If you are interested in impact investing in the regions, please, use our Contact option.
The basic concept of impact investing you can find here in English.
This website in Russian language is facilitating impact investing in the regions.
Данный сайт создан на русском языке.
Если Вас интересует импакт-инвестирование в указанных регионах,
воспользуйтесь нашим разделом Контакт.
Во всем мире 20 лет набирает обороты инвестирование в социальные бизнесы. На русском это может называется как импакт-инвестирование, социальное или преобразующее инвестирование.
Импакт инвестиции пришли на смену рухнувшей в 2008 году целой финансовой отрасли – инвестиционного банкинга.
Все нижесказанное можно резюмировать словами директора-распорядителя Международного валютного фонда Доминика Стросс-Кана, который заявил: «Американская модель независимого инвестиционного банка потерпела крах. Впредь инвестиционная составляющая будет существовать в универсальных банках. Инвестиционные банки США, в том числе самые известные, активно участвовали в спекулятивных операциях с сомнительными активами и в результате понесли колоссальные, а для многих и непосильные, убытки».
От кризиса пострадали компании и финансового сектора, и реального, но инвестиционно-банковский бизнес пострадал чуть ли не больше всех. На то есть причины: ключевые положения бизнес-модели, основанные на предположении, что доступ к дешевой ликвидности будет всегда, оказались наиболее хрупкими в условиях неожиданного и огромного по масштабу сокращения ликвидности. Когда рынок осознал, что эта бизнес-модель не работает в условиях резко сократившегося и сильно подорожавшего доступа к ликвидности, стоимость акций и долга инвестиционных банков сильно уменьшилась. Некоторые не смогли выжить в новых условиях или были вынуждены искать стратегических партнеров. Среди инвестиционных банков выживут только те, у кого есть собственный финансовый капитал и способность его использовать.
Произошло то, что никто еще за год перед тем, в 2007 году, не мог и представить: исчезла целая финансовая отрасль, гордость Уолл-стрит. Нет больше «большой пятерки с Уолл-стрит», а именно так называли крупнейшие глобальные инвестиционные банки. В эту «пятерку» входили инвестиционные банки Bear Stearns, Lehman Brothers, Merrill Lynch, Morgan Stanley и Goldman Sachs.
Идея разделения банковского дела на коммерческое и инвестиционное возникла в середине 30-х годов XX столетия и стала закономерным последствием тяжелейшего финансового кризиса, известного как Великая депрессия. Законодательно это было закреплено законом Гласса–Стигалла, главным принципом которого было разделение рисков, аккумулируемых инвестиционными банками, и рисков коммерческих банков, которые работают с населением, а значит, их устойчивость во многом является краеугольным камнем стабильности финансовой системы и экономики в целом.
Закон Гласса–Стигалла был принят в 1933 году для того, чтобы разделить деятельность инвестиционных и коммерческих банков. Акт был ответом на спекулятивные операции коммерческих банков на рынке ценных бумаг, что послужило одним из факторов обвала на американских биржах в 1929 году. Банки использовали депозиты для игры на бирже и перепродавали акции своим клиентам. Следствием закона стало возникновение специализации банков. В свою очередь закон вызвал огромное недовольство в профессиональной среде, и банки даже проводили кампании в поддержку отмены закона, аргументируя свою позицию тем, что диверсификация позволяет снизить риск. В 1999 году закон был окончательно отменен и заменен законом Гремма–Лича–Блайли, который разрешал консолидацию коммерческих и инвестиционных банков, при этом ряд ограничений, направленных на предотвращение конфликта интересов, сохранились. Одним из первых данным законом воспользовался Citibank, который слился со страховой компанией Travelers Group и образовал банковскую группу, предоставляющую полный спектр финансовых услуг, включая услуги корпоративным клиентам и андеррайтинговые услуги под брендами Smith–Barney, Shearson, Primerica и Travelers Insurance Corporation.
