Министерство культуры РФ

Всероссийский музей декоративного искусства

Поволжское отделение Российской академии художеств

Творческий союз художников России

Московский союз художников

Кавказская Ривьера. Битва за Рай

 куратор

Виталий Пацюков

2021

ISBN...


Издание предназначено как специалистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся состоянием российского изобразительного искусства XX-XXI веков и проблематикой его исследований. Разумеется, это рассказ лишь о малой часть творческого наследия Виталия Пацюкова. Заслуживающего не одной научной конференции.

 О Виталии хотелось бы сказать две вещи.

Во-первых, это был невероятно живой человек. До самых последних дней он организовывал выставки, писал статьи, строил планы, словом, смотрел в будущее. Он не встречал смерть, она подло его из жизни е выкрала, как лихая разбойница, впрочем, что еще ожидать от такой дамы как смерть.

Он не уходил из жизни. Он будто ненадолго из нее вышел. Хотелось бы мне умереть также. Да и вообще, о последних днях Виталия нужно рассказывать тяжело больным людям. Чтобы они заражались от него потрясающей жизненной силой, не отчаивались, у них появлялось желание сражаться со смертью подобно рыцарям без страха и упрека. И главное, желание жить. А часто желание жить означает выжить.

И второе. Это был большой художник. Конечно, это эпохальный человек больше известен как критик, куратор, организатор, один из руководителей отделов центра Современного искусства, советника директор музея имени Пушкина. Исследователь, пишущий мало кому понятные статьи, сражающие, однако, наповал. После которых было сказать нечего. Ни добавить, ни убавить.… 

Но главное, это был художник. Как для иных материалами служат холст, труба краски, камера, а инструментами  кисть или свет для него инструментом были другие, традиционные художники.  Можно сказать, что он рисовал другими художниками. Сколько из них обязаны ему хорошо известными проектами, автором скольких реализованных  проектов он был…

При этом он ничего не объяснял. Он показывал. Помещая рядом творения художников противоположных жанров, сражая контрастом – одним из самых из  эффектных художественных приемов.

Его жизнь прошла на одном дыхании. При его уходе образовалась некая дыра. Недосказанность. И возможно, залатать эту дыру, досказать еще долго не удастся никому.

Елена Лашко

"Философия - это разговор с другом, на пороге смерти, когда врать уже некому и не за чем". (Жиль Делёз, 1991)

Виталий Пацюков, 1970-е.

Однажды, холодным вечером - ранней весной - мы договорись встретиться на Пятницкой, Виталий задерживался. Вдруг, я увидел высокого человека в развивающемся плаще, не обращавшего внимания на машины, обходящего лужи и лёд прямо посреди улицы. Чем ближе он подходил, тем старше становился. Наконец, он коснулся меня уже глубоким стариком. Только в этот момент я узнал Виталия.

Очерк метода куратора                          

Более 65 лет выдающийся арт-критик и куратор Виталий Пацюков (1939-2021) исследовал и составлял метафоры множества российских художников в образ будущего. Пытался не пропустить ни одного достойного фрагмента такого пазла. Разработал собственную методологию и такая его деятельность - для отечественной культуры - уникальна. И сроком наблюдения и глубиной погружения в тему.

ТАЙНА ВРЕМЕНИ 

Своей пронзительной кураторской выставкой, последней музейной, посвященной... общественной инициативе по спасению памятника архитектуры "Кавказская Ривьера", Виталий Пацюков чётко высказал своё понимание связи времени и художественной формы:

"Душа - связь прошлого и будущего. Виртуальное прошлое угрожает настоящему. Модерн  (воспоминание о рае) - краткий миг их равновесия, но недавняя современность - разлад, состояние незавершенности композиции. Развилка будущего - слепая вера в прогресс (виртуальная вселенная кураторского контемпорари) или осознание себя в зеркале истории (нонконформизм)."

Сравнил представителей разных жанров художественного творчества с героями гомеровского мифа - аргонавтами, уже какое тысячелетие - в нашей памяти - плывущими под вечным звёздным небом, за призрачным Золотым Руном... искусства к берегам... "Кавказской Ривьеры". Многих художников-участников выставки уже нет с нами, их работы предоставили музеи и галереи, но для Виталия, в тот момент они существовали и продолжали влиять на будущее. Как продолжает жить, в нашей памяти, и сам Виталий, просто он куда-то вышел.

