По моему мнению, Виталий Пацюков стремился разглядеть в современности и предьявить публике - как факт - те особые метафоры образов, посетивших художников идей жизни, которые можно назвать концептами или гегелевскими понятиями. Конечно, для оценки их искусством или для их забвения - требуется время, у каждой картины - своя судьба, своя история интерпретации её следующими поколениями зрителей, в современности встречаются лишь претенденты-гипотезы искусства, непротиворечивое единство которых и есть понятие подлинного современного искусства, а противоречивое смешение/симулякр понятия - контемпорари. Это состояние здесь и сейчас Виталий и пытался показать публике - собственным творчеством куратора. В таком контексте он был концептуальным художником, краски которого - картины различных жанров. И его "картина мира современных художников" - тоже картина, предмет для интерпретаций.
Чего греха таить, иногда он - как выпускающий редактор - вмешивался в творчество, "улучшая" такие метафоры, делая их более понятными своему зрителю. Выступал соавтором. Я годами этому сопротивлялся, но затем - неожиданно сам для себя - согласился с ним. Очень уж было любопытно посмотреть на его метод работы. Он сам придумал технологию и название таких картин. Это ваши картины - ответил я ему и ваш текст о... себе. Я лишь дал повод такой интерпретации.
При этом, являясь постмодернистом, он был одним из немногих отечественных критиков старой школы, кто все ещё разделял искусство и китч, как понятие и его симулякр. Не секрет, что сообщество критиков, его молодых коллег, теперь не только толерантно относится к китчу, не отделяя его от понятия/концепта, но и в подавляющем большинстве отвергает концепт, отдавая предпочтение китчу, подавая/продавая его зрителю в качестве понятия, что симулякр. Причина этому - не столько нищета кураторов, желание заработать и/или обрести авторитет в своём сообществе, сколько упрощённое/клиповое понимание творчества. В этом отношении Виталий был "белой вороной" в своём профессиональном сообществе. Но, его протест против китча не был революцией, он лишь бесстрастно - соединял китч и концепт, пусть иносказательно, но честно называя вещи своими именами. Профан не поймёт, а тот, кто понимает - не имеет никаких оснований усомниться, ни в профессиональной этике Виталия, ни честности его взгляда на искусство.
Я не связан с сообществом критиков никакими соглашениями/конвенциями и потому могу высказать своё мнение об особой роли Виталия в этом сообществе открыто. Поясню своё понимание непростой точки зрения Виталия - примером: Гу Кайчжи, в VI веке, в своём трактате об искусстве, утверждал что искусство всегда в прошлом. Можно лишь возрождать его, здесь и сейчас, с той или иной степенью достоверности/ответственности автора за своё творчество. А по теории авангарда - напротив - "искусство всегда в будущем, можно лишь приближать его". Опять-же с той или иной степенью достоверности. "Авангард - устремление плана живописной композиции к своему будущему предназначению".
Осознание собственного творчества достоверным и есть художественный образ - как неопротиворечивое единство гипотезы модерна/постмодерна и аргумента модернизма/постмодернизма (самоиронии и стеба над таким модерном/постмодерном). Картина как визуальное умозаключение о своём творчестве - заявление всеобщей ценности твоего яко-бы точного определения словом - твоего аргумента достоверности - твоего взгляда на жизнь. Китч/переживание - та или иная частная польза/выгода от иконы гипотезы ровно той-же самой идеи. Подмена факта, метафоры, образа - симулякр, подмена гипотезы - аргументом, иконой - символа, частного - общим или наоборот - софизм, ложь. Подлинное творчество - единство обоих крайностей - видение/ощущение себя личностью в зеркале истории - факт метафоры такого образа. Имитация такого творчества поверхностными признаками - симулякр/контемпорари.
Виталий Пацюков, в своём творчестве куратора, как минимум - на мой взгляд, непротиворечиво соединял обе концепции, утверждал, что: "разорвана связь между прошлым и будущем", между непосредственным ощущением жизни и слепой верой в технологический/социальный прогресс, утеряна душа, её воссоздание - здесь и сейчас - и есть практика/подлинное современное искусство, как концепт/понятие/единство гипотезы/умозаключения об искусстве будущего и постмодернистской творческой иронии (стеба) как практикой переписывания всех испорченных словарей терминов искусства. Возрождения начальных значений.
