Лекция шестая

I. Обратимость и необратимость в культуре.

Мы описываем свой мир вещами и событиями. Поскольку событием мы называем имеющую значение перемену, то появление или исчезновение вещи может быть событием, а может и не быть им, если вещь не имеет значения (например, детский велосипед во взрослой семье). В свою очередь, события могут быть регулярными (регулярно повторяющимися, «регулярный» букв. - правильный), а могут быть исключительными, уникальными (но не случайными). Уникальность события состоит в том, что перемены, им принесённые, делают невозможным его повторение. К такого рода событиям относят, например, события, состоящие в выдающихся научных открытиях, в появлении особо влиятельных художественных произведений или принципиально новых технических устройств, в изобретении новых способов действий (например, способов лечения болезней), формировании новых теорий и т.д.

Мир, где воля людей направлена, в основном, на воспроизведение существующей системы вещей и поддержание строгой регулярности событий, мы характеризуем как мир циклического времени. Таков, например, мир первобытного человека, для которого основополагающие события одновременно и позади, и впереди, поскольку остаются основной моделью целеполагания.

Похожим образом понимает себя современное обыденное сознание, т.е. сознание, которое осмысливает повседневность, быт. Оно ценит повторность, сакрализует паттерны, которые считает основополагающими, например, строго соблюдает семейные и государственные «даты», хранит ритуальную упорядоченность семейных и общественных церемоний – праздничных застолий (например, день рождения), церковной обрядности (например, Пасха), публичных ритуалов (например, «Девятое мая»).

В других культурах уникальность либо допускается – в строго обозначенные моменты (в культуре средневекового типа это, например, принесение оммажа), либо приветствуется, как в культуре Нового времени. Чередование уникальных событий образует историю, которую мы, образно говоря, описываем как «стрелу времени» или, более сложной метафорой – как «спираль времени». Таким образом, основной признак истории – её необратимость, тогда как основной признак мифического – возвратность, обратимость.

Основной вопрос истории, а в нашем случае, истории культуры, состоит в природе событий. Или, иначе, это вопрос об источнике таких перемен, которые образуют различие между «до» и «после», которые ничего не повторяют (они не имеют прецедента), и последствия которых невозможно игнорировать. Раньше для примера мы называли Рождество Христово, но невозможно игнорировать также изобретение атомной бомбы или результаты некоторых войн и социальных революций.

Если говорить об истории культуры, то самыми значительными событиями, которые образуют, собственно, эту историю, следует считать появление время от времени новых эффективных моделей, новых типов культуры, которые своей распространённостью в земном пространстве и времени имели поистине всемирно-историческое значение (Архаика, Древность, Средневековье, Новое время). Причём, новые модели появлялись на месте старых (не считая, первой, Архаической), в тех же самых обществах, в том же человеческом субстрате. А это значит, что в точках смены моделей в истории культуры/цивилизации всегда происходит вытеснение в групповом сознании данного общества привычных уже представлений о мире и способах их достижения – ради других. Происходит системный транзит, переход, стык «конца-и-начала», кризис культуры.

II. Кризис культуры

Слово «кризис» употребляют тогда, когда хотят описать внутренний разлад в системе, причинённый её собственными, а не внешними факторами, когда сложная система разлаживается не из-за грубого внешнего вмешательства, а под влиянием собственных, присущих ей самой, взаимодействий.

Например, политический кризис – нарушение равновесия институтов внутри государства или в международных отношениях, возникающее вследствие недопустимых (в данных условиях!) действий, когда участники чувствуют себя вынужденными прибегать к средствам, разрушающим саму структуру существующих отношений, хотя они, эти действия, предпринимаются ради достижения всеми признанных целей. Так, в случаях, когда полицейские силы юридически или практически освобождаются от подотчётности закону ради поддержания законности и порядка, можно говорить о кризисе государства.

По-видимому, все динамические системы могут оказаться в состоянии кризиса устойчивости (сравним: экономический, финансовый, экологический, психологический и т.п. кризисы). Единственным общим условием возникновения кризиса является развитие системы, её усовершенствование, которое нацелено к более эффективному выполнению системой своих основных функций. В какой-то момент устойчивость системы падает под влиянием изменений, вносимых ради сохранения её устойчивости. Этот замкнутый круг и есть то, что мы называем кризисом.

На прошлой лекции мы рассмотрели внутренние связи и взаимосоответствия в культуре Нового времени, позволяющие рассматривать культуру сложноупорядоченно, системно. Но, говоря о культурах как системах, мы предполагаем возможность их кризисов, тем более вероятных, чем более изменчивыми являются культурные системы.

