Ангарский старожильческий говор

Речь ангарца была образной, богатой, насыщенной неожиданными оборотами и сравнениями. И, как ни странно, была грамматически правильной. Ангарец никогда не говорил «ёвонный»—говорил «его», не говорил «ихний» — говорил «их». Построение предложений было четким и ясным. Конечно, в языке ангарца было много архаизмов, пришедших из древних времен. Например, глаголы «глянуться» — нравиться, «баять» - говорить, «ужна», «уротчина» — какое-то задание, «ухожья» — участок поля, леса, кому-то принадлежащий.

B речи ангарца порой встречались самые оригинальные выражения. Например, о человеке, который делал совершенно ненужную работу или делал вид, что работает, говорили: «А, пустой нет делает». О человеке, который изворачивался, ловчил, говорили: «Вот крутится, как береста на огне». Ругательства, особенно матерные, не поощрялись, но порой были самыми неожиданными: «Эх, чтобы тебя подняло, скокурщило да этак бы и зачичеревел», что в переводе означало: «Чтоб тебя подняло, скрючило и так бы ты и остался». Одним из самых страшных, ругательств было проклятье: «Будь ты светом белым трижды проклят». Но к нему прибегали в самых крайних случаях, так как боялись, что проклятье может действовать на самом деле. Сейчас эта образная речь почти полностью ушла в прошлое, и даже в деревнях у старых людей редко слышатся ее отголоски.

«Чего это такое, вы не знаете самых обыкновенных русских слов, али иностранец?» — спросил однажды сибиряк-старожил ученого, исследователя сибирского края П.А. Ровинского. «Чалдон» поразился, что «человек из России» не знает таких «обыкновенных русских слов», как: зонтугло — отупевший, старый человек; курягашка — весенний барашек; кантурга — кисет с табаком; дымбей — напротив; ханзаный — лысый.

Данные сибирского приказа свидетельствуют, что Енисейский уезд заселялся русскими из разных бывших европейских губерний, преимущественно северных. Но север, являясь основным районом выселения, не был в 17 веке единственным. Поморье давало поток вольных переселенцев - наиболее устойчивый элемент в освоении Сибири, Полволжья, Юг, Запад, и Центральные губернии - ссыльных. Из торговых и промышленных людей Тотьмы, Соли Вычегодской, Великого Устюга и пашенных крестьян Архангельской, Вологодской, Вятской, и Пермской губерний формировалось старожильческое население Сибири. Говоры их потомков, расселившихся в последующие века в Сибири, принято называть сибирскими старожильческими говорами. Все эти особенности заселения и освоения названных территорий, а также специфика экономического развития, обусловленные географическим положением и климатическими условиями - способствовали устойчивости населения данной местности, о чем свидетельствуют и фамилии жителей, совпадающие в большинстве своем с именами пашенных крестьян 17 века, и названия населенных пунктов (часто по имени и фамилии первых поселенцев), соответсвующие топонимике русского Севера. Таким образом, в течение полутора веков на этой территории сложилось стабильное ядро русского старожильческого населения, сохранившее этническую и культурную однородность и специфические черты говоров не имеющие аналогов ни с одним из русских говоров европейской части страны.

В исследованиях П.А. Ровинского «Замечания и словарь сибирского наречия», опубликованных в Известиях Сибирского отделения РГО в 1873 году о сибирском старожильческом говоре сказано следующее: «Сибирское наречие произошло от северо-русского, но двухсотлетняя разъединенность, совершенно иные естественные условия жизни и иные условия исторические дали направление оригинальное. Говор Восточной Сибири имеет особую фонетику, много своеобразных грамматических форм. Словарь насчитывает более 3000 чисто местных слов неизвестных в общем русском языке».

В Красноярском крае изучение русских говоров началось с 1950 года доцентом Анной Алексеевной Скворцовой и профессором Натальей Абрамовной Цомакион на кафедре русского языка Красноярского пединститута. Эта работа в дальнейшем была продолжена под руководством профессора, доктора филологических наук Валентиной Никоноровной Роговой, по чьей инициативе начал создаваться "Словарь русских говоров северных районов края".

АНГАРСКИЙ ГОВОРОК

А.Ф. Карнаухов (с.Кежма)

Люблю язык свой! Нет ценней подарка, чем услыхать певучий говор наш. Послушайте, как говорит ангарка, старинной речи кежемской верна. Возле крылечка детская коляска, в неё глядится бабка, как в дупле.

- Не спит, пестряк! - а в голосе-то ласка,

- Оно тут кто ли чо ли за валёж? Невестушка слегла. Сосить не стала... Болет натодель. Жалко её мне.

- Не бай! Ловконькя бабочка, баская. Мне глянется. Как така уж с ней?

- Грудь остудила - осень ведь. Упрямы - ведь не оболокутся никовды!

Мне и самой не можется. Пью травы. Сколь ни лечуся - нету леготы! А ко поделашь, с ним водиться нады

-Уж с челядёнком будет сам? Мужик?.. Ой, девка, погляди-ка (вот досада): Опеть дитё голёхонькё лежит. Я толькё те сказала: ты не бейся (он всё толкует, даром что дитё), не выпрягайся, дитя, не кобенься... Он, своедумный, всё своё ведёт. Ну, суета. А счас лежит, как барин. Опрудился, поди? О-о, лыва? Вишь? Не совестно тебе: такой здоровый парень? Ну, чо, бакряк, нагрезил и молчишь? Ага, заговорил! Чего лопочешь? Держать тебя, сердешный, нелегко

-Я вижу, что на ручки мои хочешь...

- Сколькё ему от роду-то?

- Сколькё?

Семь месяцев! Малой ишшо, не ходит. А стенку у коляски вышибат. У-у, отлевной!

- Он на кого находит?

- Он со шшеки на тятю пошибат.

Но до чего смирённый и спокойный! Не расклевишь ни вжись, не загнусит, И плачем не зайдётся, мой малёный, А если что неладно - закряхтит. Легко, кажись, с таким-ту вот водиться, А всё ж таки жду не дождусь саму. Лени-ка, мне, подруженька, водицы

-Я парнишонка на руки возьму. Одинова я чуть не уронила... Ой, свят дух! Ведь не знашь напереде...

- Он просит ись. Ковды его кормила? Ишь, ребетёнок тянется к груде.

- Хоть поднаумила! Ох, эти внуки: лешак их знат, когда давать, чего. Кормить их нынче надо по науке, а я-то ко, я - никово!Ведь я на чавканине подымалась, коровьей титьке - была у тя, бовать: сама рожком, поди-ка надсаждалась...

- Да, тоже всяка всячина была.

- Была... А время-то прошло дивно... Чо дивоваться? Год наш не ланской,

а декуюсь, стара и незаживна, от обезделья с ним вот день-деньской. Ну ты, варнак, и верно хочешь жабать. Давно, видно, пора тебе ням-ням. Сейчас, родимый, кашу сварит баба. Пойдем домой, уж поздно, отемням. Всё недосуг, не время - нет покоя: То стирка, то ребеночек, то куть. Чаёвничать бы надо нам с тобою, А нековды пока! Не обессудь!