Новая геометрия метафоры. Выставка и лекция. 2016. Москва, Россия.
Предистория:
Летом 2016, на «ночь музеев» я устроил выставку своих картин на стенах дома на Пречистенке, под проливным дождем и прочел лекцию «Новая геометрия метафоры», передав позже текст в библиотеку ГЦСИ.
Спикер как и слушатели отведали шашлыка, были сыты-пьяны, видеопроектор сломался, а один скульптор акомпонимировал мне на ударной установке. Вслед за лекцией должен был состояться концерт. Другой, такой, по домашнему доброй выставки просто не помню.
Конфликт симметрий чисел 4321-1234:
Через полгода, меня пригласили на научную конференцию в ММСИ на Петровке. «Визуальная культура и общественное самосознание, которая сопровождала ретроспективную выставку работ 1960-х арт-студии "Новая реальность». Ведущие дали мне слово в самом конце конференции, 20 минут. Затем — послушав немного — предложили сократить время моего выступления до 5 минут, а затем, выключили микрофон, вызвали администрацию музея, с просьбой прекратить моё выступление.
Разговор по существу
Девушка из Гессен университета, Ольга, еще одна участница этой конференции, заявила ведущим протест против прекращения моего выступления, так как она его конспектировала.
Дело в том, что будучи исследователем творчества Ильи Кабакова, она критически отнеслась к статье Бориса Гройса, в которой он определил творчество художника визуализацией концепций Михаила Бахтина.
Теренс МакКена в 1970-х просто повторил концепт Бахтина. Искусство — это надежда на воодушевляющие видения Иного (трансцендентального объекта) и если это Иное — не увидит художник, то его не увидит никто.
Точка зрения самой Ольги, что Кабаков «вырвался из социаллистического ада в капиталлистический рай» и «визуализировал своё ощущение счастья».
Ранее я успел сообщить в своём прерванном докладе, что метод студии «Новая реальность» — по моему мнению — именно такая попытка, альтернативная методам европейского постмодернизма и американских прагматизма и неопрагматического постмодернизма. Привел пример, когда девущки-филологи, в 1980-е пропогандировали концепты Бахтина в художественной среде, призывая к визуализации смысла того времени.
https://youtu.be/hAkzi6Jz_g4
Пояснил, что причина происходящего здесь и сейчас конфликта музея и художника — есть противо-направленность тех же самых двух игр: 4231 — игра в монополию на понимание символов или при-знаков, причин (например — творчества художника студии «Новая реальность»), ради наслаждения реализацией своих собственных житейских стремлений (научная степень, социальный статус, индекс цитирования) — что и есть тот самый дискурс университета (или музея) и второй игры, в дискурс художника 1324, как стремление к эстетическому наслаждению, композиции, по сути «творческий обсешн», как символ понимания причин чего-либо, в данном случае — пространства смысла. Именно это «освобождение смысла», как «освобождение концепта из плена слов», по моему убеждению, художники «Новой реальности» и пытались нарисовать. По крайней мере, такое впечатления на меня произвели работы Владислава Зубарева. И, концепция Бахтина об ответственности художника за достоверность собственного творчества — более чем подходила в качестве исходного пункта такой концептуальной метафоры «новой реальности». Но, прошло время и сейчас мы, здесь, обсуждая метафору художников 1960-х — демонстрируем обратное подчинение смысла форме идеи, в единственным изначальным значением такого действа — иронии, сарказма.
На этом месте меня и прервали ведущие конференции. Но, разговор, продолжился еще час. Я рассказал, что движение «концептуализма» было очередной попыткой поиска нового метода, взамен всех прежних: единства опыта и познания, концептуализма 15-го века, или, метода романтизма — в духе Фауста Гёте, начала 18-го века — единства материи и формы, метода и содержания, прагматического метода поиска значения смысло-формы идеи (семиотического знака), или метода анализа игр-дискурсов 1970-х. Все это очень слабо влияло на нас, через железный занавес, потому художники в СССР, на мой взгляд, «изобретали велосипед». Текст сокращен. Ольга тогда ответила, что поняла концепт. Сейчас можно лишь вспоминать обо всём этом пришествии с улыбкой. Стоило ли устраивать шоу с отключением микрофона?
Значение для пытливых исследователей языка культуры. Евангелие от компьютера 2.0
Здесь то, что мне не дали сказать о самой теме конференции, о «визуальной культуре» и «обществом самопознании» — предметно.
1. Мир человека меняется, становится цифровым, но специалисты не имеют концепции такого нового определения человека. Факт очевидный.
2. Такие «гуманитарии» сейчас озабочены исследованиями «смыслов» и это уровень семиологии, рубежа 19 и 20 веков.
