Лекция пятая, приготовительный текст.

Расшифровка аудиограммы здесь

I. История.

Историю природы называют эволюцией, эволюцию человечества – историей. Но и это не всё. Термин «история» нередко толкуют по-разному:

1) как то, что, собственно, было - «Совокупность фактов и событий, относящихся к прошедшей жизни человечества; прошлое» (Ушаков). Например, «Эти обычаи отошли в историю»; и

2) как то, что мы об этом знаем - «наука, исследующая последовательное развитие человечества, народа, учреждения и т. д.» (Словарь иностранных слов русского языка»).

Ясно, что это противопоставление ложное, т.к. «факты и события», когда бы они не состоялись, существуют для нас только, если они схвачены историческим знанием. Иных в известной нам истории нет. Конечно, кое о чём из прошлого мы можем знать на основе общих рассуждений. Например, что владыки в Древности сменяли один другого. Но это – «пустое» знание. Тех владык, кто не попал в наше историческое знание, навсегда нет.

Таким образом, история – это не цепочка живого человечества, которая тянется от неандертальца до нас с вами, господа; это – то, что мы о ней знаем. Такая История – это форма, а в которую организована часть нашего представления о мире и месте человека в этом мире.

Усилия знать историю (начиная с «отца истории» Геродота) питались несколькими идеями, которые можно упростить до «занятно» и «поучительно». Кроме того, историю, «исторический нарратив» выстраивали для демонстрации (или доказательства) достоинств и даже неизбежности существующей политической системы. Греки вдохновлялись историей своих побед над варварами. Римляне усматривали в своей республике, потом империи, - венец исторического пути. К примеру, знаменитый греческо-римский эллинистический историк Полибий (200 до н. э.,— ок. 120 до н. э.) стремился показать неизбежность величия Рима, «каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти римлян в течение неполных 53 лет. Никогда раньше не было ничего подобного» (Полибий. Кн.I): «Раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело своё особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени, история становится как бы одним целым, события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводятся к одному концу».

В Средневековье «На основе христианских доктрин была создана историко-философская концепция-всемирной истории <…> С их точки зрения история развивается, по плану, намеченному богом во всех его деталях "(Историография античной истории. - М.,1980, с.16).

К тому же, эти и многие другие примеры могут показать нам, что масштабное описание «того, что было» невозможно с обычной житейской позиции непосредственного общения. Вольно или невольно историк отвечает задаче, которая продиктована «духом времени». Даже, если он полагает за благо отцеживать чистые факты от контекста эпохи.

Для нас всё ещё более привычными остаются «предметные» истории: истории институтов (например, история Церкви) или история технологий (например, история кузнечного дела), или различные истории искусств или наук и т.д., или даже история спорта. Нередко можно встретить истории тоже предметные, но комплексные - региональные (история Византии, история Северного Причерноморья) или институциональные (истории государств, истории искусств), или истории идей (история права, история химии)

Историк культуры нацелен не только на выявление и описание конкретных поступков людей или групп людей прошлого, но, прежде всего, - и в этом специфика культурологии, - на смыслы, т.е. на то, как понимали себя и свои действия люди в контекстах иных, уже прошлых культур, в чём и как находили они свои цели и средства, какие способы деятельности были для них доступны и предпочтительны.

Для историка культуры предметом интереса являются сменяющие друг друга «представления о мире и месте человека в этом мире», а, собственно, событиями, которые составляют суть всякой истории, в истории культуры являются как раз перемены в этих представлениях.

История культуры (культур) исследует события, которые состоят в смене культур, их взаимном отторжении и наследовании, в логике их исторической судьбы – от внутреннего роста и внешней влиятельности до неизбежного угасания. История культуры занята также поиском сходных черт в развитии и замещении одних культур – другими.

Можно указать, по крайней мере, на два мотива, которые формируют запрос нашего времени в отношении историко-культурных знаний:

во-первых, это – необходимость адекватно понимать артефакты, доставшиеся нам от других цивилизаций/культур, т.е. понимать их не по-своему, а в контексте культур, их породивших;

во-вторых, это – потребность осознать своеобразие нашей культуры, которое возможно путём сравнения её с другими, уже состоявшимися; их судьба может подсказать что-то относительно общей логики развития современной культуры.