 МИФ О РАЕ

Экспозиция разворачивается как миф о вечном самоизгнании каждого нового поколения из "рая понимания жизни" и индивидуального его обретения его в своей душе через творчество. Путь проложен от наивного искусства, времён СССР, как визуальной философии жизни до суровых апокалиптических видений наших современников. Выставка построена на контрастах художественных решений одной и той-же задачи. Такой подход раскрывает видение самого куратора - история всегда одна, миф, любые различия жанров творчества - условность. Куда важнее - погружение художника в себя. Искусство - в глубине любого из жанров.

ПОЛИФОНИЯ КУРАТОРСКОЙ ОПТИКИ

"Солнце речи и Луна сна, Марс активной деятельности и Венера чувственности, Юпитер властности и Сатурн психоделического Вознесения над обыденным, соединяющиеся в Земле переживания, Меркурии предприимчивости и Уране ненамеренного умозаключения."

 Экспозиционный метод Виталия - вызывать к жизни точки сборки смыслов "магической" развеской картин. Выставка погружает зрителя в пространство понимания куратором этапов творческого пути любого художника - как сплетения ветвей мифологического мирового дерева искусства. Тексты в каталоге - лишь анонс живых джазовых, кураторских экскурсий-импровизаций от одного знака-картины к другому. Выставка Виталия - театр парадокса, столкновения противоположных смыслов ради их соединения в понятие.

Вникая в структуру текста Виталия Пацюкова и в систему его кодов развески картин, сложно сразу понять, что именно он имел в виду?

Расшифровка ли это знаков истории всего человечества, как у Теренса МакКены, в его "Временной волне-ноль", вех жизненного пути самого Виталия или метафизика алхимического (древнеегипетского) знака-понятия "Анх", в мистическом духе Джона Ди, где творческая личность всегда проходит через три уровня посвящения, сначала - расщепляясь, на противоположности, - на каждом из уровней и соединяя такие свои части обратно в концепт-понятие (гегелевское "begriff"). Вывод: человек и есть понятие, непротиворечивое единство его существа и абстрактного мышления. 

ЛАБИРИНТ ВЗАИМНЫХ ОТРАЖЕНИЙ

"Один край величайшей пропасти непонимания между людьми - желание поделиться с другими своим духовным открытием, а другой - твоё же нежелание выслушивать подобные откровения других людей" (Конфуций). 

Взаимопонимание художника и куратора возможно только через взаимное уважение духовного открытия каждого из собеседников. Как единство различных дискурсов. Такой философский метод Виталия предполагал сотворчество, поэтому, мы теперь просто не можем знать точно, высказывался ли Виталий и вправду о том или ином художнике или лишь о себе? В этом нет противоречия. Интеллектуальное общение - магический предмет, запускающий мета-рекурсию взаимных отражений.

НЕОПОСТМОДЕРНИЗМ

"Ни один текст не серьёзен, особенно - письменный, особенно, если он действительно о чем-то важном для его автора, ведь пишет и читает его не Бог, но человек" (Платон, Седьмое письмо). 

В текстах Виталия присутствует постмодернистская игра слов, когда в зависимости от контекста прочтения фразы - её значение может быть понято различно, вплоть до полной противоположности. Но, большинство поймут текст однозначно, приписав тексту свои собственные смыслы, точно как это определено в "мрачной эстетике Ричарда Рорти, в духе Фауса Гёте":  "Произведением искусства - зритель называет собственное мнение о картине, веря в то, что художник имел в виду это изначально". (Рорти). Собственно и Аристотель говорил о том-же: "Если некоторая картина, написанная мелом на стене дома бедняка в порту, вызывает у Вас большее эстетическое удовольствие, чем другая картина, на стене дворца тирана острова, написанная самой дорогой краской, то первая - для Вас - метафора жизни (произведение искусства), а вторая - нет". Интерпретаторы Аристотеля сократили его фразу до "искусство - метафора жизни", сведя такую "метафору жизни" к "нарисованному театру отражения природы художником". Что вызвало как протест против определённости/термина искусства - модернизм, так и иное буквальное понимание  (стрит-арт, перформанс, контемпорари, "конфети"/nft) 

Версия Виталия Пацюкова: "живопись - театр изначально". Именно в театральной среде (пример - художник Евгений Вахтангов) Виталий видел подлинный московский модернизм-нонконформизм. Покинуть театр живописи, пресытившись им, может только театральный оформитель, либо уставший от суеты выставок куратор, галерист или художник.  Искусство, как и философия - выход, "когда врать уже некому и не зачем".