Когда, постмодернизм 1970-х — есть возврат от такого структурализма к первоначальной прагматической логике — семиотике знака (Пирс, Дьюи и др).
Англо-американский неопрагматизм (Рорти, Шустерман) и европейский континентальный постмодернизм (Фуко, Лакан, Деррида, Делёз и др) давно сошлись в постаналитическую традицию философии будущего.
Истина — это просто обрыв цепочки знаков, обычай. И, вместо поиска ложной истины нам следует делать мир лучше.
«Гуманитарии» же, своими призывами поиска «смысла» — просто проявляют свою культурную бедность. Смысл — это интерпретация формы идеи, не более. Нет идеи, нет и её смысла.
3. По Пирсу — интеллектуальные знаки начинаются с определения цели — бахтинского единства означающего и означаемого — как типа соответствия идеи ее будущему формо-смыслу.
Эти варианты значения — есть либо изначальная самоирония, либо непосредственно наблюдаемый художественный образ такого единства (перцепт) или его аргумент (философский концепт).
Знаки переживания начинаются с выбора формы идеи (что это? символ идеи, пример идеи или её подделка поверхностными признаками-икона) и завершаются значение-смыслом.
Да, смысл есть, отредактированный целью — или ожидаемым значением, вариант интерпретации избранной нами формы посетившей нас идеи, это просто выбор одного из трех вариантов интерпретации: что это? хайп, факт или закон природы?). Но, смысл, как выбор — просто невозможен сам по себе, без других аспектов знака.
4. Кроме того, возможны иные, постмодернистские очередности построения знака — дискурсы — различые пути разворачивания мышления от этапа к этапу. Таких путей, или игр — много. Это динамика знака. Прагматизм её не учел. Это его ошибка. Не успел.
Один и тот же знак можно построить разными очерёдностями формы, смысла и значения — и, итог будет различаться. Все люди мыслят по-разному образуя целевые аудитории, соответственно свои знакам, или — более современными терминами — дискурсивным играм.
Бессмысленно конфликтовать противопоставляя разные смыслами, во первых — это не меняет игры, во вторых — цель иная, консенсус, так как, ни один человек, отождествляя себя со знаком своего мышления — не видит всей картины смысла, только все мы вместе.
Это единство и ощущает художник, как символическое пространством смысла. Что конечно — есть холизм Аристотеля, гуру средневековых богословов. Пока Фома Аквинский не противопоставил такой холизм — Благодати. Кто её определяет? Тот, чей статус выше. Игра масштабов знаков платоновской души (как индивидуального уникального сочетания ярости, страсти и мудрости). Масштаб, статус — сменил прежнюю игру в уникальность человеческой души. С этого начался дискурс богословского университета, феодализм, который силен и сейчас.
Что есть постпрагматическая творческая ирония? Это желание переписать все прежние словари, распутать все нити ложных истин.
Но ровно тоже самое ощущает и обыватель, как обычай, как общечеловеческую солидарность. Поэтому, вместо конкуренции знаков — нам следует искать консенсус именно между творческой иронией и общечеловеческой солидарностью. Учение Рорти именно об этом. Как и Бахтина. Но, философию Рорти, в России приводят образцом того, как не следует философствовать. В итоге — обычай побеждает.
5. Да, Высокие постмодернистские концепции докторов философии о консенсусе всех философских культур (всех знаков, всех игр-дискурсов) — конца 20-го века — сейчас пали под натиском житейской обыденности, и не только в России. Эта проблема глобальна. Форма этой идеи опустилась от философского символа к житейской иконичности, теперь это и консенсус в политике, и равные права всех генденых групп, и равенство китча и искусства (в контепрорари), и преимущество цинизма над творчеством и т.д.
В итоге, прежние маргинальные группы, получив приглашение к постмодернистскому круглому столу — стали требовать себе еще больших прав, как компенсацию за века унижения. Они ведь не постмодернисты.
В России эти «маргиналы» и были у руля, а теперь они требуют еще большего финансирования своих сословий, оправдывая это защитой угнетенных ими групп. Увы, это наша жизнь, наша матрица игры, из нее просто нет иного выхода, кроме как сыграть в «гейм овер». Но, как?
6. Очень просто, все знаки, дискурсы, игры, достоверности и масштабы — на самом деле — есть просто конструкции из слов, подменяющие подлинные концепты, они не более, чем оболочка нашего ощущения себя человеком. Судите сами, ведь мы находим общий язык и договориваемся друг с другом — потому, что мы люди, а не на основании сходства фантазий об истине. Этот нерв внутри слов. Как его увидеть?
