Писатели-выпускники Новокемской школы

Тюменский писатель, пресс-атташе ТюмГНГУ Леонид Иванов-наш земляк, окончивший Новокемскую восьмилетнюю школу. 

ДОМОВОЙ

- Так, мужики, полная секретность! – Колька медленно перевёл взгляд с одного на другого. – Не дай бог, мелюзга узнает и наябедничает. Тогда фиг вам, а не праздник. Значит, берём бутылку «Лидии», закусон захватим во время ужина, а когда мелкие заснут, начнём отмечать день Советской Армии.

- Прямо в спальне что ли? – спросил молчавший до этого Васька.

- Ты можешь предложить что-то лучше? – строго спросил Колька. – Может за крыльцом на морозе из горлышка?

- Да нет, я просто… - смешался Васька.

- Тогда помолчи! Отмечать будем здесь, - постановил Колька. - По-офицерски.

Все знали, что Колька мечтает стать офицером, правда, об армии все они знали только из кинушек да скупых рассказов отцов, которые в подпитии вдруг начинали вспоминать службу и происходившие там с ними или их знакомыми разные весёлые приключения. Знали все и о неразделённой Колькиной любви к Лидке, которая сама была по уши влюблена в Кольку Орехова, потому что он при его высоком росте, красоте и отличной успеваемости замечательно рисовал. Рисунки из-под его карандаша выходили очень быстро, изображал ли он природу или людей. Он всегда оформлял школьную стенгазету, делал портреты одноклассниц, которые поголовно были от него без ума. И хотя Колька после восьмого класса уехал учиться в Череповец, Людка продолжала грезить только о нём. Так что Кольке Грибанову шансов практически не оставалось. Но он не терял надежды покорить сердце первой красавицы класса.

Чтобы отличница Лидка обратила на него внимание, он в седьмом классе всерьёз взялся за учёбу, учителя, видя прилежание парня, постоянно его нахваливали. Ставили другим в пример, но на Лидку это впечатления не производило абсолютно никакого.

Тогда Колька начал задираться. То с одним подерётся, то с другим. За эти драки его уже не раз вызывали к директору, грозили исключением из школы на две недели, но терпеливо ждали, когда парень перебесится. Подозревали, что он таким образом пытается привлечь к себе внимание кого-то из девочек, но кого именно, понять не могли, хотя и строили разные догадки.

Потом Колька прибился к строившим дамбу шоферам самосвалов. После уроков бежал к ним, чтобы покататься в кабине, помогал ремонтировать, подавая нужные ключи, и всё время просил научить крутить баранку. Через какое-то время Гена Зубов доверил парню руль. Потом позволил порулить второй раз, третий… А через некоторое время Колька уже сам довольно лихо гонял по дороге в карьер и обратно. Но теперь, когда научился управлять машиной, ездить по безлюдной дороге стало скучно. Хотелось лихо подкатить к школе, резко остановиться, пшикнув звучно срабатывающими воздушными тормозами самосвала. Но по посёлку ездить Гена не разрешал, не смотря на все уговоры своего неофициального стажёра.

Колька был парнем рослым, крепким, как большинство деревенских подростков, смелым, даже забросив прилежное приготовление домашнего задания, учился хорошо, схватывая всё на лету, поэтому авторитетом у остальных ребят пользовался непререкаемым. А когда стал самостоятельно водить машину – мечта каждого пацана – дружить с ним стало престижным. И это относилось буквально ко всем, только ничуть не касалось Лидки.

Был среди парней в классе ещё один человек, который почитался на равных с Колькой. Это Лёнька. Он тоже учился хорошо, тоже водил машину, потому что его брат работал на самосвале, но был какой-то больно уж правильный. Когда однажды Колька Теканов по прозвищу Таракан, чему виной была его неугомонность и маленький рост, опрокинул стоявший неподалёку от двери в класс огромный фикус и побоялся признаться классной руководительнице Нонне Ильиничне, Лёнька встал и сказал, что это нечаянно сделал он. Училка не поверила, а может уже и знала имя виновника, просто хотела, чтобы он набрался мужества и признался сам, но тот смалодушничал. А на перемене Таракан полез было на Лёньку в драку, хоть таким образом пытаясь восстановить своё реноме, но тот только отмахнулся и пошёл к своей парте.

Колька и Лёнька были лидерами. Один неформальным, другой формальным. В отличие от Кольки Лёньку избирали в разные советы, и хотя он редко ночевал в интернате, а зимой и летом ездил домой за десять километров на велосипеде, по рекомендации директора школы стал старостой. Правда, эта должность была по сути чисто номинальной, потому что всё руководство интернатом взяла в свои руки техничка баба Маня. Она находилась тут круглые сутки, спала в комнате девчонок и бдительно следила за порядком на обеих половинах большого здания. Делать это было не так уж и трудно, потому что девчоночью и мальчишечью спальни разделала дощатая переборка, обитая с обеих сторон картоном и оклеенная шпалерами. Стоило только ребятам расшалиться, как в дверях возникала дородная фигура бабы Мани, и зычный голос вопрошал:

- И штоито тут у вас происходит? Кому римня захотелось?

