Стоимость

Здесь мы попали на минное поле амбиций. Теорий стоимости столько, что прочитав десятки книг, и согласившись с каждым из опровергающих друг друга авторов, добавить в своём сознании понимания этого феномена невозможно. Нам предстоит все эти сложные теории заменить одним простым объяснением. Но, чтобы наступила ясность, надо немножко поразбираться в нагромождённых сложностях.

Даже Адам Смит вынужден был ввести два понятия – потребительная стоимость и меновая стоимость. Одна определяется потребностями человека, другая – затраченным трудом. Несмотря на то, что он ввёл два понятия, в дальнейшем рассматривал только второе, за что и считается одним из основоположников трудовой теории стоимости.

Не всех последователей удовлетворил этот подход, и многие стали строить теории, основанные на потребностях, а не на затратах труда. Одна из самых модных – теория предельной полезности, построенная на попытках количественно оценить субъективные желания покупателя и их увядание по мере насыщения.

Прежде, чем давать оценку этим теориям, разберёмся – что же это на самом деле. Стоимость – это коэффициент обмена. То есть, стоимость – это относительная величина. Стоимость не является богатством, а является отношением богатства к другим полезностям. Стоимость не является ни затраченным трудом, ни ожидаемой пользой. Стоимость является отношением этих параметров.

Чтобы понять – каким именно отношением, нам надо разобраться – что на что мы меняем. Мы хотим получить пользу – удовлетворение наших потребностей, а отдаём за неё наш труд, овеществлённый в товаре. Но как сравнивать две разнородных величины? Их следует сделать однородными, привести к единым единицам измерения.

Вы вяжете шапочки. Вы на этом специализируетесь, вы квалифицированный специалист. У вас есть специальные приспособления (капитал), с помощью которых вы увеличиваете производительность своего труда. Поэтому вы можете связать 4 шапочки в день. Но вам нужны тапочки. Вы не специалист и можете сшить только 2 тапочка в день. Ваша полезность тапочка составляет 2 шапочки или 0,5 дня труда. А затраты труда в одной шапочке – 0,25 дня труда.

Если вы обменяете 2 шапочки на один тапочек, вы сполна заплатите за полезность. Больше платить вы не станете, большая плата превышает вашу полезность. Но вы знаете, что на рынке за тапочек можно отдать меньше. Эта разница между вашей полезностью и реальной стоимостью составляет вашу выгоду. Выгода – разница между пользой и стоимостью. Вы идёте на рынок с логичным стремлением отдать меньше, получить больше.

А я шью тапочки. Я специалист, располагаю капиталом, увеличивающим производительность моего труда в этом деле. Поэтому я могу сшить 5 тапочек в день. В одном тапочке заключены 0,2 дня моего труда. Но мне нужна шапочка. Я могу и сам связать 2 шапочки в день. Моя полезность шапочки составляет 2,5 тапочка или 0,5 дня труда.

Ваша полезность тапочка составляет 2 шапочки, но вы хотите отдать меньше. Моя полезность шапочки составляет 2,5 тапочка, то есть, за тапочек я хочу получить минимум 0,4 шапочки. Но моя выгода наступит, если я получу больше. Таким образом, мы с вами можем заключить сделку в диапазоне коэффициентов обмена от 0,4 до 2 шапочек за тапочек. И оба будем иметь свою выгоду.

Но диапазон возможных коэффициентов обмена очень широк. Мы будем с вами торговаться, пока не достигнем согласия, не определим стоимость. Какова она будет и отчего зависит? Если рынок не развит и у нас с вами нет выбора, всё будет зависеть от хитрости контрагентов. Если я хитрей, а я хитрей, можете не сомневаться, посмотрите на фамилию, то я вас обману. Я знаю, что проигрывает тот, кто сильнее хочет. Я знаю реальную производительность вашу и мою, а вы не знаете. Я вас убеждаю, что 1,5 шапочки за тапочек очень выгодно. Вы соглашаетесь на такую стоимость и получаете свою небольшую выгоду. А я довольный ухожу с рынка с огромной выгодой.