Бизнес на рынке капиталов — сейлз и трейдинг — всегда был ключевым компонентом модели инвестиционного банка. В отличие от консультационного блока, обеспечение эффективной работы сейлза и трейдинга обходилось банкам намного дороже. Необходимы специальные IT-технологии, огромное количество людей и множество других вещей, установка и содержание которых стоят достаточно дорого. По некоторым подсчетам затрат на охлаждение торговых залов инвестбанка, в которых расположено множество компьютеров в обычный нью-йоркский летний день, было бы достаточно, чтобы обустроить небольшую деревню где-нибудь в Африке. В то же время банкирам, занимающимся слияниями и поглощениями, необходимо намного меньше в части инфраструктуры. Нескольких красивых переговорных для клиентов, Power Point, Excel, доступ к нескольким базам данных и BlackBerry — уже достаточно для работы.
Таким образом, инвестиционными банками уже были сделаны значительные инвестиции в инфраструктуру, и требовались денежные средства для ее поддержания, а комиссия устойчиво снижалась. Необходимо было предпринять что-то, что позволит эффективнее использовать имеющуюся инфраструктуру.
Тогда в инвестиционных банках появились новые отделы, занимавшиеся торговлей за счет собственных средств. Инвестбанк Salomon Brothers первым создал отдел по торговле ценными бумагами за счет собственных средств (proprietary trading). Теперь он не только покупал и продавал ценные бумаги клиентов, но и стал делать собственные ставки на движения рынков. Погоня за сверхприбылью заставляла идти на все больший и больший риск. Безусловно, между различными подразделениями инвестбанков вскоре появились так называемые «китайские стены», предназначенные для того, чтобы конфиденциальная информация о состоянии компаний, о предстоящих сделках и релизах не распространялась бы в те отделы, которые занимаются торговлей и аналитикой.
Одновременно с этим происходило активное развитие различных финансовых продуктов, появлялись все более и более сложные финансовые инструменты, в частности, кредитные и финансовые деривативы и продукты финансовой инженерии, которые разрабатывались и выпускались инвестиционными банками. В то же время в банках создавались отделы по торговле данными инструментами, куда инвестировались собственные и заемные средства.
Финансовые инновации сделали банки крайне зависимыми от движения фондовых рынков. Политика низких учетных ставок, проводимая ФРС после кризиса 2001 года, привела к раздуванию пузыря ликвидности на рынках капитала и заложила основу американского ипотечного кризиса, ознаменовавшего начало мирового финансового.
Сентябрь 2008 года стал самым драматичным месяцем, наверное, за всю историю современных финансов. Банки, которые пережили кризисы девятнадцатого и двадцатого столетий, рушились в одночасье.
Итак, только в сентябре 2008 года не стало Silver State Bank (осн. в 1996 г., банкрот), Lehman Brothers (осн. в 1850 г., банкрот; бизнес в США куплен Barclays, в Азии и Европе — Nomura), Merrill Lynch (осн. в 1914 г., куплен Bank of America), AIG (1919 г., национализирована), Ameribank (осн. в 1906 г., банкрот), HBOS (осн. в 1695 г. слияние в 1853 г., куплен Lloyds TSB), Washington Mutual (осн. в 1889 г., куплен J.P. Morgan Chase), Bradford&Bingley (осн. в 1851 г., национализирован).
Октябрь был еще более страшным с точки зрения падения цен на фондовые активы: падение достигало уровня 50–90% от исторических максимумов. Череда банкротств банков продолжилась. В октябре Wells Fargo (1854) купил банк Wachovia (1908). Morgan Stanley был вынужден продать 21% акций японской финансовой группе Mitsubishi UFJ Financial Group (MUFG).
При этом 15 сентября 2008 г., когда Lehman Brothers был объявлен банкротом на рынке, возникло ощущение паники.
Надо сказать, что в США отличие коммерческих банков от инвестиционных с точки зрения регулирования заключается в том, что контроль последних осуществляет только Комиссия по ценным бумагам и биржам США (SEC). К октябрю 2008 года из большой пятерки банков выжило только двое, при этом выжившие банки также стояли на краю пропасти в долгосрочной перспективе. Поэтому руководство данных банков оказалось перед выбором: продажа долей стратегическим инвесторам или смена юридического статуса. В условиях дефицита ликвидности и, по сути, отсутствия собственных постоянных источников фондирования перед инвестиционными банками вставал вопрос финансирования собственной деятельности. Кроме того, Morgan Stanley и Goldman Sachs оставались за бортом финансовой поддержки ФРС банковского сектора, так как являлись инвестиционными банками, а значит, ФРС не могла поддерживать их своими вливаниями.