 Юбер Дамиш определил модернизм "доведением академической метафоры картины, как сцены театра живописи, до абсурда", а Клемент Гринберг назвал постживописную абстракцию постмодернизма: "единством игры академического художника в отражение природы и другой игры художника-модерниста в такую игру". 

По Виталию - суть кроется в магии бесконечных импровизаций-интерпретаций - взаимных отражений противоположностей джазовой темы "духа времени". Он различал его цвета-ноты. Связывал постмодернизм с Возрождением утраченных "человеком сверх-социальным" смыслов творчества.

 ЗНАЧИМОСТЬ

Виталий - один из архитекторов современной российской художественной культуры. В молодости был ведущим обозревателем культурных событий на радиостанции «Юность». Затем, в 1980-х - нашёл себя в организации выставок в галерее на Каширке, в руководстве кураторами, критиками и искусствоведами. Опять - выпускающий редактор. Затем, Виталий был руководителем междисциплинарного отдела ГЦСИ. Затем - стал советником директора ГМИ им. Пушкина и главой кураторов сети московских муниципальных выставочных залов. Обращались к нему и РАХ и Минкульт. И множество музеев и новых институций, частных галерей и фондов.

ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО

"Будущее - экран всех наших представлений" 

Для кристаллизации этой своей мысли Виталию было необходимо переписать текст не раз, он наблюдал художников годами и если его мнение не менялось, то интерес к персоне пропадал, но оставался текст первого уровня, как аванс доверия. На втором уровне текст сокращался до половины страницы, на третьем - оставалась только одна беспощадная фраза, предельно конкретно передающая суть десятилетий творчества - признанное Виталием достоверным - представление художника о будущем. А иногда все сводилось к одному слову.

Виталий рассуждал о непротиворечивом соединении всех таких творческих представлений в будущее, которого увидеть ему было уже не суждено. Через три месяца после его ухода, прежняя страница истории была перелистана и все мы оказались в штормовом тумане неопределённости, который Виталий очень остро предчувствовал и спешил оставить новым поколениям ориентиры в их собственном путешествии за искусством под незнакомыми созвездиями.

Андрей Ханов, художник. 

PS. Я познакомился с Виталием в 2015 и до самой его кончины, продолжались наши беседы. Чаще всё было понятно без слов, спорить было не о чем и не за чем. Но, при этом мы о чём-то говорили... Вот я и пытаюсь теперь понять о чем?

Краткое резюме выставки

"В первом зале, открывающем экспозицию, встречаются основные визуальные смыслы проекта. Его можно рассматривать своеобразным эпиграфом, собирающим в своей оптике две главные темы - идеальное начало нашего Бытия, колыбели и обители человека, данных нам изначально, и образность нашего существования, экологическая этика, парадоксальный диалог с миром, окружающим нас. 

Пространство центрируется проекцией легендарного фильма "Умирающий лебедь", шедевра немого кинематографа, созданного в 1916 году режиссером Евгением Бауэром. Фильм снимался в Сочи на вилле «Вера», а героиню играла прима-балерина Большого театра, участница "Дягилевских сезонов" в Париже фантастическая Вера Каралли. В сновидческой инсталляции Анны Броше, в настойчивом вопрошании Чернышевского "Что делать?" обнажается хрупкость российской жизни, мистическое сияние обыденной предметной реальности, её избыточность и тесность, и вместе с тем глубинная пространственность, погружение в океаническое покачивание звуковых волн. Звук перебираемой домашней посуды, транслирующий акустический пульс колоколов, превращается в сигнал бедствия, в сигнал, зовущий о помощи, где в молчаливых паузах проступают строчки Мандельштама - "как звук плода, сорвавшегося с древа". 

