Новые инвестиционные проектанты бросают вызов проблеме роста, сознательно руководствуясь комбинированной ценностью Shared Value. Волна финансовых технологий Impact Investing как раз и претендует на их оснащение инструментами и стандартами.
Идеологи Impact Investing указывают на то, что движение появилось на свет в результате взаимодействия четырёх ключевых факторов:
Рабочее поле Impact Investing сегодня практически необозримо. Оно напоминает лавовое поле активного вулкана. Реализуются тысячи проектов на всех континентах, действуют сотни исследовательских групп, занятые разработкой финансовых технологий, инструментов и стандартов для десятков специализированных разновидностей участников рынка. Только исследовательские бюджеты исчисляются многими миллионами долларов, а оценки масштаба рынка в целом в пятилетней перспективе колеблются около триллиона.
Тем не менее, постепенно смещая фокус обзора от позиции инвесторов в сторону потребителей инвестиций, можно увидеть три концентра, где сегодня сосредоточены интересы игроков. Каждый из них для своего описания, вообще говоря, требует отдельной терминологии. И здесь просматриваются причины нынешней непереводимости «Impact Investing» ни на один язык – включая английский.
Impact Investing – разработка новых финансовых технологий, инструментов и стандартов, формирование нового слоя управляющих и посреднических структур для обеспечения доступа инвесторов «глобального Севера» в те сферы экономики «глобального Юга», которые были для них ранее недоступными. («Обуславливающее инвестирование»).
Излюбленным примером (скорее по причинам идеологическим) тут служит «микрофинансирование». В странах глобального Юга отстраиваются различные локальные рынки финансовых услуг на мизерную сумму (типа десяти долларов) миллионам бедных клиентов. Обычный инвестор вкладывается в создание финансового кита, отцеживающего своими усами планктон микрозаёмщиков. Но чтобы это стало возможным, сначала должны состояться Impact-инвестиции в информационно-сервисные сети. Так, сообщество малых фермерских хозяйств в одной из стран тропической Африки подключено к услугам специально созданной сети простейших мобильных устройств, позволяющих, к примеру, быстро заказать услугу ветеринара и расплатиться за неё с помощью виртуального микрокредита. В роли Impact-инвестора, вложившегося в проект развёртывания сети, выступил фонд прямых инвестиций, созданный в своё время с участием британского правительства. Сама по себе сеть мобильной телефонии здесь окупилась бы нескоро: у местных жителей нет ни навыков, ни мотивов пользоваться телефоном. Но работает взаимообуславливание этажей проекта: именно загрузка сети услугами микрофинансирования создаёт дополнительный трафик, позволяющий Impact-инвестору дожить до прибыли.
Impact Investing – использование новых инвестиционных инструментов для решения социальных и экологических проблем в зоне инвестирования, преодоления бедности, вовлечения локальных инвесторов и местных сообществ в запуск механизмов роста. («Развивающее инвестирование»).
Уэйн Силби, не упускающий поводов для саморекламы, рассказывает:
«Лет восемь назад мы инвестировали в китайский природоохранный фонд в Пекине. Только шестерых инвесторов заинтересовал этот маленький фонд, и только мы были из США. Люди тогда сочли моим чудачеством надежду на то, что китайцы когда-либо озаботятся своей окружающей средой. Сейчас под управлением этого фонда сотни миллионов, и это самый крутой фонд в сфере чистых технологий в Китае, куда стучатся коммерческие инвесторы. Не сомневаюсь, что это была именно Impact-инвестиция, которая принесла нам негабаритный возврат».
Impact Investing – отработка методических рекомендаций, технологий, инструментов экономической политики для правительств, заинтересованных в привлечении нового класса инвестиций. («Локализующее инвестирование»).
Это выделенная, быстро развивающаяся сфера Impact Investing. В ней, к примеру, действует специальная сетевая структура Impact Investing Policy Collaborative (Кооперация в области политики Impact Investing). В США и Великобритании правительственные ведомства осуществляют политику в поддержку Impact Investing. Но помимо этого, государственные мероприятия реализуются в Бразилии, Кении, Малайзии, Южной Африке…
Следует отметить, что Impact Investing обеспечивает мощное практическое обоснование новой апологетике капитализма: оказывается, погоня за прибылью вполне совместима с решением социальных проблем третьего мира, с борьбой за социальную справедливость…
Однако формулировки идеологов Impact Investing по вопросу новой роли государства напрягут ухо сегодняшних «традиционалистов» от экономики:
«В развитых экономиках лидерам Impact Investing ясно, что правительство способно, должно и обязано играть ключевую роль в росте индустрии. Это также осознаётся в странах BRIC, где государство является интегральным, основным игроком практически в каждой сфере экономики.