Федеральная резервная система США разрешила Morgan Stanley и Goldman Sachs изменить юридический статус с независимых инвестиционных банков на банковские холдинги.
Новый статус Morgan Stanley и Goldman Sachs — это палка о двух концах: за помощь со стороны регулятора организациям придется заплатить долей свой свободы. Теперь инвестиционные банки имеют доступ к экстренным кредитам ФРС на постоянной основе. В статусе инвестиционных банков Morgan Stanley и Goldman Sachs могли рассчитывать лишь на временный доступ к чрезвычайной программе кредитования.
Однако теперь, помимо Комиссии по ценным бумагам, банки подпадают под регулирование ФРС, Контролера денежного обращения и Федеральной корпорации страхования депозитов.
В Европе, хотя ситуация в индустрии складывалась нисколько не лучше, банкротств крупных банков удалось избежать. Многие банки, являющиеся активными игроками на рассматриваемом рынке, привлекли значительное финансирование от государства или своих текущих акционеров.
В частности, швейцарские инвестиционные банки UBS и Credit Suisse воспользовались разными источниками помощи: UBS привлек финансовую помощь от правительства страны, продав государству конвертируемые облигации на сумму в $5,2 млрд (после обмена облигаций на акции правительству Швейцарии будет принадлежать около 10% банка), а Credit Suisse удалось на фоне своих очередных квартальных убытков привлечь порядка $9 млрд от частных инвесторов, среди которых, например, катарский госфонд Qatar Investment Authority. Кроме того, Национальный банк Швейцарии создал специальный фонд, куда UBS, больше других европейских банков пострадавший от кредитного кризиса, перевел около $60 млрд проблемных активов. Перед банками стоит сложный вопрос выбора дальнейшей стратегии развития, при этом акцент, видимо, делается на уменьшение масштабов инвестиционно-банковского бизнеса и фокусе на управлении активами. Хотя очевидно, что данные вопросы еще не решены окончательно.
Банки, которые понесли серьезные потери по инвестиционным направлениям деятельности, постараются снизить долю высокорискового и высокодоходного бизнеса. Credit Agricole почти вышел из investment banking, а UBS, исходя из информации на рынке, разделяет свое направление управления активами от инвестиционного банка, который, возможно, будет выделен из холдинга и затем продан.
Одновременно ряд банков, в том числе J.P. Morgan, Barclays, BNP Paribas и Deutsche Bank, собираются воспользоваться складывающейся ситуацией. В частности, Barclays приобрел американский бизнес Lehman Brothers, а J.P. Morgan, по сути дела, консолидировал инвестбизнес США.
Сегодня инвестиционные банки по-разному перестраивают бизнес. Главное — они поняли, как важно иметь собственные депозиты, поняли, что полагаться только на инвестиционно-банковский рынок очень опасно. И Morgan Stanley, и Goldman Sachs подали заявление на получение банковской лицензии. Прежде всего потому, что депозиты представляют собой более стабильное фондирование, соответственно риски намного ниже.
Тем не менее хочется все-таки подчеркнуть, что проблемы сегодня есть у всех финансовых институтов, и инкорпорирование инвестбанковских структур в состав универсального банка — не панацея. Кризис показал, что проблемы возникли не только у инвестиционных банков в чистом виде, но и у коммерческих банков с серьезным розничным бизнесом, как то: RBS, HSBC и др. Почти все банки столкнулись с проблемой неплатежеспособности со стороны корпоративных заемщиков, чей бизнес сильно пострадал от экономического спада. Нет ни одного финансового института, перед которым не стоит проблема рекапитализации. Банковские системы целых стран оказались на гране коллапса, в частности, серьезные проблемы возникли в Исландии, Прибалтике, Казахстане и ряде других стран.