Обращаясь к цифровым технологиям, художник Константин Худякова раздвигает границы арт-территории, предлагая зрителю пережить иллюзию как непосредственную реальность. Мерцающее чудо, женское тело, превращенное художником в космогонический пейзаж и одновременно в планетарную архитектуру, трансформируется в видеокомпозиции Александры Митлянской в меланхолию вечных руин, в таинственный образ античной Венеры. В ритмических всплесках волн океана, как в гекзаметрах Гомера, в этих «баталиях за рай» она раскрывается в неизбывности творческой красоты и изначальных состояний души человека. Соединяющий прошлое и будущее, её образ неотделим от нашего существования во времени, всплывая и заново рождаясь в самых критических точках нашей истории."

Сцена первая. Загадка Сфинкса. 

Вопрос "Что делать?" обнажает хрупкость российской жизни, мистическое сияние обыденной предметной реальности, её избыточность и тесность, и вместе с тем глубинную пространственность, погружение в океаническое покачивание звуковых волн.

«Эсхатологический пляжный Апокалипсис» Наташи и Валеры Черкашиных вызывает чувство тревоги, какое-то смутное беспокойство. Это странное ощущение нарастает постепенно, чем больше рассматриваешь многочисленные детали. Три четверти картины занимает призрачное, серо-синее пространство «прошлого». Кажется, что это прошлое вот-вот обрушится на лежащих на пляже мутной, тяжелой волной. Затянутые дымкой полуруины старой Кавказской Ривьеры на заднем плане вызывают ассоциации с городским пейзажем после землятресения, бомбардировки или наводнения. Морская поверхность неровная, хаотичная, как в кипящем котле; возникает ощущение прибывающих с краев полотна гигантских волн, сталкивающихся между собой в центре композиции. Впечатление потопа, катастрофы подчёркивается изображением замкнутой с двух сторон морской лагуны, из которой нет выхода. Весь этот напоминающий цунами водяной вал нависает над располагающейся в нижней части картины узкой полоской освещённого солнцем пляжа. Произведение несёт в себе ещё и скрытый конфликт между прошлым и настоящим. 

Действительность уже распалась на живой, «аналоговый» мир и угрожающий нам сегодня «виртуальный» мир прошлого. (Александр Захаров)."  Творческий мир Татьяны Мишиной проявляет впечатление первозданности реальности, её детскости как редкого дара сохранения нетронутости изначального состояния души. Эти пластические образования, способные в своих контурах абсолютно приближаться к природным структурам, совсем недавно не подчинялись моделированию.

Сцена вторая. Всемирный потоп. Последний день Помпеи.

Впечатление потопа, катастрофы, скрытый конфликт между прошлым и настоящим.

"Этот зал является входом и началом путешествия в страну детства цивилизации, где царствуют всемирная целостность и универсальное согласие звезды и растения, минерала и человеческого тела, солнечной и электрический энергии, где мирно шествуют вместе с человеком олени и коровы, львы и лошади и где в полете объединяются орлы и аэропланы. 

Погруженная в орнаментальную ткань, как бы скрывающая из какой материи она сотворена, каждая работа начинает общаться с нами, как живой организм. Она сразу же поражают и завораживает внезапно открывшейся планетарной близостью, артистической утонченностью, избыточностью своих состояний и измерений."

Творческая позиция Елены Волковой, так же как Павла Леонова, диктуется обратной перспективой. Художница находится в предстоянии перед волшебной реальностью, обрушивающейся на нее, заставляющей принять себя в беспощадном откровении. Материя, переходящая в свет, и свет, её созидающий, разрушают границы стихий в райских садах Хаджумара Сабанова, объединяют все живое - поющих птиц, замерших в счастливых мгновениях животных, скрытое мерное покачивание верхушек деревьев и кустов - и само пространство, принимающее их. 

Мир провинции, сближенный с образностью китча, Аркадий Петров помещает в удивительный футляр, своеобразный медальон, и любуется им, как магическим объектом, способным приносить счастье и исполнять желания.

В тонких видеоработах Вики Бегальской мы становимся свидетелями уникальных взаимоотношений супружеской пары - трогательных взаимных чувствах первой любви, казалось бы, абсолютно невозможных в их возрасте. Это несоответствие, эта детская обнаженность в непосредствености ее проявления, где соединяются естественность места - море, пляж - и органика поведения, превращает героев в реальных Адама и Еву, сохранивших верность завету Творца и оставленных им в Раю. 