Ремня в руках бабы Мани никто ни разу не видел, но её окриков боялись и потому шалить предпочитали на улице. Вечерами она то и дело заходила проведать своих подопечных, степенно обходила овкруг большой русской печки, воздвигнутой посреди большущей комнаты, маленьким поправляла постель, тех, кто постарше, заставляла наводить порядок самостоятельно. В комнате было двенадцать кроватей, но постоянно в ней жили только семенчевские да гавриловские, у других дом был ближе, и они или уходили после уроков пешком, или дожидались, когда вечером будут развозить по домам рабочих, чтобы в устроенной в кузове фанерчатой теплушкевместе с ними добраться до родных.

Будь конец февраля потеплее, не пришлось бы ребятам устраивать праздник в условиях строжайшей секретности, а когда ударили морозы под сорок, о доме на время пришлось забыть. Даже Лёнька все эти дни оставался в интернате и спал на своей стоящей в «красном углу» кровати.

- Так, у нас ещё одно обстоятельство, - Колька опять посмотрел внимательно в лицо каждому из участников сходки. – Лёньку в компанию берём?

- А куда деваться? - театрально развёл руками Сашка. – По-любому придётся, он же здесь ночует.

- Тогда, Серёга, Лёньку ты берёшь на себя. Вы с ним в один день родились, столько лет на одной парте сидите, так что тебе и посвящать его в наши тайны. Откажется, и фиг с ним. Главное, чтобы не проболтался, а то мало не покажется.

- Да нет, - заверил Серёжка Филин, - не проболтается. Я думаю, что праздновать не откажется. Я прямо сейчас с ним и переговорю.

Серёжка было встал и направился к кровати, на которой с книжкой в руках лежал Лёнька.

- Да погоди ты! – осадил его Колька. – Успеется. Надо ещё детали обсудить.

- Тогда надо брать две бутылки, - быстро подсчитал Сашка. – На два тоста по полстакана.

- Замётано! – согласился Колька. – Вино я беру на себя, скажу продавщице, что шофера послали, поверит. Первый раз что ли?

- Нам самое главное, чтобы мелкие уснули пораньше, - тихим шепотом сказал Колька Теканов. – Сам он был с пятиклассниками одного роста, но относился к ним свысока, потому что учился уже в восьмом и очень активно проявлял свою взрослость, пытаясь на переменах и после школы то ухватить одноклассниц за уже сформировавшиеся груди или задрать им подол платья.

Некоторые из девчонок со смехом пытались увернуться, а некоторые били наотмашь. И Кольке нередко доставалось очень серьёзно, но эти недотроги и становились потом главными объектами его приставаний.

Как-то так сложилась подростковая ситуация, что хотя у девчонок всех возрастов было примерно поровну, на мальчишеской половине жили только пятиклассники и восьмиклассники. Жили по сути двумя разрозненными группами. Мелкие собирались своей компанией, старшие – своей, поэтому и празднование Дня Советской Армии ребята вынуждены были готовить в обстановке строгой секретности.

Колька купил две бутылки «Лидии». Продавщица действительно без лишних разговоров поставила на прилавок вино, поскольку уже не раз, во время ремонта своих машин, шофера посылали парня за спиртным. Только на этот раз удивилась, что вся сумма состояла из мелочи и даже поворчала по этому поводу, сгребая пересчитанные медяки в коробку, где хранилась сдача.

На ужине сунули в карманы хлеба, который горками лежал на тарелках. Васька после уроков сбегал к живущей в посёлке замужней сестре, взял у неё небольшой кусок сала. Мол, сегодня в обед было невкусно, и ребята сидят голодные. Теперь оставалось дождаться, когда заснёт малышня да после традиционной проверки уйдёт на свою половину баба Маня.

Она по обычаю терпеливо дождалась, пока уляжется последний, самый медлительный и нерасторопный Славка, выключила свет, произнесла привычно:

- Вот только попробуйте у меня тут ещё куролесить, - и вышла за дверь.

Минут через пятнадцать малышня заснула, успел задремать и Колька Теканов. Сашка растолкал его, и компания на цыпочках стала собираться в углу и рассаживаться на параллельно стоящих кроватях.

При обильно струившемся с улицы свете подвешенной под железным абажуром лампочки в комнате было достаточно светло. Нет, читать, конечно, трудно, но открыть бутылку и разлить по стаканам вино видно прекрасно.