Очевидно, что данный кризис является во многом уникальным по сравнению с предыдущими финансовыми потрясениями. В нем есть что-то особенное хотя бы потому, что этот кризис можно считать первым кризисом глобальной экономики и глобальной финансовой системы. Одновременно этот кризис отличает и тот огромный комплекс антикризисных мер, которые принимаются правительствами развитых и развивающихся стран для преодоления последствий негативных тенденций в финансовом и реальном секторе. Сегодня речь идет о триллионах долларов, непосредственно направленных на поддержание экономической системы и миллиардах долларов косвенного стимулирования экономики.
У нынешнего финансового кризиса есть две основные причины:
Политика дешевых денег сформировала иллюзию перманентной доступности ликвидности, исказившую мотивацию экономических субъектов, а регуляторные системы оказались неспособны противодействовать такой неверной мотивации. И вот результат: тотально неверная оценка рисков, переоценку которых, выраженную почти в поголовном, резком и глубоком падении цен на активы, мы и наблюдаем сейчас.
Финансовый сектор — первый реципиент любых кризисных явлений в экономике. При этом инвестиционные банки, в определенном смысле находясь в авангарде экономики, быстрее многих реагируют на возможность заработать. Но чем выше летишь, тем больнее падать. Использование собственного баланса, активное долговое финансирование, выпуск различных производных инструментов поставил банки в трудное положение в условиях ухудшающейся конъюнктуры финансовых рынков.
Ситуация усугубляется еще и тем, что многие крупные финансовые институты — публичные компании. Любая публичная компания находится под давлением своих акционеров, клиентов и инвесторов, желающих видеть рост своих доходов. Налицо очередное преломление агентской проблемы, когда, с одной стороны, необходимо должным образом обслуживать клиентов так, чтобы это приносило им наибольшую выгоду и соответствовало бы их интересам, а с другой стороны, каждый квартал демонстрировать постоянный рост доходов для акционеров и инвесторов. Но есть и более важная особенность инвестиционных банков, которая ставит под вопрос возможность публичности данного бизнеса. Изначально инвестиционные банки работали как партнерства.
И все-таки, что такое инвест-банковский бизнес? Что он производит? Если почитать сайт любого инвестиционного банка, любую брошюру, которые раздаются на студенческих презентациях в рамках ежегодного процесса рекрутинга, то появляется четкий ответ на этот вопрос: инвестиционный банк — это люди, люди, которые генерируют новые идеи для бизнеса. На растущем рынке начинается настоящая «беготня» между банками в погоне за большими бонусами. А в ситуации кризиса начинаются масштабные увольнения. И что тогда остается от бизнеса? Вероятно, что модель публичного инвестиционного банка неоправданна в виду присущих ей недостатков.
В этом ключе хотелось бы упомянуть о феномене финансиализации. Его возникновение связано с быстрым развитием финансовых рынков, определившим расцвет финансовых институтов и повышение их роли и влияния в экономике.
Американский экономист Джеральд Эпстин, опубликовавший в 2006 году книгу под названием «Financialization and the World Economy», определяет данный процесс как «подъем значения “акционерной стоимости” как главного способа корпоративного управления, растущее доминирование финансовой системы, построенной на рынке капитала, над финансовой системой, построенной на собственном капитале банков». А американский экономист Грета Криппнер охарактеризовала финансиализацию (секьюритизацию) как «способ накопления, в котором прибыль все больше производится через финансовые каналы, чем через торговлю или производство товаров».
Количественно степень финансиализации экономики можно измерить соотношениями основных показателей развития финансового рынка и ВВП. Например, фондовый рынок США в 1970-м году составлял всего $136 млрд (13,1% ВВП), к 1990-му вырос до $1,67 трлн (28,8%), а на своем пике в октябре 2007 года капитализация американской экономики составляла уже $18,5 трлн (135% ВВП). Но быстрее всего рос рынок деривативов. В 2007 году объем торгов всеми деривативами достиг уровня $1,2 квадриллиона, что в 87 раз превышало размер американской экономики. При этом наибольшую долю среди деривативов после отмены системы фиксированных валютных курсов в 70-х годах занимают финансовые деривативы.