Обременённому житейской суетой, заинформированому, когнитивно дефицитному современнику, склонному к клиповому мышлению, к подмене собственного понимания жизни - её определениями мошенниками, причина чего - его бессознательная одержимость поверхностным творчеством - как комфортом бездумной ретрансляции информации без её усвоения - сложно достоверно увидеть будущее сквозь ткань времени. Мешают домыслы/симулякры/токены. И, в этой своей ущербности он никогда не признается, иначе он не современник. У него своё сообщество/сословие, свой дискурс/мировоззрение. Обыватель сейчас агрессивен, влазит во все сферы деятельности, требуя признания доминирующей роли своего мировоззрения. Такова наша странная эпоха - современная виртуальная цивилизация. Она пройдёт.
Искусство же - напротив - инверсно таким желаниям/намерениям/переживаниям современника "творить искусство" ("генерить смыслы" и т.п.). Искусство - это непротиворечивое единство - ненамеренного визуального умозаключения о единстве прошлого и будущего и непосредственного переживания этого. Что, здесь и сейчас - просто не может пониматься иначе как гипотеза. На общих основаниях с симулякрами. В аргумент такую гипотезу превращает время. Но, само искусство - факт метафоры художественного образа идеи жизни - незримая связь прошлого и будущего. Зерно будущего признания/интерпретации картины искусством. Такую связь можно видеть лишь как ритмы подлинного бытия, расставленные в череде событий житейской обыденности и осознавать невозможность точных формулировок таких ощущений. Только нарисовать. Единство цветовых балансов и равновесия нарисованных форм и есть выражение духа утраченного времени. Но, дух нашего времени далек от оценки тонкостей картины склоняет отдавать предпочтение поверхностным признакам, но можно не склоняться... Смыслы картины давно покинули плоскость холста и растворились в социальной тусовке зрителей вокруг картины. С этим ничего не поделать.
Тем не менее - так я понял позицию Виталия - он считал, современнику можно помочь разобраться в себе - здесь и сейчас - предъявив его вниманию различные артефакты - самоощущений себя таковыми - различных художников, это как сопоставить различные откровения прорицателей о том, что они и вправду прорицатели. Такое сопоставление вариантов/вероятностей эфимерной истины искусства - точно не является интенцией её поиска, но лишь наглядно демонстрирует зрителю систему или структуру творчества. Один полюс которой - переживание зрителя, другой - визуальное умозаключение художника, третий и четвёртый - непротиворечивое и противоречивое единство крайностей. Этот метод уже миф, метафизика или алхимия духа. Тот самый "междисциплинарный подход", под маской которого - в советское время - скрывалась - от цензуры доминировавшей тогда идеологии - московская семиотическая школа.
Эти "дисциплины" Виталия - не видео, графика, театр, живопись, что ему сейчас приписывают, это слишком поверхностно, но различные дискурсы/социальные роли/мировозрения. "Междисциплинарность" - применительно к кураторскому творчеству Виталия - следует понимать гипотезой будущего общественного договора о том, что будет признано/не признано искусством, гипотезой будущего консенсуса мнений о некоторой картине всех дискурсов/мировоззрений, представленных в общественном пространстве институциями, профессиональным сообществами, кастами или сословиями.
Признание - в будущем - картины искусством и есть такой общественный договор. Он - редкость. Тем он и ценен, а картина лишь возможный предлог для него, причина интерпретации. Подлинное творчество - своего рода, рентгеновские лучи, высвечивающие поломанные кости настоящего - сквозь - непрозрачную для обыденного взгляда - плоть времени. Дух нашего, утраченного, грядущего времени - лишь положение фигур/дискурсов на шахматной доске мышления. Иначе, чем через подлинное творчество его не разглядеть. Но какое творчество подлинно, а какое лишь его симулякр/китч? Виталий нашел свой ответ на этот вопрос в непротиворечивоем единстве всех крайностей.
Примеры дискурсов. Мышление куратора - софизм (понимание образов/знаков творческого воображения художника, скрывающее или наоборот - раскрывающее (означающее) его бессознательные определения своих желаний/или умозаключений). Мышление художника (модерниста) - либо визуальное (ненарративное) умозаключение, либо нарратив, одержимость воображаемым, скрывающая/раскрывающая его собственные бессознательные концепции понимания жизни. Мышление академического ремесленника (деятеля модерна) - воображение желания считаться художником или напротив - лишь умозаключения об этом, скрывающее бессознательное его понимание определений жизни. Мышление художника-постмодерниста - жажда познания, скрывающая/раскрывающая его собственное бессознательное определение словом им своего воображаемого. Мышление рыночного художника - напротив - определение/откровение о воображаемом, означающее его бессознательную жажду познания. Мышление художника-современника (контемпорари) - концепция понимания бессознательной одержимости творческим воображением (клиповое мышление). Мышление психоделического художника - воображение собственного определения бессознательного понимания желаний/переживаний/или умозаключений.