Выпили по первой за Советскую Армию, служить в которой мечтали все. Правда, стать офицером хотел только Колька, да Васька мечтал попасть на флот, чтобы потом приехать в отпуск и пощеголять широкими штанинами форменных брюк и небрежно сдвигать на затылок бескозырку с длинными лентами. Но праздник-то был один на все рода войск и назывался День Советской Армии и Военно-морского флота.

- Так что, за нас, за будущих офицеров, моряков, танкистов и лётчиков, - произнёс тост Колька, хотя вроде бы никто из присутствующих об авиации и не мечтал.

Выпили, закусили. Как-то очень быстро захмелели.

- Шофера говорят, второй тост отрезвляет, делает голову чище, - сказал Колька. – Они всегда как минимум по две пьют. После первой никогда за руль не садятся.

По второй так по второй. Разлили остатки. Получилось почти по полному стакану ароматного немного приторно сладкого и в полумраке комнаты совсем почти чёрного вина.

- Таракан, ты бы не пил второй-то, - поостерёг Сашка.

- Что я маленький что ли? – обиделся Колька Теканов.

- Ну, я имел в виду, что ты маленького роста, - начал оправдываться Сашка.

- Да ты знаешь, что в этом моё перед вами – дылдами – преимущество, - заартачился Колька. – В армии мне окоп такой глубокий не нужен, чтобы голова из-за бруствера не торчала. На флот призовут, в тесноте подводной лодки мне намного свободнее, головой о переборки стукаться не стану. В разведку ходить, тоже намного незаметнее. Да я вон даже в печку слазить могу, развернуться там и обратно передом вылезти. А ты фиг сможешь, дубина стоеросовая! – без тени обиды, но с пафосом произнёс Таракан.

- Ну, про печку ты, конечно, загнул, - заметил Сашка.

- А вот ни фига и не загнул! Если хотите, сейчас слазаю. Только сначала давайте допьём.

- Сдурел что ли? – возразил молчавший до этого Лёнька. – Её же днём топили.

- Ну и что? Давно уж остыла.

Колька выпил налитое ему вино, скинул домашней вязки свитер, штаны и, оставшись в трусах и майке, сноровисто влез на шесток, а потом через узкое устье протиснулся внутрь.

Под и стены были ещё очень горячими, парень пока разворачивался в тесном пространстве горнила, весь вспотел и то и дело утирал со лба текущие в глаза крупные солёные капли. Забыв про секретность попойки, ребята сгрудились перед печью и громким шепотом подбадривали товарища. А когда его голова показалась из устья, просто покатились со смеху. Утирая пот, Колька вымазал пеплом и сажей всё лицо и был похож на большого чёрта.

Этот смех разбудил спавшего как раз напротив устья печи пятиклассника Веньку. Он открыл глаза, спросонья некоторое время ничего не мог сообразить, а когда Колька уже выбрался наружу и донельзя измазанный выпрямился во весь рост, Венька с диким воплем «Мама-а-а!» бросился к двери.

В тот же миг в проёме выросла дородная фигура бабы Мани:

- Что тут у вас опеть? Что заблажили? Нут-ко я вас!

- Баба Маня, баба Маня, там чёрт из печки вылез. Я сам видел, - сбивчиво лопотал описавшийся со страху Венька.

- Не мели ерунды, - грозно сказала баба Маня и включила свет.

Таракан растерянно стоял посреди пола возле печки, а ребята, увидев его при ярком свете четырёх лампочек, не в силах были сдерживаться и во весь голос хохотали.

- Ты это… что это ты… - не зная, что ей делать – ругаться или смеяться, - вопрошала баба Маня. – Ты где-то, соколёнок, так уделался-та?

Боясь наказания, Колька молчал. Баба Маня наклонилась к нему, почувствовала запах вина.

- Ты вина што ли напился? Мотри у миня! – директору-то как наскажу, дак мало не будет! Ну-ко пошли со мной в тёплый колидор. Воды налью да отмывать тибя будем. Скидывай исподнее, да поживее! И не вздумай мне к девкам в комнату заглядывать, а то всех до смерти напугаешь, домовой хренов!

Баба Маня пошла впереди налаживать в таз тёплую воду.

Через час интернат спокойно спал. Тихонько посапывал и Таракан, которому наверняка теперь ребята дадут новое прозвище – Домовой. И только баба Маня не могла заснуть. Она улыбалась, представляя, как завтра будет хохотать вся учительская, когда она расскажет педагогам об этом сегодняшнем приключении. Конечно, она промолчит про увиденные на полу пустые бутылки, потому что в этом есть и её вина – не доглядела старая.

Эпоха и личность. Леонид ИВАНОВ: я родом из леса