Только восхождение от локальных форм собственности к интегральным способно дать прирост производительности: новую мощность, возросшую эффективность, добавленную стоимость. При условии, конечно, что интеграция сообразна институциональной органике собственности – а не подменяется «волюнтаризмом» (он же «ручной режим») сгребания куч рейдерской добычи и конфиската в конторы, не способные управиться с ними по-хозяйски.
Аналогичный принцип действует и в природе: синтез водорода с кислородом производит воду и добавленную энергию – а расщепление воды на два газа энергию пожирает.
Главное зло приватизаций и экспроприаций даже не в их несправедливости. Оно – в обрушении совокупной производительности общественного организма из-за разрывов социальной ткани. Суммарная капитализация частей собственности, распиленной приватизаторами, растащенной рейдерами – всегда в разы меньше, чем у целого. Это корневое свойство, предопределяющее заоблачную цену любого распила и захвата, действенно и в малом, и в большом.
Стратегический недуг одряхлевших фондов унаследован от советских времён. Но с тех пор он лишь усугублялся. «Плановые» способы его лечения не помогли. Как выяснилось, «рыночные» тоже оказались бессильны. Природные ресурсы и производственные фонды, унаследованные страной, не работают в качестве капитала. Они имеют сверхнизкую капитализацию даже по меркам третьего мира.
В экономике быстро растёт объём внутренних и внешних долгов – следствие множества неудачных или незавершённых проектов модернизации производственных фондов. Эти долги перед банками, естественными монополиями, госбюджетом лишь отчасти объяснимы управленческой неэффективностью или злоупотреблениями менеджмента и собственников, дефектами и сбоями финансового механизма страны. Здесь мы сталкиваемся с конкретным воплощением трансакционных издержек устаревшей кредитно-денежной системы, тормозящей не только местную, но и глобальную экономику.
Выход из тупика требует осмысленного шага общества и государства, повсеместного перехода на иные, современные инструменты и технологии создания добавленной стоимости.
В этом смысле, система распределенного реестра собственности, типа блокчейна, предназначенная для повышения капитализации всех активов, роста национальной производительности, работает на суверенитет. С другой стороны, для наращивания цепочек добавленной стоимости нужно открываться, интегрироваться с максимальным числом существующих распределенных реестров собственности. И здесь возникает творческая дилемма для нового видения государства. От уровня совершенства технологий — сегодня в первую очередь финансовых — от уровня их защищенности критически зависит безопасность страны. До какой степени оборонительная централизация блокчейна должна опережать децентрализацию с целью глобальной экономической экспансии? Это предмет для будущих научных исследований, общественных дискуссий, политической борьбы. Но это борьба на совершенно ином уровне. И для начала надо любой ценой, как можно скорее на этот уровень попасть.
Важно понять, для чего нужен биткоин/блокчейн, как он работает. Его сегодняшняя технологическая оболочка архаична, примитивна, случайна и не имеет отношения к делу. Это распределенный реестр, это некоторая технология, которая позволяет вам зафиксировать сделку или любое другое отношение или даже зафиксировать тот факт, что это ваш автомобиль.
Простейший вариант биткоина – это ПТС, паспорт технического средства. У вас в кармане бумажечка, которая мистическим образом устанавливает некую незримую астральную связь между вами и одним из множества автомобилей, которые стоят на стоянке перед вашим офисом. Вы выходите, садитесь, и никто не может оспорить, что это ваше, за исключением тяжелых случаев, когда вы что-то подделали или похитили. Это гораздо более совершенная простая технология, которая позволяет вам установить контракт с другим человеком. Тот факт, что вы мне одолжили сто долларов (или я вам), мгновенно становится доступным множеству людей, относящихся к той сети, в которой работают эти технологии, в пределе – всему человечеству, если мы этого захотим, как поначалу хотел Сатоши.
Если мы менялись квартирами, то нам не нужна регистрационная палата, если мы менялись акциями, то нам не нужен депозитарий, не нужен никто из посредников. Более того, скажу вам страшное: если мы менялись деньгами не банкнотного типа и не с карточки на карточку перечислили их в Сбербанк, то нам не нужны те, кто эмитировал валюту на карточках, нам не нужен Сбербанк, не нужен банкомат, и карточки тоже не нужны. Нам нужна более простая, элементарная вещь, которая позволяет зафиксировать в сети факт перехода некоторой единицы стоимости. Называть ли это биткоином или эфиром (популярный нынче протокол блокчейна "Ethereum") – неважно.
- Можно ли этим биткоином заплатить за чашку кофе?
Можно, только в том случае, если тот, кто продает кофе, тоже признает биткоин и пользуется им. Но акт присоединения к системе – это его добровольный акт, который на сегодня не требует никаких подтверждений, кроме тех, которых требует сама система. Вы вошли, зарегистрировались, и с этого момента все, что вы туда положили, у вас никто не украдет, но и вы ничего не подделаете. С этого момента вы – неуничтожимый, неподделываемый, несертифицируемый собственник той части собственности, которую вы биткоинировали.
- Эта собственность реальна или эфемерна? Чем она обеспечена?
Биткоин позволяет делать самореализующийся контракт.
Идею обеспеченности надо обсуждать с экономистами. Она относится, скорее, к архаической или отчужденной системе так называемых денег, где считалось, что есть натуральный банан, а есть бумажка, которая его символически отображает. Но биткоин позволяет делать самореализующийся контракт. То есть если я вам электронным образом ссудил автомобиль, то тем самым этот автомобиль фактически уже стал вашим, и когда вы к нему подойдете, двери его откроются, вы в него сядете и уедете. В этом смысле сама идея обеспечения умирает вместе с деньгами.