II. Культурно-исторические эпохи.

Если рассматривать историю культуры в самых широких масштабных рамках, то мы усматриваем в ней несколько самых влиятельных моделей построения картин мира, которые в реальной истории были воплощены в культурах разных народов более или менее одновременно и сменялись последовательно. Мы называем их культурно-историческими типами культур. За ними закрепились более или менее устойчивые имена:

Архаика–> Древность–> Средневековье–>

Новое время–> Новейшее время

1. «Архаика» как тип культуры. Структура пространства-времени. Герой культуры.

Стандартное описание картины мира должно отображать её пространственную и событийную структуру (время), а также демонстративную модель персонажа, реализующего свою жизненную динамику («место») в условиях данной структуры пространства-времени.

Представления о мире в архаических сообществах можно реконструировать по двум основным источникам: по мифо-ритуальным практикам, которые в сильно деформированном виде сохранились в фольклоре некоторых народов (например, африканских), и по эпосам Древности, в которых отразились более архаичные представления этих народов (эпос — «героическое повествование о прошлом, содержащее многособытийную картину народной жизни, данную в отстранении». «Древний, типичный эпос будто читает книгу мира» (Ю. Айхенвальд. Литературная энциклопедия.- 1925. Эпос.) Примеры эпосов – индийская Махабхарата, греческий гомеровский эпос, шумерский Эпос о Гильгамеше, русские былины).

«Мифическое пространство воплощает представление о “своём” мире как о центре, со всех сторон окружённом иным миром (исланд. Мидгард — “мир людей”, буквально: “срединное огороженное пространство”). Необходимость мифологической защиты от “чужого” мира порождает образ “мировой ограды” как воплощения сил Порядка в противоположность иномирному Хаосу. “Мировая ограда” может представляться горами, но чаще всего — рекой, отделяющей мир живых от мира мертвых, или мировыми водами — неиссякаемыми запасами пресной воды и дождя». (Баркова)

Так представляемое пространство внутри себя вообще лишено значимых событий, кроме одного – того, что положило основу существующего порядка в пределах упомянутой «ограды». А раз не существует чередования, то нет и линии времени. Общество ощущает себя в «вечно длящемся настоящем» – в мире, который был образован первособытием, и с тех пор подлежит лишь сохранению усилиями людей (о нём говорят ещё как о циклическом времени). Персонажей, которые совершили это мироустроение и первоначально обживали его, мы называем богами, имея в виду не только их сверхчеловеческие возможности. Эти персонажи своими действиями «демонстрируют», удерживают в представлениях коллектива структуру бытия. Персонажи с такой культурно-демонстративной функцией есть во всех культурах, мы называем их «героями культуры». А саму пространственно-временную структуру бытия называем термином «хронотоп» (хронос+топос).

2. «Древность» - это культурно-цивилизационная модель, которая отражает «представления о мире и месте человека в этом мире», характерные для эпохи древних государств. Структура пространства-времени (хронотопа) древности – центробежная с циклическим мифическим временем. Но мифы Древности удерживают в коллективной памяти представления уже не об устройстве космоса, географии ойкумены и антропогенезе, но о возникновении государства и его институтов, происхождении особо ценимых ремёсел и сакрализуют особо важные коллективные действия (например, ирригационные работы). Новизна этой эпохи – в смене основной мифологии (на месте космологической и родовой появляется мифология власти и ремёсел), во внедрении письменности и письменного законодательства, в формировании распорядительной роли государства (в хозяйственной и военной областях), т.е. наблюдается сакрализация власти, знаний и ремесла.