Сколько семиотических знаков, а с учётом софизмов и симулякров их 256, столько и основных типов художников. Общество/социальная группа обращает внимание не на всех, лишь на тех, кто понятен/близок по дискурсу. Китч - посольство житейской обыденности в сфере творчества, подлинное искусство - преодоление тяготения такой социальной сферы. Причина возможного консенсуса дискурсов - в том, что в недрах любого из дискурсов - находится понятие, пусть и с некоторой степенью приближения, сходное для всех дискурсов. Чем глубже дискурс - тем более он неопределен. Но, такой консенсус/концепт/понятие - по Гегелю - Begriff - особое состояние сознания, при котором очевидна связь противоположностей - не единая всеобщая точка зрения, но новое пространство возможного, чем больше мы различаем деталей, тем бесконечней/фрактальной пространство их возможных сочетаний.
Семиотический знак - 8 бит - суть сказанного - предельно краткое резюме много-мегабайтного контента - потока информации, но куда важнее сочетание таких знаков, объём вариантов сочетаний которых просто не поддаётся оценке человеком, такая оценка - жизнь, судьба художника, память о нем, а само высказанное или нарисованное - есть лишь - своего рода - контейнер для такого семиотического знака, облако контента, скрывающее зерно творчества. Зерно будущего (искусство) может найти кто угодно и в каком угодно жанре, это непредсказуемо, поэтому связывать искусство исключительно с тем или иным его дискурсом - просто не справедливо. Думаю именно такой прагматический подход и лежал в основе кураторской практики Виталия.
Я познакомился с Виталием случайно. В 2015 он пришёл ко мне в мастерскую, как он сам объяснил - из любопытства. Галеристы показали ему мою картину и попросили объяснить им, уместно ли так работать в эпоху коммерческого контемпорари? Не моветон это? Его интересовало, зачем я им вынес мозг? Понял перформансом. И, с тех пор, до самой его кончины продолжалась наша с ним беседа о внутреннем пространстве мышления, благодаря творчеству, материализующемся артефактами визуальной культуры и о достоверности таких образов.
Кратко, что я ему тогда ответил. Периодически происходит "перелистывание страницы истории" - так называемые "ключевые выставки", только и остающиеся в общей истории (взгляде на историю со стороны, как на прошедшее). Все прочие выставки - лишь их интерпретации. Этим невозможно управлять. А, кураторы таких ключевых выставок, как и участники-художники, волею судьбы оказавшиеся вместе, с годами обретают авторитет. Для ленинградской художественной культуры 1980/90 - таким ключевым событием была выставка сквоттерской визиуальной контр-культуры "Современный автопортрет", планировавшаяся в 1980-х, но состоявшаяся - в питерском "Манеже" - важно, что не в ГРМ - только через несколько лет, в 1993. Именно эта выставка, как лекало или матрица современной отечественной визуальной культуры, в различных вариациях участников продолжается (интерпретируется) уже почти 30 лет. Не сложно понять это как факт, просто сравнив каталоги выставок. Одни и те-же имена, пусть и с небольшими вариациями. Одни и те-же слова/концепции. День сурка. Бег по кругу. Очевидны и имитации этой выставки подобными многократными повторами/упоминаниями, но других авторов.
Но и эта выставка была лишь одной из интерпретаций уничтоженной ЛенГБ выставки "Авангард в Русском музее на заборе". Другая интерпретация этой выставки - "Мир религиозных образов - связь времён, Ленинградского музея истории религии, ошибочно называемая в справочниках "Юродивый в храме", эту подмену навязал критикам Ян Сер, ещё один интерпретатор, с безумных перформансов (уже интерпретаций) которого - скопированы, оставшиеся в истории, стебные акции Тимура Новикова, например: выставки на мостах, пиратское ТВ и многое другое. Далеко не все, что было на самом деле - остаётся в истории переинтерпретаций. Удивительно, но Яна вычёркивают даже из каталогов выставок, в которых он участвовал, вот такая необычная интерпретация его творчества следующими поколениями критиков - полное забвение. Галерейное движение - лишь одна из таких поздних переинтерпретаций Ленинградской контркультуры позднего СССР, очень поверхностная, шаг в сторону и они в прострации. Конечно, такой поворот метафоры не возвратит само утраченное счастливое время инфантильного ожидания перемен, которые так и не произошли, но чем это не шаг к прежнему единству всех нынешних осколков художественной тусовки?