Одна из главных проблем финансиализации — сложность с оценкой рисков. В то же время в рамках данной модели неизбежно формируется так называемый «неолиберальный парадокс» для компаний нефинансового сектора, который усложняет ситуацию в компании в условиях кризисных явлений в экономике. Отношения с инвесторами — исключительно важное направление деятельности для публичной компании, которая не оставляет без внимания вторичный рынок своих акций. Поэтому компаниям постоянно требуется показывать прибыль, чтобы поддерживать котировки своих акций и обеспечивать их рост. Это необходимое условие — как при благоприятной экономической конъюнктуре, так и в случае стагнации экономики. В условиях усиливающейся конкуренции или замедления роста у компании нефинансового сектора, желающей по-прежнему радовать инвесторов, есть несколько возможностей это делать. Во-первых, можно сокращать издержки, в том числе путем увольнений, во-вторых, использовать «креативный» бухучет, в-третьих, получать прибыль за счет финансовых операций.
Так, среди клиентов «пирамиды Мэдоффа», помимо крупных банков (HSBС, BNP Paribas, Santader и др.) и фондов (Fairfield Greenwich Group, Tremont Capital Management и др.), были многие компании нефинансового сектора, надеявшиеся повысить прибыль не за счет своей основной деятельности — выпуска товаров и услуг или торговли, а как раз за счет финансовых операций.
Споры о том, какая модель является более эффективной — американская концепция с разделением банков или европейская с ее системой универсальных банков — продолжались довольно долго. По иронии судьбы эти споры будут разрешены новым мировым кризисом, который по своим масштабам и возможным сценариям уже сравнивается с Великой депрессией и который завершает предыдущий длинный цикл развития экономической системы.
Рынок слияний и поглощений и его перспективы достаточно противоречивы. С одной стороны, в ситуации, когда еще не виден свет в конце туннеля, многие компании, у которых есть свободные денежные средства для финансирования покупок, могут захотеть попридержать запасы, с другой стороны, мы стали свидетелями ситуации неравного положения компаний, в которое они попали в ходе кризиса. Хотя, вероятнее всего, на рынке M&A особую роль сыграет государство.
Нельзя сказать, что нынешний кризис поставит крест на инвестбанковском бизнесе. Компании нуждаются в получении финансирования, в инструментах управления риском и в объектах инвестиций. Да и сам капитализм невозможно представить без обеспечивающих его функционирование систем финансовых рынков, и в частности инвестбанкинга.
В 2007 году Фонд Рокфеллера на вилле в Белладжо на берегу озера Комо в Италии собрал экспертов и бизнесменов чтобы обсудить вопрос создания мировой индустрии коммерческого инвестирования в решение социальных и экологических проблем.
В результате дискуссий и напряженной экспертной работы была разработана концепция «Impact Investing». Через год Фонд Рокфеллера учредил «Impact Investing Initiative», на что Попечительский совет выделил около 40 миллионов долларов.
В результате реализации этой инициативы с 2009 года действует Глобальная сеть Impact Investing (GIIN) под руководством J.P. Morgan, Credit Suisse, Deutsche Bank, Goldman Sachs, Morgan Stanley, Prudential, UBS, а также ведущие благотворительные фонды, частные фирмы и государственные ведомства. Активную поддержку движению оказывают американская правительственная Корпорация частных зарубежных инвестиций (OPIC), Агентство по международному развитию (USAID), Администрация по делам малого бизнеса США (SBA).
Инициатива быстро распространилась по всему миру. Мероприятия, проекты, правительственные программы Impact Investing осуществляются в Мексике, Бразилии, Южной Африке, Кении, Великобритании, Голландии, Индии, Сингапуре, Австралии и многих других странах. По всему миру инвесторы сегодня заявляют, что они стремятся «воплотить свои ценности в своих инвестициях».
Среди наиболее известных участников движения – Пьер Омидьяр, создатель eBay. Среди примеров Impact Investing: инициатива Credit Suisse по формированию фонда с активами свыше $500 млн. для инвестирования в сельскохозяйственные предприятия Африки.