Но ведь смерть денег провозгласили давно. Например, книжка Трауинна Эггертссона, классика институционализма, которая даже у нас переведена лет 15 назад… Он говорит, что если люди в реальном проекте договорились между собой, то деньги им не нужны – это странное обременение, вместо этого нужна система многостороннего клиринга.
Мы смотрим на ноутбук и думаем, что это компьютер. На самом деле на него надета незримая третья технология, которая позволяет не только и не столько передавать информацию, сколько осуществлять преобразование стоимости. Понятно, что третья технология не живет без второй, а вторая без первой – это такая пирамидка. Тем не менее, это такая же машинка, с ней будут так же работать. Интерфейс исходит из того, что у человека есть руки, глаза, мы пока не стали киборгами, поэтому надо что-то видеть, нажимать. Вот весь смысл этих технологий. "Стоимость" – ключевое слово.
Для того, чтобы обеспечить возможность эффективного обмена правами доступа к любым активам (пахотные земли, лицензии, станки, недвижимость, ноу-хау и т.п.), нужны правообменные институты (типа регистрационных палат, кадастровых институтов, патентных бюро и т.п.) с присущими им стандартами (например, оценочной деятельности) и инструментами (различные типы свидетельств о собственности, паспорта технических средств).
Для того, чтобы установить количественные параметры обмена и обеспечить расчёты между собственниками, нужны расчётные институты (типа имущественных паевых фондов, куда участники проектной группы могут вложить соответствующие права доступа к части своих активов), стандарты (типовые правила деятельности управляющей компании ЗПИФов), инструменты (паи инвестиционных фондов, акции и т.п.).
Для обмена инвестиционных средств на доли в добавленной стоимости проектной группы активов нужны инвестиционные институты (типа фондов privateequity), стандарты (отбора и ведения проектов управляющими компаниями), инструменты (типа инфраструктурных облигаций).
---
Homo Ludens и не нуждается в тотальном обладании вещью-орудием, о котором грезит простофиля - Homo Faber. Ему куда удобнее роль арендатора, управляющего, пользователя. Судите сами: зачем предпринимателю на 100% обладать цехом, который загружен всего на четверть? Сподручнее пользоваться им только когда есть спрос на его продукцию, а в остальное время – передать на баланс организации, которая будет его профессионально чинить,
консервировать и сторожить за бюджетные деньги. Доступ важнее (и эффективнее) обладания.
Ну, а как быть с ночным кошмаром Faberа, что в нужный момент в доступе может быть отказано?
Элементарно, Ватсон. Прочие совладельцы актива будут заинтересованы в вас, пока уверены, что в рамках вашего проекта данный актив принесёт высокую добавленную стоимость.
Умеющий делать проекты (Project-making) получит доступ к любым вещам-орудиям. Не умеющий – потеряет всё согласно известной теореме Коуза. Компетенция рождает власть.
Проектного предпринимателя нимало не смутит, коли обладателем всех ресурсов в царстве-государстве будет самодержец, а распорядителями производственных фондов – уполномоченные бояре. Вот пусть они и парятся с «бюджетниками». Ludens нуждается только в доступе к орудиям, только в пользовании (производственными) активами.
Его первый чудо-проект – управление капитализацией, первый шаг к управлению производительностью.
Если ваш мозг еще продолжает бредить о прелестях и перспективах "классической частной собственности"... то вам вряд ли удастся стать предпринимателем в новом мире, который... НАСТУПИЛ УЖЕ СЕГОДНЯ!
Идеал стопроцентно надёжной, неотчуждаемой частной собственности, во-первых, всегда являлся обывательской иллюзией.
Уберите общество – исчезает социально-магнитное поле, которое только и превращает материальные объекты в «собственность». Робинзон – не
собственник, он лишь одна из тварей, обитающих необитаемо. Уберите государство – за вашим барахлом явятся рейдер или браток. Уведите этих двух – обыватель сам рысью ринется закладывать последние штаны в залог или ломбард, и не факт, что они оттуда вернутся.
Во-вторых, этот идеал, так и не будучи принят к практической реализации в наших
палестинах, в мире уже успел устареть. Современный предприниматель создаёт новую собственность, а не коллекционирует старую, которую рассматривает скорее как обузу. Ему не требуется ни обладание ею, ни распоряжение – только коллективный доступ. Первый год нового столетия ознаменован, среди прочего, выходом популярной книжки Джереми Рифкина «The Age of Access». К какой бы собственности – своей ли, чужой – предприниматель не прикоснулся, он
мигом, как Мидас, производит из неё золото добавленной стоимости, часть которого по праву достаётся ему. Грань между «своим» и «чужим» постоянно истончается.
Сегодня этот навык уже входит в плоть современных обществ, спускаясь от
предпринимателей – к обывателям. Велошеринг, система совместного использования велосипедов, распространяется по городам Европы и Северной Америки быстрее чумы. Среди лидеров – Париж, Барселона, Лондон, Гамбург. У любого выхода из метро, торгового или общественного центра красуются стойки с новенькими стильными муниципальными велосипедами, которые в любой момент можно взять, опустив монетки в автомат, а потом оставить на каждой из подобных стоек, разбросанных по всему городу. Нет нужды, подобно частникам-велоантропам, затаскивать своего железного коня в троллейбус, приковывать цепью к дереву у магазина, страдать от уличных вандалов и маяться с ремонтом.
Новую волну финансовых технологий призван создавать корпус институциональных проектных инженеров.
Общественные ресурсы, предоставленные им в условное пользование, будут производить добавленную стоимость. Эта безусловная, предпринимательская собственность, ни у кого ничего не отнимающая – она-то и подлежит приватизации.
В данном разделе использованы тексты С.Б. Чернышева