Вот примеры.

1. Первобытные люди жили относительно небольшими группами родственников – родами или племенами и вели кочевой образ жизни. Изобретение оседлого образа жизни (см. «неолитическая революция») привёл в некоторых случаях к существенному экономическому росту (см. «речные цивилизации») и сделал хозяйственно освоенные территории привлекательными для кочующих неподалёку племён. Вследствие их завоеваний и инфильтрации в этих районах складываются численно многотысячные и многоплемённые, т.е. разнородные (в буквальном смысле) общности. В силу различий происхождения, большие общности не могли самоуправляться как прежде, опираясь на сохранённые племенные традиции, на племенных богов, на локальные культы предков, обряды инициации и т. д. Постепенно у этих новых народов в Междуречье Тигра и Евфрата, на Ниле (позже на реках Инд и Ганг, Янцзы и Хуанхэ, Амударья и Сырдарья) сложилась небывалая раньше система самоуправления, основанная на общей религии и мифологизированной административной власти. Это – то, что мы называем первыми государствами Древности.

Зная итог этого перехода, случившегося где-то на грани IV – III тысячелетий до н.э., современный человек может не думать о сложнейшем процессе подавления и вытеснения культурно-цивилизационных навыков, которые к тому времени имели тысячелетнюю укоренённость в групповом сознании. Недаром, боги и владыки Древности и их законы были исполнены мифологической мощи и свирепости (см. «Законы Хаммурапи», условно 1750 г. до н.э.), необходимой для установления и освящения нового культуропорядка.

Это был кризис старой (Архаической) культурной системы, наступивший как раз тогда, когда её цели – многолюдие («плодитесь и размножайтесь») и устойчивое воспроизводство условий жизни у этих племён стало достигнутой целью.

2. Пример второй – из Древнего Рима. Римская армия столетиями была сильнейшей в Древнем мире. Отчасти высокий дух её поддерживался тем, что в основных войсках – легионах – служили только граждане Рима. Римское общество традиционно рассматривало себя как крестьянское, связывая гражданство с владением землёй. Большинство населения страны были крестьянами, следовательно, крестьяне были основным источником призыва.

Успехи Рима в завоевании территорий и приобретении рабов привели в I-II вв. н.э. к расширению крупного землевладения, основанного на дешёвом рабском труде (см. «латифундии»), одним из последствий которого было вытеснение из экономики индивидуальных крестьянских хозяйств. Разорённые крестьяне, бросавшие свои земли из-за невозможности платить налог, больше не могли быть эффективными солдатами. Армия беднела, всё большую роль в ней играли наёмники. «Латифундии погубили Италию, да и не её одну» (Плиний Старший).

Достигнутые цели, внутренне присущие римской культуре, изменили ситуацию так, что, её нельзя было изменить, оставаясь в рамках существующий картины мира и способов деятельности. На этом примере можно видеть, как из её успехов назревал кризис римской культуры.

Суммируем сказанное. Каждая культурная система выступает как бы историческим проектом, направляя деятельность людей к тому, что они считают правильным, должным. Достижение людьми целей своей культуры ставит их в ситуацию, принципиально иную, чем та, в которой культура формировалась. Создав своими трудами новый мир, люди оказываются вынужденными упорядочить его посредством новой культуры.

Это и есть то, что мы называем кризисом культуры. Периодическое появление кризисов можно считать неизбежным. В наше время, например, достигнутые всеобщая грамотность и распространение сети Интернет породили безграничное авторство и с ним род новых коммуникативных проблем, о которых недавно не могли даже предполагать.

Напомню в связи с этим один исторический пример – кризиса языческой культуры Древнего Рима.

III. Христианский проект «Средневековье»

Христианство появилось в Римской империи после примерно восьми столетий её существования как языческой страны, а, если брать историю Древнего мира, то – к концу трёх тысяч лет его языческой тоже истории. Христианство объясняет, что явление Бога людям, положившее начало новой религии, есть проявление Его свободной воли, но наш вопрос в том, почему был выбран этот момент?

Странный был этот момент. Рим приблизился к достижению своего территориального максимума и материального благополучия. Он стал настолько большим и разнообразным, что вынужден был совершить переход от республиканской формы государственности – к имперской.

В этом переходе усматривались не только приобретения, но и утраты моральные – чего-то подлинного, исторически обоснованного, присущего именно цивилизованному Риму в отличие от побеждённых им древних восточных деспотий.