Самые популярные направления импакт-инвестирования: поддержка сельскохозяйственного производства, доступное здравоохранение, финансовые услуги, микрофинансирование и образование.
В 2013 году в Лондоне состоялся форум стран «Большой восьмерки» (G8 Social Impact Investment Forum). Форум постановил создать целый ряд рабочих групп, к тому же основную движущую силу для внедрения своих усилий в жизнь — Social Impact Investment Taskforce. Теме Impact Investing уделяют особое внимание еврокомиссия, ОБСЕ и Всемирный экономический форум.
По подсчетам организации Monitor Group, к 2020 году мировые объемы impact investing могут достичь качественно иного порога — $500 млрд.
Social impact bonds - «облигации социального влияния» используются Великобританией, США, Австралией, Канадой и Израилем. Принцип работы облигаций состоит в том, что инвестор получает доход в случае, если определенный социальный показатель в результате проекта улучшается и опережает результаты государственных программ в этой же сфере.
Авторы стратегического доклада, изданного под эгидой Rockefeller Foundation и J.P. Morgan характеризуют Impact Investing как «индустрию и движение, вносящие в ...более широкий поиск финансовых инноваций собственный конкретный нарастающий вклад как со стороны спроса и предложения инвестиций, так и в сфере посредничества. В этом смысле, успех Impact Investing подлинно значим для мира».
Инициаторы движения Энтони Багг-Левин и Джед Эмерсон в своей книге «Impact Investing: изменяем способ делать деньги, изменяя мир к лучшему» указывают на то знаковое обстоятельство, что Сорос фактически вложил 200 млн. долларов в проекты, идущие в русле Impact Investing, через «Soros Economic Development Fund».
Импакт инвестирование — это деятельность, дающая двоякий результат: финансовую отдачу от вложений и достижение определенных социальных целей. Таким образом, показателями эффективности социальных инвестиций являются не только финансовые результаты, но и объем социального воздействия.
Значимость преобразующего инвестирования отмечается многими международными организациями, в частности она была закреплена на Всемирном экономическом форуме в Давосе в 2012 году и на встречах «Восьмерки» — G8, где такие инвестиции были названы «новым, динамично развивающимся направлением мирового инвестиционного мейнстрима».
Рынок преобразующего инвестирования, согласно исследованиям Global Impact Investing Network (GIIN, https://thegiin.org/impact-investing/) самой значимой организации, продвигающей данную тему по всему миру, составляет приблизительно 60 миллиардов долларов США в год. Сеть преобразующих инвесторов, созданная GIIN включает в себя около 2000 инвесторов.
Средняя ставка рентабельности социальных бизнесов, согласно данным инвестиционного фонда Willow Investments, составляет порядка 5% годовых. Примерно те же цифры сообщает и Swiss Investment Fund for Emerging Markets — от 5 до 6%, что соответствует средней доходности коммерческих фондов с консервативной инвестиционной стратегией.
Согласно отчету GIIN, в социальный бизнес вкладывают следующие инвесторы:
Отрасли бизнеса, которые начинают развиваться благодаря социальному инвестированию, отражают работу с основными социальными проблемами: обеспечение доступным жильем, образование, медицина, работа с незащищенными группами населения и так далее.
Особенно активны в преобразующем инвестировании: США, Великобритания, Мексика, Бразилия, Кения, Голландия, Сингапур, Швейцария и Бельгия.
Многие государства стремятся стимулировать инвестиции в социальный сектор. В частности, в Великобритании правительство снизило налоговую нагрузку для социальных предпринимателей на 30%. В США движению Impact Investing оказывают большую поддержку Американская правительственная корпорация частных зарубежных инвестиций (OPIC), Агентство по международному развитию (USAID) и Администрация по делам малого бизнеса США.
Существуют программы под эгидой ООН, способствующие развитию импакт инвестиций, например: http://www.undp.org/content/sdfinance/en/home/solutions/impact-investment.html
В данном разделе использованы тексты А.В. Напольнова и С.Б. Чернышева