Правительства могут играть мощную, прямую роль на рынке Impact Investing, используя свою финансовую мощь для обеспечения достойных инвестиций дешевым, стабильным капиталом, и посредством гарантий модерируя риски частных и бесприбыльных инвесторов в синдицированных сделках» .
От эдакой «неполиткорректности» к основам прежнего экономического мейнстрима у ночного сторожа свободного рынка опускаются «невидимые руки»…
У волны инвестиционных технологий – сложное будущее. Она ещё способна раздробиться на несколько волн с особым именем и судьбой. Может наложиться на иную, не менее масштабную, образовав с ней головокружительную интерференцию. Тогда, возможно, генерация новых финансовых технологий обретёт своё подлинное имя вместо названия-заместителя Impact Investing.
Современная гонка финансовых технологий на весах истории тяжелее ядерной и космической, вместе взятых.
Позитивный, производительный потенциал технологии преобразующего инвестирования, который ещё только начинает проявляться, заключён в парадигме «конвертации ценностей» (Blended Value). Это технологии, предназначенные для сознательной капитализации проектов, направленных на достижение общественно-значимых целей (обладающих социальной ценностью). Технологии, подразумевающие конструирование проектных отношений между инвесторами, различными благополучателями (коммерческими, корпоративными, государственными, общественными) и собственниками вовлекаемых в процесс ресурсов, фондов и активов. Конструирование таких отношений, которые обеспечивают поэтапную конвертацию ценности (value) в стоимость (cost). Наконец, это технологии, призванные обеспечить массовое формирование преобразующих инвест-проектов, их мощный конвейер, притягивающий инвестиционный мейнстрим.
Постановка и экспертная проработка этих задач в сообществе Impact Investing уже состоялась, но работа по их решению ещё в начале пути.
Как же нормальные западные бизнесмены, призванные с упоением перегрызать глотки конкурентам, докатились до жизни такой?
Проектному инвестированию противостоит нормальное, то есть, простите за тавтологию, «инвестиционное». Инвестор прибывает в Страну дураков и быстро-быстро сканирует Поле чудес. Там есть многочисленные ямки-проекты, куда необходимо закопать золотой, чтобы потом извлечь оттуда два или три. При этом инвестору совершенно неохота докапываться, что в какой из ямок происходит. Вместо этого он стремится перепоручить все поля чудес каждой страны дураков местной бирже «Алиса&Базилио», а сам занимается диверсификацией инвестиций на предмет избегания рисков.
Когда инвестор богатеет, он перестаёт бегать сам, наоборот, все заинтересованные в инвестициях представители вышеупомянутых стран прибегают и толкаются вокруг него с бумагами. Для систематизации и организации этой толпы учреждается фондовый рынок. Ходить туда инвестору тоже теперь западло, на нём трудится бригада наёмных брокеров. Но чтобы избежать разнобоя и произвола в их деятельности, теоретики фондового рынка на основе статистических закономерностей выводят теории правильного инвестирования. По мере того, как теории уточняются и отливаются в математические формулы, работа брокеров начинает перепоручаться торговым роботам.
Итак:
Наступает апофеоз «невидимой руки», которой инвестор, на 100% освободившийся от мороки с содержанием проектов, предоставил полную свободу инвестировать от своего имени. Продался «невидимой руке» с потрохами, вручил ей всю ответственность и предался неге беспримесных ценностей. Сам он не читал, но слышал: то ли у Адама (Смита), то ли в истории про Инквизитора сказано, что у руки получается лучше.
Но в этот момент, увы, является совсем иная незримая рука. Инвестор и гости его пира имеют возможность наблюдать только кисть, которая чертит на флипчарте огненные письмена.
Вот смысл великого кризиса, который не в 2008 году начался и не в 2009 году закончился, но его контуры в этот момент явственно проступили. И ответом живых сил западного мира стал первый шаг по переходу из клиентов невидимой руки – в агенты незримой.
Даже школьник сегодня наслышан: экономический рост возобновляется, когда люди изобретают и массово применяют новую технологию, а значит, начинают производить в единицу времени больше энергии, вещества, еды и тепла…
Технократическая идея «базиса», что толкает вперёд производительные силы, приписывается Марксу. Согласно «историческому материализму», производство развивается циклами, связанными с появлением новых технологий и орудий труда. А те, кто пытается препятствовать, сгорают в очистительном пламени революций.
Позднее исследователи связали эту идею с эмпирически наблюдаемыми «кондратьевскими циклами» в росте общественной производительности. Лучшие умы пустились в поиски объяснений цикличности. Согласно одной из продвинутых гипотез, в основе хозяйственного развития лежат технологии производства энергии, смена которых, в свою очередь, связана с переходом на новый тип энергоносителей. Отсюда – представление о циклах дровяной, угольной, нефтяной, газовой энергетики, порождающих собственные миры с новыми способами производства, глобальными лидерами и жизненными стандартами.