М.Л. Гаспаров писал об этих настроениях времён Катулла:

«Катулл жил в I в. до н. э. Рим всего лишь сто лет как стал великой державой, практическим хозяином всего Средиземноморья. В Рим стекалось богатство, за богатством следовал досуг, за досугом - тоска. У дедов катулловского поколения на тоску не оставалось времени: оно шло на военные походы, на возделывание полей, на управление делами общины - три занятия, которые только и считались достойными свободного гражданина. Теперь войну вели профессиональные солдаты, поля обрабатывали пленные рабы, а политика превращалась в борьбу за власть, в которой каждый чувствовал себя обиженным. Досуг приглашал задуматься: для чего всё это? - а задумываться римлянин не привык, и мысль его заносило на каждом повороте. Привычки отцов не годились, а новых привычек не было. Кто пытался думать, тот приходил к выводу об относительности всех ценностей: «что честно и что стыдно, не для всех таково, а считается таковым лишь по установлению предков», - писал Корнелий Непот, историк, приятель Катулла и адресат его тёплого посвящения (№ 1). А кто не пытались думать, те лишь метались, не зная,

откуда такая

Камнем гнетущая грудь, появилась страданий громада.

...Не сознавая, чего они сами хотят, постоянно

К мест перемене стремясь, чтоб избавиться этим от гнёта.

...Так-то вот каждый бежит от себя и, понятно, не может

Прочь убежать: поневоле с собой остаётся в досаде, -

так писал другой сверстник Катулла, поэт-философ Лукреций (III, 1055-69), а за ним повторяли несчётные позднейшие поэты и прозаики».

На этом фоне появление религии христианства кажется очень своевременным. Конец общинно-полисного самоуправления ставил на повестку дня потребность в общегосударственной принадлежности индивида (как подданного империи) и в новой морали – всемирной, независимой от социальной позиции индивида (христианство).

Первые века христианства – это последние века Римской империи, которая шла к своему неминуемому и очевидному концу. Но римлянин не мог представить себе иного мира, чем тот, к которому он принадлежал. Предложенная христианством идея близкого конца света и спасения верой получила много приверженцев.

Сама по себе идея мировых циклов не представлялась тогда абсурдной. Она родственна цикличности мифологического времени и в виде идеи периодической гибели космоса присутствует у разных античных философов. Например, Зенон: « Вначале существовал только огонь, потом возникли воздух, вода и земля. Через некоторое время в результате великого мирового пожара останется только огонь. Тогда закончится один цикл и начнётся другой. То, что происходит сейчас, происходило раньше и будет происходить в будущем. Данное явление не единично, оно будет происходить бесчисленное количество раз».

"Или в античности Гераклит. Мир то поднимается, то опускается. Время от времени происходит мировой пожар. Снизу вверх поднимаются испарения, пока не достигнут своей меры. Правит судьба, а не исторический процесс. После пожара приходит опять новый мир. Ewige Wiederkehr, вечное возвращение. То же у Платона.

У Эмпедокла четыре периода мира. Первый: хаос. Второй: выделение раздельных элементов. Третий: период расцвета. Четвертый: старение мира, снова хаос", - пишет В.В. Бибихин.

Но Рим пал и жизнь продолжалась, требуя себе новый культуры. Поэтому христианство из религии кризиса стало перестраиваться в культурную систему, известную нам как Средневековье. Примерно с V века усилиями отцов церкви христианство становится системой культов, с одной стороны, и «совокупностью представлений о мире и месте человека в этом мире» - с другой. Вот почему Клиффорд Гирц определяет «религию» так, что её трудно отличить от «культуры»: «религия — это: (1) система символов, которая способствует (2) возникновению у людей сильных, всеобъемлющих и устойчивых настроений и мотиваций, (3) формируя представления об общем порядке бытия и (4) придавая этим представлениям ореол действительности таким образом, что (5) эти настроения и мотивации кажутся единственно реальными».

«Сильные, всеобъемлющие и устойчивые настроения и мотивации» христиан концентрируются вокруг ожидания Страшного суда и спасения, ради которого необходимо создать на земле христианское общество, общину людей, готовящих себя к переходу. Эту сложную и многосоставную задачу видело перед собой общество первого христианского государства – Византии. С. Аверинцев писал о ней: «Византия – христианское государство, государство христиан и для христиан. Это – христианская империя, Богом охраняемая и защищаемая, исполнительница Божественных предначертаний и орудие спасения человечества». Налицо полный комплекс представлений о мире, обществе и о себе в нём, включая формулировку земной задачи построения христианской цивилизации.