Ваша выгода – это разница между вашей полезностью тапочка, составляющей 0,5 дня труда и стоимостью сделки – 1,5 шапочки, составляющей 0,375 дня вашего труда. Таким образом, ваша выгода от сделки составляет 0,125 дня труда. Моя выгода – разница полезности 1,5 шапочек, составляющая 0,75 дня моего труда и затраченным на это тапочком, обошедшемся мне в 0,2 дня труда. То есть моя выгода составила 0,55 дня труда.

Но такое моё аморальное поведение возможно только на неразвитом рынке. Если на рынок пришли несколько производителей тапочек и несколько производителей шапочек, то я со своей хитростью рискую остаться совсем без выгоды. Вы сможете обменять свои шапочки у другого производителя тапочек, получив лучшую стоимость. В результате торговли всех со всеми на рынке установится равновесная стоимость. Эта стоимость уже не зависит ни от силы желаний, ни от хитрости. Равновесная стоимость – стоимость, достигаемая при равномерном распределении выгоды.

Если вы личность нежная и ранимая, то примите существование этой равновесной стоимости, как данность, довольствуясь словесными объяснениями, и пропустите дальнейшие выкладки. Если вы зануда, то давайте выясним с вами – какова же эта равновесная стоимость.

Обозначим:

З_ш – ваши затраты на шапочку. З_ш = 0,25 дня.

П_т – ваша польза тапочка. П_т = 0,5 дня.

З_т – мои затраты на тапочек. З_т = 0,2 дня.

П_ш – моя польза шапочки. П_ш = 0,5 дня.

К_т и К_ш – количество, участвующих в сделке тапочек и шапочек соответственно.

С_ш – стоимость шапочки, величина, обратная стоимости тапочка и равная отношению К_т к К_ш.

Тогда вашу выгоду от сделки можно выразить формулой

Мою выгоду можно записать формулой

Раз наша с вами выгода должна быть одинаковой, приравняем правые части уравнений и разделим все члены на К_ш, чтобы выразить результат в стоимости шапочек. Мы получим стоимость шапочки:

Подставим в формулу 3 значения величин и получим, стоимость шапочки равную 1,07 тапочка. Подставим в формулы 1 и 2 значения К_ш = 1 и К_т = 1,07, и получим нашу с вами выгоду от сделки, равную 0,285 дня нашей работы. Вот теперь всё справедливо, всё по-нашенски, по-марксистски.

Это не значит, что такая стоимость теперь будет всегда. Это значит, что это равновесная стоимость, к которой рынок будет стремиться, если его вывести из равновесного состояния. Например, выявилась на рынке нехватка шапочек. Вы стали обменивать свои шапочки на большее количество тапочек. По большей, чем равновесная, стоимости. Начала работать теория зависимости стоимости от спроса и предложения. Но недолго суждено ей радоваться. Она объясняет лишь стоимость в моменте, но не её уровень во времени. Она не может понять уровень воды в озере, а лишь описывает рябь на поверхности воды.

Вы стали получать больше выгоды. За свой труд вы стали получать больше продукта, чем я. Но я, как человек завистливый, не в силах вынести такой несправедливости. Я бросаю шить тапочки и начинаю вязать шапочки, дабы тоже получать больше выгоды. Спрос и предложение выравниваются. Стоимость возвращается к равновесному значению.

Вы можете возразить. Легко так рассуждать с тапочками и шапочками. А как я стану мерить пользу от смартфона? Буду считать – сколько дней мне его изготавливать дома на кухне? На самом деле, смартфон никто не делает в одиночку. Стоимость перераспределяется между трудовым вкладом разных людей. Вы тоже можете бросить вязать свои шапочки и встроиться в процесс создания смартфона. Поэтому сравнивать полезность смартфона нужно не по труду, затраченному на вязание шапочки, а со схожими товарами. Полезность и в более сложном случае ограничивается альтернативным способом удовлетворения потребности.

Первый смартфон находит повышенный спрос и обменивается по завышенной стоимости. Но аналогичные товары начинают выпускать конкуренты, и стоимость устремляется к равновесной, при которой стоимость труда при создании смартфона становится сопоставимой со стоимостью труда при вязании шапочки.