В то же время, в Древности появляется практика иного, чем мифологическое, социального времяизмереня. Она касается частных государственных отношений собственности, которые имеют временные ограничения, которые по смыслу не традиционные и не вечные и поэтому рассматриваются как профанные (т.е. противоположные сакральному – «сверхценному и вечному»). М. М. Бахтин, правда, по другому поводу описал такое фрагментарное пространство-время в поздеантичном романе:

«Мир — пространственная смежность различий и контрастов; жизнь же — чередование различных контрастных положений: удачи — неудачи, счастья — несчастья, победы — поражения и т. п. Временные категории разработаны крайне слабо. Время в романе этого типа само по себе лишено существенного смысла и исторической окраски» (Бахтин М.М. К исторической типологии романа)

Письменность – сравнительно позднее изобретение человечества. Письменно фиксируется то, что не вписывается в традиционную ритуальность. В этом смысле письменность как способ запоминания противоположна ритуальности. Ритуалы удерживают циклические события: символические реинкарнации первособытий, «праздники», которые согласуются с природным календарём или с циклом основных фаз человеческой жизни. Но появление законов, например, это – событие однократное (см. Законы Хаммурапи, 1750 до н.э.). Кроме того, законы древних империй должны были охватить разноплеменные общности. И поэтому оказывались вне групповой ритуальной традиции и ритуальной практики.

Государственные распоряжения, имущественные отчёты, частные сделки тоже понимаются как однократные и размещаются вне традиции, вне мифического возвращения, они подлежат записи (см. клинописные таблички из Месопотамии). Ещё записывались некоторые техники, например, расчётов (см. Московский математический папирус, ок. 1850 года до н. э.)

Записывали также и то, что могло быть забыто из-за утраты традиции вследствие смены типа цивилизации – с архаической на древнюю. Записывались словари, эпосы, рецепты (б-ка Ашшурбанипала II в Ниневии, Ассирия, VII в. до н. э.:

«В царской библиотеке хранилось огромное количество научных, литературных и религиозных произведений; математические задачи и вычисления, сборники молитвенных гимнов и заклинаний, исторические хроники, а также поучения мудрецов и великих правителей. Были также рецепты лекарств для лечения болезней и химические рецепты изготовления красок, повествования о богах и героях и книги по астрономии».

В наше время письменная, а также видео- и фото-фиксация служат фрагментированию и сакрализации отдельных моментов повседневности, которая в целом из-за повторности своей сохраняется в памяти структурно, но не событийно. Например, человек помнит, что в определённые годы ходил в школу (структура его повседневности), но подробностей из его школьного прошлого (содержание) в его памяти сохранилось очень мало. Надёжнее припоминаются те сюжеты, которые подкреплены его школьными «фотографиями на память», видео или словесными записями. Слово сакрализация в этом случае и означает закрепление за отдельными событиями значения вневременных и особо ценных, или, иначе говоря, символическое извлечение из потока событий тех из них, за которыми признаётся особое значение. В числе особо фиксируемых могут быть как результаты научных исследований, так и события, отраженные в уличных надписях, типа, «Коля+Валя были здесь». Кстати, запись произведений искусства тоже начинается тогда, когда искусство выходит из традиционного фольклорного синкретизма и становится фактом неповторимо индивидуального авторского творчества.

3. Средневековье

Модель мира и человека в нём, которая доминировала по мере становления в Европе после V в. и до её истощения к XV веку н.э., мы называем средневековой. Как часто бывает, это название, скорее, говорит о логике тех, кто это название давал, чем о свойствах называемого предмета.

Пространство в этой картине мира принципиально двухкачественное. Оно представлено мирами «земным» и «небесным», и эта бинарность характеризует все представления, сколько-нибудь существенные для людей того времени, начиная с идеи человека, который предстаёт в их сознании двойственным телесно-душевным, его судьбы – «земной» и «неземной», до самой «земли», которая сотворения по замыслу и волей внеземного источника, Бога.

Соответственно этому бинарному строению мира время бытия в этом образе мира тоже бинарное. Земное время движется от события к событию, а небесное время определено понятием «вечность», что означает отсутствие событий, в значении каких-либо перемен, вообще.

Главной проблемой средневековой мысли была проблема сочетания двух столь разнородных частей одного мира, или, говоря иначе, проблема единства мира. Мы говорим в этом случае об средневековых антиномиях («противоречие между двумя взаимоисключающими положениями, одинаково убедительно доказуемыми логическим путём»). Примирение этих антиномий производится путём иерархизации мира, в котором «вечный» мир полагается проектом «временного», причём, вечность олицетворяется образом Бога, а временность – человека. Таким образом, «трасцендентность» внеземного мира – земному преодолевается иерархической упорядоченностью мироздания.