Падение Византии в год взятия Константинополя турками (1453) считается символической датой окончания эпохи господства христианской картины мира во всей Европе. Этот период в истории мы называем эпохой Средневековья. Но закат этой эпохи начался много раньше, когда в XI-XIII вв. мечты и цели христианской цивилизации казались близки к осуществлению. Крестовые походы обещали богатство и исполнение задачи «спасения человечества». Выстраивание системы феодальных отношений внушало веру в прочный порядок и мир. В XI в. плотность населения на её землях вернулась к демографическим показателям времён Римской империи. Экономика росла, росло ремесло, отделившееся от сельскохозяйственного производства в отдельные центры – средневековые города, соответственно рос обмен, основанный на деньгах, торговля.

Но что-то пошло не так. Крестовые походы оказались безуспешными. А города, которые росли всё быстрее, настаивали на своей, совсем другой жизненной практике и понимании жизни. Мир, созданный из разрозненных сельскохозяйственных ячеек послеримского мира, через столетия трудом многих поколений стал совсем другим. И лидером в нём стали центры ремесла, торговли и обороны – города. В особенности, города Италии. Флоренция, например.

Так эпоха Средневековья создала, породила своё завершение.

IV. Эпоха Возрождения. Между Средневековьем и Новым временем.

Суть исторически сложившейся ситуации можно описать так: повседневная практика требовала иного поведения, чем принципы, вытекавшие из устоявшейся средневековой картины мира. Например, отношение к купцу.

"Путь, пройдённый западноевропейским купечеством на протяжении XI—XV вв., отражает важнейшие сдвиги, которые происходили в тот период в экономике и культуре Европы. Из заметного, но всё же второстепенного персонажа в жизни аграрного по преимуществу общества, каким купец был в начале средневековья, он постепенно превратился в фигуру первого плана, стал играть ключевую роль в рамках новых экономических отношений". /.../ "По мнению многих отцов Церкви, в отношениях купли-продажи слишком много соблазнов. В перечнях профессий, расцениваемых как «бесчестные» и «нечистые» (такие перечни составлялись богословами) почти постоянно фигурировала торговля3. Отвергая земной мир, обесценивая его пред лицом мира небесного, христианство в его средневековой интерпретации не могло не осуждать торговлю — занятие, целью которого является получение прибыли". /.../ Такова была позиция Церкви до тех пор, пока ей не пришлось принять во внимание изменившиеся условия действительной жизни. Подобные изменения стали ощутимыми в XIII в.". - А.Я Гуревич

Таким же противоречивым было отношение к деньгам («Средневековые изображения, на которых фигурируют деньги, часто в символическом виде, — всегда уничижительны и рассчитаны на то, чтобы заставить зрителя бояться денег», - писал Ле Гофф), к вассальной клятве, к городским общинам и городскому самоуправлению. Город образовал новую культурную среду, символом которой можно считать ратушу и ратушную башню с часами (до XIII века времяизмерение контролировалось монастырыми).

С XIV века на глазах современников в Италии началось становление новой культуры. При этом старая в тот момент была представлена, как ей и положено, сложившейся системой представлений и институтов, а новая – действиями, которые могли восприниматься как незаконные и аморальные, как вынужденные или как независимые от принципов и морали, поскольку происходили в сферах, «не представленных» старой культурой. Например, наёмное войско, выборы городского совета, литература для чтения (сборник «Новеллино», "Кентерберийские рассказы" Чосера, «Канцоньере» Петрарки. «Декамерон» Боккаччо и т. п.), художественные коллекции (студиоло). И новое представление об образованности, конечно.

Но, когда жизнь идёт как бы «впереди» культуры, хотя, на самом деле, наоборот, уже осуществляет наступающую культуру, сомнению подвергаются моральные основания прежней. В культуре Средневековья, фундаментальным было представление о непрерывном направляющем и спасительном присутствии Бога в человеческой истории. Поэтому, переживание разрыхления, кризиса средневековой культуры – в её же дискурсе(!) – понималось как свидетельство богоставленности человечества. Да, это трагедия. И её можно сравнить с трагедией конца света в поздней Античности. Собственно, богооставленность – это и есть «конец света», так сказать, в новой, христианской, редакции. И самым очевидным указанием на неё является безморальность этого кризисного времени (см., например, А. Ф. Лосев. Эстетика Возрождения. Гл.4. Обратная сторона Возрождения).