Мы рассмотрели ситуацию упрощенно, только с затратами труда. Но мы помним, что производительность нашего труда обеспечивает капитал. Капитал тоже должен получить свою долю выгоды. Особенно это очевидно, когда капитал и труд принадлежат разным людям. Он должен получить отчисления на амортизацию и выгоду – прибыль на капитал, выраженную в проценте стоимости.

Капитал так же, как и труд в свободном рынке может перетекать из отрасли в отрасль. Поэтому не стану повторять выкладки, сделанные для стоимости товаров. Констатирую, что этот процесс так же выравнивает норму прибыли капитала по различным отраслям. В этом у меня нет разногласий с Адамом Смитом. Вопросы возникают в соотношении распределения выгоды между трудом и капиталом.

У Адама Смита всё просто. Такого вопроса даже не возникает. Труд стоит столько, сколько стоит поддержание жизнедеятельности рабочего и воспроизводство рабочей силы. Эта величина у него постоянная. Её не касаются никакие выгоды. Не касаются и налоги, которые капиталист вынужден компенсировать за счёт своей прибыли. Так оно во многом и было, пока между трудом и капиталом не было никакой связи. И то не совсем так. Сам Адам Смит описывал, как 50 лет назад работники жили значительно беднее, но могли поддерживать своё существование и воспроизводство. Еще 50 лет ранее – еще беднее, и так далее. Так что эта величина, всё же, относительная.

В наше время, время общества потребления, непреодолимых барьеров между трудом и капиталом нет. Работник может купить на свою зарплату акцию и стать капиталистом. Может через профсоюз вступить в торг с владельцем капитала за перераспределение выгоды между прибылью на капитал и заработной платой. Мы также помним, что капитал – это не что иное, как интегрированный вчерашний труд. Поэтому при свободном перетекании труда и капитала между ними тоже должно устанавливаться какое-то равновесное соотношение. Соотношение доходности интегрированного вчерашнего труда и текущего сегодняшнего.

Рост производительности труда приводит к увеличению выгоды. Слишком высокая прибыль на капитал вызывает стремление работников заставить предпринимателя поделиться этой выгодой, увеличив плату за труд. Это стремление ограничено той точкой, где предпринимателю для получения того же продукта выгоднее увеличить капитал, чем содержать работника. Это и будет точка равновесия.

В остальном выводы шапочной теории стоимости очень похожи на выводы Адама Смита. В основе стоимости лежит не какая-то абстрактная психологическая польза, а труд. И когда в отношения вступает польза, это не абстрактная величина, а вполне конкретная, соотносимая с количеством труда, который мы готовы отдать за удовлетворение нашей потребности. Адам Смит рассматривал установившиеся соотношения. А современные теоретики – стоимость текущего момента.

Вы можете сказать – какое мне дело до равновесной стоимости. Мне интересна стоимость здесь и сейчас. Но это только если вы мелкий торговец. Если вы инвестор, вас как раз сиюминутная стоимость никак не должна волновать. Вам интересна прогнозируемая равновесная стоимость. Откуда же такая близорукость современных теоретиков и прозорливость классика?

Адаму Смиту легче было увидеть установившийся режим. Экономика была намного консервативней, и этот режим был более заметен. Современная экономика намного динамичней. И что такое установившийся режим современным теоретикам менее понятно. Вот они и не пытаются измерить уровень воды в водоёме, а гоняются за рябью на водной глади.

Но есть и аргумент в их оправдание. В современной динамичной экономике инновационные товары, живущие короткой жизнью, прежде чем их не сменит товар нового поколения, не успевают достичь равновесной стоимости. То есть, её попросту нет! Так что же, мы зря всё это нарассуждали? Надо расстаться с шапочной теорией стоимости? Вовсе нет.

Из курса физики мы знаем, что тело, подброшенное вверх, падает на Землю под действием закона всемирного тяготения Ньютона. Но если вы поднатужитесь и запульнёте это тело с первой космической скоростью, то оно не сможет упасть на Землю. Оно выйдет на околоземную орбиту. Так что же теперь, отменять закон? Конечно, нет. Именно по этому закону тело падает и не может упасть.

Так же и с равновесной стоимостью. Не важно, что товар её не достигнет. Траектория движения стоимости всё равно описывается равновесной стоимостью, она является точкой притяжения.