«Вертикальная соподчиненность, известная под названием "великая цепь бытия", последовательно выстраивавшая все сущее по степени его приближенности к Творцу, была вообще важнейшим принципом организации средневекового пространства: "В сжатом виде вселенская иерархия выглядела <...> следующим образом. Начиная с вершины вниз на девяти ступенях (звеньях) "цепи" располагались три "класса" ангелов (в каждом из них по три разновидности данного "класса"): серафимы и херувимы - ближайшие к богу, архангелы и ангелы - ближайшие к человеку. Каждому ангельскому чину ("хору") отведена одна из небесных сфер из обозначенных в космографии Птолемея. Серафимы расположились на отдалённейшей от земли сфере "перводвижителя" (primum mobile), управлявшей движением всех других сфер. Ниже следовала сфера неподвижных звезд (в ведении херувимов), сферы Сатурна, Юпитера, Марса, Солнца, Венеры, Меркурия (в ведении архангелов), наконец, сфера Луны, за движением которой следят ангелы. Последняя образует разграничительную линию между небесами и землёй. Все, что ниже той линии, состоит из "земных" элементов и поэтому изменчиво, несовершенно и подчинено упадку и исчезновению. Все же, что находится выше этой линии, совершенно, неизменно и вечно. Иными словами, определение "подлунный" и "надлунный" содержало для средневекового человека множество значений.

Строго иерархическим рисовался способ упорядочения всего сущего и в мире подлунном. Если рассматривать его снизу вверх, то мы окажемся свидетелями иерархии атрибутов (свойств - М. Н. ). - Миру неорганическому (как бы мы теперь сказали) присущ лишь один атрибут - существование; миру растений помимо него еще свойствен атрибут питания; миру животных кроме двух упомянутых - еще и атрибут ощущения и движения; наконец, человеку сверх всего - еще и атрибут разума. Этим определялось особое положение человека в данной "иерархии", он связывал воедино оба его начала - духовное и материальное, божественное и земное. В этой "цепи бытия" нет перерывов, нет "пропусков". Нетрудно убедиться, - подытоживает свой набросок картины средневековой Вселенной М. А. Барг, - что в ее описании доминировали три идеи: идея полноты творения как проявление "щедрости творца", идея непрерывности сущего - олицетворение постепенности переходов от низшего к высшему и, наконец, идея градуированности и дополнительности, атрибутов, составляющих мироздание, что подводило к представлению о целостности и взаимосвязанности его частей» (Барг М. А. Эпохи и идеи: Становление историзма. -М. 1987. - С. 118-119).

Ещё один термин, отражающий противоречивое представление о единстве средневекового мира, телеологичность. Суть её в том, что цель существования человечества задана его Создателем изначально и состоит в прохождении трудного пути, возвратного по отношению к начальному отторжению человека от вечности во временность вследствие его грехопадения.

На этом пути человечества есть несколько пунктов, значение которых состоит в их неповторимости (однократности): сотворение земного мира, сотворение человека и изгнание его за грехи, явление богочеловека и провозглашение им истины, путь просвещённого человечества к Страшному суду и его последствия. Последовательность этих событий образует линию времени, основные события на которой происходят однажды и значимы тем, что предопределяют последующие. Это и есть то, что мы называем линейной концепцией времени – прообраза знакомой нам исторической концепции как эволюции, прогресса, пути.

Таким образом, в рамках средневековой культурной модели мы можем видеть ещё одну антиномию – сосуществование двух систем времени: циклического, представленного праздничными годовыми циклами – как бы годовщинами основных евангелических событий – каждого в отдельности, и линейного – представленного идеей исторического пути человечества от изгнания к возвращению. Эта линия, если присмотреться, есть один цикл – прекрасный примем связи-и-отторжения двух разных культур.

Следующее занятие мы посвятим ещё одной модели, исторически более близкой к нам, которую называют «Новым временем» или «эпохой Модерн.

Иллюстрация: Древняя запись на иврите. Глиняный черепок трапециевидной формы, найденый при археологических раскопках остатков укрепленного города Иудеи «Хирбет Кейафа» (Khirbet Qeiyafa), 10 в. до н. э., библейский Шаараим (Двойные Ворота). http://news.orenu.co.il/archives/20957