Искусство Василия Романенкова переросло в пиктографию, стоящую у истоков письменности, скрывающую от непосвященных содержание того, что изображалось. 

Творческий метод  Виктора Решетникова создаёт впечатление некой первозданности, где линия, траектория движения внутри художественного пространства, по словам Жиля Делёза, превращается в «изгибы души и мира».

Сцена третья. Страна детства.

Что есть путешествие в страну детства цивилизации, где царствуют всемирная целостность и универсальное согласие?

"Пространство этого зала обладает сложной природой, его визуально-смысловая драматургия описывает ситуацию уникального промежутка, где уже нечто совершается, требуя идеального, но ещё не завершено. Все живёт в как бы замедленном процессе, развязка ещё только наступит, и действительность находится в фазе предстояния." 

Её образность, как в композиции Натальи Тестиной "Пальма", рождается неуловимостью перехода, в эмоциональном порыве, явленном "красным", символом природных стихий, сталкивая естественную жизнь творческой материи с глубоко личным переживанием художника. 

Искусство Геннадия Серова существует в особой симметрии с визионерской оптикой Натальи Тестиной, где принципы органической геометрии указывают на координаты радикальных культур, на их священные ценности, постоянно превращаемые из мира повседневного в сакральные измерения. В своей живописной композиции художник открывает матричные образности культуры, обращаясь к фундаментальным стратегиям - мексиканскому монументализму, фресковому эпосу, и к искусству "новых диких" Германии, буквально втягивая нас в создаваемый живописный космос. Его формы сближаются с Великим Ничто, растворяясь в нем.

Сцена четвёртая. Мост над бездной.

Ситуация промежутка, где уже нечто совершается, требуя идеального, но ещё не завершено.

"Превращение опыта конкретного бытия в историческую универсальность находит свое продолжение и развитие в геометрических работах Александра Карасева и гончарных произведениях Алексея Гончаренко. История, проходящая через нас, сегодня обретает особую критическую точку, точку сборки. Она уходит в глубины нашей памяти  и позволяет заглянуть в них, используя методы художественной рефлексии. Именно там, в мерцании платоновских теней, в геометрии эйдосов начинают проступать вертикали, диагонали и ромбические структуры Александра Карасева.

Сцена пятая. Явление Христа народу. Былое и думы.

Превращение опыта конкретного бытия в историческую универсальность.

"Этот разговор, омываемый историей и культурой, оставляет свой след, как волна на морском побережье, завершая зримость «морской» метафизики, как происходит в цикле произведений Андрея Щёлокова "Моря", фиксируя сдвиг времен последним слоем рукописи в палимпсесте проекта. 

В драматическом парадоксе в видеоработе Марины Фоменко открывается возможность сохранить равновесие между волновыми и дискретными, атомизированными состояниями проекта. 

Практическое действие - очищение пруда в японском садике - превращается в медитативную акцию, возвращая нас в райское прошлое "Кавказской Ривьеры", в эпоху модерна, увлечённого поэтикой восточных культур, в погружение ритмических повторов повседневной жизни, в поиски успокоения и ухода от тревожных признаков надвигающейся катастрофы."

Сцена шестая. Следы на песке.

Этот разговор, омываемый историей и культурой, оставляет свой след, как волна на морском побережье.

В зале, завершающем проект, зрителю предлагается продолжить его в интерактивной форме, осуществив выбор новой жизни Кавказской Ривьеры - уйдет ли она на дно океана, как Атлантида, или обретет свое место в земном рае. В своем творчестве художник и изобретатель сложносочиненных механизмов Сергей Катран развивает идеи интегральной целостности нашей цивилизации, инструментарий которой неотделим от современных технологий. 

Осуществляя это действие, мы попытаемся взглянуть на Кавказскую Ривьеру как на наш сегодняшний автопортрет, как на человеческую личность, отраженную в зеркале времени, органично и пластически убедительно представленную в диптихахах Андрея Ханова. Каждый раз обращаясь с вопросом о судьбах тех территорий, где царствует «гений места», мы в действительности вопрошаем себя.

Сцена седьмая. Выбор новой жизни.