Тихая песочница Монгу

Следующие семь недель я провёл в городе Монгу. Западная провинция Замбии, 620 километров от Лусаки. Регион самой опасной малярии фальципарум. Хорошо лечится, если с первого дня, и высокая летальность, если не лечить. Комары налетают с 9 вечера до 5 утра. Насчитал пять видов кровососов, из них два – потенциальные переносчики малярии. Сказывается обилие мелких водоёмов и, конечно, река Замбези менее чем в получасе езды от города. Также по сведениям от организации «Врачи без границ», в этом регионе ВИЧ-инфицированных 37% населения. Один из самых высоких показателей во всей Африке.

Ещё за километров 100 на подъезде к Монгу земля меняется с красной каменистой глины на белый песок. Северо-восточный край пустыни Намиб. Песок везде. Как в большой песочнице. Семь недель постоянного вытряхивания песка из кроссовок.

Такие же, как в столице, дороги в две полосы. Настолько узкие, что грузовики и автобусы замедляют ход при встрече, чтоб разъехаться и не задеть друг друга. По той же причине такси и маршрутки останавливаются не на дороге, а на пешеходном тротуаре, поэтому вдоль дороги ходить надо осторожно и оглядываясь.

На удивление, и, не смотря на то, что это одноэтажная сельская местность и отдалённая провинция, огромные магазины и супермаркеты, банки и офисы на каждом шагу. Даже в Ташкенте в центре города магазины выглядят попроще и поскуднее. В магазинах есть всё и недорого.

Жизнь течёт медленно. Люди ходят вразвалочку. Асфальт явно совсем свежий, дороги ровные, но редкие машины ездят так, что просто еле ползут. Никто никуда не спешит.

Местный язык лози, не тот, что нянджа в Лусаке.

Гораздо чище. Конечно, в африканском понимании.

Значительно жарче. До 40 по Цельсию. Для уроженца Ташкента вполне нормально. Сухой сезон заканчивается, на подходе полугодовой сезон дождей.

Вопрос, который с нескрываемым ехидством задавал мне каждый местный: «Ну что, жарко у нас тут?» Нет, не жарко. Ташкентская весна, скажем, апрель-май. Наше лето намного жарче, чем замбийское.

Меня определяют педиатром на два отделения – C-Ward (children’s ward, детское отделение, по-нашему – педиатрия) и PNW (Postnatal Ward, послеродовое отделение, по-нашему – неонатология). Всего примерно 70 коек на меня одного. Благо, медсестёр тут пару десятков или больше. Выясняется, что ни одного педиатра на всю провинцию не было уже более пяти лет.

Рабочий день с 7:45 по 16:00. Обеденный перерыв с 12 до 14. За эти два часа (!) можно не спеша сходить в магазин, потом домой, перекусить, принять душ и даже вздремнуть. Просто сказка, а не работа…

Закрепляют за мною двух интернов, в данный момент проходящих практику в этих отделениях. Доктор Manda и доктор Chipoya. Второй, на радость нам обоим, вполне себе русскоязычный. Шесть лет учился в России. Он вводит меня в курс дела, помогает ориентироваться. Бесценная помощь! Потом я пожму ему руку и скажу, как мне сильно с ним повезло, и что для меня большая честь работать с ним. На третий день все врачебные обходы и все записи я выполняю уже самостоятельно.

Отдельная комната для врачей возле приёмного покоя. Я там больше 10 минут сидеть не могу, от кондиционера реально замерзаю. Аж нос немеет. Заодно знакомлюсь. Два доктора из Северной Кореи. Один общительный, один не очень. Два хирурга из Украины. Через месяц после меня приехал ещё один, анестезиолог.

Приветливый и общительный хирург Виктор.

- До тебя тут был, тоже Дмитрий. Проработал три месяца, взял отпуск, улетел домой и не вернулся. Даже не предупредил.

- Да, доктор Сони уже жаловался. И что так?

- Ну, просёк что ловить тут нечего. Отработал то, что заплатил Стасу, чтоб хотя бы в ноль, и дал дёру отсюда… Скажи, тебе действительно нечего там в твоей стране ловить?

- … качаю головой.