Мыслители попроще стремятся досыпать в кучу системообразующих технологий кому что нравится: сталелитейную промышленность и железные дороги, электродвигатели и большую химию…
Полный экспертный консенсус существует по поводу последней волны. Считается, что с середины XX в. роль глобального драйвера роста выполняют компьютерные и сетевые технологии. Но толчок, который они дали развитию мировой экономики, судя по всему, исчерпан. И мир, нетерпеливо ёрзая, ждет, когда же и которая из новых технологий заступит на смену.
Среди кандидатов, широко обсуждаемых в кругах авторитетных блогеров и правительственных экспертов – космос и ядерная энергетика, био- и нанотехнологии. Касаемо первых двух – тут полное недоразумение: технологическая база обеих отраслей прочно увязла в прошлом. Королёвская «семёрка», что вознесла первый спутник, и по сей день остаётся орбитальной рабочей лошадкой, не зная конкуренции по параметрам дешевизны и безотказности. В атомной энергетике со времён Курчатова консервативная надёжность душит инновации. Что до нано- и биочудес, они со временем, возможно, и станут факторами роста, но пока наоборот – как малые дети, требуют долголетних усилий и триллионных инвестиций в R&D.
«Академик в вопросах экономики» придал обстоятельству технологической задержки характер научной гипотезы, согласно которой в мире наступила «инновационная пауза». Её механизмы учёному принципиально неинтересны. Важнее другое: «иннопауза» не оставляет надежд на беременность, чреватую новым техночудом, которое могло бы спасти если не мир, то на худой конец индекс Доу-Джонса.
Глобальный миропорядок обречён на жёсткую перезагрузку. Не всем суждено её пережить.
Куда же завалилась новая палочка-выручалочка, и нельзя ли помочь беде?
Инновационная пауза – между чем и чем?
Присмотримся к списку техно-факторов, связываемых с кондратьевскими циклами.
Дрова. Уголь. Нефть. Газ. Сталь. Электровозы. Интернет.
Выглядит странно.
Каким образом в компанию крепких производственных технологий попали IT? На процессорах не пашут. Глобальными сетями не черпают рыбные косяки.
К роковой черте первой мировой относятся попытки сознательно превращать чертежи изобретателей сперва в разрушительную силу, а потом и производительную. Танки и пулемёты, аэропланы и цепеллины, газы и противогазы – гонка вооружений в межвоенное время конверсируется в «научно-технический прогресс».
К сожалению, с тех же давних лет и поныне тянется обывательская традиция разуметь под НТП прежде всего развитие производственных технологий, упуская из виду фундаментальный вклад технологий управленческих и финансовых.
Победы во второй мировой достигались, как правило, не за счёт совершенства оружия – его боевые качества, спасибо разведке, у воюющих сторон оказались сопоставимы. Господство союзников в воздухе было обеспечено высокой эффективностью и экономичностью массового производства штурмовиков ИЛ-2 и «летающих крепостей». Это стало торжеством плановиков и финансистов. Однако в отличие от авиаконструкторов, герои в большинстве остались безымянными.
Руководители атомных проектов генералы Гровс и Ванников, безусловно, были выдающимися организаторами. Но разработка управленческих технологий не считалась «наукой».
IT сами по себе не могли быть драйверами роста мирового хозяйства. Но они его отражали: были проекцией развития институциональных технологий на плоскость их «физической», инструментальной реализации. Реальный рост обеспечивался волной управленческих открытий и изобретений, новых корпоративных структур, методов планирования и координации. К примеру, ставились и решались задачи управления жизненным циклом сложных технических объектов; как следствие, под них затачивали IT-инструменты типа PLM (Product Lifecycle Management) – но не наоборот.
Новейшее время закончилось в 2008 году, так и не наступив.
Новая волна роста в посткризисной мировой экономике будет обеспечена развитием новых финансовых технологий. Теперь выясняется, что ровно в это время указанная волна на Западе обрела исходную форму, имя и субъекта. Сегодня её творцы заявляют, что период концептуализации и организационного оформления давно завершён, в разгаре фаза конструирования нового глобального рынка.
О чём это?
Impact Investing: конструкторы новой волны.
В безмятежно-тучном 2007-м, среди многих забот преуспеяния, Фонд Рокфеллера не забыл собрать на своей вилле в Белладжо мыслителей и практиков, пророчески озадачив их парадоксальной темой: как создать мировую индустрию коммерческого инвестирования в решение социальных и экологических проблем?
Напряжённая работа мысли протекала в непростых условиях: на мысу, вдающемся в легендарное озеро Комо, на берегах, где в старину держали виллы Вергилий и Плиний Младший, а ныне обосновался сам Джордж Клуни. Магия места сыграла свою роль: узники мысли отчеканили понятие «Impact Investing» – монету, оказавшуюся неразменной.