Таким образом, в процессе своего развития к XIV веку средневековая цивилизация породила явление, которое по существу противостояло её же основополагающим условиям: в традиционный сельскохозяйственный уклад внедрился городской, в зависимость от природной цикличности – изменчивость, творимая человеком, в привычную ограниченную осведомлённость об окружающем мире – широкий географически и культурно опыт крестовых походов и средиземноморской торговли, натуральные формы обмена стали дополняться денежной торговлей, привычная сословная структура средневекового общества усложнялась возраставшей ролью купечества и т.д. Т.е. жизненная практика далеко разошлась с базовыми представлениями и принципами, порождая сомнения во всём – в прошлом и настоящем. В таких случаях приходится говорить о кризисе культуры. В данном случае – средневековой. Другое название кризиса культурной системы Средневековья – эпоха Возрождения.

В содержании кризиса нужно видеть не только распад, но и зарождение новой культурной системы. Элементы её пока разрознены, но главное в том, что, пока она не сложилась, не ясно, какие из элементов жизненной практики отвечают будущей системе, а какие – нет. Например, практика массовых покаянных шествий, ритуальное «сожжение сует» (Джироламо Савонарола, 1452 –1498, Флоренция), распространение новых ересей, основание нищенствующих орденов (доминиканцы, францисканцы) и невиданный авторитет католической инквизиции (т.н. «охота на ведьм») – всё это могло показаться адекватным ответом на массовое осознание греховности и, как следствие её, богооставленности.

Но, как оказалось, будущему отвечал другой вектор: новые устремления по-новому образованных людей, которых называют «гуманистами Возрождения».

Гуманисты не были связаны со средневековыми университетами, поскольку там обучали не тому, чем они хотели заниматься – вместо теологии они интересовались «человеческими занятиями» (studia humanitatis), т.е. занятиями, свидетельствующими о человеке, а не о Боге (языки, история, литература). Отсюда их самоназвание – гуманисты.

Гуманисты были уверены, что Средневековье – это историческая ошибка человечества, как сказали бы сейчас, «эпоха застоя» и господства безграмотности («тёмный век»). Идея гуманистов была – возрождение Античности, память о которой более всего хранилась на земле и в земле Италии. Возврат, возрождение пульсирующего славой античного прошлого было, в их ощущении, основным смыслом их времени.

В целом их ответ на вызов ситуации состоял в признании ошибочности самого средневекового подхода к человеку как «рабу Божьему». Раб, в сохранённом античном смысле, есть бессубъектное «говорящее орудие» («instrumentum vocale»), т.е. исполнитель не своей воли. В средневековом понимании «раб Божий» – исполнитель воли Творца.

Новый подход состоял в признании Божественного атрибута – собственно, творчества – присущим и Его созданию, человеку (отсюда - возвышение в ту эпоху художественного творчества). Из такого нового подхода проистекало, что человек по справедливости должен быть освобождён из любого рабского состояния в пользу свободного, авторского отношения к своей жизни (см., например, «Райский акт» Болонской коммуны 1257 года о выкупе «каждого серва обоего пола от 14 лет и старше»).

Новый подход означал также переосмысление земного плана бытия, включая человеческую историю и природную среду как сферы, где человек пребывает, действует и творит по своей воле свою, человеческую историю. Эту ренессансную революцию именуют иногда антропоцентрическим поворотом. Несомненно, это была революция («революция меняет положение дел безвозвратно»), а её последствием было возникновение новой культурной системы – культуры Нового времени.

Совпадение многих идей Возрождения с принципами Нового времени объясняется переходностью первого. Гуманисты Возрождения нащупали разделение небесного и земного планов бытия, религиозного и светского подходов к миру, историческое авторство человека, создали новые языковые системы описания и постижения мира – науку и искусство, создали животворящий миф Античности.

Все эти открытия сохранились в Новом времени. С той разницей, что в следующей эпохе культура приняла систематическую организацию. На первых парах это было великим преимуществом Нового времени, позволявшем из него свысока смотреть на преодолённый «хаос» Возрождения. Но позже уроки Возрождения пригодились для осознания переходности в культуре и для понимания наступившей в ХХ веке новой переходной эпохи.

Расшифровка аудиофайла этой лекции з д е с ь

Иллюстрация: Meeting_of_doctors_at_the_university_of_Paris XVI c.