Факт консенсуса всех мировоззрений художественной тусовки - интерпретируется сейчас тем или иным семиотическим знаком, как осколком такого утраченного единства. Интерпретация интерпретируется повторно, далее - уже интерпретация интерпретации интерпретируется её новыми интерпретациями и так-далее. И выдаётся за оригинал. Что симулякр. Но, при взгляде со стороны - становится очевидным - как и случайный китч (подражание поверхностным признакам), так и иерархия таких интерпретаций, так и начальная точка - ключевое событие, как зерно смысла, вызвавшее к жизни этот пышный куст интерпретаций. Искусство. Виталий внимательно выслушал моё объяснение и ничего не ответил, лишь после его смерти я обнаружил ответ в его кураторском тексте к выставке, которую он уже не успел открыть, он повторил мои слова, сократив их и конкретизировав.
Годами, за исключением последнего года его жизни, я уклонялся от предложений Виталия участвовать в организуемых им выставках. Не хотел жертвовать общением с ним. Дело в том, что участие в выставках - для меня - всегда было испытанием, способен ли я ещё развернуть кураторскую метафору на 180 градусов? И возраст уже не для таких игр и усталось. Понимание неизбежности результата. Нежелание никому ничего доказывать. Намеренно поворот метафоры не совершить. А ненамеренность - концепт случайности твоих переживания и умозаключения. Когда появится такой кураж - непредсказуемо. Чем меньше знаешь, тем легче достигнуть такого состояния. Если я "побеждал", приблизительно в половине случаев и принималась моя точка зрения - следовали научные статьи и диссертации о таком перформансе. Часто через 5-20 лет после удавшегося перформанса. Если "не побеждал" - меня в очередной раз предавали анафеме. Но, позже - иногда - всё менялось. Давно потерянные работы - следы перформанса - сами собой находились и занимали своё место в истории. В случае Виталия, в конце концов, я согласился с ним, спорить было не о чем и не зачем. Но у такого моего решения была своя история.
Мы с Виталием жили в одном городе, но перебывали в параллельных мирах, пересечений - кроме периодических бесед - почти не было. За редкими исключениями, например: как-то раз его пригласили, как куратора, на чисто московский конкурс в честь столетия Баухауза, к самому Баухаузу никакого отношения не имеющий, а меня - в качестве участника конкурса оформления парка вокруг здания самого Баухауза. Темой конкурса было видение художниками (интерпретация) мирового значение этой институции. Мой ответ был таков - мировое значение Баухауза - в том, мир выжил после его появления. Я не стал играть в игры Баухауза и устроил выставку в Подмосковье, развесив работы на заборе посреди заброшенного поля. Через три года, дождь, ветер, снег и огонь - как символический - возмущения местных жителей, так и буквальный, спаливший останки холстов - сами уничтожили всё. Мой друг снял об этом перформансе фильм и показал его на международной арт-бизнес конференции арт-лоеров, посвященной тренду в американском концептуальном искусстве, когда работу художника невозможно ни определить как произведение искусства, ни опровергнуть это. Виталий обнаружил статью о такой выставке и предложил повторить под его кураторством, я отказался.
Время от времени Виталий предлагал мне использовать в творчестве технологические новации. Я отнекивался, но однажды, прямо во время беседы, просто достал айфон и принялся бесцельно менять баланс цвета и контраст скриншота экрана. Как-бы отвечая Виталию визуально. Чёткие значки-иконки - шаг за шагом - расплывались, образуя абстракцию, но не до конца, замирая на чём-то среднем. Он заметил это и попросил напечатать на холсте, я напечатал ему около сотни таких композиций: но в натуральную величину, 4/9 сантиметров. Он попросил напечатать их 1/1,5, затем - 2/3 метра каждая. Я напечатал. Предел был достугнут на размере 5/18 метров. Как задник оперы. Большего не позволял ни холст, ни зал. После чего работы "сами собой" - в моих представлениях - свернулись в сферы-планеты и размер, как и способ и место показа таких работ - утратили для меня значение. Виталий предложил надуть воздушные шары из таких сферических картин и втиснуть их в залы галереи, но не успел организовать такую выставку. Я ему ответил - что мне все равно, такое уже было, в 1990-х я забрал из музеев свои работы, сшил из них чум и поселился в глухой тайге на реке Лена. Потом чум сожгли, зимой в мороз и я чуть не помер. "Это было тогда, а я предлагаю это сейчас" - ответил он.