Через год грянул кризис таких масштабов, что лидеры Запада были готовы хвататься за любые соломинки, включая интеллектуальные. Авторов концепции вновь срочно призвали под знамёна Белладжо. Фонд Рокфеллера, не мешкая, учредил «Impact Investing Initiative», на что Попечительский совет для начала отписал 38 миллионов долларов – и работа закипела.
Каковы её плоды годы спустя?
31 октября 2008 года Сатоши Накамото опубликовал статью «Bitcoin: A Peer-to-Peer Electronic Cash System» в списке рассылки о криптографии (The Cryptography Mailing list) metzdowd.com, в которой описал Биткоин — полностью децентрализованную систему электронной наличности, не требующую доверия третьим сторонам. В начале 2009 года он выпустил первую версию биткоин-кошелька и запустил сеть Биткоин.
В США возник консорциум крупнейших банков. Сначала их было девять, буквально за месяц стало сорок два, а сейчас 49 крупнейших банков. Это консорциум, который создал стартап.
Банки, поняв неизбежность гибели тех форм деятельности, на которых они зарабатывают, решили возглавить это движение
Волна новых технологий роста вздымается всё круче. Она вовсю обзаводится собственными институтами и стандартами. С 2009 года действует Глобальная сеть Impact Investing (GIIN). В её руководящие органы входят крупнейшие финансовые структуры, такие как J.P. Morgan, Credit Suisse, Deutsche Bank, Goldman Sachs, Morgan Stanley, Prudential, UBS, а также ведущие благотворительные фонды, частные фирмы и правительственные ведомства. Активную поддержку движению оказывают американская правительственная Корпорация частных зарубежных инвестиций (OPIC), Агентство по международному развитию (USAID), Администрация по делам малого бизнеса США (SBA). Волна на глазах глобализуется. Мероприятия, проекты, правительственные программы Impact Investing осуществляются в Мексике и Бразилии, Южной Африке и Кении, Британии и Голландии, Индии, Сингапуре и Австралии. Разрабатываются и проверяются на практике классификации, базы данных и стандарты оценки проектов, идущих в русле Impact Investing. В мире наблюдается взрывной рост интереса к новому поколению финансовых технологий; конференции по проблематике Impact Investing собирают безразмерные толпы желающих.
Лидеры волны утверждают, что давно завершён этап становления и концептуализации. Сегодня она находится в фазе активного строительства рынка, формирования его инфраструктуры, призванной снижать трансакционные издержки. По замыслу конструкторов, этот рынок должен через несколько лет стать главным руслом для инвестиционного мейнстрима.
Люди,осуществляющие Impact Investing – в основном из числа «high net worth individuals», нового поколения состоятельных лиц. О них говорят, что они стремятся «воплотить свои ценности в своих инвестициях».
Impact Investing нацелено на активное и даже агрессивное освоение прошлого, поглощение-переосмысление и переупаковку его финансовых изобретений и практик. При этом особых проблем с авторскими правами не наблюдается.
Например, Уэйн Силби, учредитель 15-миллиардной инвестиционной компании «Фонд Калверта» из Мэриленда, замечает мимоходом, что практиковал Impact Investing с конца 80-х. Что не мешает ему выступать в роли пропагандиста и энтузиаста новой волны финансовых технологий.
Среди икон и участников движения – Пьер Омидьяр, создатель eBay, из топ-списка молодых американских богачей.
Сложнее отношения новой волны инвестиционных конструкторов с маэстро Джорджем Соросом. Журнал «Экономист» в статье с подзаголовком «Волшебный новый класс активов» недвусмысленно причисляет Сороса к числу покровителей Impact Investing.
Авторы стратегического доклада, изданного под эгидой Rockefeller Foundation и J.P. Morgan, более аккуратны в формулировках.
«Инновации в развитии финансовой сферы будут иметь критическую значимость и преобразующий потенциал. В последнее десятилетие ООН и выдающиеся специалисты в финансовой сфере, такие как Джордж Сорос, интенсивно занимались разработкой ряда новых финансовых механизмов, нацеленных на решение глобальных проблем, подобных СПИДу и глобальному потеплению… Impact Investing – индустрия и движение, вносящие в этот более широкий поиск финансовых инноваций собственный конкретный нарастающий вклад как со стороны спроса и предложения инвестиций, так и в сфере посредничества. В этом смысле, успех Impact Investing подлинно значим для мира».
Однако инициаторы движения Энтони Багг-Левин и Джед Эмерсон в своей книге «Impact Investing: изменяем способ делать деньги, изменяя мир к лучшему» указывают на то знаковое обстоятельство, что Сорос фактически вложил 200 млн. долларов в проекты, идущие в русле Impact Investing, через «Soros Economic Development Fund».
В данном разделе использованы тексты С.Б. Чернышева