7. Визуальная культура, или визуальный поворот культуры (по аналогии с лингвистическим поворотом от постмодерна к постмодернизму) описан и определен оксфордским ПшД Аланом Кирби, ещё в 2006, как «дигимодернизм» (дигитальный постмодернизм), когда комфорт общения, который человеку дают гаджеты (компьютеры, социальные сети и т.д) — для него важнее прежней интеллектуальной постмодернистской игры слов, ранее позволявшей ему ощущать смысл внутри словесных оболочек.
Прежний, лингвистический постмодернизм — «сохранился» (как предмет научных интересов британских аспирантов) в истории литературы, теософии и воспитании детей (воодушевляющие проповеди, мультики, Гари Поттер, игрушки — все это, по прежнему, построено на игре слов). Но, игра слов для взрослых — тонет в обыденном сарказме и цинизме. Выход — более яркие ощущения смысла, которые человеку дали гаджеты, но теперь дает виртуальная реальность.
Наметился новый, очередной поворот от визуальной к виртуальной культуре, и смысл этой конференции — конечно — «винтаж», дань ретро.
Сама такая постановка вопроса о смерти лингвистического постмодернизма (игры слов) — уже игра слов. Постмодернизм тотален, конечно он не умер, он может лишь развиваться, принимать новые формы, смыслы и значения, создавая новые воодушевляющие компьютерные визуальные технологии. Типа биткоина.
Это была шутка Алана Кирби 2006 года, но вызвала такой отклик, что её автору пришлось писать научную монографию в 2009. Надеюсь эта моя статья, также приведет к подобному обсуждению. Проблема визуализации смысла есть, и она, в целом — просто игнорируется, но надеюсь найдутся молодые художники, кураторы, исследователи культуры и искусства, кто продолжит эту мою игру в визуализацию смысла.
8. Вернусь к дигимодернизму. Этот новый визуально-виртуальный смысл, при отсутствии интеллектуальной альтернативы — есть семиотический знак «переживание» — то есть: икона (лицо бренда), заведомо сарказм и хайп.
Но, есть и другие знаки — сотни других знаков, например новая философия, новая компьютерная технологии символизации — приравнивание к предмету чего угодно — любой фантазии, даже самого хайпа, это арт-блокчейн, создание систем доверия между людьми вне прежних иерархических методов этого, а также — нового образа бытия, как пространства ощущений смысла в искусстве.
Мир — многолик. Мы сами делаем в нем свой выбор. Зачем?
9. Часто этот выбор — следствие нашей банальной культурной бедности. Мы провели 70 лет за железным занавесом, как в парнике для сорняков. Пора подышать нам свежим воздухом искусства.
Прежних знаний о душе, знаке — нам уже недостаточно для того, чтобы ощущать ускорившиеся ритмы жизни, эти ощущения самой жизни, подменены ее экранной версией, селфи — яркий пример этому. Но, не только.
В 1970-е физика подменил непосредственный эксперимент компьютерным моделированием и сразу физики увидели более интересную компьютерную картинку невидимой материи. Её легко было подделать и — возможно потому — новых элементарных частиц — стало так много, что их теория утратила всякий смысл.
Ровно тоже происходит и в других областях. И что?
10. А ничего!
Все эти игровые фантазии физиков тогда легко подчинились теории групп, математическим абстрактам всевозможных симметрий. За вариациями симметрий они увидели сам объект — материю — точнее, абстрактные блоки, из которых состоят точно также и игры, и знаки, отражения. Это уже не материя. В основе которых струны — более понятно — блокчейны, цепочки знаков
Подобное многообразие восприятия пространства человеком, а пространство смысла — лишь его часть, при переходе от оболочек слов к компьютерным — подчинилось ровно тому же математическому правилу симметрий. Один тип симметрии — это первобытная психоделия — отражение природы человеком, а человека — природой. Одушевление природы или оприродывание мышления человека.
Другой тип симметрии — это ощущение пространства, как движения знаков. Знак может быть достоверным (быть силлогизмом Аристотеля) или быть софизмом (обманом или ошибкой логики), может быть построенным или недостроенным, может образовываться и разрушаться, рассыпаться на равноценные осколки (которые больно колят друг друга, как в России) или наоборот, складываться обратно в паззл, к чему нас призывали великие постмодернисты 1980-х.
Все методы равны.
Все это дает разные ощущения одного и того же пространства смысла. Можно ощутить это пространство сменой масштаба знаков, их иерархией, социальной структурой или наоборот — абсурдом, как протестом против такого закабаления чувственности человека в матрицу, контролтруемую властями, университетом, церковной иерархией и т.д.
Но, сколько существует таких разных дискурсивных игр, столько существует и методов закабаления духа человека. Игра в наркозависимость, в символы хорошей жизни — бренды, в академии, в музеи, игры в галереи, в арт-рынок, игры в революцию и в контр-революцию — всё это такие игры, выстраивающие свои собственные иерархические структуры, как степени Благодати-достоверности.
