу, Доу Сюнь, по причине невыполненного домашнего задания, дерзил учительнице, и его только что выволокли через ворота Умэнь* . Его казнят с минуты на минуту. Может быть, вам стоит приехать и забрать его тело?
Умэнь (午门) — главные (южные) ворота Запретного города в Пекине.
Сюй Цзинь пару секунд хранила молчание, а после ответила, глубоко вздохнув:
— Поняла.