Подобным образом он десятилетиями общался с сотнями других художников, музейщиков, критиков и зрителей. Причём, смерть кого-то из них - не прекращала такие беседы. Однажды мы с Виталием простояв час в московской пробке решили никуда не ехать и он предложил зайти к кому-нибудь в гости, достал записную книжку, принялся листать и я понял, что адресаты давно умерли. Но, он долго перелистывал страницы, вспоминая с тех, кто скрывался под шифрами телефонных номеров. В конце концов изрёк: "а нам и здесь хорошо". Так мы и просидели до ночи на лавочке в возле музея. Прежде опустошив запасы кофе и пирожных в местном кафе.
Но, не всегда наше общение с Виталием было столь гладким. Однажды он попросил меня распечатать компьютерные работы на холсте. "Только мазни сверху", предупредил он, что-бы было видно, что это нарисовано. Зачем??? "Сделай пожалуйста." Я пригласил его в самозахваченную - специально для цели презентации ему его желания - огромную мастерскую, полузаброшеный бывший завод на Мясницкой, где по стенам развесил чистые холсты 5/18 метров, больше эти стены не вмещали, застелил холстами пол и одолжил у соседей - стрит-артистов стремянку, видеопроектор, ведро строительной краски, смастерил швабру из нескольких широких кистей - флейцев. Когда Виталий вошёл в зал, я включил проектор, с теми своими компьютерными работами, смонтированными как кадры видео, которые он попросил распечатать на холсте, поставил свою музыку и взял в руки швабру, обмакнул в ведро с краской и принялся "мазать" холсты, окрашенные видео. Всё как он просил. Стёб конечно...
"Так работать нельзя", когда я закончил, возразил Виталий. Слишком иконично. Пусть распечатка на холсте остаётся распечаткой. Символом. Почему? "Сейчас увидишь". Мы вышли в другой зал мастерской, где мирно выпивали мои знакомые академические художники. Виталий сделал умное лицо и произнёс: "...устроим такую выставку-турне по музеям Южной Америки, с Северной контакт утерян". Художники рванули посмотреть, но на холстах остались лишь следы кисти. Проектор был выключен. На следующий день к моим работам были прибиты гвоздями их работы, выставку снимало телевидение, а меня попросили идти на три буквы. А то что? А то порвём твои работы на мелкие кусочки. Мне идея показалась продуктивной, я содрал холст со стены, изодрал его, перепутал обрывки, склеил скотчем и повесил обратно. А теперь?
После вмешательства минкульта выставку разобрали, даже следов от гвоздей не осталось, мне вернули порванные и склеенные обратно работы. С которыми меня пригласили на выставку в музее в США. Я сообщил об этом Виталию, но его в очередной раз выгнали из ГЦСИ. И ему было не до выставок за рубежом. А мне заниматься организационными делами было лень.
Я провёл такую выставку в маленькой подмосковной галерейке, по просьбе труппы современного стрит-балета. Взмокшие и обезумевшие, через три часа танца под ритм 999 ударов минуту, артисты бились головами о стены и рвали картины. Всё повторилось.
Однажды Виталий позвал меня на беседу, я провозился с парковкой и опоздал, у него сидел пожилой художник и откровеничал о том, как надо рисовать. Я нашел в коридоре ГЦСИ, среди мусора после очередной выставки лист зеркально пластика, и принялся мять его под монотонный рассказ художника. Незаметно подкрался Виталий и стал наблюдать за моим занятием. "А можешь вместо буквального провокационного перформанса просто распечатать свои работы на зеркале?" Спросил он. "Пусть зрители видят себя лишь символически - как свои отражения, окружёнными образами твоих работ". Могу. Эти работы он и стал выставлять. Затем, мы пошли дальше и стали беседовать о мифе, как отражении всех его отражений, но этот разговор прервал его уход.
Все мы пассажиры в зале ожидания заброшенного аэропорта, коротающее время за беседами ни о чем, все мы делаем вид, что ждём своего рейса в мир невозможного, который может никогда не быть объявлен. А тот из нас, чей рейс объявлен - просто незаметно для оставшихся - исчезает из зала ожидания. Но, иногда продолжает жить - в памяти оставшихся - в форме семиотического знака, искусство - тот самый рейс в никуда.
Виталий прошел свой путь. А все наши слова об этом - лишь наши интерпретации наших собственных фантазий. Мои - не исключение. Все мы уйдём и память о каждом из ушедших - будет разной. Все мы в плену стихий природы разума и смерть никого из нас не избавит нас от этого плена.