Что остается художнику, если его тысячелетняя практика замораживания ощущений пространства смысла, как композиций из пятен цвета и форм — сейчас признана лишь игрой, не лучше и не хуже других? Задача прежняя — ощущение пространства смысла, но не просто возрождение прежних принципов композиции, а создание новых.
Перейти на новый уровень — играйтесь дальше…
Композиция прежнего художника (баланс цвета, равновесие форм, актуальные метафоры или соответствие композиции Духу своего времени), обесцененная подозрением в театральности такой его живописи — выражала знак или душу (ритм, движение или переменчивость восприятия, рефлексию как причину перемен в судьбе), сменилась новым знаком, как композицией из психоделических отражений, самих прежних знаков и игр.
Что же выражается этим новым пространством смысла? Рассуждайте сами, уважаемые исследователи. Художник лишь демонстрирует это пространство, как нерв внутри собственных слов, а — оболочками из своих слов этот нерв окружают сами зрители.
Это новый мир новых знаков.
Значение для нового поколения художников.
Другая лекция, прочитанная мною молодым стрит-артистам в моей (тогда ещё) мастерской на Мясницкой улице (Кривоколленный 12), как ответ на их вопросы о конференции.
Пятьдесят тысяч лет тому назад, человек вдруг испытал тягу к путешествиям и заселил самые дальние уголки планеты. Хотя, для этого не было ни возможности, ни практической необходимости. Всех сапиенсов — на тот момент — было не более 50 тысяч, на всю огромную планету.
Но, затем — стремление человечества к освоению географического пространства сменилось стремлением к освоению пространства смысла — как пространства своего мышления. Такое шаманское видение иного в обыденной жизни и есть искусство.
За 35 тысяч лет мы заселили эту планету внутри нас. И, где-то к 1990-м на ней больше не осталось белых пятен.
Но людей много, очень много. Если поставить на пол пустые стаканы и рассыпать на них сверху горох всевозможных мыслей, то в каждом стакане что-нибудь да окажется. Так и каждому из нас достается крупица целого. Но общая картина ускользает.
Так вот, искусство это видение того первоначального состояния мыслей, когда они были плотно упакованы в мешок. А культура — это разглядывание рассыпавшегося по полу гороха. Взгляд от одной горошины к другой.
Весь мир, для каждого из нас, в отдельности — это стакан с несколькими горошинами мыслей. И, многие верят, что в мире просто нет ничего, кроме таких крупиц житейской обыденности. Пока не увидят это Иное нарисованным.
И вот, кто-то переворачивает ваш стакан с горошинами кверх тормашками. Лингвистический поворот 1970-х. Вслед за ним произошел и визуальный поворот. Та самая визуальная культура. Когда мы стали верить не своим ощущениям смысла, но ощущениям другого смысла генерируемым компьютером. Этот метод — «дигитальный постмодернизм» («дигимодернизм») отразился и в языке. Доверившись компьютеру, мы переслали доверять друг другу. Осталось единственное Евангелие — и то от компьютера.
Картинок становится столько много, что на них не хватит никаких музеев. Дефицит оценки это дефицит смысла. А дефицит порождает коррупцию.
Культура призвана транслировать достижения понимания подлинного бытия, как вода разносить волны от брошенного в неё камня. Но если вода загустела, превратилась в кисель, волны быстро затухают.
Потоки информации увеличиваются и ускоряются только потому, что мы обрели новую возможность перерабатывать их. Но тем, в ком эти новые способности мышления пока еще спят — всё это богатство представляется просто кошмаром визуальной культуры.
В этом заболачивании культуры нет ничего нового, такое уже было в 5-м веке до нашей эры в Афинах. До Сократа. У каждого своя правда. А также в 13-м веке — прав тот, кто выше по статусу. Причина — софистика и университетский дискурс — игры в статусы вместо реальной работы. Две горошины из целого мешка.
Сейчас — с 1970-х — добавилась еще третья горошина — дискурс психоделического гуру. Как и четвертая горошина барыги — того, кто подменяет смыслы их поверхностными признакам, выдавая за насыщение жажды познания. Все галерейщики такие. «Художники» — теперь — они.
Горошин стало столько много, что они окончательно просыпались из мешка. Даже сам художник растерялся. Всё перепуталось. Теперь, какие горошины мы подбираем, из таких и строим смыслы, как случайную цепочку блоков, блокчейн. Но, и в этом тоже можно увидеть знак.
Всё это я наблюдаю и здесь и сейчас, это было и в на конференции "визуальная культура и искусство" в ММОМА - игра в бисер - собирание горошин.
Позже, культурологи и лингвисты университетов разных стран ссылались на этот перформанс, восприняв его призывом к исследованию пространства смысла.