Все ли случаи описывает эта модель? Мы рассматривали только разумное понимание пользы, соотносимое с затратами труда. Конечно, никто не запрещает вам под действием эмоций переплатить за понравившуюся ерунду. Но это возможно только на периферийных закоулках потребительского рынка. Если вы так будете себя вести на рынке капитала, вы быстро его потеряете и перестанете играть роль в формировании стоимости. Поэтому теории стоимости, построенные на абстрактной пользе, предельной полезности, не связанной с затратами труда, несостоятельны. Появление их вызвано растерянностью перед непониманием – как применить во многом верные выводы классиков, сделанные в условиях консервативной экономики, к современной динамичной экономике.

В современной экономике происходят и другие метаморфозы. Например, значение личностного капитала существенно возрастает. Если у вас сталеплавильный комбинат, то ваш огромный капитал является системообразующим фактором, вокруг которого концентрируется труд, и создаёт продукт. Если у вас корпорация, создающая программное обеспечение, то ваши компьютеры и стулья не имеют такого значения, как домна. Значительно большее значение имеет личностный капитал – квалификация ваших сотрудников. И системообразующим фактором являются не стулья, а такая же эфемерная интеллектуальная собственность.

Здесь мы сталкиваемся с нелинейными эффектами. Если производительность двух землекопов отличается в два раза, то всё ясно – труд одного стоит в два раза больше труда другого. А если производительность интеллектуального труда двух инженеров отличается в два раза? Представьте, что они работают на конкурирующие корпорации. Один решает задачу и делает изобретение за три недели, другой за шесть. Первый запатентовал решение и принёс огромную выгоду корпорации. Труд второго в результате обесценился. Разница стоимости их труда отличается не в два раза, а на порядки.

То же с квалификацией адвоката. Какая разница насколько квалификация одного адвоката выше, чем у другого? Если первый непременно выиграет дело у второго, то стоимость его труда будет выше на порядки. Чем выше личностный капитал, тем сильнее проявляются эти нелинейные эффекты.

Именно поэтому труд топ-менеджера может стоить на порядки больше труда рабочего. Сравнивать оплату их труда, ограничивать коэффициенты, рассуждать о социальной справедливости не правомерно. Топ-менеджер получает оплату не только своего труда, но и своего личностного капитала. Рабочий тоже может поучиться во всех учебных заведениях, которые окончил менеджер. Причём поучиться эффективно, более результативно, чем другие сокурсники, не ставшие топ-менеджерами. Затем поработать на должностях, на которых работал менеджер, причём также эффективно для накапливания своей квалификации. Затем претендовать на вознаграждение своего труда, усиленного личностным капиталом, соизмеримое с вознаграждением топ-менеджера.

Если такой путь слишком долог, то можно прямо сейчас купить шагающий экскаватор и наниматься на работу вместе с ним. Тогда плату за его труд вместе с платой за личный капитал будет правомерно сравнивать с платой за труд и личностный капитал топ-менеджера.

Очень интересный вопрос – стоимость интеллектуальной собственности. Интеллектуальная собственность является информацией и в отличие от материальной легко теряется. Информацию можно копировать. Поэтому, чтобы интеллектуальная собственность имела стоимость, необходимо ограничить возможность её копирования.

Сам обладатель интеллектуальной собственности может справиться с этой функцией в редких случаях. Например, в случае сохранения секретов производства – ноу-хау. Оберегать ноу-хау в технологиях иногда получается, а в конструкциях это сделать практически невозможно. Поэтому в подавляющем большинстве случаев обеспечивает охрану интеллектуальной собственности от несанкционированного использования власть. Интеллектуальная собственность может существовать (за исключением вышеприведённого случая) только в государстве. Государство является гарантом стоимости интеллектуальной собственности. Но поскольку государственное вмешательство в экономику чаще ей вредит, чем помогает, разберёмся с этим феноменом.

Охрана патента обеспечивает стоимость изобретению. Изобретение – это капитал, повышающий производительность труда и создающий новую стоимость. Изобретение – очень полезный феномен. Оно легко копируется и скопированное может создавать значительно больше стоимости. Все мы сегодня станем богаче.

Но само изобретение стоимость потеряет. А эта стоимость является платой за исследовательскую работу. Если её не будет, фирма, вложившаяся в исследования, получит убыток и не сможет продолжить исследования. Мы не получим завтра новой стоимости. Мы станем богаче сегодня, но беднее завтра. Поэтому защита патента – необходима рынку и обществу, пока не найдено альтернативной формы вознаграждения за исследования. Ограничение сроков охраны патента – компромисс между короткими и длинными целями.

Важность этого компромисса лучше всего продемонстрировать на примере лекарства от СПИДа. Пока фирма получает от лекарства повышенную прибыль, защищённую патентом, в бедных странах умирают люди, не способные заплатить нужную стоимость. Если был бы найден другой способ вознаграждения за исследования, лекарство смогли бы производить все, и делали это значительно дешевле. При прочих равных условиях выгоднее отдавать предпочтение тому варианту, при котором обеспечивается свобода копирования информации.

Товарный знак не создаёт никакой продукции. Он информирует покупателя о том, кто произвёл товар. Его копирование – введение покупателя в заблуждение, обман покупателя. Поэтому охрана товарного знака необходима.

Авторские права на запись исполненной песни не создают никакой новой стоимости и не являются единственным способом вознаграждения певца. Поэтому рынку и обществу не приносят никакой пользы. Они пролоббированы людьми, мечтающими стать богатыми, ничего не делая. Но их возможность не работать не полезна никому. Почему певец должен быть в привилегированном положении? Чем хуже учитель или врач? Почему учителю не получать процент от заработков певца, которого он обучал? Много выиграет общество, если хороший учитель тоже получит возможность больше не работать? Эта форма охраны интеллектуальной собственности излишня и вредна.

Таких форм наслоилось множество. Дошли до налогов на копирующие информацию устройства. Помехи в копировании информации наносят огромный ущерб экономике. Защищать информацию от копирования нужно только в случаях, когда нет другого решения.

Теперь о стоимости интеллектуальной собственности, которую действительно необходимо защищать. Интеллектуальная собственность увеличивает производительность капитала использующей её компании. Поэтому конечный результат – прибыль зависит и от самой этой собственности и от наличного капитала. Если вы продаёте изобретённое лекарство компании, способной работать на рынке одной страны, вы получаете за него одну стоимость. Если вы продаёте ту же интеллектуальную собственность компании, способной работать на всю планету, вы можете получить в сотню раз большую стоимость.

Свойства стоимости интеллектуальной собственности существенно отличаются от свойств стоимости собственности материальной. Не всегда это учитывается. Например, сколько должна стоить операционная система? Её копирование не стоит почти ничего. Все затраты в производстве первичного кода. А выгода от использования копий связана с конкретным потребителем. В начале 1990-х годов операционная система Windows стоила одну десятую зарплаты американца. Вполне приемлемая для рынка стоимость. Из-за событий в России и вызванных ими чудес с обменным курсом валют, та же система стоила в России три месячных зарплаты, то есть, в 30 раз дороже.

Нужно ли объяснять, что это не реальная стоимость. Пиратскому потреблению этого продукта не было альтернативы. И это пиратское потребление в конечном итоге выгодно обществу, в том числе и американскому. Как, развиваясь и богатея, Россия расширяет американский рынок и делает его богаче, уже объяснено.

Таким образом, стоимость интеллектуальной собственности складывается в результате борьбы закона и пиратов. И те и другие частично правы. Неплохо было бы уяснить эту правоту и скорректировать законы таким образом, чтобы рынок получал максимальный эффект. Пока этого не произошло, относитесь к пиратам при встрече с пониманием.

Еще для понимания стоимости нам нужно ввести издержки на доставку товара на рынок и издержки на транзакции. Если я доставил свои тапочки в ваш город, то в коэффициенте обмена тапочек кроме затрат труда и дохода на капитал стоят еще и затраты моего труда и доход капитала на доставку. Поэтому стоимость изменится в пользу тапочка. Если вы свои шапочки доставили в мою деревню, то затраты на логистику по другую сторону дроби в коэффициенте обмена. Отсюда вытекает – стоимость – функция пространства.

Развитие транспортной инфраструктуры уменьшает издержки на логистику, повышает нашу выгоду, делает нас богаче, а стоимость равномерней. Равномерная стоимость на одинаковые товары – признак богатства общества, неравномерная – признак лишних потерь и бедности.

Еще существуют издержки на транзакцию. Мы лихо описали обмен шапочек на тапочки. Но ведь вам нужно найти продавца тапочек. Кому-то из нас надо стоять за прилавком и дожидаться своего контрагента по сделке. Это тоже труд, который отвлекает меня от пошива тапочек и уменьшает нашу с вами выгоду от сделки. На выручку приходит разделение труда. Появляется торговец. Он специалист в своём деле, у него торговый капитал. Всё это позволяет совершать транзакции с меньшими издержками. Мы делимся с ним выгодой, но теряем при этом выгоды меньше, чем теряли бы, если бы торговали сами.

Торговля, в отличие от производства, не создаёт богатство. Уменьшая потери на транзакции, торговля помогает сохранять и наращивать богатство производству.

Еще один вид неравномерности стоимости – неравномерность во времени. Яркую картину описывают историки. К озеру Мичиган окрестные фермеры свозили на продажу зерно. Осенью его скапливалось так много, что его стоимость катастрофически падала. По такой стоимости не только продавать было не выгодно, но не выгодно было вести его назад. Издержки на перевозку перекрывали стоимость. Огорчённые фермеры высыпали зерно и возвращались ни с чем, нищими. А местные жители топили им печки.

К весне зерно кончалось. Покупатели прибывали, а продавцов не было. Стоимость зерна подскакивала до неприличных значений, наступал голод. Колебания стоимости, неравномерность стоимости во времени тоже делает всех беднее. Такие ужасные бедствия обрушивались на беспомощное человечество, пока не появился спаситель. Звали этого спасителя – Спекулянт.

Он стал приобретать товар, когда стоимость падает и продавать, когда она возрастает. Но, покупая товар, при падении стоимости он создаёт дополнительный спрос и не дает стоимости упасть слишком сильно. Фермер получает свою выручку и возвращается домой не нищим. Продавая товар, когда стоимость подрастает, он создаёт дополнительное предложение и не даёт подскочить стоимости до неприемлемых величин. Тем самым делая богаче потребителя. Спекулянт сглаживает ценовые колебания, снижая этим общие издержки.

Он выполняет полезную функцию, как склад комплектующих и склад готовой продукции. Они тоже ничего не производят, лишь сглаживают неритмичность поставок, помогая этим основному производству создавать больше продукции. Аккумулятор в автомобиле тоже спекулянт. Он не производит энергию и даже не преобразовывает. И отдает меньше, чем забирает.

Спекуляция – важнейшая функция, сглаживания стоимостных колебаний. А выравнивание стоимости во времени, как и в пространстве, делает всех нас богаче. Инвестиции в спекулятивный капитал столь же полезны, как инвестиции в дорожно-транспортную инфраструктуру, выравнивающую стоимость в пространстве. Борьба со спекуляцией, разгорающаяся время от времени, столь же полезна для экономики, как ковыряние дыр в асфальте и подпиливание опор мостов.

Тем не менее, спекулянт – стало ругательным словом. И безграмотный политик всегда готов сунуть спекулянту палку в колёса, публично гордясь – как он нашкодил. Однако даже правительства иногда вынуждены заниматься спекуляциями. Государственные интервенции на зерновом рынке – это чистая спекуляция, об организации которой правительство годами упрашивали аграрии.

Вот мы рассмотрели основные понятия. Даже рассмотрели – что такое стоимость и как она образуется. Но при этом нам не понадобилось использовать понятие деньги. О чём это говорит? Мы потихоньку начинаем догадываться, что деньги не имеют отношения ни к стоимости, ни тем более к количеству богатства в обществе. Деньги не являются их причиной, а являются их производной, обслуживающей товарооборот. Следовательно, регулируя денежное обращение нельзя положительно повлиять на экономику, можно только повредить, нарушив её обслуживание. Финансовыми средствами невозможно лечить экономические болезни, невозможно лечить экономический кризис. Можно лечить только финансовый кризис, вызванный нарушениями в денежном обращении.

Ну, мы только начинаем об этом догадываться. Понимание этих процессов у нас впереди. А пока нам нужно познакомиться с этим феноменом.